Форум » Архивы, господа и граждане, архивы. » "Цена молчания", 29 мая, ближе к вечеру » Ответить
"Цена молчания", 29 мая, ближе к вечеру
Альбер Рено: Время: 29 мая, ближе к вечеру Место: тюрьма Консьержери. Участвуют: Альбер Рено, Анри д'Ольме
Ответов - 7
Альбер Рено: После того, как конвойные увели баронессу де Людр, комиссар Рено несколько минут провел в раздумьях, и мысли его в эти мгновения были очень и очень далеко от бед и забот Республики. Однако долго витать в облаках Альберу не позволяли ни осторожность, ни здравый смысл: проявив непростительную слабость в деле Матильды, стоило бы скомпенсировать свой поступок решительностью и твердостью по отношению ко второму из захваченных контрреволюционеров. Это то, чего желает гражданин Сен-Жюст, и это то, что нужно по большому счету и самому Рено. Отмыться от промаха с утерянным мандатом, повесить всех собак на человека, которого опознали, как Мартена, и который при аресте выдал себя за барона Вильнева. Одно короткое падение ножа гильотины, и… И это спасет комиссара от некоторых неприятных двусмысленностей его нынешнего положения. Заботливо спрятав медальон, - вынужденный подарок Вандейской мадонны, - Рено положил на стол чистый лист бумаги и приказал привести к нему следующего заключенного. Уж в этом-то случае он постарается оправдать ожидания гражданина Фуке-Тьевиля. Трибуналу не придется долго возиться, рассуждая, виновен ли роялист «Вильнев» в участии в контрреволюционном мятеже.
Анри д'Ольме: С тех пор, как конвойные увели Гильома, старший д'Ольме погрузился в сонное оцепенение, которое никак не могли прервать чужие попытки завязать разговор. Если бы у поддельного «Вильнева» кто-то спросил, о чем он думает, роялист не смог бы ответить. Обо всем сразу и ни о чем. О брате. О Матильде де Людр. О том, сможет ли Дюверже разобраться в чертежах, и нашел ли его Алый Первоцвет. О том, чего хочет комиссар, который, как выяснилось, знаком с Вильневым лично. Холод тюремной стены смягчал тупую боль в спине от удара прикладом и навевал какие-то неожиданно здравые мысли. Д’Ольме впервые задумался о своем фактическом сходстве с капитаном. И с чего ему вздумалось щадить Рено? Это не похоже на Вильнева, значит, что-то должно было послужить тому причиной. Комиссар поддержал игру, значит, его почему-то устраивает неожиданное заявление пленника. Извечная лень судейских? Зачем искать себе лишнюю работу, когда вот он, «Мартен» и Вильнев в одном лице… А как же пламенная любовь к Республике? Настоящий Вильнев приехал в Париж не для того, чтобы вышивать крестиком, он может быть опасен и будет опасен для респубиканцев. Неужели комиссар решил закрыть на это глаза? Какой интересный поворот дела. Когда явился судебный исполнитель, Анри уже почти жаждал вызова на допрос. Личная встреча с комиссаром должна была хоть что-то прояснить. Вынужденное бездействие тяготило энергичного вандейца сильнее, чем осознание того, что он заперт в стенах тюрьмы, из которой почти невозможно выйти живым.
Альбер Рено: Суровый судейский взгляд, строгий и непреклонный, должен был, по мнению многих, парализовать волю арестованного. Но Альбер, сам будучи родом из семейства потомственных адвокатов, в такие простые пути не верил. Поэтому разглядывал приведенного в кабинет «Мартена-Вильнева», придирчиво выискивая сходство между этими двумя: тем, кто арестован, и тем, кто пока еще на свободе. Да, роялисты были в чем-то похожи. Все темноволосые и сероглазые молодые мужчины в чем-то похожи, если задуматься. Если не устраивать пленнику очные ставки со свидетелями, которые видели лже-комисссара, ограничиться их письменными показаниями, этого должно хватить, чтобы убедить трибунал в том, что это человек и есть «бывший» барон де Вильнев. - Что ж, гражданин… Возвращаясь к нашему разговору… Конвойные, которых Рено пока еще не отпустил, скучающе переглядывались. Комиссар расценивал их, как ударную силу допроса. В самом прямом смысле этого слова. Если понадобится, разумеется. «Сюда бы капитана Бужле, тот знал толк в рукоприкладстве, - подумалось Альберу. – Но гражданин некстати умер, поперхнувшись партизанской пулей в Лоссе. Такая печальная история…» - Я нынче не в сутане, как утром в церкви, но исповедь твою готов принять, - усмехнулся Рено. – Где остальные, Мартен? Где они? В частности, где тот ловкач, что помог тебе улизнуть из гостиницы?
Анри д'Ольме: Д'Ольме был офицером, и взгляд революционного комиссара его нисколько не смутил. В серых глазах вандейца ясно читались упрямство, злая ирония и… Увы, непонимание. Рено действительно облегчал пленнику задачу, но зачем?.. Что связывало его и Вильнева настолько крепко, что комиссар готов был на прямой подлог? Впрочем, здесь их интересы полностью совпадали. - Какие остальные? – уточнил Анри с непроницаемым лицом. – Двое моих людей погибли в перестрелке, я перед вами. Д'Ольме мысленно попросил прощения у покойного Мобрея, назначенного на роль любителя забираться в гостиничные окна и спасать роялистов из-под носа республиканских войск. Что поделать, приписать себе еще и этот подвиг Вильнева было совершенно невозможно. Присутствие конвойных вандеец оценивал здраво, но все равно собирался выстроить для комиссара картину происходящего, исходя из заведомо неверных предпосылок. Если Рено все-таки захочет правды, ему придется постараться. В предчувствии избиения нет ничего приятного, но д'Ольме не был крестьянином, только вчера взявшимся за вилы. Он был лейтенантом королевской католической армии. Война есть война, и если счет пока сложился в пользу Республики, нужно постараться дать своим соратникам хоть какую-то возможность переиграть противника... Партия далеко не завершена, а на кону – жизнь и свобода дофина.
Альбер Рено: - Я помню, - Рено поморщился. – Дела, вроде вашего, столь очевидны, что не нуждаются обычно в долгом разбирательсве трибунала. Все решается у ближайшей стены. Сам комиссар поступил бы именно так, не окажись среди арестованных мадемуазель де Людр. - Поэтому, гражданин Вильнев, если ты не потрудишься развлечь меня разговором, успеешь как раз на последнее сегодняшнее заседание гражданина Фуке-Тенвиля, - лениво пригрозил Альбер. – Если ты не знаешь, с чего начать, расскажи мне о том гражданине, что сбежал, пользуясь суматохой. Рено скривился во второй раз. Приходилось признавать нерасторопность солдат, упустивших одного их роялистов. - Потом о том, что ты делал в доме гражданки Мерсье. На улице Сен-Флорантен, - уточнил комиссар, упорно не называя имени квартиранта, к которому наведывался «Мартен». И тем более имя человека, получившего ранение во время встречи с сомнительным «национальным агентом». Что-то ему было нужно там, черт возьми. И вряд ли это был собственно Сен-Жюст. - Ну а потом о том, зачем ты вообще явился в Париж. На встречу с предателями нации, не так ли? Альбер обещал Сен-Жюсту заполучить из уст арестованного обвинения в адрес бриссотинцев, но даже не предполагал, насколько точно он сейчас угадывает реальные планы роялистов.
Анри д'Ольме: Анри глубоко, почти демонстративно задумался. - Я уже понял, что вам не привыкать ставить людей к стенке без суда и следствия, - неосмотрительно обронил он, отыгрывая секунды на размышление. Комиссар любезно задавал по три вопроса за раз, и у д'Ольме появился выбор, на какой из них отвечать первым. - В дом гражданки Мерсье меня привел гражданин Огюстен Робеспьер, - сообщил лейтенант, ничуть не терзаясь муками совести. Почему бы не подбросить этим паукам повод устроить драку в своей банке? - Он предложил мне помощь и я не счел нужным отказываться. Это была чистая правда, вот только, будучи занесенной в протокол, она могла быть истолкована только в одном ключе. Д'Ольме испытывал слабое любопытство по поводу того, рискнет ли Рено записать его слова. С ответом на третий вопрос у пленного вандейца неизбежно возникали затруднения. Вильнев рассказывал ему о возможной встрече со сторонниками Бриссо, но, даже вздумай Анри сказать правду, ответ вышел бы отрицательным. Что бы ни планировал Дюверже, лейтенант прибыл в Париж для встречи с человеком, который пока еще не обзавелся гордым званием предателя нации. Впрочем, ничего объяснять «Вильнев» не собирался. По поводу собственного задания у него в памяти все еще оставалась туманная муть, из которой временами выплывали обрывки относительно связных воспоминаний, но для того, чтобы собрать их в единую картину, требовалось время, которого у Анри не было. - Что до последнего… Я не знаю, кого вы теперь называете предателями нации. Если вы перечислите мне их поименно, возможно, я пойму, о ком идет речь.
Сен-Жюст: * * * …После ухода Бонневиля Сен-Жюст отдохнул не более получаса – больше он не мог себе позволить; и, чувствуя облегчение от перевязки, привычно погрузился в работу. Требовалось поработать с обращениями просителей и составить по ним отчет, который надлежало отдать в комитеты, а в остаток вечера продолжить работу над новой, демократической конституцией. Антуан предпочел бы вместе с Робеспьером проводить дни напролет в Коммуне и клубе, но всё вышло так, что в подготовке восстания участия он не принимал, занятый законотворчеством. И сейчас, когда злополучное происшествие на Сен-Флорантен по меньшей мере наполовину вывело его из строя, это казалось благом. Он надеялся завтра вновь поставить вопрос о скорейшей разработке конституции – ведь не могли забыть его апрельскую речь и две речи в мае! И тогда, возможно, большие полномочия наконец станут реальностью, не всё же заправлять делами этому дельцу Дантону… Антуан поморщился и, часто обмакивая перо в чернила, бойко начал первые строки отчета. Однако работе мешали воспоминания о словах Рено. Тот дал понять, что не ставит его ни во что, и это оскорбляло не меньше, чем стычка в квартире Огюстена. Проклятье! Это ранение сделало его слабым не только физически, но и духовно, - надлежало покончить с этим раз и навсегда. И тогда он вновь станет прежним, без этого постыдного груза. Сен-Жюст, словно во сне, отложил перо и поднялся. Да, только так. * * * В Консьержери было достаточно слов «арестованный сегодня утром роялист под именем Мартена», чтобы его тотчас поняли и без возражений исполнили требование провести к задержанному. Охранник завернул за угол, не покидая пределов караульного участка, но Сен-Жюст не удивился, полагая, что они идут в тюремную канцелярию. - …Комиссар, - охранник открыл дверь кабинета, приспособленного Рено под свои должностные надобности, - с арестованным желает говорить гражданин Сен-Жюст. Антуан чертыхнулся. Присутствие Рено в его планы не входило, но отступать было поздно. Вздернув подбородок, он прошел в центр неказистого помещения, окидывая взглядом поцарапанный стол и кучу соломы в углу поверх мощеного пола. - Гражданин Мартен? – холодно осведомился он, опираясь здоровой рукой на бамбуковую трость со стальным набалдашником и трехцветным бантом – взятую с собой не из щегольства, а по самой простой причине – потребности в страховке на случай внезапной дурноты. Правда, сам Сен-Жюст себе в этом сознаваться не собирался – что за чушь, он уже здоров! Остальное для неженок-роялистов. – Я вижу, допрос уже начат, - продолжил Антуан, всем видом показывая, что ничуть не удивлен. - Что вы узнали полезного, Рено? Я не хочу повторяться.
полная версия страницы