Форум » Париж. Жилища » Рекогносцировка » Ответить
Рекогносцировка
Эмильен де Басси: Время: 29 мая, после трех Место: особняк на Нотр-Дам-де-Шан Участвуют:
Ответов - 33, стр:
1 2 All
Эмильен де Басси: - Не лезьте в бутылку, барон, - окончательно разозлился де Басси. Он не раз сталкивался уже с упорством вандейца. Превосходная черта, но на этот раз скверный повод. - Кроме этой молодой особы есть и другие, те, кому вы присягали, и кому жизненно необходима ваша помощь. Пусть даже она сто раз дочь маркиза, для Франции судьба ее не столь важна, как участь королевы и дофина. Вы умеете жертвовать собой, превосходно. Умеете жертвовать и другими, вы же офицер, это умение – ваша обязанность. Так какого дьявола? Неужели вы верите, что эта девчонка не предаст нас, окажись она завтра в руках вашего знакомца Рено? В ней нет ничего общего с вашей воинственной спутницей из Вандеи. Эмильен нахмурился, вспомнив про товарищей, которых они только что так бесславно потеряли. - Которую у нас, быть может, есть еще возможность спасти. Как и Анри. Я не понимаю, почему вы предпочитаете потратить время, которого и так в обрез, на заботы об этой девице. Не по-ни-ма-ю, - последнюю фразу граф протянул желчно, по слогам.
Бернар де Вильнев: - Вы выбрали самый подходящий момент, де Басси, чтобы упрекнуть меня в бездействии, - скулы вандейца побелели: интересно, граф вообще отдает себе отчет, в чем он его сейчас обвиняет. - Я узнал о том, что произошло, всего час назад, но да, вы правы, сейчас же отправляюсь штурмовать Консьержери. Дайте только пистолет перезарядить. Но сначала скажу вам… Как офицер… Бессмысленно жертвовать собой и тем более своими людьми – большая глупость, и никому не делает чести. То, что я откажу в помощи этой девочке де Монтерей, ни на йоту не приблизит ни свободу королевы, ни спасение шевалье д’Ольме и баронессы. Бернар отступил от своего подозрительного друга, уперся спиной в стену, откинул голову, затылком ощущая тепло старой дубовой панели и отстраненно глядя поверх плеча де Басси в далекое окно на противоположной стене гостиной. Ему отчаянно хотелось в Вандею, в Нормандию, в Бретань, куда угодно, где люди еще не стали столь расчетливы в милосердии. - Хорошо, я перепоручу мадемуазель заботам баронета, - Бесцветно согласился он. - Вы не настаиваете, надеюсь, чтобы я просто выгнал ее на улицу сейчас же немедленно. Что сделано, то сделано. Видите, и тут вы правы, Эмильен, - губы де Вильнева тронула вымученная улыбка. - Я действительно буду уговаривать ее уехать как можно скорее. «И простить за то, что я даю обещания, которые не в состоянии сдержать». Отвернувшись от де Басси, вандеец зашагал наверх, обвел напряженную мизансцену с фарфоровыми пастушками посветлевшим до оттенка свежего пела от снедающей его унизительной безысходности взглядом. - Признаю вашу правоту, сэр. И собственную неосмотрительность. Мадемуазель Шарлотте действительно лучше всего уехать с вами в Лондон. Вместе с мадам де Ларош-Эймон. Голос барона дрогнул, он чувствовал себя лгуном, и ничего не мог с этим чувством поделать.
Шарлотта де Монтерей: Это были как раз те слова, которые могли заставить Шарлотту стать белее собственного платья. Должно быть, в полумраке это было не очень заметно, но смятение девушки и без того дало о себе знать - она никак не могла подобрать слова, переводя взгляд с Алого Первоцвета на вандейца и обратно. Ее спаситель так быстро изменил свое мнение и намерения… Виной тому мог быть только разговор с недоверчивым месье де Басси. Выходит, Первоцвет был прав? Но ведь де Басси вовсе не хотел отправлять ее в Англию! - Верно, - без всякого выражения, в тон роялисту, согласилась Шарлотта, отворачиваясь от обоих мужчин. Благо, каминная полка всегда была к ее услугам. Главное, не дотрагиваться до фигурок, иначе хрупкий фарфор, переживший визиты республиканцев, попросту выпадет из дрожащих пальцев и непременно разобьется. - Вы были правы, месье, - адресовалось это Алому Первоцвету. – Уехать с вами было бы очень благоразумно, и, может быть, я могла бы даже найти общих знакомых… Ровный тон удавался Шарлотте очень плохо. Не выдержав характера, она стремительно повернулась к Оливье, глядя на него полными слез глазами: - Но скажите мне, что вы ни разу в жизни не поступали наперекор собственному благоразумию. Так мне будет намного проще уехать отсюда, зная, что я могу больше никогда не увидеть ни отца, ни… Девушка вовремя спохватилась и обреченно добавила: - … Родные места. Неужели отец просил вас отправить меня в Лондон?
Бернар де Вильнев: - Благоразумию? – устало удивился де Вильнев. – Если бы у меня была хоть толика благоразумия, мадемуазель, я никогда не приехал бы в Париж, я не сунулся бы в булочную посреди погрома, я бы не… Теперь де Басси требует от меня благоразумия, - скупо признал очевидное барон. - Он имеет на это право, сейчас он рискует больше, чем я. У меня есть только я сам, у Эмильена – люди, за которых он в ответе. Шарлотта, прошу вас, - шагнув к девушке, Дюверже, не сдержавшись, взял ее за руку, нежно баюкая в ладонях вздрагивающие от волнения пальцы. Кажется, это начинало входить у него в привычку. В опасную для них обоих привычку. – Уезжайте с баронетом. Пожалуйста, останьтесь живы. Я уже так много потерял. Друзей. Надежды. Я не могу больше позволить себе оставаться неблагоразумным. Я не смогу увезти вас в Вандею. Ни сегодня, ни завтра. А потом… Потом может быть уже слишком поздно. Дюверже вспомнил внезапно, как увидел Шарлотту, тогда еще Мари Жерар впервые. В изящном и дорогом платье, которого она так откровенно стыдилась, и которое шло ей необычайно. Что управляет поступками людей, что влечет их друг к другу? И отчего мысль о расставании, которое еще не случилось, уже сейчас мучительна и горька, как упрямая бретонская полынь на каменистом побережье? Чувствуя, что несостоявшееся красноречие застывает у него в горле хриплым комом, Бернар поднес к губам руку Шарлотты, на мгновение прикрыл глаза, чтобы не видеть ее слез и не позволить мелькнуть собственным. - Ваш отец все поймет.
Шарлотта де Монтерей: - Но вы все-таки приехали в Париж, - едва слышно прошептала девушка, даже не пытаясь вытереть бегущие по щекам слезы. – И спасли меня. Дважды. Если бы не ваше неблагоразумие… Шарлотта многое отдала бы за то, чтобы вандеец подольше не отпускал ее ладонь, но его поцелуй обещал разлуку, и это оказалось пугающе больно. Настолько, что девушка даже не стала гадать о причинах. Она могла обезопасить себя от многих бед, оставшись под крылом Рено, но отказалась от этого, испугавшись за жизнь Вильнева. И теперь он отправляет ее прочь… Вот ирония судьбы – как раз туда, куда она прежде стремилась всей душой. - Теперь вы просите меня быть благоразумной. Хорошо, я буду. Неужели вы думаете, что дорога в Лондон без вас окажется безопаснее, чем два дня в Париже с вами и месье де Басси? Кстати, он ведь тоже думает, что мне незачем покидать Францию? В Англии у меня нет никого; если я сейчас уеду, может случиться так, что мне не к кому будет возвращаться, потому что отец воюет и вы тоже воюете… Ваше безрассудство спасло мою жизнь, так может быть, мне тоже стоит прислушаться к нему?
Бернар де Вильнев: - Вы совсем не доверяете баронету Блекней? – тихо упрекнул Дюверже несговорчивую дочь своего вандейского командира. «И правильно, я ему тоже не доверяю. Хоть это и несправедливо, и глупо, и мелочно. Вас я не доверяю никому, но что же мне делать?» Он все же не так уж и дурен, я полагаю. Сэр Перси отвесил столь лестному предположению француза ироничный поклон, но вандеец не обратил на эту иронию внимания. Было бы недурно, если бы у англичанина хватило сейчас ума и такта сходить взглянуть на цветы возле дома или поговорить с де Басси о его родственниках. - В Англии у вас будет имя. И покровительство принца. «А этому что за нужда в Шарлотте? Или это желание контролировать поведение маркиза де Монтерея?... Черт, я становлюсь таким же подозрительным, как де Басси…» - Не надо плакать, пожалуйста. Платка у де Вильнева не нашлось, а попытка вытереть девушке слезы тыльной стороной ладони явно была не самой лучшей идеей, посетившей голову мужчины. Потому что в этот момент благоразумие, в котором которого Шарлотта его упрекнула, покинуло Бернара окончательно. - Два дня… Понимаете… То, что я намерен сделать, исполнить за два дня просто невозможно. Я не могу сейчас оставить Париж. Вы же понимаете, что это для вас значит.
Шарлотта де Монтерей: Для Шарлотты это значило очень многое, но присутствие англичанина делало ситуацию не просто невыносимой, но еще и неловкой. - Это ничего не значит для сироты из булочной, - сделала дочь вандейца еще одну попытку, хотя ее возражения, кажется, мучили мужчину не меньше, чем ее – его настойчивые просьбы уехать. – Мой секрет известен только вам и нашему английскому другу, а месье де Басси, кажется, и вовсе мне не верит. Даже Рено ничего не заподозрил, хотя спрашивал обо мне… Баронет вовсе не дурен, но ему нужно спасать жену и мадам де Ларош-Эймон. На его корабле, должно быть, хватит места для нас троих, но ведь до корабля нужно еще добраться. И с двумя женщинами ему будет легче в дороге, чем с тремя. А я постараюсь не мешать вам. Кто знает, может быть, сумею и помочь? Мужчина, идущий с девушкой, не так подозрительно выглядит… Шарлотта покраснела и опустила глаза. У нее хватило здравого смысла не упоминать баронессу де Людр, которая приехала с «Оливье» из Вандеи и которая сейчас находилась в тюрьме. Это был не самый лучший пример в пользу того, чтобы остаться во Франции. - Баронет дал мне время на раздумья. Не будьте более жестоки, чем он. Вильнев отнюдь не выглядел счастливым и девушка, терзаясь, добавила: - Если, когда придет время, вы снова попросите меня уехать - я уеду. Но вы знаете, что я этого не хочу. И мой отец не об этом вас просил. Хотя он, конечно, поймет… И я тоже попробую понять.
Персиваль Блекней: - Про два дня упомянул я, - сжалился Алый Первоцвет. Если англичанин и испытывал чувство неловкости, наблюдая за странным объяснением между мужчиной и девушкой, то он не спешил в нем признаваться. Скорее наоборот. Еще немного слез, еще немного утешений, ласковых пожатий рук и проникновенных взглядов, и девочка ни сделает и шагу из Парижа, покуда в нем будет оставаться сероглазый вандейский эмиссар. Что бы он ей ни говорил. С планами баронета подобная возможность шла категорически в разрез. – Я польщен, что вы признаете за мной некоторые скромные таланты, но даже мне понадобится время, чтобы подготовить отъезд наших дам, - промурлыкал сэр Перси, стряхивая с лацкана своего изящного сюртука несуществующую пылинку. - У граждан не должно возникнуть ни малейших подозрений в нашей благонадежности. Кроме того, что бы вы ни думали, судьба месье Мартена тоже мне не безразлична. Он говорил вам, какое сокровище раздобыл на квартире гражданина Робеспьера?
Бернар де Вильнев: - Да, говорил. Знакомство де Вильнева с парижскими катакомбами было кратким, но запоминающимся, и подземный город произвел на бывшего офицера впечатление, требующее осмысления. Планы подземелий, - результаты многолетнего труда королевской Комиссии по систематизации и укреплению подземного лабиринта, - многого стоили. Особенно в ситуации, когда они есть у роялистов, но их нет у республиканцев. Хотя, если какие-то ответвления и проходили в опасной близости от главной королевской тюрьмы Парижа, их, наверняка, замуровали еще до его рождения. Или?... «Есть еще Тампль, - напомнил себе вандеец. – То, что не годится для Консьержери, может оказаться жизненно важно, когда речь идет о старинной крепости тамплиеров». Провидение, похоже, обладало неким жестоким чувством справедливости. Отнимая одно, или одних, жертвовало что-то и взамен, не давая окончательно угаснуть надежде, уводящей человека все глубже по бесконечным кругам его собственного ада. Кто ты таков, чтобы требовать у судьбы отчета, равносилен ли обмен? - И говорил также, что вы – тот человек, что узнали в бумагах схемы катакомб. Занятные чертежи, но я не уверен, что среди людей де Басси найдется кто-то, достаточно искусный для того, чтобы изготовить для вас копию. Дюверже не сказал «нет», да и англичанин ни о чем еще не просил, но барон вполне резонно полагал, что наследство, оставленное д’Ольме, в первую очередь принадлежит французским роялистам. Особенно учитывая их намерения в отношении королевской семьи. Занятый этими размышлениями, он почти пропустил в тихом протесте Шарлотты против немедленного отъезда упоминание о комиссаре Рено. Почти… Имя Рено в последнее время стало для Бернара созвучием всех несчастий, оно царапало слух даже тогда, когда де Вильнев думал о чем-то, непосредственно не связанном со своим «старым другом» - Что вы сказали, Шарлотта? - насторожился вандеец. – О ком вас расспрашивал комиссар?
Шарлотта де Монтерей: - Обо мне. Он приходил в булочную еще до погрома. – Занятая воспоминаниями, девушка и вправду перестала плакать, хотя и стояла с несчастным видом. Два дня в Париже – много это или мало? Очень много, когда тебя разыскивают, и очень мало, когда готовишься оставить за спиной и тех, кто был ненавистен, и тех, с кем не хотелось бы расставаться. – Он спрашивал про дю Белле, потом сказал, что ищет Шарлотту де Монтерей, потому что отец – враг революции. Я сказала, что была горничной в доме дю Белле и мало что знаю… Тогда он велел мне прийти в салон Флер де Сите. Комиссар собирался устроить меня на службу к госпоже Блекней, чтобы я помогла ему найти баронета. Что было дальше, вы знаете. Дочь маркиза почти бессознательно упустила из виду тот факт, что Рено просил ее назваться ее же именем. Подобное признание могло породить в ее адрес новые подозрения, но не добавляло к рассказу ничего по-настоящему существенного.
Персиваль Блекней: После слов вандейца баронету оставалось лишь любезно проглотить досаду. Он и не ждал, что все пройдет легко, и люди де Басси сходу доверятся ему и предложат помощь. - Мне бы очень пригодились эти планы… Для поддержания образа моей неуловимости, разумеется, - сэр Перси одарил де Вильнева ироничной полуулыбкой. – Забава, не более того. Однако сбивчивый рассказ Шарлотты вынудил англичанина вновь стать серьезным. - Вот видите, месье Оливье, видите! Опасность существует, - воскликнул он, манерно возводя взор к пыльному потолку заброшенного особняка. – Гражданин комиссар разыскивает дочь маркиза де Монтерея. Это чудо, что мадемуазель удалось сбить его со следа в этот раз. Но комиссар Рено, насколько я успел заметить, весьма неглуп и, к несчастью, настойчив. Он будет продолжать поиски. Знаете… В глазах Алого Первоцвета появился внезапно странный азартный блеск. – А ведь вы могли бы это использовать. Возможно даже для спасения жизни ваших друзей…
Бернар де Вильнев: - Вы с ума сошли! – вырвалось у Бернара. Нетрудно было догадаться, что имел в виду англичанин. Подобный смелый план в иных обстоятельствах мог бы показаться де Вильневу привлекательным. Но Шарлотта де Монтерей вовсе не казалась ему нежданно попавшим в руки козырем, который можно и нужно было разыграть в их опасной партии с республиканцами. Она была живым человеком из плоти и крови, и сама мысль о том, чтобы подвергнуть ее опасности, - пусть даже во имя самой благой из возможных целей, - вызывала у Дюверже заметный внутренний протест. Возможно, де Басси был прав, у него не хватает решимости безоглядно рисковать жизнями других людей. Но и Шарлотта – не солдат. Недостойно ставить на одну доску в их партии мужчину, давшего присягу умереть за короля и монархию, и хрупкую девушку, все вина которой лишь в том, что родители ее – люди благородного происхождения. - Давайте не будем… Строить иллюзии в отношении подобных прожектов, сударь, - пробормотал вандеец, ощущая настойчивую необходимость поскорее закончить этот тягостный разговор. С баронета станется объяснить самой Шарлотте, что за хитроумная ловушка для комиссара пришла ему в голову. - Возвращайтесь сюда, когда будете готовы увезти женщин в Англию. Через два дня, не так ли? Дамы будут готовы. «Еще два дня… Два дня прежде, чем я расстанусь с нею. Целая вечность…»
Шарлотта де Монтерей: Шарлотта не могла не сочувствовать попавшим в беду друзьям «месье Оливье». Она так часто представляла, как мог бы выглядеть ее собственный арест… Это была участь, которой она боялась и искренне не желала для себя, так что теперь было совсем несложно проникнуться судьбой несчастных. Но вот слово, которое выбрал Алый Первоцвет для обозначения ее возможного участия в деле их спасения, девушке категорически не понравилось. - То есть вы хотите использовать… Меня. – Уточнила она, полуобернувшись к англичанину. – И я действительно могу вам помочь? Пальцы Шарлотты почти выскользнули из ладони роялиста, и она крепче взяла его за руку, пытаясь почерпнуть хотя бы толику той уверенности, которая ему самому позволяла ходить по той дороге, на которую сейчас робко ступала дочь маркиза. Ей было очень страшно. И пусть первым бросит камень тот, кто никогда не боялся за свою жизнь. Но в предложении Первоцвета был не только риск, но и, возможно, шанс несколько задержаться во Франции. И если предстояло выбирать между небезопасной поездкой к побережью в компании англичанина и очень опасным пребыванием в Париже в компании сероглазого вандейца, Шарлотта необъяснимо склонялась ко второму.
полная версия страницы