Форум » Париж. Город » "Теория и практика", 27 мая, около полудня, где-то на улицах Парижа » Ответить

"Теория и практика", 27 мая, около полудня, где-то на улицах Парижа

Бернар де Вильнев: Время: 27 мая, около полудня Место: улицы города Участвуют: Эжен де Руонвиль и прочие малосознательные граждане.

Ответов - 72, стр: 1 2 3 4 All

Le sort: Женщина продолжала с почти безумной надеждой взирать на Матильду, так доведенный до отчаяния человек цепляется за любую даже самую призрачную возможность спасти свою жизнь. – Да, да, сделаю все, как вы говорите. Умоляю вас… Не выдавайте меня…им! Каким-то подсознательным чутьем беглянка угадывала, что мадемуазель де Людр – не одна из «них». А может, просто хотела в это верить. Тем временем граждане, окружившие захваченного ими врага революции, вспомнили и об Эжене. – Эй, а где же тот славный патриот, тот добрый гражданин, что предупреждал нас об опасности? – Послышались возгласы из толпы. – Неужели погиб? Гражданин Руонвиль, где ты?! То, что именно настойчивое желание бывшего маркиза досмотреть телегу, привело в результате ко взрыву, толпой в расчет не принималось. Если кто-то и считал иначе, высказывать подобную крамолу вслух он просто не осмеливался. Свобода крепнет щедрой кровью патриотов. И муками ее врагов. Эту нехитрую истину парижане усвоили одними из первых. Теперь ропот толпы был полон угроз, и выкрики: «на фонарь его, этого прихвостня Капетов!» на фоне прочих могли сойти за проявление милосердия. - Боже мой, этот достойный человек! – простонала женщина в чепце не разжимая губ. – Что теперь с ним будет?! Она наконец-то начала понимать, что произошло, и какую страшную цену вскоре заплатит ее спаситель за содеянное. Разъяренные видом собственной крови и подстегиваемые мстительными воплями пострадавших от взрыва парижане волокли своего пленника, по ходу щедро награждая его бранью и побоями, к ближайшему уличному фонарю. – Сейчас ты у нас попляшешь, выродок. Не хуже, чем на балу у проклятой австриячки!

Эжен Руонвиль: Ничего удивительного. Так бывало всегда, Эжен уже привык. Простые санкюлоты при первом знакомстве воспринимали его, конечно, не как врага, но как уж человека, не заслуживающего полного доверия, это точно. За то потом все убеждались, что они неправы. Сегодняшний случай – не исключение. Мысли о том, что сам гражданин Руонвиль мог только что погибнуть, очень быстро отошли на второй план. Быть может, со стороны могло показаться странным, но он вновь испытывал тот самый подъём, с которым сегодня вышел из кофейни. И вопреки всем доводам рассудка до чего же хотелось смешаться с этой толпой, с головой окунуться в её жадные крики, в полной мере ощутить силу стихии, сметающей всё на своём пути!.. От взрывов в голове всё ещё слегка гудело, мысли перескакивали с одного на другое, и вместе с тем бывшего маркиза захлёстывало отчаянное злое веселье, подогреваемое бранью парижан, готовых уже расправиться с его недавним противником... Впрочем, чувства – чувствами, а дело – делом. Можно, конечно, доставить себе удовольствие, не только полюбовавшись на то, как вздёрнут на фонарь врага народа, но и выдав ещё толпе женщину из бочки... Но Эжен уже рассудил про себя, что это будет не лучшим выходом. Кто они такие? Есть ли у них помощники? Как они достали столько пороха в Париже, и куда направлялись? Вопросы есть, а ответов на них пока что нет. Да, пока что... Только сейчас он заметил девушку, которая стояла рядом с женщиной, прежде скрывавшейся в телеге. Девушка эта была так близко, что просто не могла не заметить появление преступницы. И Руонвиль ждал, что вот сейчас она закричит, даст знать гражданам, что они задержали не всех тех, кого нужно здесь задерживать. Но... девушка молчала. Более того, Эжену показалось, что они обменялась парой фраз. Слов, правда, он не расслышал. Сообщница? Да нет, быть не может... Впрочем, раздумывать было некогда. В любой момент ситуация могла измениться, выйти из-под его контроля. Приходилось импровизировать, и бывшего маркиза радовало лишь то, что после взрыва прошло слишком мало времени, чтобы все могли прийти в себя и начать рассуждать взвешенно и трезво. А значит, если он сам по той же причине сделает что-то не то, это может в лучшем случае, пройти незамеченным. Ну а в худшем, быть списано на последствия опасности, которой подвергались, так или иначе, все присутствующие тут. -Меня зовут Эжен де Сен-Пуассо. – Тихо, но весьма твёрдо произнёс он, приблизившись к женщинам. – Если хотите остаться в живых, идите со мной. Я могу вам помочь. Решайте быстро, надо убраться хотя бы в соседний переулок до прихода гвардейцев. После чего он повернулся к толпе и крикнул, махнув рукой: -Всё в порядке, граждане! Я жив. Но здесь много раненых патриотов. Надо поскорее помочь им. Его голубые глаза вновь взглянули на незнакомок. Эжен постарался, чтобы взгляд его выглядел открытым и честным.

Матильда де Людр: Глядя в голубые глаза незнакомца, так запросто помянувшего в собственном имени оскверненное и втоптанное в грязь чернью аристократическое «де», Матильда внезапно почувствовала себя до отвращения беспомощной. Точно так же, как тогда, в Лоссэ. Тогда у нее было оружие и какое-то подобие власти остановить самосуд. И все это не помогло. Потому что де Вильнев решил, что враги не заслуживают снисхождения. Наверное, он был прав, наблюдая, как радостно санкюлоты обхаживают импровизированную виселицу, мадемуазель де Людр лишний раз убеждалась, - законы военного времени ничего общего не имеют с законами божьими и человечьими. Так что же может сделать одна все еще верящая в милосердие девушка? Ничего… Разве что на время принять безжалостные правила игры. Желание довериться уверенному голосу и прямому взгляду было велико. Если бы не разворачивающаяся за спиной мужчины казнь, к которой его недавние слова и поступки имели самое непосредственное отношение. «Однако, если мы откажемся ему повиноваться, где гарантия, что месье де Сен-Пуассо не сменит тут же милость на гнев и не выдаст нас на расправу толпе, которая сейчас почитает его за героя?» Баронесса прекрасно отдавала себе отчет в том, насколько опасна и для беглянки, и для нее самой сложившаяся ситуация. Одно неверное слово, одно движение… И на фонаре будут раскачиваться три тела вместо одного. Предложение поскорей покинуть место происшествия было разумным. Не зависимо от того, от кого оно исходило, и какие цели преследовал тот, кто якобы предлагал им помощь. Если он не поведет их прямиком в Комитет Общественной Безопасности… Но ведь следовать за месье далее, чем они сочтут нужным, их пока никто не неволит... Матильда молча кивнула. Ей нужен был повод отвести взгляд от лица де Сент-Пуассо, - девушка не хотела, чтобы этот человек видел сейчас ее глаза. Говорят, глаза – зеркало души, и мадемуазель опасалась, что это зеркало может ненароком выдать ее истинные чувства. И так же молча потащила женщину в чепце в сторону от толпы по направлению к ближайшему переулку. В эту минуту де Людр немного завидовала этой несчастной, ведь она сидела в бочке и ничего не видела, а значит не испытывает страха перед внезапно предложившим им содействие мужчиной.


Le sort: Женщина, до этого путешествовавшая по Парижу в фуражной бочке, глотая слезы, последовала за Матильдой и Эженом, безмолвно повинуясь воле двух людей, которые столь внезапно взяли на себя заботу о ней. Несколько раз дама пыталась оборачиваться, в ужасе оглядываясь на виселицу, но желание спасти свою жизнь пересилило, наконец, желание досмотреть до конца страшный спектакль, в котором она только чудом не сыграла главную роль. Эту троицу никто и не думал останавливать, толпа слишком увлечена была казнью и возней с ранеными, чтобы вглядываться в слезы на щеках или страх в глазах женщины и девушки или интересоваться помыслами размашисто шагающего рядом с ними мужчины. Вскоре эти трое свернули в ближайшую подворотню, а затем, миновав двор, через черный подъезд выбрались в грязный, опутанный бельевыми веревками, но главное, пустынный переулок. – Мадемуазель, месье… - тут беглянка все же позволила себе подать голос. Как обычно бывает с людьми охваченными крайним душевным волнением, сейчас ее переполняло чувство благодарности к своим спасителям. – Уповаю на милость божью, только Господь в силах отблагодарить вас так, как никогда не сумею я сама. Женщина пылко сложила руки в молитвенном жесте. Не смотря на давно не знавшее чистки платье, растрепанные в беспорядке волосы и грязный чепец, лицо ее (а по виду беглянке было около сорока) носило заметные следы былой красоты и хорошего ухода, руки бросались в глаза своей белизной и тонкостью, а все манеры выдавали аристократку так же верно, как моряка выдает походка, а гасконца или бретонца - характерный для их местности акцент.

Эжен Руонвиль: Всё складывалось не так уж и плохо, нужно было только получше разыграть доставшиеся Эжену карты. Он остановился, и его взгляд, быстрый и внимательный, скользнул сначала по окружающему их пространству, а потом по «спасённой» женщине. За ними никто не следил. По крайней мере, гражданин Руонвиль ничего подобного не заметил, а он имел некоторый опыт в подобных делах... Женщина... Да, не дурна собой. Во всяком случае, на вкус Эжена. Правда, в последнее время общался он в основном с простыми горожанками, и вполне был этим доволен. Но сейчас его предпочтения на любовном фронте не имели совершенно никакого значения. Главным было то, что женщина эта определённо принадлежала к «бывшим», это сразу становилось заметно, стоило лишь присмотреться к ней повнимательнее. Впрочем, то же самое бывший маркиз мог сказать и о себе, и в данном случае это было явно ему на руку... А вот вторая спутница была для него загадкой. Судя по тому, как аристократка из бочки обратилась к ней, Руонвиль был склонен предположить, что девушку эту, она тоже видит впервые... Чёрт, да что ж такое получается? Если на улице собираются республиканцы, чтобы восстановить справедливость, среди них обязательно окажется какой-нибудь враг народа? Интереснее всего в положении Эжена было то, что он совершенно не представлял себе, когда эта незнакомка появилась в непосредственной близости от телеги, и что она могла услышать. Если только крики патриотов и звук взрыва, то это одно. А вот если и угрозы со стороны Руонвиля, в которых он упоминал КОБ, то это совсем другое. И ошибиться здесь было никак нельзя. Всё это почти мгновенно пронеслось в голове, пока он старался просчитать нужную линию поведения. -Мадам! – бывший маркиз несколько порывисто склонил голову. Шёлковый шнурок, которым были завязаны его волосы, потерялся во время суматохи, и теперь спутанные русые пряди, выбившиеся из-под шляпы, на миг упали ему на лицо. – Это я виноват во всём! Если бы я только знал, если бы только мог подумать... – он замолчал, тщательно подбирая слова. Помогало то, что Эжен и правда был взволнован, а не просто старался выглядеть таковым. – Когда этот человек заговорил о порохе, я решил, что они хотят вновь устроить резню, как тогда. А что ещё я мог предположить, ради всего святого? – здесь голос его почти сорвался на крик, но в самый последний момент Руонвиль благоразумно стал говорить тише. – Эти безбожники не боятся ни Бога, ни чёрта, вот я и захотел припугнуть его этим Комитетом... – последнее слово он постарался произнести буквально с ненавистью. – Если бы всё можно было вернуть! Но я постараюсь помочь вам, и загладить свою вину... – Он поднял глаза, чтобы понять какое впечатление производят его слова, и прежде всего посмотрел на молчавшую до этого темноглазую девушку. Эжен некоторым образом был даже горд собой. Не так давно он закончил свой завтрак, и вот уже почти можно писать донесение комиссару. Приятно осознавать, что гражданин Рено, которого Руонвиль уважал вполне искренне, убедится, что его агент не зря получает такие приличные деньги...

Матильда де Людр: Пылкая речь Эжена произвела впечатление на Матильду, хоть она и старалась не показать этого мужчине. Беда мадемуазель де Людр крылась в ее молодости и впечатлительности, и в силу этого девушка, слегка от природы экзальтированная, порой доверяла приятному глазу облику и красноречию больше, чем молчаливому действию. Говорит ли этот человек правду? Баронесса в некоторой растерянности взирала на заметно взволнованного де Сент-Пуассо. Что если да? Что если он случайная жертва обстоятельств? Когда каждый скрывается от каждого, ошибки неизбежны. Де Вильнев, прикрываясь мандатом убитого им комиссара, легко сошел за своего для республиканцев в Нантере, но, попадись он по несчастливой случайности, роялистам-партизанам, тот же мандат мог бы стать его смертным приговором. – Вы могли бы попытаться остановить казнь… Девушка нерешительно переступила с ноги на ногу, стараясь унять боль в растревоженной быстрой ходьбой ране, и в голосе ее невольно прозвучал запоздалый упрек: – Эти люди готовы были вам подчиняться, я же видела… Словам Матильды в этот момент явно не доставало обличительной твердости. В глубине души она и сама понимала, что санкюлоты вряд ли позволили бы кому-нибудь лишить их кровавой забавы. Толпа слишком жестока. – Теперь, если у спасителей этой дамы и был какой-то план и, возможно, подготовленное убежище, то у нас его нет. Так что же нам делать, где укрыться?! Подозрения в отношении де Сент-Пуассо еще не до конца покинули темноволосую головку мадемуазель де Людр, но положение было настолько отчаянным, что баронесса решила рискнуть. Кроме жизни они пока еще ничего не теряют.

Эжен Руонвиль: Неужели получилось? Не столько вопрос, сколько намёк на него, так и не оформившийся в отдельную мысль, которая требует обдумывания. Некогда останавливаться, переводить дыхание, делать выводы. Тем более, что глаза девушки, взгляд которых постарался поймать Эжен, тоже не давали однозначного ответа. -Остановить их, мадмуазель? – сейчас он говорил совсем тихо, но в этих тихих словах была нескрываемая горечь. – Тогда мы сами оказались бы на фонаре. Не знаю, где вы были в сентябре, но я находился здесь, в Париже. И я чудом остался жив, - последние слова были произнесены с особым чувством. Да, по крупному счёту, Руонвиль и не кривил душой. В разговоре с комиссаром он весьма кстати вспомнил тот случай, когда вместе с толпой санкюлотов хотел отправить на тот свет одного «бывшего», и в результате был ранен. И пусть он не излагал всех фактов такими, какими они были на самом деле, но вот свои ощущения мог передавать свободно. В этом и заключался его принцип. Полуправда всегда лучше лжи. Если хоть что-то из твоей истории можно проверить, тебе, скорее всего, поверят и в остальном. Он вновь осмотрелся. С виду примерно так оглядываться мог бы загнанный в угол зверь. Что ж, как бы теперь ни сложилось, эти женщины от него не уйдут. Если Эжен убедится, что им нечего поведать ему, он всегда сможет организовать их арест и, как следствие, свидание с гильотиной. Быть может, бывший маркиз и ошибался, но он-то был уверен в правоте собственных рассуждений. -Я знаю одно место. Мне говорили, что оно вполне надёжно. Не уверен, правда ли это, но я готов рискнуть. – Он замолчал. Но молчание его было красноречивее всех слов. Эжен де Сен-Пуассо явно не договаривал, кто мог называть ему это «надёжное место». Не говорить же прямо, что он агент английской разведки? Нет, это подождёт. Кажется, в переулке пока никто больше не появлялся. Что ж, пока они одни, бывший маркиз может немного потянуть время, стараясь расположить дам к себе. -Я как раз шёл туда, когда... – он запнулся и вновь напустил на себя виноватый, вид. Впрочем, виноватый, конечно же, не то слово. Оно вряд ли сможет передать ту степень раскаяния, которую пытался изобразить Эжен. – Вам нужно отправиться со мной. – Он понимал, что у женщины из бочки выбора нет. Будь у неё в порядке документы, она передвигалась бы по Парижу более обычным способом. Но вот девушка... Она не переставала казаться загадкой. А загадки Руонвиля всегда тревожили. – Вы парижанка? – неожиданно спросил он эту темноволосую мадмуазель. И, не дожидаясь ответа, прибавил. – Быть может, вы сами знаете место получше, где можно отсидеться некоторое время? Я знаю, что должен говорить не об этом здесь и сейчас, но я не могу выразить восхищение вашей смелостью...

Матильда де Людр: Нежданный комплимент собеседника заставил щеки девушки полыхнуть смущенным румянцем. Последнее время ей редко говорили о смелости, все больше о безрассудстве, разве что леди Блэкней сочла ее отважной, но отвага в глазах женщины – это совсем не то, что храбрость в глазах мужчины. Однако краснеть и смущаться было некогда, вопрос, заданный Эженом, требовал ответа. – Н-нет, не знаю, - Матильда, солгав, запнулась. Но для не ожидающего подвоха уха практически незаметно. Кое-что она все же знала. Тот адрес, что дал им с де Вильневом агент в Нантере. Именно то место, куда можно было обратиться за помощью в случае крайней нужды. Но… Это не ее тайна, и, не переговорив с бароном, она не имеет права ставить под угрозу жизни незнакомых ей людей. – Я приезжая, месье де Сент-Пуассо, и живу в гостинице. К сожалению, это не то место, куда можно отвести мадам. Хозяйка без сомнения справится об ее документах. Декрет о неблагонадежных, люди предпочитают его соблюдать… В глазах женщины в чепце снова мелькнул страх, и мадемуазель де Людр ободряюще стиснула руку беглянки. – Не бойтесь, мадам, мы вас не оставим! Произносить старорежимные «мадам», «месье», «де Сант-Пуассо» доставляло баронессе какое-то странное, волнующее своей опасностью удовольствие. Она понимала прекрасно, что как только они покинут этот переулок, им придется превратиться в граждан. И наслаждалась каждым мгновением прошлого, возвращающегося пусть даже в таких ничего не значащих мелочах, как обращения. Право, жаль, что этот разговор в переулке не продлится долго. «То, что произошло на улице – совпадение, - продолжала рассуждать девушка, перед которой стояла необходимость принять или не принять предложение Эжена. - Никто не мог подстроить подобное специально. Зачем? И для кого? Месье де Сент-Пуассо предлагает убежище, но может ли это быть ловушкой? Маловероятно, - решила Матильда. – арестовать нас обеих прямо возле разбитой бочки было много проще, а допрашивать в застенках – удобнее. Похоже, это человек действительно хочет помочь…» – Кажется, все же придется воспользоваться вашим знанием, сударь, - вздохнула она, смирившись с обстоятельствами. – Идемте. Идемте же скорее.

Le sort: Главная виновница всего происходящего тем временем в крайнем волнении прислушивалась к беседе мужчины и девушки. Правда сама дама явно была не из разговорчивых, то ли по характеру, то ли в силу последствий пережитого. Лишь когда заговорили о документах, она шелестящим шепотом вставила: - Нет, никаких документов у меня нет… Подтвердив тем самым резонные опасения де Матильды и Эжена. При этом глаза женщины в ужасе округлились при упоминании закона о подозрительных. И, не смотря на стоящую на улице жару, заметно стало, что незнакомку бьет озноб. Люди реагируют на житейские невзгоды по-разному. Кто-то демонстрирует неожиданное для него мужество, кто-то устраивает истерики, кто-то впадает в прострацию. Дама в чепце казалась чем-то средним между вторым и третьим, и надолго оставлять ее на улице в ее состоянии было попросту опасно. – Мне надо уехать, - ободренная рукопожатием Матильды, всхлипнула она. – Ах, если бы я могла уехать… Исчезнуть из Парижа прежде, чем меня начнут искать. Я никчемная женщина, господи, ну почему у меня нет такого мужества, как у мадам Ламбаль?!… Упоминание имени зверски убитой осенью прошлого года подруги королевы могло оказаться еще одной случайностью, но образ для сравнения был выбран довольно неожиданно.

Эжен Руонвиль: Обе женщины были столь непохожи друг на друга. И между тем, каждая была так хороша по-своему, что это не могло не будить воображение Эжена даже в подобной ситуации. А уж осознание того, что на данный момент они находились в его власти, не могло не заставлять сердце биться немного учащённо. Левой рукой он осторожно дотронулся до плеча темноглазой девушки, и это был вполне естественный жест, словно бы он хотел поддержать незнакомку в такой трудный момент. К тому же гражданин Руонвиль, будучи человеком внимательным, не мог не заметить её смущения... Что ж, значит всё пока что идёт нормально. -Да, не стоит терять времени, - но, как и в тот момент, когда он обещал помочь кучеру с ремонтом телеги, слова бывшего маркиза кардинальным образом расходились с делом. – Но почему вы помогаете нам, это же так опасно? Мне бы не хотелось рисковать и вашей жизнью... – «Английскому шпиону» однозначно надо было бы выглядеть поосторожнее. Эжен вздохнул, помолчал, словно бы в нерешительности, и добавил. – Я даже не знаю ваших имён, сударыни. Поймите, сейчас я готов пойти на крайние меры, приведя вас туда, где, на мой взгляд, мы сможем переждать некоторое время, пока не решим вопрос с документами. И мне хотелось бы знать... – Руонвиль вновь не договорил. И так понятно, что ему нужно знать. Кто они, почему скрываются, какое вообще отношение ко всему случившемуся имеет эта девушка, которая приняла участие в судьбе беглой аристократки. Правой рукой он собирался уже слегка обнять старшую даму, чтобы и она чувствовала его расположение и поддержку, как вдруг услышал имя мадам де Ламбаль, и едва удержался от того, чтобы закашляться от неожиданности. На лице Эжена появилось лишь удивление, весьма, по его мнению, уместное в этот момент. -О, вы были знакомы? – только и вырвалось у него. Будь возможность, бывший маркиз присвистнул бы. Однако! Крупная рыбка, очевидно, попала в его сети, при чём попала лишь благодаря улыбке Фортуны. Комиссар Рено говорил ему, что во «Флер де Сите», куда бывший маркиз и направлялся до этого, могут появляться враги революции. И будет просто отлично, если он приведёт туда своих дам. Это был тот редкий случай, когда Эжен считал, что вопреки всем законам логики может убить двух зайцев одним выстрелом. С одной стороны, зарекомендовать себя своим среди контрреволюционеров, если они и правда там появляются, с другой – проверить, кто напишет донос на него самого, ибо причина для доноса должна будет появиться, стоит только гражданину Руонвилю со спутницами перешагнуть порог салона. Бывший маркиз никогда не любил праздновать победу заранее, зная, как быстро может изменяться положение людей, занимающихся его делом. Но вот теперь он мысленно потирал руки. В конце концов, должно же и ему когда-то повезти по-настоящему!

Матильда де Людр: – Я помогаю вам? – Переспросила Матильда, сделав едва заметный многозначительный нажим на последнем слове. При этом глаза девушки возмущенно сверкнули. Ах, как знакомо. То же самое мог бы спросить и де Вильнев. «Мадемуазель, зачем вы вышли из кареты, тут стреляют. Мадемуазель, будьте осторожнее, мадемуазель, я сам все сделаю, я сам все решу…» Как же это все «по-мужски», если женщина активно вмешивается в происходящее вокруг, этому нужно немедленно покровительственно изумиться. Как ни парадоксально это звучало, но баронесса в чем-то завидовала революционным гражданкам. Их никто не опекает, наравне со своими мужчинами они идут и в политические клубы, и на баррикады. Кое-кто даже в армию. А тут… От возмущения мадемуазель де Людр едва не проговорилась Эжену о том, кто она такая. Но предосторожность вовремя возобладала. – Мое имя Матильда, - девушка кратко назвала себя. Настолько кратко, насколько это вообще было возможно. – И мои документы, смею надеяться, в порядке. «Во всяком случае еще вчера патрульных они устраивали… И если бы не та злокозненная хромая особа…» - А почему я ввязалась во все это… Месье де Сент-Пуассо, это же очевидно. Любой честный человек на моем месте поступил бы точно также. Не сомневаюсь, господа члены революционного трибунала думают иначе, но они… давно уже не люди. Баронесса бы и дальше с наслаждением клеймила позором убийц в трехцветных шарфах, но в эту минуту их спутница упомянула принцессу Ламбаль, и удивленное восклицание сорвалось с губ мадемуазель де Людр одновременно с вопросом Эжена. Имя лучшей подруги королевы не могло не вызвать в памяти вандейской мадонны планы генерального штаба. «Может быть, эта женщина состояла при принцессе? Или даже при самой королеве? Иначе с чего вдруг она сравнивает собственную участь с судьбой несчастной, растерзанной толпой мадам де Ламбаль?!» Теперь к естественному состраданию Матильды примешивался далеко не праздный «деловой» интерес. Любое известие о судьбе Марии-Антуанетты и дофина могло быть полезно тем, кто планирует ее побег. И эту женщину ни в коем случае нельзя терять из виду. Девушка бросила тревожный взгляд на де Сент-Пуассо, едва происходящее перестало быть ее «личным делом», к баронессе вернулась былая подозрительность.

Эжен Руонвиль: -Да, в них давно не осталось ничего человеческого, - печально ответил Эжен, который несколько раз обедал с Фукье-Тенвилем и находил немало удовольствия в беседах с общественным обвинителем Революционного Трибунала из-за свойственного ему немного циничного юмора и весьма острого языка. Помнится, в последний раз они пили очень неплохое бордосское вино... Но сейчас он закрыл глаза, словно бы отказывался видеть окружающую его действительность, и пытался собраться с мыслями. – Матильда... – он произнёс имя девушки так ласково, как только мог, и когда вновь взглянул на неё, улыбнулся. Но в этой улыбке не было ни намёка на веселье. – Да, вы помогаете именно мне. Потому что я обязан исправить последствия своей чудовищной ошибки. Иначе я не смогу никогда уважать самого себя... – Эжен смутно понимал, как можно рисковать жизнью ради незнакомого человека. Но он с детства слышал разговоры о подобных поступках, которыми принято восхищаться. И потому пришёл к выводу, что играть в благородство может быть очень даже полезным. – Простите моё недоверие, мадмуазель. Вы могли слышать, что эти... – Руонвиль кивнул в том направлении, откуда они пришли, имея в виду, очевидно, парижских санкюлотов, - называли меня не так, как я вам представился. Моё полное имя Эжен де Сен-Пуассо, маркиз де Руонвиль. Разумеется, теперь я именуюсь куда как короче... – он всё-таки слегка приобнял за плечи женщину в чепце, однозначно не желая выпускать из рук такую добычу. Думать приходилось быстро. И ещё быстрее принимать решения. Самым главным стало теперь не потерять Матильду, которая при желании могла в любой момент постараться покинуть этот безлюдный переулок и раствориться в толпе. Ищи её потом! Вопросы, лишённые ответов, всегда не давали покоя бывшему маркизу. И вот теперь он рассматривал девушку, надеясь, что взгляд его не покажется ей слишком уж пристальным и навязчивым. «Кто же ты, такая, Матильда? За что ты нас так не любишь, а? И что тебе нужно в Париже, если твои слова правдивы, и ты не так давно приехала сюда?... Тоже «бывшая»? Похоже на то, похоже...» -Большего о себе я сказать вам не могу, это не моя тайна, - слова Эжена могли прозвучать слишком уж многозначительно, и он сразу продолжил. – Мы можем сказать, что мадам моя сестра, если уж нас остановят. А вы её дочь. Хорошо, что с бумагами у вас всё в порядке. Какой фамилией надо назваться мадам, чтобы у нас всё прошло гладко? – Руонвиль говорил так, словно все возражения были абсолютно неуместны, надеясь, что женщинам в подобных обстоятельствах очень сложно будет противостоять его напору...

Le sort: – К сожалению, месье… Мадемуазель, - грустно откликнулась женщина в чепце, подтверждая, что покойную мадам Ламбаль она знала не понаслышке. И тут же торопливо поправилась. – То есть, конечно же, я не сожалею об этом знакомстве, не думайте. Ее высочество была святой женщиной. Великодушной, доброй, преданной своей королеве. И погибла, как мученица. Простите… Я, кажется, слишком много говорю… Она страдальчески прижала к лицу край потрепанного палатка. – Мое имя Антуанетта, - добавила беглянка уже более спокойно, совладав с мгновенным порывом отчаяния, - Антуанетта-Франсуаза. Но я готова назваться любым подходящим для вас именем. Соседкой мадемуазель Матильды гражданкой Комбаль или вашей сестрой, сударь. Кем угодно. Когда-то я служила при дворе, но теперь от той блестящей дамы осталась лишь бледная тень. В голосе женщины отчетливо послышалось презрение к самой себе. – И теперь я легко сойду за вдову кого-нибудь из лавочников, за швею или прачку. Мадам, видимо, в действительности верила, что грязное платье и длительное отсутствие ванны и горничной способны уравнять сословия. К сожалению забывая о собственных манерах говорить и двигаться, абсолютно не свойственных простолюдинкам. – Если вы согласитесь назваться моей дочерью, Матильда… Я готова именоваться вашей матерью. Знаете, у меня тоже есть дочь… Примерно вашего возраста. Боже всемогущий, я даже не знаю, что сейчас с бедной девочкой и жива ли она еще…

Матильда де Людр: - Тише, мадам. Сейчас не время и не место откровенничать, - подала голос баронесса, которую на этот раз не смягчил ни проникновенный тон маркиза де Руонвиля, ни его слова. – Если вы мне не доверяете, месье, так уходите. Мы вас не держим. - Заявила девушка с жесткостью, совершено несвойственной своему милому облику. – Мне нет дела до ваших таен, а вам, полагаю, до наших. «Он только что отправил на виселицу благородного человека, - склонная к преувеличениям, мадемуазель де Людр сейчас идеализировала погибшего возницу, представляя его мужественным героем, спасителем невинных жертв беспощадного террора. – А болтает об уважении к себе. До чего же трогательно…» Почувствовав внезапное неуместное желание залепить «маркизу» пощечину, Матильда рефлекторно спрятала руку за спину. Будь она одна, не задержалась бы в этом переулке ни минуты более. Но ставить под угрозу положение Антуанетты-Франсуазы, и без того уже отчаянное, вандейская мадонна не хотела. Документы на имя гражданки Тиссо были всего лишь бумажкой, временной, как и все ее положение в Париже. Матильда не сомневалась, что при первой же оказии де Вильнев раздобудет и себе и ей другие паспорта и другие имена. И если перед своим исчезновением в пламени камина этот никчемный клочок республиканской бумаги послужит благой цели, спасению чьей-то жизни, тем лучше. – Тиссо. Вы будете Франсуазой Тиссо, мадам, - прошептала она женщине в чепце. – А я вашей дочерью Матльдой. Вы удовлетворены, дядя? Полный пренебрежительной иронии взгляд девушки с неким вызовом уперся в лицо де Сент-Пуассо.

Эжен Руонвиль: Что-то пошло не совсем так, как надо, или просто эта юная красавица решила продемонстрировать свой характер? Хороший вопрос, надо сказать. Но хотя бы одно имя у него есть. Если каким-то чудом Матильда потеряется из виду, надо будет срочно сообщить в Комитет, так что шанс встретиться снова с девушкой у него в запасе имеется. Эжен легко выдержал её взгляд, сделав вид, что не замечает ни иронии, ни презрения, скрытых в нём. -Да, превосходно, мадмуазель Тиссо, превосходно. Теперь главное без особых приключений дойти до нужного нам места. И прошу вас, не думайте, будто я не доверяю вам. Я, как могу, стараюсь служить интересам нашей королевы и нашего дофина. Пусть даже помогая им не напрямую. И от меня зависят и другие люди, связанные со мной. Сегодняшний мой поступок, повторюсь, был ошибкой. Но за эту ошибку никто не накажет меня сильнее, чем я сам... – гражданин Руонвиль хотел было продолжить свою тираду, но вовремя заставил себя замолчать. Слишком много болтать в подобный момент может позволить себе только человек, которому на самом деле нечего бояться. «Спасённую» им даму бывший маркиз всё ещё бережно обнимал за плечи. И когда она прижала свой платок к лицу, рука Эжена весьма естественным движением опустилась к ней на талию. -Успокойтесь, мадам, мы найдём вашу дочь и постараемся вывезти вас из Парижа. Сейчас здесь не место таким женщинам, как вы... Женщинам, которые никогда не сравняться с этими простолюдинками, поверьте... – это Руонвиль почти прошептал ей на ухо, после чего деликатно отошёл на шаг... Антуанетта-Франсуаза. Очень мило! Как будто он обязан знать всех приближённых чёртовой австриячки! Впрочем, настаивать на том, чтобы и вторая его спутница назвала своё полное имя, сейчас было опасно. Не время возбуждать подозрения... Расчёт бывшего маркиза был прост. Лишённая привычной жизни а, соответственно, и внимания, Антуанетта должна была бы ответить, по крайней мере, доверием на откровенный интерес Руонвиля. Ну, а в лучшем случае, точно таким же интересом. Надо только вести себя в рамках приличий, и не распускать уж слишком руки, особенно поначалу, от чего Эжен, говоря откровенно, в последнее время начал отвыкать, поскольку имел дело обычно явно не с дворянками. Он вновь взглянул на Матильду... Дьявол, вот было бы отлично, если бы и с этой очаровательной гражданочкой удался подобный фокус! Она, конечно, значительно моложе Эжена, ну да это пустяки, во всяком случае, бывший маркиз в этом не сомневался. -Ну что, готовы идти, милые дамы? – он быстро осмотрелся по сторонам, словно бы прикидывая, в какую сторону направиться. – Можете не сомневаться. Я не такой подлец, чтобы бросить вас на улице, какие бы обстоятельства у меня ни были. Уверен, что через полчаса мы будем на месте...

Le sort: Антуанетта-Франсуаза, с той извечно женской расчетливостью, что со стороны выглядит инстинктивным порывом, прижалась к плечу де Руонвиля. Как бы растеряна и напугана она не была, все же присутствие рядом мужчины внушало женщине большую уверенности в спасении, чем опека юной девушки. А магические «полчаса», упомянутые бывшим маркизом, заставили глаза беглянки засверкать надеждой. Конечно же этот человек – аристократ. Служба при дворе научила мадам де Ларош-Эймон (таково было полное имя женщины в чепце, так и не названное ею своим благодетелям) безошибочно отличать людей благородного происхождения от всех прочих. Дворянин, говорит, что служит интересам ее величества… О, как же мадам хотелось верить этим сладким словам, верить в то, что через каких-то кратких полчаса все ее ужасы и злоключения останутся позади. И в эту минуту неожиданный мятеж мадемуазель Матильды казался абсолютно неуместным. – Дитя мое, умоляю вас, не спорьте с месье де Сент-Пуассо, - испуганно взмолилась Антуанетта-Франсуаза, тревожным взглядом заглядывая в недовольно сверкающие глаза девушки. – Не оставляйте меня в такую минуту! Если задуматься, реши Матильда не следовать за маркизом, мадам де Ларош-Эймон ничего не теряла. Ведь этот таинственный, но безусловно благородный и отважный мужчина только что пообещал ей убежище и содействие в отъезде из Парижа. Но сейчас женщина физически не могла рассуждать по канонам здравого смысла, сказывался страх, усталость и нервное перевозбуждение. И лишиться сопереживающей ей души казалось мадам ужасом не меньшим, чем оказаться под ножом гильотины.

Матильда де Людр: Сочувствие и сострадание, которым мадемуазель де Людр приниклась по отношению к Антуанетте-Франсуазе, не позволяло ей пойти на попятную. Обещание не покидать мадам в критическую минуту уже было дано, и у Матильды не доставало сил взять его обратно. «Де Вильнев убьет меня, - мрачно подумала девушка. – Я еще вчера вечером должна была очутиться в гостинице…» Но оставлять несчастную беглянку на попечение маркиза де Руонвиля, к которому вандейская мадонна все еще не испытывала полного доверия, казалось ей недопустимым. К тому же слова Эжена о других людях, с ним якобы связанных, не могли не заинтересовать юную роялистку. Кто эти люди, чем занимаются в охваченном революционным безумием Париже, какие цели ставят? Если ей удастся это выяснить, время, потраченное на блуждания по городу, сможет обернуться немалой пользой для их собственного дела. – Готовы, дядя. Матильде хотелось вновь ободряюще протянуть Антуанетте-Франсуазе руку, но женщину любезно поддерживал мужчина, и девушка, невпопад взмахнув ладонью, поднесла ее к волосам, якобы поправляя растрепавшуюся прическу. – Ведите.

Эжен Руонвиль: Если бы он встретился лет пять назад с Антуанеттой, она, вероятно, и не посмотрела бы в сторону небогатого дворянина, который не был даже представлен ко двору. А сейчас Эжен оказался, можно сказать, последней её надеждой в охваченном революцией Париже... Забавные повороты иногда делает судьба. Между тем, близость этой женщины оставить равнодушным Эжена не могла. Он вообще любил женщин. А красивых особенно... Примерно так же он любил хороший коньяк и породистых скаковых лошадей. И то, что дамы, оказавшиеся рядом с ним были, по сути, врагами, придавало ситуации некоторое своеобразие... Одним словом, гражданин Руонвиль успокаивающе погладил по руке Антуанетту-Франсуазу и произнёс в полголоса: -Мадам, как только мы будем на месте, мне непременно нужно будет связаться с теми людьми, которые собирались вывезти вас из Парижа. Быть может, они уже подготовили вам документы? Если же нет, я буду выходить из положения сам. Но всё равно нам нужно действовать сообща... – слова его, по сути вполне невинные, были произнесены тоном почти интимным, будто он поверял спутнице Бог весть какие тайны или делал безумные признания. Голубые глаза бывшего маркиза тем временем ни на миг не отрывались от Матильды. Эжен пытался просчитать её дальнейшие шаги – и не мог. И вот это уже действительно вселяло тревогу. Хотя... с чего бы ему беспокоиться? Пока что всё идет так, как Руонвиль и надеяться не мог. Конечно, главная его цель жирондисты. Он это никогда не забывал. Но если вдобавок удастся арестовать хотя бы ещё нескольких роялистов – Эжен был человеком скромным и даже не слишком рассчитывал, что ему повезёт натолкнуться на серьёзный заговор – это куда упрочит его репутацию честного патриота. -Раз готовы, тогда идём, моя прекрасная племянница... – здесь он вновь позволил себе улыбнуться. И поманил Матильду пальцем, чтобы она тоже держалась поближе к нему. И направился к выходу из переулка, всё ещё нежно поддерживая Антуанетту. Надо было пройти в стороне от шумных улиц. Конечно, для Эжена встреча с национальными гвардейцами не представляла опасности. Но она могла нарушить все его планы.

Le sort: Мадам де Ларош-Эймон, естественно, последовала за маркизом. Ничего иного ей не оставалось, покуда рука мужчины бережно покоилась на ее талии. Да ничего иного Антуанетта-Франсуаза и не стала бы делать, даже если бы Эжен де Руонвиль был зол, груб и нелюбезен. Покуда он обещает приют и спасение, все остальное не в счет. Трудно было сказать, ощущает ли женщина, что в этой мягкой опеке имеется и иной, боле пикантный подтекст. Но, пожалуй, в данную минуту чувство благодарности превысило в мадам все иные чувства, и мысли о флирте были так же далеки от бывшей придворной дамы, как пятилетней давности веселые приемы в Трианоне. Давным-давно, будто в прошлой жизни. – Вы говорили о людях, связанных с вами общим делом, сударь, - едва слышно обратилась Антуанетта-Франсуаза к своему «спасителю». – Простите меня за то, что я осмелилась запомнить столь опасные слова, но эти люди… Я смогу с ними поговорить? Если они друзья ее величества, мне нужно сказать им что-то очень важное… Животный страх понемногу отпускал мадам, а прикосновение теплой мужской ладони внушало уверенность – непривычное, давно позабытое женщиной, растерявшей былой светский лоск в застенках тюрьмы Форс, ощущение. И теперь она постепенно вспоминала о том, что в мире существуют вещи не менее важные, чем спасение собственной жизни.

Матильда де Людр: Матильда, на ходу по мере возможности оттирая лицо и платье от следов порохового дыма, зашагала за Эженом и Антуанеттой-Франсуазой. Радуясь, что мужчина и женщина идут не спеша, и от души надеясь, что в ближайшее время им не придется бегать. В противном случае больная нога мадемуазель де Людр могла бы оказаться серьезной проблемой. Мадам, судя по ее оживившемуся лицу, и взгляду, из которого исчез страх затравленного животного, готова была целиком и полностью довериться де Сент-Пуассо. А вот здравый смысл в душе баронессы продолжал неравную борьбу с некстати разыгравшейся подозрительностью. «Эта женщина сама выбрала, на кого положиться. Кто я такая, чтобы решать за нее? – продолжала размышлять Матильда, непривычно хмуря тонкие брови. - И все же это упоминание о принцессе. Вдруг, она что-то знает. Вдруг это «что-то» не мешает знать и нам? А еще связи самого маркиза… Нет, решительно, я должна разузнать все подробнее…» Из их первого спасительного переулка беглецы попали на довольно людную улицу, которую де Руонвиль пересек уверенно и быстро, уводя своих спутников в улочку потише, и де Людр не могла не оценить предпринятые мужчиной предосторожности. Кто бы он ни был, город он знал намного лучше баронессы, и маршрут выбирал с завидной предусмотрительностью и осторжностью. – Может быть, вы нам что-нибудь расскажете о себе, дорогой дядюшка, - предложила Матильда, сделав над собой усилие и, едва они вынырнули из суеты, поравнявшись с идущими немного впереди спутниками. – Мы ведь родственники. Если дело, не дай бог, дойдет до расспросов, вранье невпопад погубит всех. В голосе девушки больше не было иронии. Просто пожелание, которое могло бы оказаться полезным в критической ситуации.



полная версия страницы