Форум » Париж. Город » "Все дороги ведут в Рим", 27 мая, около полудня » Ответить
"Все дороги ведут в Рим", 27 мая, около полудня
Бернар де Вильнев: Время: 27 мая, около полудня Место: салон "Флер де Сите" на улице Ферронери Участвуют: Лютеция Флер-Сите, Бернар де Вильнев, Эмильен де Басси, Эдуар Бонневиль, Шарлотта де Монтерей
Ответов - 114, стр:
1 2 3 4 5 6 All
Le sort: Появление на пороге «Флер де Сите» такого количества знакомых лиц одновременно заставило месье Руа (то есть, конечно же, гражданина Руа, но этот человек мысленно редко отождествлял себя с новомодным обращением, так мало свойственным самому понятию «салон»), помимо обычной любезности, что он адресовал всем посетителям, проявить еще и некое личное любопытство. И девушку, и мужчину, вчера беседовавшего с хозяйкой, он вчера же и запомнил, а их третьего спутника встречал в заведении мадам Флер-Сите и ранее. Он был как раз из тех «посетителей», что предпочитают не расписываться в книге визитов. – Добро пожаловать, граждане. У нас сегодня немного суетливо, прошу прощения… В Париже начались какие-то волнения, точная природа коих месье Руа, привязанному долгом службы к своему посту у двери салона, к сожалению, не была известна. Но отголоски происходящего долетали даже на тихую респектабельную Ферронери. – Рад видеть вас снова, мадемуазель, - он располагающе улыбнулся Мари, затем де Вильневу. – И вас тоже, месье. И вас… Руа повертел в пальцах журнал, особо не спеша предлагать гостям оставить свои имена на его страницах. – Прошу вас, проходите. У нас сегодня музицирует гражданин Героль, подающий большие надежды студент парижской консерватории, а в ресторане в меню заливная рыба и грибной жюльен. Мадам… Он оглянулся по сторонам, ища взглядом Лютецию, но, нигде не разглядев хозяйки, завершил свою приветственную речь расплывчатым: - ...немного занята, но очень скоро спустится к гостям.
Бернар де Вильнев: Де Вильнев по достоинству оценил выдержку и учтивость месье Руа. Особенно если учесть вид «гостей», переживших совсем недавно толчею разъяренной толпы, погром и начало пожара. Будто бы именно так, - вывалявшись в пыли, муке, закоптившись в дыму, и желательно в куртке с чужого плеча, как у де Басси, - и принято нынче являться пообедать и послушать подающего надежды музыканта в модный столичный салон. – Нам бы не хотелось стеснять завсегдатаев вашего заведения, гражданин, и привлекать к себе… излишнее внимание. Поэтому, прости за нескромный вопрос, можно нам для начала умыться где-нибудь на кухне или наверху? - поинтересовался барон, попеременно разглядывая своих спутников. Больше всего досталось Мари, прятавшейся от погрома в чулане. Но и остальные выглядели не намного чище. – Признаю, довольно неожиданная просьба, но в городе сегодня творится черт знает что! Бернар, не скрывая отвращения к происходящему, поморщился. И добавил: - А потом мне бы хотелось оставить эту молодую особу на попечение мадам. Насколько мне известно, подробности уже договорены. Правда, Мари?
Шарлотта де Монтерей: - Правда, - выдохнула девушка, от всей души желая в этот момент оказаться невидимой и неслышимой. Убогое, перепачканное пылью и мукой платье и пятна копоти на лице беспокоили Мари меньше всего. Страшнее было другое. Раз она переступила порог этого салона, значит, теперь она не просто Мари Жерар, бедная сиротка на побегушках у булочницы, а агент КОБа, будущая шпионка и доносчица. «Может быть эта актриса, что так нужна комиссару Рено, меня попросту не возьмет в горничные», - обнадежила сама себя дочь бывшего маркиза. И тут же плечи ее удрученно поникли. Если леди Блекней откажется от ее услуг, ни комиссару, ни хозяйке «Флер де Сите» не будет больше до «сиротки» никакого дела. Все, что ей останется, выметаться на улицу без гроша за душой и без надежды на спасение. И что потом? Дожидаться, пока очередной «Жан-большой» потискает ее в углу за кусок хлеба? – Мадам обещала вчера дать мне работу, - тихо пояснила девушка троим мужчинам, адресуясь, впрочем, все же больше к месье де Руа. И надеясь, что он не станет интересоваться ни причинами, побудившими хозяйку салона к подобному шагу, ни собственно подробностями обещанной Мари работы.
Le sort: – О, разумеется, сейчас я все устрою, - месье Руа любезно сделал вид, что неожиданная просьба гостей ничуть его не смутила. Журнал с записями, так и не открытый, пришлось отложить в сторону. Чудовищное нарушение традиций «Флер де Сите», но мужчина позволил себе рассудить, что эти посетители в их салоне «на особом счету». – Ривье, ей Ривье! Оклик портье улетел куда-то в глубину заведения, и вскоре на этот зов явился уже знакомый и де Вильневу, и Мари Жерар официант, тот самый, что погубил старое платье девушки пролитым вином, а потом предупреждал барона о странных привычках гражданина революционного судьи. – Ривье, гражданам нужно умыться и почистить платье. Проводи их и разыщи мадам. Кельнер, первым делом глянув на Мари, расплылся в улыбке. – Видишь, как все удачно складывается, девочка. Благодаря моей вчерашней неловкости, сегодня у тебя будет, во что переодеться. Идемте, граждане… Дамской комнаты у нас нет, в салон все больше заглядывают патриоты, а не патриотки, поэтому вам, - он кивнул Бернару и Эмильену а затем указал на дверь в дальнем конце ресторана, - туда, а гражданку я отведу наверх. Полагая, что дальше мужчины справятся сами, и, ловко перепоручив смущенную непривычной опекой Мари заботам служанки, сам Ривье поспешил на кухню, куда, как он видел, недавно увели Лютецию по распоряжению их нового посетителя, по всем повадкам доктора. Мадам Флер-Сите, восседая на кухонном табурете, словно заправская кухарка, пила … молоко, и кельнер на мгновение замялся, ознаменовав свое появление деликатным покашливанием и терпеливо ожидая, пока женщина обратит на него внимание.
Эмильен де Басси: - Господи, как мало надо человеку для счастья, - иронично пробормотал де Басси, ожесточенно стирая с лица следы копоти. Орудовать ему приходилось все больше одной рукой, вторая все настойчивее требовала толковой перевязки и вообще уважения к своему положению, и все это заметно раздражало мужчину. К тому же при взгляде в зеркало обнаружилось, что на скуле Эмильена вокруг подсохшей ссадины постепенно проявляется внушительный синяк, наглядное последствие «приятного» утреннего знакомства с бдительными патриотами. И этот подарочек водой не отмоешь и полотенцем не вытрешь. Де Басси всегда придирчиво относился к своей внешности. Ранее, в дореволюционные времена, стараясь выглядеть, соответственно графскому титулу и положению в обществе. Оказавшись в подполье, наоборот, стремясь не бросаться никому в глаза и не привлекать излишнего внимания. А разбитая физиономия, черт её побери, так еще «особая примета». Продолжая хмуро приводить себя впорядок, граф оглянулся по сторонам и убедившись, что они одни, не удержался от давно вертевшегося у него на языке вопроса. – А теперь скажите на милость, зачем вам понадобилась эта санкюлотская Синдирелла? Или вы в своей Вандее уже настолько побратались с народом, что держите таких девиц за своих не хуже якобинцев? Мы, разумеется, отважно и благородно спасали нескольких оборванцев, но… Какого дьявола? Сказанное прозвучало довольно зло, явно показывая, что говорящий устал, зол, взвинчен после двух подряд столкновений с «народом», а главное, все еще не доверяет до конца своему спутнику.
Лютеция Флёр-Сите: Всё проходит, бесследно или на время, так успокаивался взбунтовавшийся организм хозяйки "цветочного" салона, а всед за ним и её душевное самочувствие. Безусловно, нельзя же всё время двулично улыбаться всем без исключения, испытывая при этом муки - рано или поздно, улыбка превратится в оскал. Лютеция успокаивалась, но однако ж мук совести за свое поведение не испытывала,считая,что её самолюбие было уязвлено, и ни под каким бы предлогом не признала, что, возможно, сама приняла, как говорится, видимое за действительное. Тем не менее чайные глаза с жёлтой искрой на дне смотрели на доктора с благодарностью, и можно было предположить, что женщина не поскупится и на денежную благодарность в дальнейшем. Кривясь, но вливая в себя молоко, потому как действительно почувствовала облегчение и, не смотря на всё свое упрямство, жизнь любила и готова была за неё цепляться всеми своими маленькими пальчиками...Поглощая нелюбимый напиток среди удивлённой куханной братии, Лютеция сначала не заметила одного из своих кельнеров, а затем, заметив, почувствовала неловкость, потому как увидела следы легкого замешательства на его лице, вероятно, возникшие от лицезрения хозяйки за непривычным делом. - Чего тебе?- ответила Флёр-Сите грубо, в следствие чувства неловкости, но потом добавила уже мягче,- Что-то случилось, Ривье?
Le sort: – Пришла та девушка… Вчерашняя. Ривье мельком бросил взгляд на человека, сидящего на втором табурете, и решил не распространяться о том, что речь идет о «девушке, приходившей с комиссаром Рено». Поэтому, едва заметно ухмыльнувшись, выбрал более нейтральное пояснение. – Та, которую вы ссудили платьем. Не одна. С ней двое граждан, и они, похоже, побывали в переделке. В городе опять неспокойно. Руа попросил отвести гражданку наверх и проинформировать вас. Упражняясь в искусстве недомолвок, кельнер, поправив на сгибе локтя снежно-белое полотенце, добавил: - Обоих мужчин вы тоже знаете. Не могу сказать, что они завсегдатаи салона, но заходят.
Лютеция Флёр-Сите: К мадам Флер-Сите вернулся её иронично-внимательный взгляд и она, выслушав кельнера, лишь молча слезла с табурета, поставив недопитый стакан на стол, и,поблагодарив доктора, предложила тому либо подождать её в ресторане, либо,если он уже не голоден,в одной из комнат, чтобы условиться, когда она уже, по своей инициативе,сможет воспользоваться его услугами. Ривье же она бросила: -Веди. А потом, уже по дороге,спросила: - Что значит "в переделке"? - но Лютеция уже догадывалась,что речь пойдёт о "хлебном погроме", - Они ранены? Или что? Почему девушку потребовалось отвести наверх? Впрочем, задавая эти вопросы, Лютеция уже подходила к месту нахождения выше означенных гостей и узнала бы всё и сама.
Бернар де Вильнев: – Помните, сегодня по дороге я рассказывал вам про дочь маркиза де Монтерея, - Бернар, склонившись над кувшином для умывания, рассеянно наблюдал, как зачерпнутая в горсть вода медленно утекает сквозь пальцы. – Про то, что девушка одно время скрывалась у своих парижских родственников. Молоденькая служанка булочницы была одно время горничной у дю Белле. Это выяснилось случайно, а поскольку сами дю Белле казнены, «Синдерелла» может оказаться для нас с Матильдой единственным подспорьем в поисках мадемуазель де Монтерей. Не то, чтобы я готов присягнуть, что Мари знает что-то стоящее, но… Барон мельком глянул в зеркало, в очередной раз подавив в себе настойчивое желание немедленно побриться. – Мне жаль, что я втравил вас в это, де Басси. Но ведь я не вынуждал вас, нет? Вандеец едва заметно улыбнулся, вытирая руки и отряхивая видавшие виды полы дорожного плаща от пыли. – Ну какой прок нашему с вами делу от того, что эту девочку изнасиловал бы погромщик или пришибло балкой при пожаре? Никакого, думаю. А желание оставаться человеком, полагаю, зачтется… где-нибудь на небесах, хм. Не злитесь, вы ведь и сами вступились за мальчишку? Сожалеете об этом?
Le sort: - О нет, мадам. Не ранены. Разве что пара синяков, - торопливо заверил хозяйку официант. – Скорее гости просто оказались немного грязнее, чем принято быть, нанося визиты в салоны. Сейчас это мало кого останавливает… Он покачал головой с таким видом, словно санкюлоты взяли обыкновение посыпать пол в гостиной соломой. В эти смутные времена многие прикрывались именем народа, верша свои дела и делишки. Но не многие на самом деле этот самый народ любили. Ривье не был исключением, но на счастье в салоне мадам Флер-Сите собирались люди приличные, а не какие-нибудь оборванцы, из тех, что днями напролет глазеют на гильотину. – Одежда мадемуазель пострадало особенно, такое ощущение, что она побывала на пожаре. На случай, если девушка захочет переодеться в свое старое платье, я отвел ее на второй этаж. А ее спутники… там. Кельнер указал Лютеции на дверь в комнату, где он оставил де Вильнева и де Басси.
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция умудрялась так быстро шагать своими ножками,что Ривье,хотя и, по идее, показывал путь, оказался чуть позади и еле успевал за владелицей салона. Казалось,она летит и не слышит ни единого его слова, но это кажущееся впечатление было ошибочным. Флёр-Сите уже было по-хозяйски ворвалась в умывальную комнату,за дверью которой находились мужчины,но внезапно резко остановилась и так же резко повернулась к кельнеру. - Хорошо, Ривье,вы с Руа всё правильно сделали, - прозвучала сдержанная похвала,- Пусть девушка переоденется, а потом, если ей требуется покой, отведите её в дальнюю комнату наверху,что в конце коридора...Вот ключ... Пусть там отдохнет. Спросите не голодна ли и принесите чего-нибудь..молока,пирогов...Я зайду к ней позже. Отдав распоряжения и уже не обращая внимания на Ривье, Лютеция постучала в дверь и, почти не дождавшись разрешения, вошла. Внимательный взгляд быстро пробежал по лицам и силуэтам мужчин. - Ах, это вы...- Лютеция улыбнулась уже знакомому "бывшему".
Бернар де Вильнев: – Я. И как видите, обещания я исполняю дурно, или не исполняю вовсе, - виновато улыбнулся в ответ де Вильнев, оборачиваясь навстречу хозяйке. – Обещал явиться с одной девушкой, пришел с другой… Улучив мгновение, барон вопросительно глянул на своего спутника. Тот, кажется, говорил, что знаком с владелицей салона, да и приглашение наведаться на улицу Турнон пришло к Бернару из рук мадам Флер-Сите. Однако заметно было, что женщина смотрит на вандейского гостя с большей теплотой, чем на парижанина де Басси. Знакомы ли эти двое лично, или подполье обычно контактирует с Лютецией через третьих лиц? И как в таком случае вести себя ему? Представлять де Басси Лютеции как знакомого, случайного попутчика, или не представлять вовсе? – Смиренно прошу прощения за своеволие, мадам. Мадемуазель Мари уверила меня, что вы знакомы и не откажете ей во временном приюте. Или даже в постоянном месте? Если уж ему придется отставить Мари Жерар тут, в салоне, хотелось бы увериться, что интересующая его юная особа не исчезнет бесследно в ближайшие же часы.
Эмильен де Басси: - Представьте себе, сожалею! К совершенно незнакомой ему дочери маркиза де Монтерея Эмильен априори испытывал большую симпатию, чем к какой-то служанке. Но раздражение его после объяснения де Вильнева не исчезло, а ровно наоборот. Барон невольно задел собеседника за больное. Мальчишка. И дернул же его черт вмешаться! Если Дюверже в данном случае считал милосердие неотъемлемым правом доброго христианина, то де Басси воспринимал его, как непростительное проявление слабости. Милосердие должно быть избирательным, и далеко не все его заслуживают. А вандеец… Он верно просто привык к партизанской свободе и слишком редко «любуется» гильотиной. – От меня было бы намного больше проку, если бы я присоединился к крикунам, стравливающим между собой чернь. А вы просто не понимаете, насколько эти люди, - все эти булочницы, их дети в красных колпаках, хорошенькие служанки, - нас ненавидят. Вы, вандейцы, имеете дело с крестьянами. Которые к тому же сражаются на вашей стороне, под белыми знаменами монархистов. В Париже, уверяю вас, все иначе, и… Закончить пояснения Эмльену помешало появление Лютеции. Проглотив свое так и не высказанное недовольство, он коротко поклонился даме. – Мадам, мое почтение. Когда де Басси говорил, что шапочно знаком с хозяйкой салона Флер де Сите, он слегка преувеличивал. Впрочем, он и не утверждал, что это знакомство взаимно. Об этой женщине сам он знал немало, как, пожалуй, и о ее ныне уже покойном муже. Но переговорами с мадам обычно занимался месье Канриотт. На этот раз, благодаря де Вильневу, выдается случай познакомиться с бывшей маркизой лично.
Лютеция Флёр-Сите: Владелица салона с интересом взглянула на второго, как она уже догадалась, "бывшего". Его она никогда не видела, а, между тем, Ривье сказал, что оба мужчины являются "завсегдатаями". Неужели и Руа разглядел только одно знакомое лицо, заходившее однажды?... Однако это не значит, что незнакомый ей мужчина о ней ничего не знает, он наверняка из "шайки" Канриотта...Эта мысль заставила Лютецию улыбнуться - подумать только,-назвать благородных дворян шайкой, как бы они оскорбились, скажи она это вслух! - Здравствуйте, граждане-господа,-хозяйка салона проговорила это с лёгкой усмешкой,- Хотела бы сказать "добрый день", но он для вас, видно, вовсе не добрый. Я вижу, вы тоже угодили в кипучий чан с парижским народом.- Флёр-Сите подошла к мужчинам ближе и стала помогать с умыванием, взяв кувшин из рук незнакомого роялиста и тут же поцокала языком, увидев его "потери". - Я плохо разбераюсь в ранах, но даже я могу с уверенностью сказать, что вам немедленно нужно промыть и ту,-Лютеция взяла руку незнакомца, предварительно вынув из какой-то тумбы сухие и чистые полотенца и разорвав одно,что было поменьше и потоньше, стала промывать её чистой водой,- и другую. Поначалу, слыша от кельнера о "той" девушке, Лютеция не обратила на это никакого внимания, но когда увидела с кем эта девушка пришла, заметно удивилась. - Да, сударь,- наконец ответила женщина Вильневу,- мы с Мари знакомы...Я обещала ей дать у себя работу. Право слово, как этой девочке везёт...-добавила Флёр-Сите неизвестно к чему. - Вот, сударь,- вновь обратилась к незнакомцу Лютеция, наскоро перемотав его руку чистым полотенцем, - пусть пока будет так, а я сейчас попрошу и вам её перевяжут... Меня, кстати, зовут Лютеция Флёр-Сите... Хозяка салона, видимо, почувствовав облегчение от недуга, стала как всегда быстра, деятельна и говорлива. - Ну-ка..а вам, сударь помочь?...Куда, чёрт возьми, делась моя служанка..Бездельница! И Ривье - дурень,- не догодался позвать! - хозяка салона ругалась, но с улыбкой. - Вот уж не думала, что когда-нибудь увижу... настолько чумазых дворян,- озорно прибавила женщина шепотом.
Эмильен де Басси: – Благодарю вас, мадам. – Руки женщины ловко сменили повязку, и новая, хоть и сделанная так же наскоро, выглядела гораздо надежнее, чем замаранный кровью и пылью шейный палаток, кое-как намотанный на рану Эмильена совместными усилиями его и его приятеля. Резкая боль, охватившая руку от плеча до запястья во время этой неприятной, но необходимой процедуры, вернула мужчине самообладание, напомнив, что есть на свете дела и поважнее, чем злословить о санкюлотах. – Вы буквально вернули меня к жизни. И, тоже кстати, мне известно ваше имя. За это я вас тоже благодарю. Услуги, которые оказывала хозяйка салона роялистам, не всегда оказывались безвозмездными, но де Басси, подобно де Вильневу, не задумывался о деньгах, когда речь шла о «благом деле». – Можете называть меня гражданин Басси. – Роялист, памятуя о веяниях времени, безрадостно упустил из своего имени приставку «де». – Или Эмильен, если находите последнее уместным. А как… эммм… вы называете его? С легкой насмешкой во взгляде граф кивнул на Дюверже.
Бернар де Вильнев: – Меня? Гражданином Оливье, - усмехнулся барон в ответ на заметную иронию спутника. – Мари-Жан, по-моему, вполне пристойное имя. Жаль, не подтверждено документами. Но это, надеюсь, ненадолго. В подобной опасной откровенности имелась своя особа прелесть. Наверное что-то похожее чувствует тореадор, разворачивая капоту перед разъяренным быком. Одно неверное движение, и арена окрасится кровью человека, а не животного. А зрителям… Зрителям все равно. Конечно, неуместно сравнивать забаву с войной на выживание, да и прелестная женщина, лукаво улыбающаяся беглецам, запутавшимся в собственных именах, им не враг и не стремится, подобно многим, укоротить каждого «бывшегот аристократа» на голову. Но… В любой истории о доверии всегда остается это «но». – Парижский народ, сударыня, вознамерился сегодня убивать друг друга. Мешать народу в подобном намерении всегда опасно. Месье Басси, как истинный парижанин, пытался меня вразумить, но некоторые шишки людям свойственно набивать самим, не обращая внимания на предупреждения. Лютеция протянула руку, намереваясь помочь барону в его битве за чистоту плаща, но мужчина предусмотрительно ее остановил, перехватив эту изящную ручку до того, как она коснулась помеченной долгой дорогой, ночевкой в грязном погребе и приключениями в булочной ткани. – Не стоит, мадам. Я сам. – склонив голову, Дюверже на мгновение невесомо коснулся тонких пальцев Флер-Сите губами, - Мы и так нанесли в ваш дом уже достаточно.. грязи.
Лютеция Флёр-Сите: Пальцы женщины еле заметно вздрогнули от неожиданности и она, мягко убрав свою руку, усмехнулась. Нет, всё таки как серебро или форфор грязью не поливай, они так и остануться серебром и фарфором. Лютеция любезно сделала вид, что она удивилась знанию незнакомза её имени. Значит она не ошиблась... - Гражданин? - пропела Флёр-Сите, и в её голосе прозвучало ироничное сомнение,- Эмильен Басси...Ну как вам будет угодно. Равно, как и вам, - женщина бросила смеющийся взгляд на Вильнева,- гражданин Оливье. Повернувшись к новому знакомому роялисту, Лютеция осторожно коснулась его ссадины на подбородке. - Нда...Гражданин Басси пытался-то вразумить вас, а "шишек" я вижу больше как раз на нем, чем на вас, гражданин Оливье,-Флер-Сите подумала стоит ли говорить о докторе, который как раз оказался бы кстати, или эти не столь значительные раны сможет подлечить мадам Розметта - одна из служанок, пожилая женщина, знающая толк в наложении повязок и лечении ссадин,- Ничего, до свадьбы, как говорится, заживет, а если захотите можем смазать ваши раны мазью на травах.. У одной моей служанки найдётся это чудодейственное средство. Лютеция стала складывать ненужные полотенца обратно в тумбу. - Видела я это безумие сегодня,- сказала она, убирая выбившееся огненные пряди, - еле унесла ноги...- Флёр-Сите не стала говорить, что "унести ноги" ей помогли. - Так что же? Народ вознамерился убивать друг друга, а причём тут вы, граждане? Как видно из ваших слов, вы, в отличае от меня не бросились спасаться бегством....
Эмильен де Басси: – Пустяки. Заживет и без свадьбы. Таких, как мы, сейчас венчают все больше с одной и той же вдовой, - буркнул де Басси, внутренне сопротивляясь очарованию непосредственности, исходящему от хозяйки салона. Музыка ее голоса, заразительная улыбка приглашала к доверительным беседам, и привычка к осторожности в разговорах, приросшая к Эмильену, как вторая кожа, так просто не уступала свои позиции. – Мы там были не причем, просто гражданину Оливье некстати захотелось хлеба. Граф пошевелил пальцами, приноравливаясь к новой повязке на руке. - И он бросился… Но не бежать, а наоборот. В противном случае вы бы лишились служанки. Вернее этой девочки, что обещали взять в услужение. Мои ссадины не в счет, я заполучил их не на погроме. У вас сейчас спокойно, мадам? Я имею в виду… Впрочем, вы должны понимать, что я имею в виду.
Бернар де Вильнев: – Не причем? – Серые глаза вандейца едва заметно прищурились. - Мне показалось иначе. В том, что подполье причастно к организации погромов, у де Вильнева сомнений уже не оставалось. Цели? Что-то связанное с договоренностями с жирондистами, если верно понимать намеки де Басси. И как всегда, едва чудовище слепой ненависти каждого к каждому разбужено, страдают и виновные, и невинные. – Ладно, не важно. Это действительно была моя идея ввязаться в драку. Из-за Мари. Мне нужно было с ней переговорить. О людях, у которых она когда-то служила. И я испугался, если с ней что-то случится, эта ниточка будет потеряна, а другой у меня нет. Де Вильнев задумчиво потер переносицу. Раз уж он уже рассказал о дочери маркиза де Монетерея де Басси, то же самое можно поведать и Лютеции. – Это не то, чтобы личное дело. Один мой знакомый ищет пропавшую дочь. Она, возможно, какое-то время пряталась у родственников в столице, и именно у них служила Мари Жерар. Поэтому пришлось… Немного погеройствовать. Никакого благородства, сплошная корысть. Я даже и не знаю теперь, стоит ли затевать расспросы сегодня. Девушка и так в шоке после всего происшедшего. Я ведь смогу найти ее у вас, мадам, в любой момент?
Лютеция Флёр-Сите: - Нда.. У вдовы завидный аппетит,- с грустью заметила женщина, вероятно вспомнив погибшего мужа, по её коже вновь пробежали муражки. Слушая попеременно то одного, то другого мужчину, Лютеция становилась всё внимательнее и внимательнее. Вот что связывает их с Мари, но это даже не рыцарское желание помочь невинной душе, какое можно ожидать от сероглазого дворянина ( ну так и веет от него благородством, кого бы он там не пытался убедить вымышленным именем без приставки "де") и, которое, похоже, более чуждо второму господину. Хотя и там за бурчанием может скрываться тонкая натура. Но, как бы там ни было, Лютеция, даже с каким-то странным удовлетворением, увидела, что все и вся, без исключения, преследуют свою выгоду. Выгода - вот основной мотив, из-за которого ленивый и трусливый по своей природе человек совершает те или иные поступки. Так, так... Интересная девчужка... Лютеция с подозрением глянула на Вильнева, карие глаза засветились лукавством. Что могла рассказать Мари этим людям? Или расскажет? Нужно будет с ней поговорить. Докладывать об узнанной информации от доверчивого роялиста КОБу? Или там и без неё всё знают? Может Мари подослана, чтобы заманить этих господ в какую-нибудь ловушку? Нет,нет, с ней обязательно нужно будет поговорить,но аккуратно. - Всё ясно.- Флёр-Сите решила пока молчать,- Да, я думаю не стоит беспокоить сегодня девочку. Вы можете зайти и пораспрашивать её позже. - Что касается того, спокойно ли у меня,- ответила Лютеция второму роялисту,- то, не скрою, мои...кхм..работодатели, если можно их так назвать, заходят в салон и довольно часто, но пока мне удавалось... скрывать ваших братьев.. Не без помощи, кстати, Руа. - Если вы закончили, граждане,-добавила хозяйка салона,- пойдёмте в мою гостинную. Вы не голодны?
Бернар де Вильнев: - Да, разумеется, позже. На лице де Вильнева мелькнуло легкое разочарование. Не смотря на то, что он сам первый выразил сомнения в возможности немедленного разговора по душам с Мари Жерар, не в характере барона было откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Однако спорить с хозяйкой салона он не стал, тем более, что беседа перескочила а тему не менее интересную. Вандеец не сразу сообразил, каких «работодателей» вскользь упоминает Лютеция, но намек женщины был настолько прозрачен, что догадаться, о чем и о ком речь, не составляло большого труда. Мадам Флер-Сите работает на республиканцев? Неужели на КОБ? Дьявольщина, склонности к опасной вдвойне «двойной игре» он никак не мог предположить в этой хрупкой и изящной женщине. Ведь она ежедневно и ежечасно рискует головой, отвага, удивительная порой даже для мужчины. Героизм человеческий, какова бы ни была его природа, всегда вызывал уважение у Дюверже, и в ту минуту он испытал запоздалый укол совести за вчерашнюю склонность к иронии в разговоре с Лютецией. «Даже если она помогает нам за деньги, деньги тут не главное, потому что не мы одни согласны их платить». На ум Бернару немедленно пришло имя, увиденное им вчера в пресловутом журнале посетителей салона. И вызвавшее к жизни «гражданина Оливье». – Простите за неуместный вопрос, сударыня. Раз уж речь зашла о «работодателях». Месье Рено не один ли из них. Он часто к вам заходит?
Лютеция Флёр-Сите: - Да, -ответила Лютеция на ходу,ведя гостей в свой собственный "уголок",- Альбер Рено. Сам заходит не так уж часто, но, могу вас заверить, его "глаза и уши" повсюду. Флёр-Сите открыла одну из дверей и мужчины оказались в просторной, уютной комнате с видом на сад. В воздухе витал запах цветов и фруктов, а где-то у открытого окна щебетала канарейка. Лютеция подошла и прекрыла окно, хотя день и выдался довольно душный. -Опасайтесь его,- сама не зная почему добавила женщина. На чьей она всё таки стороне? Похоже Лютеция запуталась окончательно и бесповоротно. - Ну так что ж? Так вы голодны, граждане? - повторила владелица салона свой вопрос, стараясь уйти от разговора о "работодателях".
Эмильен де Басси: Упоминание о Рено (а это имя примелькалось де Басси настолько, что позабыть его было затруднительно), вынудило Эмильена мигом выбросить из головы приятные мысли о возможности по-человечески перекусить. – Какое еще Рено? – недоуменно переспросил граф. – Комиссар Рено? Вы хотите сказать, что пользуетесь документами не просто реального комиссара КОБа, но и живого комиссара? Боже правый, вы сумасшедший, Оливье, мне нужно было сразу об этом догадаться! Вы представляете, что бы со всеми нами сделали эти мерзавцы из национальной гвардии, будь они знакомы с настоящим комиссаром?! Да мы даже до Консьержи бы не дожили, нас бы поставили к стенке прямо на месте, возле дома. От возмущения, де Басси по привычке заходил кругами по комнате, пытаясь привести мысли в порядок. – Черт побери, даже если мы улизнули, эти оборванцы должны будут как-то отчитаться о происшествии своему начальству. Что они ему скажут?! Одно слово, ну и история! Мадам, нет ли у вас коньяка? – возбуждено сверкнул глазами Эмильен. - Говорят, помогает в медицинских целях и для успокоения…. эээ… мятущегося духа.
Бернар де Вильнев: – Не дергайтесь, Басси. Вас и так собирались шлепнуть у стеночки, - Дюверже пожал плечами с таким видом, словно речь шла о не заслуживающих внимания пустяках. – Если бы я не убедил сержанта в том, что он срывает важную операцию Комитета Общественной Безопасности. Я даже расписку ему написал. От имени Рено, разумеется. Представляю физиономию Альбера… Вандеец покосился на Лютецию, которая тактично наблюдала за разговором своих гостей, не вмешиваясь, но и не упуская ни слова. – Сударыня, я просто вынужден присоединиться к просьбе гражданина Басси. Коньяк – спасение контрреволюционера. Будем считать, что выпивка сегодня за счет ваших «работодателей». Насмешливо-безмятежный голос мало вязался с тревогой, поселившийся в глубине потемневшего взгляда. В эту минуту Бернар представлял себе не только физиономию Альбера, но возможный действия своего бывшего сослуживца. Узнав о деяниях своего альтерэго, Рено не сможет не сообразить, кто с таким нахальством воспользовался его именем. Значит, документы нужно поменять, и как можно скорее. Иначе однажды этот комиссарский мандат может дорого ему обойтись. И Лютеция более чем права. – Предупрежден, значит вооружен, мадам. Впредь я буду осторожен, не сомневайтесь.
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция слушала, но при этом тихонько шипела и, наконец не выдержав, заметила: - Если будете так громко себя вести, то к стеночке вас поставят раньше, чем вы думаете!-глаза Флёр-Сите нехорошо засверкали,- Особенно это касается вас,сударь.- женщина бросила выразительный взгляд на "гражданина Басси". И она на всякий случай совсем закрыла окно, затем прошлась в соседнюю комнату да так тихо, что если бы мужчины в данную минуту на неё не смотрели,то и не заметили бы как она исчезла и появилась. Вернулась Лютеция с графинчиком, в обьятиях которого таяла жгучая жидкость, и двумя бокалами. Разлив коньяк и вручив его мужчинам с неизменно ироничным видом, предложив сесьть, Лютеция продолжила разговор. - Да здесь многое за счёт "работодателей", господа,-сказала она полушёпотом, - Вот мой ресторан к примеру... Флёр-Сите хотела добавить к своим словам ещё кое-что, но сочла это в данном обществе неуместным. Её щекотливые шуточки лучше оставить до лучших времен... - Значит вы, назвались Альбером?- Флёр-Сите криво усмехнулась,но уже через мгновение взглянула на роялистов совершенно серьёзно, - Впредь-то вы будете осторожны, гражданин Оливье,- насмешливо пропела она, - но вот этого "впредь" может и не быть. Он быстро всё узнает, ручаюсь и вам, нужно быстро с этим что-то делать...
Бернар де Вильнев: - Конечно, узнают, такие вещи не скроешь. Однако документы республиканского комиссара – слишком удобная штука, чтобы я отказался от подобного шанса. Они скрасили мне всю дорогу из Сомюра в Париж. Хм… Приняв к сведению предупреждение мадам Флер-Сите, Бернар теперь говорил тише, но все так же насмешливо. Словно надеясь, что легкомысленность тона компенсирует серьезность ситуации. – Но вот то, что сам Альбер уже в Париже - для меня большая новость. Быстро он управился. Трудно было сказать, испытывает ли барон в эту минуту уважение к жизнелюбию и проворству Рено, которого он оставил в Вандее довольно беспомощным и в весьма незавидной ситуации. Или сетует на свое не всегда уместное милосердие. – Надеюсь, он хотя бы хромает. А на счет новых документов, думаю, мне придется положиться на милость гражданина Басси. Что-нибудь невинное, Эмильен. Но только не крестьянин или местный санкюлот, ваш покорный слуга не похож ни на того, ни на другого.
Эмильен де Басси: – Хромает? – Задумчиво повторил граф, разливая коньяк. Лютеция принесла только два бокала, в корне лишив де Басси возможности предложить ей выпить с ними «за успех правого дела», но на этот раз Эмильен был слишком увлечен откровениями вандейского гостя, чтобы счесть этот нюанс подозрительным. – И на бегу теряет мандаты? По-моему вашим повстанцам стоит больше практиковаться в стрельбе… Де Басси ужасно хотелось знать, что там за история с Рено приключилась у барона, уж в больно фамильярном ключе тот поминает «Альбера». Но захочет ли Дюверже откровенничать? – Вопрос с новыми документами мы решим, не беспокойтесь. И для вас, для вашей дамы, кстати, где она сейчас? Вы ведь, кажется, собирались привести ее сюда, в салон. Мысленно Эмильен готовил себя к упрекам. Да, подполью известно, разумеется, что Лютеция работает на КОБ. И все равно именно заведение мадам Флер-Сите рекомендовали де Вильневу, как подходящее убежище для приехавшей с ним девушки. Но барон должен понимать, что абсолютно безопасных мест в Париже сейчас не существует. И порой, чем ближе к врагам, тем спокойнее. – Надеюсь, вы еще не разочаровались в гостеприимстве мадам?
Лютеция Флёр-Сите: - Да, я уж совсем забыла,- заметила владелица салона,вставая, чтобы покормить птицу в клетке, -вы, месье Оливье, привели вместо одной девушки другую. Может и правда разочаровались,- улыбнулась Лютеция,- и передумали? Хитрая женщина задавала свой вопрос лишь для того, чтобы убедиться,хотя уже знала, что деваться роялистам некуда - её салон безопаснее, чем можно было подумать... Во всяком случае пока. -Вам следовало бы поторопиться,- Флёр-Сите вернулась к мужчинам,садясь в одно из кресел - мало ли что... Больше всего, однако, сейчас она больше бы хотела услышать о комиссаре, Лютеция не задавала вопросов, но всё, о чём говорили гости было ей крайне интересно. Похоже "гражданин Оливье" знал о Рено не по наслышке. - Впрочем,я вижу вам об Альбере и говорить не нужно. - женщина с любопытством взглянула на Вильнева,- Старые счёты?
Бернар де Вильнев: - Мы служили вместе. В королевской кавалерии, - скривившись, пояснил де Вильнев. Эту историю он не особо жаловал, поэтому скрашивать ее пришлось терпким привкусом коньяка из бокала, предусмотрительно протянутого барону Эмильеном. - В восемьдесят восьмом я производил его в сержанты, в девяностом он арестовывал офицеров, в том числе и меня, как «подозрительных». Нас едва не расстреляли сгоряча, но вовремя вышел очередной декрет. Выяснилось, что в армии уже некому толком воевать… Какие счеты, мадам? Никаких счетов. Никто никому ничего не должен, кроме Франции. Дюверже опустился в кресло напротив Лютеции, предоставляя де Басси возможность разгуливать по комнате в одиночестве. Насколько Бернар успел уяснить еще во время их общения на улице Турнон, привычка эта помогала его новому знакомцу размышлять. – Я бы привел Матильду к вам еще вчера, - заверил он хозяйку салона, - если бы вот этот гражданин не вынудил меня провести ночь в подвале его дома. Дурацкая осторожность, она нам всем едва жизни не стоила. Кстати, мон ами, ваши доверенные люди подтвердили мою личность, или я все еще под подозрением? На что я могу рассчитывать в Париже, на какую помощь и от кого?
Эмильен де Басси: - С моей стороны на любую. Но, принимая во внимание ваши планы, моей помощи явно будет недостаточно. Де Басси, перестав на время мерить шагами расстояние «от окна до канарейки», многозначительно остановился как раз напротив вандейца. – Я говорил вам, что жирондисты сейчас ищут встречи не только с роялистами в Париже, они заинтересованы в контактах с вашим генеральным штабом. И я не понимаю, отчего вы упорствуете, Оливье. Голос Эмильена едва заметно иронично дрогнул, когда он произносил это вымышленно-обиходное имя, которым де Вильневу взбрело в голову себя назвать. - Не все члены Конвента – отпетые мерзавцы, некоторые даже голосовали против казни короля. Например депутат Ланжюине, он, между прочим ваш соотечественник. У сторонников Бриссо и сейчас немало власти. А если мы объединим усилия, то свободы королеве и дофину можно будет добиться на высшем уровне законодательным путем. Не находите, что это лучше, чем столь ненадежные вещи, как подкуп или похищение? Соглашайтесь, черт возьми, и через пару дней я организую вам встречу… Да хоть тут же, во «Флер де Сите».
Лютеция Флёр-Сите: Личность одного из новых знакомых всё больше открывалась: дворянин - безусловно, благороден - и это Лютеция заметила, к тому же, как стало известно, офицер...бывший...Всё-то теперь "бывшее". Кое-что удалось узнать и о комиссаре КОБа, чья личность долгое врямя была для неё скрыта. Сейчас Флёр-Сите вполне устраивало быть больше слушательницей, чем активной участницей разговора, к тому же речь шла о вещах весьма занимательных - вызволении из лап революционеров королевы и дофина. Лютеция была довольна, потому, как раз граждане контрреволюционеры в своём разговоре подошли к теме щекотливой,значит она ни только не подозрительна,но и умеет создать нужную обстановку. Ничего нового пока,но... Поэтому, даже когда "гражданин Басси" встал напротив Вильнева, а значит и напротив неё, только другой стороной своего тела, Лютеция с добродушностью нагретого на солнце кота стала лицезреть его спину. - Эге, господа, вы про меня не забыли?- промурлыкала Флёр-Сите из-за роялистской спины,- С кем это вы собираетесь устроить у меня встречу? С жирондистами? Вот это уже касалось лично её. Какое ей дело до королевы и дофина?...Или она правда задумала играть в революционерку и если услышит что-нибудь интересное не только для себя самой, нашептать об этом КОБу?... Что-то неладное творилось в душе женщины, которую так часто называли душонкой... Что-то неладное.... Лютеция сильно закашлялась, судорожно сжала ручки кресел и, задыхаясь, но стараясь не обращать на это внимание мужчин, встала и подошла к окну, чтобы открыть путь свежему воздуху. Гадкая липкость вновь схватила за горло и грудь, и Флёр-Сите в панике старалась прийти в себя, остановить приступ. Она украдкой взглянула на платок - нет крови пока не видно... Ничего, сейчас пройдёт..сейчас... Ну вот уже и легче...
Бернар де Вильнев: – Вы слишком легко прощаете врагов, - нахмурился де Вильнев, понимая, что собеседник во многом прав и жизнь королевы и наследника престола стоит взаимных уступок. Но куда девать чувство брезгливости при мысли о необходимости договариваться с людьми, которых презираешь. Ланжюине, кто такой Ланжюине? Соотечественник? Ну, конечно, бретонский адвокатишка, уж продажнее их никого и не придумаешь. Родина, нация, республика, оптом и врозницу…. - Но, впрочем, будь по-вашему, я с ним встречусь. В глазах бретонца читалось отвращение к собственной будущей роли, но он знал, когда соглашался на ту поездку, что поручение генерального штаба ему предстоит выполнять любой ценой. – Где угодно, и даже тут. Это будет забавно, за одним столиком обедают комиссары, за другим роялисты. Если вы считаете, что это безопасно для мадам… Мадам? Де Басси сделал шаг в сторону, и теперь Дюверже видно было, что Флер-Сите в кресле, где она совсем недавно нежилась на солнце, отчего-то не оказалось. Женщина стояла у окна, и плечи ее как-то подозрительно вздрагивали. – Обождите с делами, Эмильен. Лютеция, с вами все в порядке? Вскочив с места, мужчина в полшага оказался рядом со вцепившейся в подоконник женщиной. – Вам дурно? Душно? Сильная рука легко распахнула раму, прикрытую самой хозяйкой несколько минут назад в надежде, что ни одно опасное слово не покинет, даже случайно, пределы этой комнаты. И в лицо им тут же упруго ударил сухой порыв ветра поздней городской весны.
Эмильен де Басси: – Какое неожиданное благоразумие. Неужели от коньяка? – взялся было язвить де Басси. И замолчал, проследив взглядом стремительное перемещение вандейца из кресла к окну. – Сдается мне, не только нам тесное общение с народом не пошло на пользу, - вздохнул он, принимая недомогание (или что у нее там) Лютеции за последствия того самого «едва ноги унесла», о котором женщина обмолвилась в разговоре о погроме. – Дела обождут, конечно же. Сударыня, если наше присутствие вас каким-либо образом стесняет, скажите, и мы немедленно покинем ваш салон. Или, может, послать за доктором? Гражданин Оливье не так давно уверял меня, что него в Париже имеется знакомый врач. Что с вами приключилось днем? Тем временем птичка в клетке, почувствовав теплое дуновение ветра, разразилась радостной трелью, словно напоминая людям в комнате простую истину «все наши беды быстротечны».
Лютеция Флёр-Сите: Держа руку на груди, всё больше бледнеющая женщина медленно сползла на пол у ног вандейца, но кашель, так внезапно её одолевший постепенно стал вновь затухать. Лютеция подумала, что хорошо было бы сейчас випить этого противного напитка, который смог облегчить её муки в первый раз. Однако ей меньше всего хотелось бы привлекать к себе внимание своим недугом. Флёр-Сите почувствовала неописуемую ярость из-за этого приступа,мешающего ей быть внимательной слушательницей и прервавшего разговр, который мог быть для неё полезным. Глубоко вздохнув, владелица салона откинула назад рыжие пряди, вздохнула ещё раз и заговорила сдавленным, слабым голосом, но совершенно уверенно. - Со мной всё в порядке. Видимо, это просто проказы духоты,-соврала она,- За доктором посылать не надо, - Лютеция уже чуть было не забыла, что внизу её ожидает Бонневиль,- а поговорить спокойнее, чем у меня вам врятли где-то ещё удастся. К тому же, - она криво усмехнулась,- если бы вы, сударь, меня стесняли, я бы сообщила об этом немедленно. Ей просто необходимо было вернуть ту относительно безмятежную обстановку, которая была до этого, убедить роялистов, что они могут разговаривать дальше и не обращать на неё внимания. - А сегодня я как раз познакомилась с одним врачом. Занятный человек...Доктор Бонневиль,- Лютеция с усилием попыталась встать и при этом говорить как обычно легко и весело,- Господин Оливье...эм..гражданин,-поправила себя женщина, у неё язык не поворачивался назвать этих людей гражданами,если только в насмешку,-помогите,пожалуйста,встать...-попросила Лютеция, протянув мужчине руку.
Бернар де Вильнев: – Давайте вернем вас в кресло, мадам, - протянутая Лютецией ладонь, казалось, просвечивала на весу истонченной восковой бледностью, и де Вильнев, испугавшись подобной хрупкости, наклонился и осторожно подхватил женщину под локоть, а не за запястье, как ему было предложено. Помогая даме сначала подняться, а потом снова присесть в широкое, обитое светлым гобеленом кресло. – В вашем состоянии это лучший выход. Наигранная веселость женщины в сочетании с физической слабостью вряд ли могла кого-то обмануть, и мужчины тревожно переглянулись. – Доктор Бонневиль, вы сказали? – Дюверже удивленно приподнял бровь, заслышав знакомое имя. – И этого господина… то есть гражданина, - Бернар невольно усмехнулся, оценив, как синхронно все они путаются в предписанных республиках обращениях, - Зовут не Эдуаром ли?
Эмильен де Басси: - Еще один знакомый? – В свою очередь удивился де Басси, наливая их стоящего на круглом столике у окна графина… на этот раз не коньяк, а обычную воду, и любезно подавая стакан Лютеции. Женщина уже не кашляла, но суд по тому, с каким трудом ей давалось дыхание, вода не помешает. – В таком случае я умываю руки. У вас, Оливье, похоже, знакомых в Париже больше, чем у меня людей. Комиссары, врачи. Кто еще? Не хватает какой-нибудь театральной примы, гражданина Сансона и гражданина Робеспьера. Оставив даму и стакан на попечении вандейца, Эмильен на всякий случай приоткрыл еще и дверь. Бог с ней, с конспирацией, они с де Вильневом закончат разговор в другой раз. Подхваченные порывом сквозняка, легкие гардины на окнах затрепетали, уподобляясь крыльям какой-то диковинной бабочки. – Ну теперь уж точно никакой духоты.
Лютеция Флёр-Сите: Принимая из рук "гражданина Басси" стакан с водой и благодаря обоих мужчин за помощь, Лютеция, слабо улыбнувшись, ответила Вильневу: - Да Эдуар... Эдуар Бонневиль,- похоже было, что доктор был не только её знакомым,-Вы его знаете? Лёгкие рыжие пряди затрепетали на сковзняке, а из-под взлетевших гардин стремительно ворвались в комнату лучи уже жаркого майского солнца, от чего волосы женщины засияли золотом. Лютеция бросила нарочито хмурый взгляд на чрезвычайно подвижного и, казалось, всем недовольного, роялиста де Басси. Складывалось впечатление, что этому человеку свойственно бросаться из одной крайности в другую, а так же Флёр-Сите увидела в нём склонность к волнениям и истерикам. - Да сядьте уже в конце концов, - к хозяйке салона вернулась привычная тихая певучесть голоса, правда в паре звуков можно было различить диссонас и еле заметный хрип,- и закройте дверь. Не нужно. Со мной, право слово, всё в порядке,- Лютеция выпрямилась в кресле и улыбнулась гостю, как если бы ничего не случилось. -Мне всё время кажется, что вы чем-то недовольны или обеспокоины... Неужели принесенное мной "лекарство", - женщина бросила выразительный взгляд на графин с коньяком, - действует на вас совсем иначе, нежели как средство успокаивающее?
Шарлотта де Монтерей: Служанка мадам Флер-Сите, принявшая на себя заботу о «Мари Жерар», явно разрывалась между извечным женским желанием поболтать и въевшейся в кости парижан осторожностью и нашла выход в непрерывной череде вопросов. Что такое с Мари случилось, да кто она такая, да откуда она знает мадам, да что за работу ей мадам обещала. Наученная горьким опытом, Мари не спешила откровенничать, но совсем не отвечать было невозможно. К счастью, служанку, мадемуазель то бишь гражданку Терезу, история жизни Мари не интересовала, а важно ей было лишь, не будет ли та ей соперницей. Тихая и даже неуклюжая девушка явно не подходила на роль горничной блистательной мадам Флер-Сите, и к концу переодевания Тереза оттаяла настолько, что даже одолжила новой служанке свой старый капор, только чуть-чуть прожженный сбоку. Спускаясь вниз по лестнице, Мари перевязала кружевные ленты, превращая созданное Терезой кокетливое белое облако в аккуратный бант, который нетрудно было запихнуть под капор, еще раз поправила тщательно (у ней самой бы так ни за что не получилось!) выглаженное платье и, встретившись взглядом с месье Руа, все еще не оставлявшим свой пост у выхода, залилась краской. – В гостиной, ммм… дитя мое. – Почтенный дворецкий (а как еще называть?) явно не знал, как обращаться к девушке в капоре, с кем бы она ни пришла. – Вниз по коридору, последняя дверь направо. Если бы ресторан не был набит голодными и жаждущими, Ривье несомненно передал бы Терезе пожелание мадам Флер-Сите насчет новой девушки, но во время обеда ему было не до того. Посему Мари осталась в неведении о предназначенной для нее комнате и, подходя к нужной двери, мысленно перебирала в уме несколько разных способов спросить, что же ей теперь делать. Однако, не успела она дойти до указанной ей двери, как та приоткрылась, и Мари застыла посреди коридора, привычно прижав к губам ладонь, чтобы подавить невольный вздох испуга.
Эмильен де Басси: – Напрасно иронизируете, мадам, - поморщился граф, вновь принимая наносное легкомыслие Лютеции за чистую монету, и вновь внутренне протестуя: «ох уж эти женщины, как у них все просто». - Если бы все наши сложности и неприятности пусть не решались, но хотя бы излечивались хорошим коньяком, ах, как легко было бы жить на свете. Но, увы, так дешево отделаться обычно не получается. Мужчина покосился на дверь, но поскольку просьбы «сесть наконец» и «закрыть дверь» показались ему взаимоисключающими, де Басси предпочел выбрать из двух одну, и первая оказалась ему более по нраву. – Это тот самый Эдуар Бонневиль, как я понимаю, с которым вы собирались познакомить меня? – кресло едва слышно скрипнуло под тяжестью опустившегося в него человека, и Эмильен вновь потянулся к бокалу с коньяком. На это раз он не спешил сделать глоток, предпочитая по традиции сначала согреть напиток теплом ладони. – Занятное совпадение.
Бернар де Вильнев: – Похоже, что тот самый. Если не однофамилец, вроде нас с Рено, - не удержался от легкой издевки над самим собой и своими «высокими отношениями» с республиканским комиссаром барон. Еще один быстрый взгляд в лицо Лютеции (кажется, ей лучше. Определенно лучше, и голос больше не срывается на хрип, и улыбка почти не кажется вымученной), и Дюверже предпочел последовать примеру Эмильена и опуститься в кресло. – Право, Басси, вы опять попали в точку. С гражданином Робеспьером я, разумеется, не знаком, а вот с театральной примой… Познакомился по дороге от Нантера до Парижа. Леди Блекней, французская актриса, что умудрилась выскочить замуж за английского баронета, но продолжает болеть сценой. Конвент пригласил ее сыграть роль в какой-то грядущей праздничной постановке… Как знакомо, пир во время чумы. Голос Бернара сделался отстранено-ровным, безжизненным, свидетельствуя о далеко не добрых чувствах, что вандеец испытывает по поводу темы разговора. - Когда эти мерзавцы украшают гирляндами из роз гильотину, кровь в жилах стынет… Ладно, это просто к слову… Праздник пройдет где-то в середине лета. И я дорого бы дал за то, чтобы его испортить. Точную дату и подробности постановки я договорился уточнить у дамы. Если вдруг это… нам понадобится.
Лютеция Флёр-Сите: Пропустив мимо ушей слова де Басси, потому как заметила, что он её не понял, Лютеция снисходительно ему улыбнулась и направила свой взгляд на вандейца. Когда она, в ходе разговора вспомнившая об ожидающем её докторе, хотела уже было продолжить распрашивать де Вильнева, чтобы таким образом сделать вывод об одном ли и том же человеке они говорят, в этот самый момент "гражданин Ольвье" вдруг назвал имя, заставившее глаза Флер-Сите сверкнуть золотистыми искорками. На какое-то мгновение, прежде чем задать какой-нибудь новый вопрос, Лютеция почувствовала апатию. Она не верила в случайность совпадений, имевших место вот уже два раза в ходе разговора с роялистами этим жарким майским деньком. Ещё вчера она услышала это имя в первый раз, а уже сегодня слышит его от монархиста. Правда, похоже он ничего не знает о муже леди Блекней, однако... Возможно, только играет, говоря, что познакомился с означенной актрисой недавно... - Не беспокойтесь,сударь,- как-то ещё тише обычного, глухим голосом сказала женщина. Румянец так к ней и не вернулся и мертвенно-бледная кожа странно контрастировала с блестящими глазами и приветливой улыбкой. - "Вдове" абсолютно безразлично, чьи головы глотать, - глухой голос звучал пророчески, Лютеция направила свой взгляд куда-то в сторону, будто говорила, одновременно задумавшись, - Их так много...Детей Революции.. и они все борятся за власть, а власть ещё изменчивее и коварнее женщины... Хозяка салона выглядела задумчивой и, её в этот момент действительно обуревали терзающие мысли, но не о "возмездии", которое могли бы услышать в её словах, а о своих собственных действиях. На чьей она всё таки стороне? Что из сегодняшнего разговора она расскажет комиссару? Ей почему-то отчаянно хотелось не услышать ничего важного, заговорить гостей пустяками, чтобы они молчали о своих делах и планах... Мотылёк, зачем ты порхаешь меж двух огней? Выберешь ли ты единственный? Зачем играешь с пламенем? Знай, мотылёк, порхание у одного пламени может опалить крылья, а если их два... Губы Лютеции сжались и она силой воли заставила себя играть легкомысленность, восторженность, лёгкость. - Леди Блэкней?!-нарочито восторженно воскликнула Флёр-Сите, изображая из себя давнюю поклонницу,- Так она в Париже? О...Как легко людей творчества заманить...Они вне политики... И что же? Миледи явилась одна? Без мужа? Как, кстати, его имя?...
Бернар де Вильнев: – Так вы тоже ее знаете? – Де Вильнев рассеянно улыбнулся, с трудом переключаясь от размышлений об украшенной цветами «вдове» (очень по-женски, эти негодяи в красных колпаках даже обращаются с гильотиной, как с дамой. Так почему, действительно, не украшать ее розами?) к непринужденной светской беседе. – Значит, она и правда известная актриса. Я не припоминаю имени того достойного англичанина… Дюверже мысленно прокрутил в голове подробности свей недавней встречи с леди Блекней, но имя, которым заинтересовалась Лютеция, если оно и было названо, на ум вандейцу не пришло. А в документах миледи, которые, прикрываясь именем комиссара Рено, Бернару довелось просматривать, революционные чиновники указать имя баронета Блекней и вовсе не потрудились. – …Но у него явно хватило ума не соваться к охваченным революционным безумием соседям. Женщина путешествовала со служанкой. Не самый лучший выбор по нынешним временам, должен заметить. Прямо на дороге нас едва не перестреляли какие-то оборванцы, позарившиеся на дорожный экипаж англичанки. На счастье, все обошлось. Если вы – поклонница игры миледи, полагаю, у вас скоро появится возможность вновь посещать ее спектакли. Пригубив коньяк, барон понимающе глянул на Эмильена. – И правда, успокойтесь, мон ами. Сегодня все обошлось, вы живы, ваши люди в безопасности. Скольких вы потеряли? Одного из троих? Примите мои соболезнования, Басси, но могло быть много хуже, уверяю вас. А наш визит в булочную, так это вообще… прогулка. Смерть одного из роялистов прошла незамеченной в суете побега, и сейчас де Вильнев, безрадостно глотая коньяк, отдавал дань последнего уважения человеку, которого он в сущности и не знал. Так, видел мельком. Но де Басси, наверняка, знал его лучше.
Эмильен де Басси: – Вам, человеку военному, легко говорить – насупился Эмильен, некстати прикидывая долю своей вины в гибели своего человека. Конечно, всего нельзя предусмотреть, и конечно, патриоты–агенты КОБа рыщут повсюду и ловят каждое подозрительное слово, и все же так глупо, как они сегодня, попасться… Впредь нужно быть много осторожнее. – Вы к смерти уже привыкли, а мы только привыкаем. Правда, быстро привыкаем, деваться некуда. Спасибо гражданам и их неразборчивой в женихах и невестах «вдове». Коньяк, хороший, еще дореволюционного разлива, горечью обжег горло, и де Басси поперхнулся, вроде и несильно, но до рези в глазах. Часто заморгал, надеясь, что слезы, блеснувшие на ресницах, собеседники примут за последствия кашля. – Значит, перестрелка, актриса… Вы везунчик, Оливье. Надеюсь, дама хороша собой. И… это та самая дорожная стычка, в которой подстрелили вашу спутницу? Так вот оно что… А ведь все и правда удачно складывается, вы не находите? – с некоторым удивлением в голосе подытожил мужчина. - Если мадам Лютеция знакома с вашим доктором, он сможет наведываться в этот салон. И нам на пользу, и мадемуазель Матильде облегчение.
Лютеция Флёр-Сите: Не услышав ничего для себя интересного от де Вильнева,Лютеция, вновь овеяная задумчивостью, ответила почти равнодушно, не сдержав себя, что,конечно, могло показаться странным. Её взгляд, остановившийся на парижском роялисте, замер, тихо искрясь печалью, когда она медленно и холодно заметила: - Нет, господин Оливье,-в этот раз, произнося обращение и имя, не сочетающиеся друг с другом, Флёр-Сите не запнулась, не обратила внимания, сказав машинально, в сущности, ей было всё равно, - я просто поклонница театра... Миледи я никогда не видела. Лютеция вновь перевела почти не мигающий взгляд на де Басси. - К смерти привыкнуть нельзя, сударь, - в глазах женщины читалась тоска,- я видела её с детства, а привыкнуть так и не смогла. Уголки её губ порывисто вздрагивали, как и ресницы, будто пытаясь отогнать от Лютеции мрачные мысли и, наконец, улыбнувшись..вновь через силу... ...Вот, внимательный читатель, если тебе даны глаза, ты увидишь, Арлекина всегда улыбается через силу, но никому это неизвестно... ...Улыбнувшись, владелица салона сказала вдруг веселее, с извечной хитрецой: - Если хотите, господа, мы прямо сейчас установим, об одном ли и том же докторе мы говорим. И лютеция, заговорчески подмигнув обоим мужчинам, направилась к двери.
Эмильен де Басси: - Не можете привыкнуть к смерти? В таком случае нам, определенно, нечего опасаться, - мрачно сыронизировал вслед женщине Эмильен. – Ведь вы не отправите нас на гильотину, мадам? Или по крайней мере не придете взглянуть, как гражданин Сансон справляется со своей тяжелой и неблагодарной работенкой? Это была даже уже и не недоверчивость, у де Басси не было причин сомневаться в Лютеции. Да и коньяк уже понемногу начинал действовать, возвращая мужчине некую видимость благодушия. Скорее горькая насмешка над миром. Говорящий не мог знать, насколько слова его звучат в унисон с мыслями гражданки Флер-Сите. Хозяйка салона между тем направилась к дверям со столь многообещающим видом, что Эмильену оставалось лишь воскликнуть: – Неужели и этот таинственный доктор тоже здесь? Еще одно чудесное совпадение? Браво. Вы с Оливье напоминаете мне фокусников. Он успел перезнакомиться со всем Парижем, а вы сделали всех парижан завсегдатаями своего салона.
Шарлотта де Монтерей: Несколько секунд Мари не решалась пошевельнуться, но из-за двери никто не появлялся, и даже напротив, доносившиеся из гостиной голоса звучали на редкость мирно. Сжавшаяся было девушка слегка выпрямилась и собралась уже продолжить свой путь, когда донесшееся в коридор знакомое имя снова заставило ее замереть на месте. Леди Блекней? Пальцы Мари невольно потянулись к правому уху и затеребили висевшую в нем простенькую золотую сережку – ровно половина из того, что еще оставалось у нее от полузабытой прошлой жизни, мамин подарок на пятнадцатилетие. Застежка в очередной раз расстегнулась, одно неуклюжее движение внезапно неловкой руки завершило дело, и тоненькое блестящее колечко упало на пол у ее ног. Мари беззвучно опустилась на колени, протянула руку к сережке – и застыла, не шевелясь, повторяя про себя «Так она в Париже?», произнесенное знакомым ей, напевным, женственным, чуть хрипловатым голосом. В голове девушки заметались обрывки мыслей, перед глазами мелькнуло лицо комиссара Рено, гримаса похоти, искривившая губы Жана, серые глаза ее спасителя, теперь уже дважды спасителя… Белесая пелена спасительного отупения, окутывавшая ее с того ужасного момента, когда она увидела безжизненное тело Дельфины, медленно начала сползать. Леди Блекней, в служанки к которой ее собирались устроить комиссар Рено и мадам Флер-Сите. А мадам сказала, что не знает ее. Рука Мари потянулась к сережке и слегка толкнула ее, наполовину загоняя ее под плинтус. Мадам сказала, что не знает ее, потому что она собиралась предать ее. А эти, в гостиной, не знали, не могли знать… «Вдова» всегда голодна, а у этой, у мадам, такой замечательный ресторан… Ужас и отчаяние сжали сердце девушки, и она разразилась судорожными, в голос, рыданиями.
Бернар де Вильнев: – Скажите, Басси, вы вообще кому-нибудь доверяете? – Своеобразно «оценил» шутку роялиста де Вильнев. - Сдается мне, что нет. Это не упрек, не спешите оправдываться. Наоборот. Иногда, не скрою, меня это раздражает, особенно, когда вы не доверяете мне. Но по сути, наверное, вы правы. Я военный, и мне тоже нелегко привыкнуть к новой манере ведения войны. Ни мундиров, ни штандартов, не понять, где свои, где чужие… Мы в Вандее по крайней мере подобие армии, а вы… Барон заметно помрачнел, игры в шпионов, агентов и соглядатаев никогда его не привлекали. Но именно в этих играх, судя по всему, ему предстояло упражняться в ближайшее время. - Теперь я понимаю, что мне понадобится не просто помощь, а огромная помощь. Я редко испытываю страх, ума не хватает, но на этот раз я в растерянности… И о помощи прошу совершенно искренне. В том числе просил и доктора Бонневиля, хотя возможно и не стоит без нужды впутывать посторонних людей в танцы со «вдовой». Не томите, Лютеция, показывайте ваш фокус. Вас проводить? Последнее намерение вызвано было воспоминанием о недавней слабости мадам Флер-Сите. Женщина казалась полностью оправившейся, но внешнее впечатление порой обманчиво. Не дожидаясь, пока хозяйка салона отшутится очередным отказом, Дюверже поднялся в кресла, и удивленно прислушался. На заднем фоне их беседы возник какой-то новый звук человеческого присутствия. – Что это? Вы слишите? Похоже на плач... Скорее уж шум, доносившийся из коридора, напоминал сдавленные рыдания, но кому, скажите на милость, рыдать под этими дверями и отчего?
Лютеция Флёр-Сите: - Насмотрелась, спасибо!-буркнула Лютеция себе под нос, так что никто и не услышал. Ирония, исходящая не от неё, тяжёлой иглой уколов совесть и чувства женщины, присовокупилась к предстоящей перед этим тоске. Кто знает?...Заведёт ли она опять кого-нибудь на плаху или сама вновь отправится на свидание к "вдове"?...Флер-Сите часто винила себя в смерти...нет, не в смерти маркиза де Галеви, а в смерти того республиканца, помогшего ей выбраться из тюрьмы в первый раз... А он ведь был младше её - совсем юнец. Она знала, что не виновата, но, возможно, как говорили многие, не свяжись он с "парижской потаскухой", было бы иначе. Что проку ворошить прошлое?... Лютеция слабо и неуверенно улыбнулась, ей хотелось сказать сероглазому монархисту, что в это время, время кровавого противостояния масс, разделившего страну на два противоборствующих лагеря, посторонних нет, но, промолчав об этом, лишь кивнула головой, то ли давая знак, что сейчас действительно представит их взглядам доктора Бонневиля, то ли соглашаясь с предложение пойти с ней. Но сказать что-либо хозяка салона не успела, вняв замечанию Дюверже, она тоже явственно услышала рыдания, способные разорвать сердце слушающего. Стремительно шагнув в сторону двери, Лютеция одним резким движением распахнула её полностью и от этого резкого движения почувствовала сиюминутную слабость, покачнувшись на месте. Удивление Флер-Сите, почти не успев родится, было задавленно мгновенной мыслью:"Девчонка всё слышала!...Слушала?" Не обратив внимание на собственное недомогание, рыжеволосая женщина, одним шагом оказавшаяся подле девушки, схватила её за руки, поднимая с колен и встряхивая. Взор Лютеции недобро заблестал, но очень быстро опасный блеск изчез. - Мари? Что с тобой?- прозвучал голос владелицы салона слегка хрипловато. Лютеция отпустила запястья девушки, до этого крепко сжатые её бледными, тонкими, но цепкими руками. - Почему ты вышла из комнаты? Что случилось? Почему ты плачешь?
Шарлотта де Монтерей: Как свойственно людям, живущим в постоянном страхе за свою жизнь, Мари редко тревожилась за других. Удивительно ли, что, подавляя всякую мысль о том, чем могло обернуться для актрисы-англичанки избыточное внимание Рено, бывшая дочь маркиза уж тем более не задумалась о том, какую цену платит за свою жизнь блестящая, недосягаемая, великолепная Лютеция. Не задумалась бы и теперь, если бы не голос ее спасителя за дверью. Рено рассказал этой женщине про леди Блекней, не сомневаясь ни на секунду, что ей можно доверять. Это могло значить лишь одно: это был не первый раз. Кто-то уже доверился этой очаровательной женщине, чья-то голова уже скатилась в корзину с опилками, следующей вполне может оказаться голова ее спасителя, и ей, не Мари Жерар, но Шарлотте де Монтерей, предстоит сыграть ту же роль… Новый приступ рыданий сотряс хрупкую фигурку девушки, и она даже не заметила, как дверь распахнулась настежь. Хриплый голос мадам Флер-Сите, не приукрашенный на сей раз ни улыбкой ни хитроватым прищуром, смутно проник в сознание Мари, а мгновеньем позже неожиданно сильные для столь небольшой женщины руки рывком подняли ее на ноги. Слезы, градом катившиеся из глаз девушки, не позволяли ей различить лицо хозяйки салона, но, даже если бы Мари и сообразила, что ответить, и губы и горло отказывались повиноваться ей, и она отчаянно зарылась лицом в передник. Эти двое (Басси, всплыло в памяти прозвучавшее за приоткрывшейся дверью имя, а другой – Оливье, без фамилии… или это и есть фамилия?), они спасли ее… и они не революционеры, точно не революционеры… Боже, они «бывшие» – и они доверяют этой… этой… Лицо комиссара Рено снова всплыло в памяти девушки, и она даже пошатнулась от овладевшего ей отчаяния.
Эмильен де Басси: Эмильен не собирался мешать своему новому знакомому оказывать знаки внимания прелестной Лютеции. Отчасти потому, что эта дама, по его глубокому убеждению, того стоила. А отчасти потому, что понимал прекрасно «голод» барона по равным ему знакомствам. Война войной, но мужчина остается мужчиной, а в лесу, в партизанском отряде, ну какие там женщины? Крестьянки? Де Басси внезапно поймал себя на мысли, что ему хочется взглянуть на таинственную Матильду, сопровождающую де Вильнева из Вандеи в Париж. Если сам доктор Бонневиль тут, в салоне Флер-Сите, то где вверенная его заботам девушка? Всем им сейчас не помешает… немного отвлечься на простые житейские радости, особенно привлекательные для тех, кто только что побывал на краю могилы. – Постараюсь оказаться вам полезным, месье Оливье, - рассеянно бросил он в спину уходящего вслед за Лютецией де Вильнева, но то, что произошло в дальнейшем, лишило графа счастливой возможности побыть наедине с коньяком и собственными мыслями. В распахнутое окно долетали отрывистые звуки музицирования, неведомый Эмильену гражданин Героль весьма кстати припомнил, что помимо «марсельезы» на свете существует еще Моцарт. Но даже эти чарующие аккорды не смогли полностью заглушить звуков сдавленных рыданий, доносящихся из коридора. Со своего места де Басси плохо было видно, что случилось, но мадам Флер-Сите назвала имя, и, судя по всему, безутешно плакала та самая служанка булочницы, что обязана была Дюверже если не жизнью, то, по крайней мере, девичьей честью. – Еще воды? – машинально, не к кому конкретно не обращаясь, предположил граф, вновь направляясь к графину у окна.
Бернар де Вильнев: Вандеец между тем в полной растерянности застыл на пороге, безмолвно наблюдая, как заходится рыданиями Мари, и как Лютеция безуспешно пытается выяснить у девушки, что произошло. Причина охватившего Бернара столбняка была проста: де Вильнев относился к той породе мужчин, что полностью теряются при виде женских слез. И если бы вспыльчивая мадемуазель де Людр прибегала к этому безотказному женскому оружию чаще, чем к шпаге и пистолету, она, без сомнения, добилась бы больших успехов в укрощении барона, нежели вступая с ним в перепалки. К тому же Дюверже до сего момента видел Мари всего два раза в жизни, и хотя обе их предыдущие встречи сопряжены были с весьма драматичными событиями, но так безутешно рыдала девушка при нем впервые. И это заставляло мужчину простодушно верить, что сейчас с ней произошло что-то, по серьезности равное вчерашним домогательствам оборванцев или сегодняшнему погрому. Естественно, атмосфера салона Флер-Сите, пронизанная дружелюбным очарованием его хозяйки, подсознательно не располагала к подобным ужасам, поэтому наш безмолвный свидетель сцены плача чувствовал себя заметно сбитым с толку. – Вода, кажется, не помешает, - подтвердил он хмуро, выведенный из ступора флегматичным вопросом де Басси, прозвучавшим за спиной. – Господи, Мари, но сейчас-то с чего тебе плакать?! Обе дамы не особо уверенно стояли на ногах, одну шатало от слез, вторую от слабости, и подобная диспозиция показалась бывшему капитану королевской кавалерии проигрышной во всех отношениях. – Давайте не будем разбираться со всем этим в коридоре. Он шагнул вперед, мимо мадам Флер-Сите, бессознательным в своей заботливости движением обхватил всхлипывающую девушку за плечи, поддерживая и удерживая одновременно. - Ступайте в комнату, мадемуазель Жерар. И вы тоже, Лютеция.
Лютеция Флёр-Сите: Не добившись от девушки никакого ответа, Флер-Сите бросила на неё хмурый взгляд и скривилась. Лютеция терпеть не могла слёзы - свои или чужие, а уж тем более эти женские рыдания, от которых ей невольно хотелось дать Мари хорошую пощечину, чтобы та успокоилась. Но удержалась от этого, во-первых, потому что сейчас перед ней была не её давняя, ныне уже мертвая, подруга, такая же уличная проститутка, которая, когда их однажды какие-то головорезы, насладившись и не заплатив, бросили в подвал, рыдала что было силы, и ей - тогда ещё не Лютеции, пришлось ударить подругу как следует, чтобы та думала, как выбраться, а не впадала попусту в истерику. Во-вторых, женщина чувствовала, что сделать это не способна из-за слабости. В-третьих, с девчонкой, сейчас нужно было быть ласковей. Если она заплакала от того, что могла услышать, то из-за чего именно? Почему?...Интуиция подсказывала Лютеции, что не зря Мари интерисуется и Рено, и ...Стоп. Такая же, как она, душа, оказавшаяся меж двух огней... Однако это не прибавило женщине жалости. Кто эта девчонка? Рено мог бы интерисоваться ею по той же причине, что и сероглазый роялист? Неужели ему тоже зачем-то понадобилась пропавшая аристократка? Интуиция подсказывала владелице салона самое невообразимое, в том числе истинную роль Мари, и, в следствие этого, причину её рыданий. - Нет, я схожу таки за доктором Бонневилем или... Тогда может вы, гражданин Оливье? Вам нужно обратится к Руа и он вам его найдёт. Нахмурившись, Лютеция, как ни странно твёрдым движением отстранила от Мари руки де Вильнева и взяла её за плечи сама, так что можно было подумать, будто хозяйка салона, привыкшая к вниманию мужчин только к своей собственной персоне, теперь ревновала. В действительности же, ей и в голову подобного не приходило и, как мы видим из вышесказанного, волновало совсем иное. - С женскими слезами лучше всего справится только женщина, - сказала она, даря роялисту улыбку,- Да, гражданин Басси, вода понадобится... Хотя, по-моему, её и так слишком много. Ну перестань, Мари,-добавила Флёр-Сите ласково, - хватит, не плачь. Вот. Садись. Успокойся, тебя здесь никто не обидит. Расскажи, почему эти жгучие капли терзают твое милое личико? Больше всего, Лютеции хотелось отвести девушку в другую комнату и пораспрашивать её там, а заодно дать ей понять кое-что важное, что Мари должна вбить себе в голову, но делать хозяка салона этого не стала, так как не хотела привлекать к инциденту особого внимания. Она не надеялась, что Мари сейчас всё раскажет, ей хотелось чтобы та поскорей успокоилась, перестала её раздражать своими всхлипами и потом, ни на минуту не оставляя девушку наедине с роялистами, увести и запереть.
Шарлотта де Монтерей: Сильная мужская рука обхватила Мари за плечи, и задыхавшаяся от отчаяния девушка безропотно позволила увести себя в гостиную. Чьи-то руки поднесли к ее губам стакан с водой, она послушно сделала глоток и, уже начиная успокаиваться от столь непривычного взрыва чувств, отчаянно пытась сообразить, как избавиться от вопросов этой ужасной женщины, механическим движением коснулась правой мочки кончиками пальцев. Но маленького золотого колечка, такого неприметного, что даже Дельфина никогда не обращала на него внимания, последней ее памяти о погибшей маме, не было, и Мари вновь разразилась безудержными рыданиями. – Се-се-сережка, – простонала она между всхлипами, – моя сережка! Выскользнув из, по счастью не слишком тесной, хватки хозяйки салона, Мари снова бросилась в коридор и упала на колени, отчаянно шаря руками по дощатому полу. К сожалению или к счастью, слезы по прежнему застилали ей глаза, сережка оставалась невидимой, и Мари теперь уже рыдала от все возраставшего понимания, что теперь она осталась совсем одна и может рассчитывать только на себя.
Эмильен де Басси: – Бог мой, как это по-женски! – Откровенно восхитился де Басси оказавшейся на виду причиной девичьих слез. – Сережка! Это настоящая трагедия, Оливье, не то, что… От восторга он даже машинально отхлебнул из стакана, что продолжал держать в руках. И недовольно скривился: - Ч-черт, вода! Девушка бросилась обратно в коридор, и Эмильен великодушно предложил де Вильневу: – А и правда, Мари-Жан… Как, однако, непривычно, называть вас Мари-Жаном, Оливье, имя ни к черту… Сходите разыщите доктора. Раз он ваш знакомец, вам труднее ошибиться. И за одно попросите у гражданина Руа еще коньяка. Спиртное, наконец, подействовало на мужчину в полной мере, и возбужденная настороженность парижского роялиста сменилась ироничным фатализмом. Бережно поддерживая перевязанную руку, он последовал за Мари Жерар и, присев на корточки подле стоящей на коленях девушки, тоном любезного панибратства осведомился: - Так что, вы говорите, тут у вас пропало, мадемуазель? Спокойнее, не суетитесь, не плачьте: вы льете такие потоки слез, что скоро затопите весь Париж. Повернитесь ко мне, да-да, вашим прелестным ушком, я хочу взглянуть, что мы с вами ищем.
Бернар де Вильнев: Де Вильнев с благодарностью глянул на Лютецию, ее обещание во всем разобраться, как женщина с женщиной, и успокоить Мари, избавляло его от необходимости брать на себя ответственность за дело, в котором барон мало что смыслил. Справиться у Руа, где доктор Бонневиль – задача намного более постижимая мужским умом, чем утешение рыдающей девушки. – Твое сокровище найдется, Мари. Вот увидишь, - пообещал он, осторожно обходя гражданку Жерар и де Басси, преисполненного живейшего участия в судьбе потерянной сережки. Эмильен заметно повеселел, и поделом, нечего пить коньяк на голодный желудок. Бернар припомнил вчерашнего себя, - примерно в таком же состоянии, «море по колено» после хорошего коньяка, он шел в салон мадам Флер-Сите от Бонневиля, но только походу ввязаться умудрился не в поиски какого-нибудь колечка или запонки, а в склоку с санкюлотами, - и усмехнулся. Не суди других, да не судим будешь сам. И все же растерянность, вызванная подспудным неправдоподобием ситуации, еще какое-то время не оставляла Дюверже, не развеявшись окончательно даже при виде месье Руа. – Вам нужна какая-то помощь, гражданин Оливье? – Помощник Лютеции свято чтил имена, записанные в книге посещений салона. И неплохо, надо сказать, их помнил. При этом умудряясь «для особо избранных» сочетать почтительное старорежимное обращение с новой республиканской модой. – Мадам просила позвать в гостиную доктора. Она уверила меня, что один из ваших посетителей – врач. Эдуар Бонневиль. – Мадам нездоровится? – На выразительном лице Руа мелькнула неподдельная тревога. – Нет, что вы, ничуть, - немного покривил душой де Вильнев, решив не упоминать про странный приступ, вызванный духотой. – Скажите, а для чего вы ведете этот журнал? – Традиция, гражданин. – Портье с любезной улыбкой пожал плечами. – Я вам уже говорил об этом. Просто традиция. Кстати, сегодня вы в нем так и не расписались. Желаете? - Пожалуй. Не хочу нарушать ваши традиции, - не менее любезно улыбнулся в ответ Дюверже, «случайно» перелистывая страницу протянутого ему журнала во вчерашний день. Руа конечно же это заметил и немедленно сделал вид, что ничего не замечает. А взгляд вандейца вновь пробежался по встревожившему его еще вчера имени. «Рено, Рено, значит, ты часто сюда заглядываешь…» Над именем Альбера красовалось имя некоего гражданина де Сада, а строчкой выше имя Мари Жерар. И Бернар в задумчивости провел по нему кончиком ногтя. Это ему только так кажется, или все три имени действительно написаны одним и тем же почерком? – И посетители всегда заполняют ваш журнал собственноручно? – Когда как, гражданин. Порой кто-то один расписывается за всех своих приятелей, иногда завсегдатаи, чтобы не тратить время, могут попросить об этом меня. – А я могу вас попросить о таком же одолжении, месье? – Зачем?! То есть, конечно, можете. Изумление было не к лицу Руа, и он привычно подавил его в зародыше. Послушно взял перо и вывел «Мари-Жан Оливье». – Благодарю, - невозмутимо взглянул на запись барон. Почерк Руа заметно отличался от того почерка, что его заинтересовал. – Так что же доктор? – На кухне. Ривье проводит… Через несколько минут Дюверже вступал уже в святая святых местного повара. И при виде мужчины на табурете у стола ему оставалось лишь, улыбаясь, воскликнуть: - Гражданин Бонневиль? Эдуар?! Глазам не верю! Доктор, если идея о том, что вы все это время куковали на кухне маловероятна, я перемещу вас в любое место по вашему желанию
Лютеция Флёр-Сите: Недовольно закатив глаза, Лютеция последовала вновь обратно в коридор за де Баси и Жерар. Ей не хотелось приседать,как они, искать эту чёртову сережку... Дьявол! Если такой вопль из-за какой-то сережки, в чем женщина однако сомневалась, то Флер-Сите исполнит свое желание треснуть девчонку как следует. Ленивым взглядом женщина стала осматривать коридор, освещённый солнцем - украшению некуда было дется. Мебели в коридоре тоже было немного: столик с вазой между двумя окнами, тумба в углу да пара обитых бархатистым сукном стульев. Первым делом владелица салона подошла к тумбе, чей низ имел небольшое расстояние от пола, с неохотой присела, почти опустившись на колени, заглянула под тумбу, придерживая рыжие пряди, пошарила рукой, благо достаточно тонкой, чтобы просунуть её в этот промежуток и...достала крохотное, тонкое колечко, тут же отчаянно засверкавшее. Сначала, снимая с сережки паутину, Лютеция ничему не поразилась и только потом, хорошенько присматревшись к украшению, медленно вскинула бровь. Когда Флер-Сите ещё была парижской уличной проституткой, ей, конечно же, даже не снились те драгоценности, которые она увидит и которыми будет обладать, выйдя замуж за маркиза де Галеви. В общем-то, они мало интерисовали её и тогда, но насмотрелась Лютеция вдоволь, впрочем некоторые остались у неё до сих пор. Поэтому-то женщине показалось странным, что служанка какой-то булочницы обладает таким украшением - сережка казалась скромной, но наверняка золотой. Владелица салона с подозрением бросила взгляд на служанку, затем перевела вновь на украшение, которое теребила между цепкими пальцами. Может подарил какой-то санкюлот, учавствовший в "очистке",скажем, аристократического особняка?... - Мари,откуда у тебя такая прелестная серёжка?-ласково спросила Лютеция, отдавая драгоценность заплаканной служанке, - Наверное, она тебе очень дорога, раз ты так плачешь?
Эдуар Бонневиль: Отложив в сторону тарелку с горячими круассанами и едва не облившись кофе, Бонневиль вскочил на ноги, стоило ему заслышать голос вчерашнего знакомца. - Гражданин Рено?! Вот уж кого не ожидал здесь встретить! Поросшая трехдневной щетиной физиономия доктора растянулась в широкой улыбке. - Я вчера уже отчаялся вас дождаться. Слава Создателю, с вами все в порядке, - Эдуар не переставая тряс руку барона де Вильнева. - Вы уже были на Рю Паради? Или случайно сюда забрели? Несмотря на вторую чашку кофе, которой его угостила Полетта, та самая перепуганная служительница салона, Бонневиля до сего момента неудержимо клонило в сон, но радость от встречи с "комиссаром" заставила его взбодриться. Предыдущую половину суток нормандец старательно отгонял от себя дурные мысли, к вящему облегчению, оказавшиеся напрасными. Или, может, не совсем напрасными, но по виду Бернара сказать что-то определенное было сложно - нынче в Париже половина горожан выглядела примерно таким же образом. Все отлично, барон! ;-)
Шарлотта де Монтерей: До последнего времени все окружающие были для Мари «врагами», которых можно было только опасаться. Одни, вроде бессловесной Франсуазы, страшили ее меньше, другие, вроде гражданки Ланде, пугали до дрожи в коленках – но все они были ее врагами, ни от одного из них нельзя было ждать ничего хорошего, и ни один из них не был лучше других. Вчерашнее неожиданное рыцарство сероглазого незнакомца настолько не укладывалось в привычные ей рамки, что девушка, как ни странно это звучит, едва ли не забыла о нем, и оно окончательно стерлось бы из ее памяти, если бы не сегодняшние события. За те несколько минут, которые Мари просидела на коленях в коридоре, подслушивая разговор за приоткрытой дверью, ее маленькая вселенная полностью изменилась. Ее спаситель и его друг Басси как-то непонятно стали ей важны, не просто «бывшие», но «бывшие», которым, так же как и ей, угрожала гильотина, «бывшие», которые каким-то неизвестным образом почувствовали в ней свою, спасли ее от Жана, вывели из разгромленной булочной, взяли ее под опеку, не кричали на нее за ее рыдания, дали ей воды… В тоне Басси она услышала лишь непривычную ей любезность, на которую надо было ответить, и, повинуясь диктату почти позабытых манер, судорожно сглотнула и попыталась справиться со своим отчаянием. – Се-се-сережка, – прошептала она. Рука, поднявшаяся было, чтобы отвести волосы от левого уха, на миг застыла. Показать? Но ведь… о, Мари хорошо знала, что служанке булочницы неоткуда было взять золотые серьги… Дрожащими пальцами она подняла темно-каштановую прядь и повернулась к мужчине профилем, когда красавица-хозяйка салона прошествовала мимо, даже не глянув на Мари, невольно втянувшую голову в плечи, и, словно стервятник, тут же бросилась на добычу. Глаза девушки расширились, в голове завертелась карусель объяснений, оправданий, мольб, но, вопреки ее ожиданиям, женщина протянула ей сережку. Мари тут же попыталась вдеть ее обратно, но ее руки так дрожали, что она чуть снова не выронила свою единственную драгоценность. – Ой мадам, – всхлипнула она, – так она ж золотая, мадам, настоящая. У меня ж в жизни другой такой не будет. Мадам, сережка упала не под тумбу. Я даже точно писала, куда она упала. А что она маленькая, так была бы большая, Вы бы стали удивляться, откуда столько золота. Потому что в XVIII веке вся ювелирная работа была ручная, фабрик еще не было, а вес это как раз самое главное.
Бернар де Вильнев: - Тысяча извинений, доктор, - де Вильнев покаянно склонил голову. – Обстоятельства оказались сильнее меня и вынудили… заночевать у друзей. Рассказывать всю историю собственных приключений на улице Турнон Бонневилю, пожалуй, не стоило, а де Басси всегда можно будет представить как-то нейтрально и не пускаясь в излишние подробности. – А с утра я умудрился оказаться в гуще беспорядков. Парижане опять показывают друг другу свой революционный норов. Так что, увы, до Рю Паради добраться мне так и не довелось. Дюверже мимоходом рассматривал Эдуара, доктор выглядел усталым, а на виске его к тому же красовалась ссадина, которую Бернар явно не припоминал со времени их вчерашнего разговора. – Вы тоже побывали в переделке, как я погляжу? – осторожно предположил барон, и негромко добавил: - Надеюсь, гражданка Тиссо… не доставила вам особых хлопот? Вандеец ничуть не удивился бы, попали он пальцем в небо в своем предположении. Вряд ли Матильда так уж переживает о его делах и судьбе, учитывая непростые отношения, что между ними складываются. Однако, вспыльчивый характер девушки и привычка распоряжаться поступками других с непривычки могут не только шокировать, но и раздражать.
Эмильен де Басси: Окажись свидетелем происходящего какой-нибудь пламенный патриот, он не преминул бы провозгласить, что революционный народ насаживал на вилы и вешал на фонарях кровопивцев-аристократов как раз для того, чтобы простые девушки, вроде Мари Жерар, не убивались о том, что у них никогда в жизни не будет золотых сережек. Но де Басси был не настолько сентиментален. И крохотную золотую вещицу, что мадам Флер-Сите вернула служанке, не находил ни прелестной, ни заслуживающей слез. Но женщинам, конечно же, виднее. – Ну, вот, все и наладилось, - подытожил он, поднимаясь. И все же странно, девушка, что совсем недавно предположительно лишилась всех своих пожитков и, возможно, сбережений в охватившем булочную пожаре, в тот момент не проронила ни слезинки, а сейчас, из-за одной безделушки… Может быть это потому, что это единственное, что у нее осталось? Или просто последняя капля, переполнившая чашу дневного огорчения? – Мадемуазель, вы к себе несправедливы. Обязательно найдется кто-нибудь, кто подарит вам… «… и один уже нашелся, только кажется мало того, что ничего не дарил, так еще и пулю схлопотал от нервного аристократа…» …Идемте лучше в комнату, - скомкал окончание своего предположения Эмильен, сообразив, что утешитель из него тот еще.
Лютеция Флёр-Сите: Терпение Флёр-Сите утекало, как песок в песочных часах, и вот-вот должно было закончится. Она явственно чувствовала, что её вопросов избегают, не желают отвечать и что, за всем этим кроется какая-то тайна. Пожалуй, от учести быть схваченной и посаженной под замок, а потом, так сказать, допрошеной с пристрастием,Мари спасало присутствие де Басси.Впрочем, Лютеция убеждала себя, что подобные методы не для неё. Бросив на роялиста очередной ироничный взгляд, владелица салона,легонько подталкивая впереди идущую девушку, вошла в комнату, усадила Мари на диван, больше напоминавший большое кресло, затем села сама в кресло рядом. - Так откуда она у тебя, Мари, может жених подарил?- Лютеция продолжала мягко настаивать. Глаза женщины становились все желтее от переполнявшего их лукавства. Лютеция бросила взгляд на столик, где стоял графин с коньяком и два бокала. и взглянув на мгновение "бывшему" в глаза, улыбнулась девушке, а потом сказала, будто вспомнив: - Так... Села.. А нам хорошо бы сейчас выпить горячего, ароматного чая... Гражданин Басси, правда,хочет вовсе не чая....а ещё коньяка,- новый иронично-лукавый взгляд вновь был подарен роялисту.
Шарлотта де Монтерей: Мари, наивно ожидавшая, что «господа», даже только что проявивший к ней сочувствие Басси, тут же забудут о ней, как всегда забывают о слугах, получила новое подтверждение странной связи между собой и «бывшими», когда мужчина, вместо того, чтобы отослать ее, неожиданно предложил ей пройти в гостиную. Не успела она сделать и шагу, как она обнаружила, что хозяйка салона оказалась за ней и даже легонько подтолкнула ее в спину. Слезы, уже не отчаяния, но ужаса, вновь подступили к горлу девушки, когда ее неумолимая тюремщица довела ее до дивана, присела рядом, словно беспокоясь, что она бросится бежать, и возобновила допрос, в преднамеренности которого не осталось бы сейчас сомнений и у менее подозрительного человека, чем бывшая дочь маркиза. – Какой у меня жених? – Мари всхлипнула и снова безуспешно попыталась вдеть сережку в ухо. От страха она еле соображала, что лепечет. – Это мне от мамы моей покойной досталось. Она горничная была, ей хозяин подарил. За хорошую службу, еще до того, как я родилась. В булочной болтают куда больше, чем в будуаре провинциальной барышни, и в последний момент Мари сообразила, откуда и почему ее мать-«горничная» могла получить такой дорогой подарок. Переводя полные слез глаза с мадам на мужчину, она даже понадеялась, что придуманная ей, увы, такая вероятная, история сможет скрыть и ее возможные погрешности в поведении и облике. Во-первых, можно, если плинтус слегка отстает от пола, а в старых домах это сплошь и рядом. Во-вторых, я Вас не понимаю. Какой факт «работает в пользу подозрений женщины»? Что сережка маленькая? Так была бы большая, она была бы дороже и еще подозрительнее. Я потому про фабрики и сказала, что у Вас в первом варианте было написано, что работа «ювелирная». Чтобы сделать простое колечко из золота, никаких таких особых талантов не надо, вот я и подумала, что Вы имеете в виду, что ее ювелир делал, а не машина. И еще, я знаю, что золото булочницам не положено, иначе не заостряла бы внимание на том, что она неприметная. Так что подозрений хватает оттого, что она у меня есть – зачем надо выдумывать какую-то тонкую ювелирную работу, когда я специально написала, что сережка неприметная? Ну сами посудите, какую сережку может провинциалка подарить дочери на 14 лет?
Лютеция Флёр-Сите: Шарлотта де Монтерей Бог с ним с плинтусом, хотя я с вами не согласна. И бог с ней с ювелирной работой... Всё равно не понимаю из-за чего сыр бор....Про ювелирную убрала так и быть.*невольным зрителям* Только хохотать над нами не надо,ОК? Играем дальше. Флуд можно стирать.
Эдуар Бонневиль: - Гражданка Тиссо? - удивленно переспросил доктор, не сразу вспоминая псевдоним своей недавней постоялицы. - Ах да... то есть, нет, никаких беспокойств, мадемуазель очень приятная особа. Я оставил ее на попечение мадам Лавинь. Вчера вечером она выглядела куда лучше, чем утром, думаю, еще денек - и можно будет разрешать ей вставать... Уловив взгляд барона на той части лица, где красовались следы вчерашнего побоища, Бонневиль машинально потянулся рукой к виску. - О каких беспорядках вы говорите? Случайно, не о хлебном погроме? У заведения мадам Летуш творилось нечто невообразимое, все куда-то неслись, в крови, избитые... Собственно говоря, при таких обстоятельствах мы и познакомились с мадам Флер-Сите, здешней хозяйкой. Вы ее уже видели, дорогой гражданин? - последнее обращение Эдуар произнес с каким-то особенным сладострастием. Все-таки использовать подобные слова в отношении аристократа, испытывающего не самую большую любовь к республиканскому строю, было бы даже забавно. В иной ситуации...
Эмильен де Басси: – Если мои желания стесняют вас, мадам, я, конечно же, в будущем ограничусь чаем, - усмехнулся Эмильен, чувствуя какое-то скрытое напряжение между двумя женщинами, но в упор не понимая его причины. – Коньяк исключительно в медицинских целях. Сами увидите, едва ваш знакомый доктор окажется тут и взглянет на мои терзания, немедленно порекомендует пить коньяк… Ироничных взглядов Лютеции де Басси предпочитал не замечать, но легкие нотки язвительности в его голосе все же прорезались порой в ответ на ее любезные подшучивания. – Значит, ваша матушка служила горничной? – обращаясь к Мари Жерар, мужчина уточнил этот факт с таким неподдельным интересом, словно девушка только что рассказала ему, что состоит в родстве с Бурбонами. – И вы пошли по ее стопам? Булочная не в счет, сомневаюсь, что булочнице требовалась помощь с укладкой волос или корсетом, но до этого вы вроде служили у кого-то из «бывших», так? У кого же? Эмильен помнил недавний рассказ де Вильнева о пропавшей дочери какого-то вандейского лидера, и о том, что эта милая служаночка может что-то знать о сгинувшей в революционной круговерти девушке. Пожалуй, это не его дело расспрашивать, но по ходу разговора полюбопытствовать… Потому бы нет?
Бернар де Вильнев: Эдуар Бонневиль - Видел, конечно. И, похоже, я вас опередил, доктор. На целый день, - усмехнулся в ответ вандеец, снося обращенное к нему «гражданин» с привычным уже ироничным стоицизмом. – Я наведался в этот же салон еще вчера, договорился о приюте для гражданки Тиссо. Как неожиданно, заметьте, переплетаются наши дороги. Мы даже умудрились впутаться в один и тот же погром. Де Вильнев был откровенно рад видеть Эдуара Бонневиля, после вчерашней встречи он проникся к брату своего приятеля симпатией не просто потому, что доктор похож на покойного Шарля (по правде говоря внешнее сходство между братьями оказалось невелико), но и в силу личного обаяния эскулапа. – Так вот, о чем это я… Гражданка Флер-Сите приглашает вас присоединится к ней в гостиной, а я присоединяюсь к приглашению гражданки. Мы с Лютецией были приятно удивлены, обнаружив общего знакомого. А заодно, если вы не возражаете, я представлю вам еще одного весьма приятного госпо… гражданина.
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция продолжила бы обмен невинными насмешками с де Басси, но её отвлёк вопрос, заданный им всё ещё заплаканной служанке, от которой владелица салона брезгливо отвернулась. Вчера она была куда спокойнее, даже когда было испорчено её платье... Видимо, думала Флёр-Сите, последствия тех обстоятельств, в которых девушка оказалась. Какими, кстати, в точности были эти обстоятельства?... Лютеция взглянула на "бывшего", но уже по-новому - без тени лукавства и иронии, и, сцепив пальцы рук, обратила взгляд к Мари, стараясь сделать его мягким и доброжелательным. На самом деле, на хозяйку "Флёр де Сите" вновь нахлынули неприятные чувства: тоскливость, апатия и, вдобавок, странная тревожность... Чем больше Лютеция смотрела на служанку, чем больше ей улыбалась, тем сильнее в её голове обозначилась мысль о том, что все эти слёзы, невинность, беззащитность могут быть замечательным оружием, способным ввести в заблуждение. Не настроена ли девчонка на заманивание в ловушку добросердечных "бывших"? Не нужно забывать, что она тоже (интересно, по какой причине) работает на Рено...
Шарлотта де Монтерей: Пока хозяйка салона и ее гость беседовали о чае и коньяке, Мари судорожно соображала, что она сможет ответить, когда мадам Флер-Сите решит продолжить свои расспросы. Как бы девушке ни хотелось верить, что хозяйка салона и впрямь забыла о ней, сосредоточив все свое внимание на мужчине, надеяться на столь удачный исход она не могла. Взгляд девушки невольно сместился к двери в подсознательной надежде, что ее спаситель появится, каким-то таинственным образом избавит ее от нестерпимо пугавшей ее рыжеволосой красавицы… мечтай больше, Мари! Худенькие пальцы девушки тщательно разгладили невидимую складку на одолженном ей переднике, и, когда прозвучал следующий вопрос, пусть его задал не враг, но друг, Мари была готова. – У господ дю Белле я служила, – пролепетала она, вновь повторяя историю, придуманную когда-то для комиссара Рено, – дядя меня к ним устроил, как мои родители померли. Мари удалось, наконец, вдеть сережку в ухо и, шмыгнув носом в последний раз, она добавила, – Там старшая горничная, она хорошая была, всем премудростям меня научила. А уж по прическам лучше меня, почитай, и не было. Всем телом чувствуя вернувшийся к ней взгляд хозяйки салона (нет, эта о ней не забудет!), девушка робко улыбнулась мужчине. Если бы не присутствие хозяйки салона, быть может, она и доверилась бы ему, даже c рукой на перевязи и в плохо вычищенном сюртуке он казался ей аристократом до мозга костей… но, в отличие от него, бывшая Шарлотта де Монтерей, ныне Мари Жерар, знала, что в соседнем кресле, улыбающаяся то насмешливо то доброжелательно, сидит смерть. Только одолжений мне не делайте, а? Не хотите исправлять в соответствии с тем, что писали до Вас, не надо, только, если я потом где-нибудь тоже не обращу внимания на то, что Вы написали, не удивляйтесь.
Эдуар Бонневиль: - Конечно, не возражаю! Признаться, я уже заскучал здесь на кухне. Главное, чтобы этот гражданин не имел отношения ко всякого рода комитетам или к бригаде гражданина Сансона... Недавнее знакомство с маркизом де Садом не вызвало у Эдуара желания повторять опыт общения со служителями революции, хотя вряд ли, думал он, барон де Вильнев станет иметь дело с людьми, о которых только вчера отзывался весьма нелицеприятно. - Скажите, друг мой, - тихо обратился Бонневиль к своему спутнику, когда они покидали царство кастрюль и разделочных досок, - вы уверены в мадам Флер-Сите? Не подумайте, что я пытаюсь вселить в вас какие-либо сомнения, но вы видели здешних посетителей - поклонники "Папаши Дюшена" и якобинцы...
Бернар де Вильнев: - Смею вас уверить, мой знакомый к коммунам и комитетам относится… примерно, как я, - Дюверже, на минуту отвлекшись от разговора с Бонневилем, остановил на выходе из кухни официанта, о чем-то переговорил с ним в полголоса и в результате получил в свое распоряжение бутылку коньяку, заказанную де Басси. Затем двое мужчин окончательно покинули ресторан, направляясь в приватную гостиную хозяйки салона, отделенную от основных помещений, отданных на откуп посетителей, довольно длинным, огибающим дом коридором. – На самом деле, доктор, я мало в чем… и в ком уверен. Это… издержки положения. Не смотря на совершенно пустой коридор, вандеец заговорил негромко и отрывисто. – Я приехал издалека, и первый же контакт, что предоставил мне генштаб, мог оказаться двойным агентом, перевербованным КОБом. Когда речь идет о жизни и смерти, люди далеко не всегда предпочитают смерть. Мадам… Не знаю. Ее адрес назвали мне люди, которым я, пожалуй, доверяю больше других. Да и мой новый знакомый… ей доверяет. Недовольно-решительным движением мужчина на ходу взъерошил пыльные и пропахшие дымом волосы. – Если я не буду доверять никому, Эдуар, один я ничего не смогу сделать. Если я стану доверять всем, однажды погублю и свое дело, и тех, кто доверился мне. Но где пролегает эта грань… Я дорого дал бы за то, чтобы знать наверняка.
Эмильен де Басси: – Дю Белле… Имя казалось де Басси смутно знакомым. Впрочем, он был коренным парижанином и до революции вел довольно бурную светскую жизнь. Сейчас, как ни странно, былая разгульность приносила неожиданные плоды: старые знакомые и знакомые знакомых, не смотря на угрозу, нависшую над собственными головами, порой выручали Эмильена из неприятностей и содействовали его далеко не безвредным с точки зрения республиканского правосудия делам. Но дю Белле он не припоминал, видно они из тех, что жили тихо и никогда не ссорились с новой властью. Или из тех, что вовремя эмигрировали. Нет, последнее маловероятно, иначе вандейские гости не пытались бы разыскать и в Париже. – По моему это те дю Белле, что состояли в родстве с Монтереями? Этого факта сам Эмильен, разумеется, тоже не помнил, но раз уж де Вильнев поминал маркиза Монтерея и его парижских родственников, вывод напрашивался сам собой. – Что с ними стало? Сбежали за границу? Или… Не успели? Голос роялиста звучал деланно ровно, в конце концов девочка могла сознательно сменить место службы. Или ее могли рассчитать сами хозяева. То, что Мари Жерар больше не служит у дю Белле не означало наверняка, что ее бывшие господа уже мертвы. Хотя в нынешних реалиях было… весьма вероятно. – В любом случае мадам повезло с вами, мадемуазель, - любезно предположил де Басси, через плечо всхлипывающей служанки поглядывая на умостившуюся в кресле с истинно кошачьей грацией Лютецию. На фоне предусмотрительно-невозмутимого гражданина Руа новая работница салона выглядела неожиданно. И Эмильен невольно задавался мыслью, с чего вдруг мадам Флер-Сите понадобилась новая горничная. Делать прически она, говорит, умеет, но умеет ли держать язык за зубами?
Шарлотта де Монтерей: Фамилия Монтерей, как бы Мари ни готовилась ее услышать, прозвучала для нее ударом хлыста, и девушка невольно мотнула головой, словно открещиваясь не только от родства с дю Белле, а от самого своего существования. – Не знаю я про родственников, – буркнула она, снова опуская глаза и теребя кружевной край передника. – Арестовали их с полгода назад, и все тут. Хотя… После ухода Рено Мари полночи проломала себе голову, безуспешно пытаясь сообразить, зачем семнадцатилетняя Шарлотта де Монтерей могла потребоваться Революции. Да, конечно, ее отец был аристократом и врагом, но ведь, вечная ему память, он был им и год назад и полгода назад, а тогда ее никто не искал… или все же искал? Вспоминая суетливую, вечно перепуганную госпожу дю Белле, Мари не могла поверить, что та промолчала бы в революционных застенках, спроси ее кто-нибудь о двоюродной племяннице. Нет, дю Белле арестовали не из-за нее, точно не из-за нее, это было невозможно… но зачем и кому она потребовалась? Внезапно Мари стало очень страшно. Что если этот молодой человек, такой аристократичный, такой вежливый, на деле искал того же, что и Рено? – Может, и правда родственники, – пролепетала она, – приезжала к ним вроде как племянница… В свое время Рено назвал Шарлотту де Монтерей родственницей дю Белле, а стало быть, Мари Жерар тоже могла об этом знать. Или может быть, ей следовало бы поступить, как велел ей Рено, самой назваться Шарлоттой де Монтерей? В этом были даже определенные преимущества… Лоб Мари слегка сморщился, когда она попыталась вспомнить, присутствовала ли мадам Флер-Сите за столом, когда Рено предложил ей выдать себя за пропавшую девушку, и потому она пропустила мимо ушей комплимент «бывшего», тем более, что обращен он был не к ней.
Эмильен де Басси: «Господи, и ради этого «может быть» мы ввязались во всю ту потасовку возле булочной?» Стараясь не выдать своего разочарования, де Басси ободряюще улыбнулся девушке, то ли приглашая ее продолжать свой рассказ, то ли просто отдавая дань въевшейся в кровь учтивости при общении с женщинами не зависимо от того, аристократки они или простолюдинки. И улыбка эта так же привычно получилась абсолютно не натянутой. Или почти не натянутой. «Бедный де Вильнев, вообразил себе бог знает что… Нет, он, конечно, говорил, что ни на что не рассчитывает. Но если бы барон сам верил в то, что говорит, не понесся бы сломя голову выручать эту малышку. Или понесся бы?». Взгляд графа задумчиво скользнул по сжавшейся на диване фигурке Мари, словно пытаясь прикинуть, какую ценность в глазах Дюверже это хрупкое с глазами на мокром месте создание могло представлять само по себе, а не как источник интересующей вандейца информации. «Чертов альтруист», - мрачно подытожил про себя Эмильен по результатам этого беглого осмотра. – И племянницу тоже арестовали? – спросил он машинально, даже особо не веря в то, что упомянутая столь неуверенным тоном «гостья» и дочь маркиза де Монтерея – одно и то же лицо, мало ли у кого племянниц. Но тут же сообразил, что даже этот проявленный вскользь интерес может показаться служанке подозрительным, и якобы виновато пожал плечами. – Простите за глупые вопросы, мадемуазель. Я совершенно не умею утешать рыдающих девушек. Даже понятия не имею, с какой стороны начать. Болтаю о всякой ерунде. Решительно, гражданину Оливье с доктором и коньяком стоит поспешить.
Шарлотта де Монтерей: Сочувствие в голосе «бывшего» и его смущенное объяснение собственному любопытству окончательно успокоили Мари, внезапно вспомнившую, как ей самой еще девочкой приходилось появляться в гостиной и вымучивать из себя вежливые вопросы о погоде и здоровьи. Если бы не молчаливое присутствие хозяйки салона, быть может, она и решилась бы сказать ему правду, но, как она ни пыталась найти способ открыться мужчине, не вызвав подозрений женщины, на ум ей ничего не шло… а меж тем вопрос требовал ответа. Как бы небрежно он ни прозвучал, чутье подсказывало Мари, что чем дольше продлится пауза, тем скорее ее заметит мадам Флер-Сите. – Вроде, не арестовали, – отозвалась она. Как бы ей ни хотелось уничтожить всякую память о Шарлотте де Монтерей, заверить весь мир, что она умерла, что ее больше нет, затянувшееся молчание можно было объяснить разве что раздумьями о судьбе уцелевшей девушки. – То есть тогда ее не арестовали, она раньше уехала, а потом я уж и не знаю. Тут любопытство взяло верх, и Мари нерешительно поинтересовалась: – А вы их знали? Они, вроде, не слишком часто выезжали… Уже подняв глаза на аристократа, девушка спохватилась, что забыла добавить к своему вопросу угодливое «ваша милость», но понадеялась, что господин Басси (или де Басси? Или это вообще не его фамилия?) спишет это маленькое упущение на вездесущее революционное панибратство.
Эдуар Бонневиль: Бонневиль не находился, что ответить. Жить в постоянном напряжении, когда не знаешь, с какой стороны будет нанесен следующий удар, на кого можно положиться, испытывать каждый день постоянный риск - на это был способен далеко не каждый. Он пытался мысленно примерить на себя такое существование и не решался определить, смог бы он сам выдержать то, что выпало барону де Вильневу и его товарищам. Спустя некоторое время Эдуар все же нарушил добровольное молчание. - Раз ваши друзья доверяют мадам Лютеции, то, стало быть, у них есть на то основания... Простите мне излишнюю подозрительность, Бернар, я лишь не хотел бы, чтобы вы или ваши друзья пострадали. Мне почти не встречались порядочные люди из того лагеря, к которому принадлежите вы.
Бернар де Вильнев: Беспокойство доктора Бонневиля выглядело вполне объяснимым. Да и вполне обоснованным, если уж на то пошло. Примерно те же мысли одолевали Дюверже в ту минуту, когда он впервые переступил порог заведения «Флер де Сите». И отнюдь не сам разговор с Лютецией вынудил барона доверять ей. Скорее все же записка, ему переданная, и последовавшие за этой запиской события. Если уж такой любитель подозревать всех и вся, как де Басси, является сюда без опаски, опасаться, наверное, и правда нечего. Не смотря на завсегдатаев салона, горланящих о свободе, равенстве и братстве. На кухню и во внутренние коридоры долетали лишь обрывки этой «светской болтовни», но и одного этого хватало для того, чтобы де Вильнева охватило подспудное желание поставить всех этих горлопанов к стенке и скомандовать «пли!». Доверие, доверие…Оно есть, и в то же время… Бернар вспомнил о тех записях в журнале, которыми он совсем недавно любовался, и нахмурился. Любое упоминание имени Рено казалось подозрительным, вандеец слишком хорошо представлял себе, чего можно ожидать от «старого друга». И имя Мари Жерар оказалось в опасной близости от имени комиссара, пусть даже и только на бумаге. Если между этими двумя в реальности имеется какая-то связь, почему о ней молчит мадам Флер-Сите? – Скажите, Эдуар, - тихо спросил он, - вы сомневаетесь относительно самой мадам, или вам просто не по душе посетители этого места? Ответить Бонневилю уже не удалось, в конце коридора мелькнул свет, и через минуту двое мужчин присоединились к троице, оставленной Бернаром в гостиной. – А вот и коньяк, - улыбаясь объявил де Вильнев, краем глаза удовлетворенно отметив, что девушка, которую он оставил горько рыдающей, уже не плачет. – А вот и доктор.
Эмильен де Басси: – Да я вот как раз пытаюсь вспомнить, знал я их, или нет, - абсолютно искренне сообщил де Басси Мари, но развить свою мысль о давних дореволюционных знакомствах Эмильену помешало появление Дюверже в сопровождении незнакомого (пока) графу мужчины. – Ну, наконец-то, - глаза его насмешливо сверкнули. – Я уж думал, гости мадам пригласили вас исполнить с ними пару-тройку революционных песенок. Наслаждение Моцартом было непродолжительно, патриочески настроенный музыкант, мерзавец, вновь перешел к исполнению модных среди «граждан» куплетов, некоторые из посетителей салона ему подпевали, и звуки эти, долетающие в раскрытое окно, заставляли роялиста страдальчески морщиться. – Очень раз знакомству, доктор. В какой-то мере я о вас уже наслышан, и даже намеревался сегодня же нанести вам визит, - поднявшись с места, Эмильен склонил голову, приветствуя пришедшего. И, мгновение подумав, протянул ему руку в мере официальном, но гораздо более дружелюбном жесте. – Эмильен Басси, месье. А это гражданин Оливье… хм… Мари-Жан. Говорящий едва заметно улыбнулся, глядя на Бернара. – Но я не удивлюсь, если вы называете нашего общего друга как-нибудь иначе.
Лютеция Флёр-Сите: Почти всё время разговора служанки и "бывшего", молчавшая, владелица салона с улыбкой поднялась на встречу вошедшим. - Доктор, простите меня великодушно,- в голосе женщины сквозили виноватые нотки, - Я оставила вас... Но я даже не подозревала, что вы знакомы с...- на мгновение женщина будто запнулась, - ...с этими гражданами...то есть с гражданином Оливье. Шелка, до этого пребывавшие в молчании и спокойствии, вновь зашуршали в унисон с бархатистым голосом. - Садитесь...- Флёр-Сите вдруг бросила взгляд на раненую руку де Басси, зачем-то представлявшего уже друг другу знакомых, - Вот...-сказала она, обращаясь к Бонневилю, - ...ваше мастерство просто не может ни понадобится везде и всюду... Пока мужчины усаживались и знакомились, Лютеция принесла ещё бокалов для коньяка. Когда вернулся Оливье, Флёр-сите испытала облегчение, потому как её тяготило общество заплаканной невинности, но вместе с тем, девчонка вызывала в ней некие подозрения, которые просились быть высказанными. Если бы хозяка салона знала, о чем говорили комиссар, судья и эта малышка вчера, когда она, мучаясь мигренью,пыталась уснуть у себя наверху и только потом вынуждена была спуститься вниз, Лютеция, конечно, имела бы более везкую причину для подозрений, более того, они бы были понятны. Женщине, тем не менее, внимательно вслушивающейся в каждое слово с той и с другой стороны, всё время хотелось встать и пойти за доктором и сероглазым роялистом, но она будто боялась, что стоит ей оставить Мари наедине с де Басси, та скажет ему что-то важное. - Какая я сегодня однако несобранная... Мы забыли про юную красавицу,- Лютеция заглянула прямо вглубь девичьих глаз,- Доктор, это Мари Жерар... - Пойдём, Мари,- Флёр-Сите протянула девушке руку, а затем, когда та встала, мягко обняла её за плечи,- тебе нужно отдохнуть. Ты сегодня много пережила. Пойдём? Я отведу тебя в комнату. Хочешь чая? Он успокаивает...
Шарлотта де Монтерей: Возвращение Оливье прервало странную беседу между мнимой горничной и «бывшим», и Мари, поднимая на своего спасителя смущенный взгляд, не могла не испытывать благодарность к нему и за это тоже. Однако, вместе с Оливье появился еще один мужчина, которого она знала, и знание это, как бы невинно оно ни было, заставило Мари возблагодарить Бога, что до сих пор она ни разу не противоречила сама себе. И, словно желая утишить ее страхи, неумолимый рок, казалось, отступил от девушки – та, кого она боялась больше всех в этой комнате, внезапно обратилась к ней. И, какой бы фальшью не прозвучала в ушах Мари та мягкость, с которой та на сей раз не велела, а предложила ей подняться, как бы ни удивила ее кажущаяся теплота, с которой Лютеция обняла ее за плечи, как бы ни смутила ее непонятная забота от той, что только что подталкивала ее в комнату без малейшей симпатии – вся эта загадочная игра уводила ее от еще одной опасности. И пусть, сложив два и два, Мари поняла, что ее спаситель знает доктора Бонневиля, а значит, что и она сама, быть может, могла бы ему довериться, возможность побыть одной и всерьез поразмыслить над своим новым положением означала, что сейчас она не ошибется и не выдаст себя неосторожным словом.
Эдуар Бонневиль: - Эдуар Бонневиль, - тихо представился эскулап, в свою очередь приветствуя второго по счету роялиста, с которым ему пришлось столкнуться за последние сутки. Стараясь не слишком смущаться под испытующим взглядом гражданина Басси, которого, будь сейчас старые порядки, он бы не удивился увидеть при полном параде и с парой лакеев за спиной, Эдуар самым лучезарным образом улыбался всем присутствующим. Кроме приятеля барона де Вильнева, в гостиной не было ни одного не известного ему лица. - А мы уже виделись с мадемуазель Жерар! - усаживаясь в кресло, радостно возвестил Бонневиль в ответ на слова Лютеции. - В булочной Дельфины Летуш, а до того - у дю Белле. Я захаживал к ним еще до... Не желая озвучивать печальную участь своих бывших пациентов, доктор только сделал неопределенный жест. - Не предполагал увидеть вас здесь, Мари... Гражданин Оливье... Мари-Жан... - усмехнулся он, переводя взгляд с девушки, чьи покрасневшие глаза говорили о недавних слезах, на Бернара, все-таки обзаведшегося новыми документами, - похоже, у нас с вами все больше и больше общих знакомых...
Бернар де Вильнев: – Я тоже удивлен, доктор, - рука де Вильнева невесомо опустилась на плечо Эдуара Бонневиля, безмолвно подбадривая. Или, наоборот, предостерегая от неоправданной откровенности. Не спеша возвращаться в свое пустующее кресло, Дюверже предпочел остановиться за спинкой кресла Эдуара, с высоты своего роста разглядывая всех присутствующих в комнате. – Мне казалось всегда, Париж - такой большой город, затеряться в толпе тут ничего не стоит. Выходит, я ошибся, и каждый знает каждого… Разговор, начатый в коридоре, но так и не законченный, не давал вандейцу покоя. Подозрительность пробудилась абсолютно некстати, и теперь этот недобрый зверь был голоден и требовал пищи. – И очень хорошо, что вы знаете дю Белле, - ни голос, ни поведение барона, ни его любезная улыбка ничем не выдавали снедающих его сомнений. - У нас будет повод поговорить о них. Но сначала коньяк. В благодарность за тот замечательный напиток, которым вы угостили меня вчера… Милые дамы, вы нас покидаете? Возможно, самый простой способ вернуть себе утраченное душевное равновесие – откровенно поговорить с Лютецией? Стоит ли ждать иного повода? – Не возражаете, если я провожу вас? Прогулки по дому, разумеется, не имели ничего общего с прогулкам по охваченным волнениями улицам. И, тоже разумеется, вряд ли мадам Флер-Сите требовался провожатый внутри собственного салона. Но… любезность, не более. А за одно возможность обменяться парой слов наедине.
Лютеция Флёр-Сите: -Мир тесен, а в Париже, уж вы то мне поверьте,граждане, так и совсем некуда яблоку упасть, - заметила, чуть щурясь, Лютеция, скосившая взгляд на юную служанку, которую уверенно уводила прочь от людей, которым та смогла бы довериться. Когда две женские особы уже почти покинули комнату, одна ведущая, другая ведомая, прозвучало внезапное предложение о сопровождении, и хотя хозяйка салона считала, что в этом нет никакой необходимости, обернувшись и заглянув в глаза вандейца, она поняла, что, скорее всего, оно вызванно не приступом обострившейся галантности, а желанием что-то поведать или, наоборот, что-то узнать. - Отчего же нам возрожать, правда Мари? - Лютеция лучезарно улыбнулась, - Отнюдь. Мы с удовольствием принимаем ваше предложение. В голове Флёр-Сите под стук каблучков, отбивающих чёткий ритм, завертелась вереница мыслей, быстрых, как порыв ветерка. Лютеция не была уверена, что интуиция её не подвела и "гражданин Оливье" хочет с ней о чем-то поговорить, и даже, если она была права, женщина не знала, какова причина, побуждающая Вильнева желать беседовать с ней наедине, и тема, по которой может состоятся возможный разговор. Однако у самой у неё определенно была информация, которую ей хотелось поведать. Желание это возникло внезапно, в порыве мыслей о...Мари... - Как же сегодня душно! - ведя невидимую борьбу со своим дыханием, сказала Лютеция, - Зайдем по пути на кухню... Эй, да откройте вы окна! - приказала хозяйка, как только все трое ступили на порог "обители кастрюль и сковородок". - Да мы уж все пооткрывали...- донеслось бурчание со всех сторон от, мучавшихся в жаре, людей. - Ладно... Терпите, ничего не поделаешь,- приободрила своих работников Лютеция, скорая и на жёсткость и на сочувствие, - Приготовте-ка чая... Мадлен, - к Флёр-Сите почти тут же обратилось загорелое лицо молодой женщины-служанки,- принесешь чай этой гражданке в соседнюю комнату. Когда, пожелав Мари хорошенько выспаться и ни о чем не беспоится, владелица салона закрыла за собой дверь, она уже решилась. Чувство жалости тонким,лёгким перышком легло на чашу весов, скроенных из сомнений, из "за" и "против", но его оказалось достаточно, чтобы перевесить в сторону решения расскрыть вандейцу знания, которыми Лютеция обладала. - Гос... Гражданин Оливье, мне нужно вам кое-что сказать...
Бернар де Вильнев: – Как ни странно, мне тоже… Барон не мог похвастаться тем, что понимает мадам Флер-Сите до конца, еще во время из первой встречи он уяснил для себя, что Лютеция – женщина «сложная», а на большее времени уже не оставалось. Но вот сейчас, глядя в устремленные на него устало-насмешливые глаза цвета свежего меда и вслушиваясь в мелодичную хрипотцу непривычно сбившегося между старым и новым обращением голоса, Бернар почти не сомневался в том, что заговорят они об одном и том же. – Если в вашем доме найдется еще один укромный уголок кроме всех тех, что вы уже доверили своим незваным гостям.., - улыбка мужчины на мгновение стала скользящей, рассеянной, он обращался к Лютеции, но при этом смотрел на только что закрывшуюся за спиной хрупкой девушки по имени Мари Жерар дверь и подспудно желал, чтобы его подозрения не оправдались. – Мы могли бы, думаю, еще на четверть часа лишить Бонневиля и Басси нашего общества. Подобное предложение уединиться, прозвучи оно в иных обстоятельствах, выглядело бы фривольно и двусмысленно, но тайны и недосказанности порой возбуждают не хуже поцелуев, поэтому в словах мадам не слышалось ни тени кокетства, а в намерениях барона не имелось даже намека на попытку обольщения.
Лютеция Флёр-Сите: Кхм... глаза только у мадам не изумрудные, а карие)))))))) - Пойдёмте...- прошептала Лютеция, слегка поманив Вильнева рукой. Итак, она оказалась права и правильно отгадала желание мужчины. Пусть эта ситуация. полная двузначных слов и намёков, со стороны показалась бы щекотливой и вызвала бы либо смущенную улыбку, либо циничную ухмылку, владелица салона прекрасно знала, благодаря своему опыту, когда подобное имеет место, а когда является только иллюзией. Да, и надо признаться. она уже отвыкла от проявления интереса к своему...как все вокруг говорят, очарованию, не подкрепленного какими-нибудь деловым вопросом, или просто перестала оный замечать. В сущности, в данный момент Лютеция Флёр-Сите думала о другом: проведя вандейца вверх по одной из лестниц и ведя по длинному коридору, она, уже даже приняв решение, испытывала сомнения, свойственные ей, как человеку, привыкшему никому не доверять, а главное, не делать ничего без выгоды для самой себя. - Входите,- Лютеция открыла одну из дверей и впустила гостя, который оказался в небольшом кабинете с одним, но большим окном, столом с аккуратно сложенными бумагами и писчими принадлежностями, стоящим почти посередине; камином, в этот момент, естественно, холодным, диваном, обитым красноватым сукном и стелажами, до потолка заставленными книгами. Женщина-мотылёк снизу вверх посмотрела на мужчину и, предложив тому сесьть, сама встала чуть дальше, напротив окна, так что Вильнев мог видеть остроносый, тонкий профиль. На лице Лютеции не было улыбки, хотя она всегда была готова возникнуть, брови чуть сдвинулись, а на лбу залегла тонкая морщинка. - Будем говорить откровенно, сударь?- спустя пару мгновений Флёр-Сите заговорила первой, и было видно, что решение говорить далось ей непросто, - Вы хотели бы поговорить...- Лютеция запнулась в нерешительности, - Впрочем, я не знаю, о чем хотели бы поговорить вы,- и женщина сама себя убеждала, что темой разговора может быть и что-то другое, - но мне нужно сказать вам пару слов о Мари...
Эмильен де Басси: To Эдуар Бонневиль: - Это было очень смело со стороны Мари-Жана оставить нас наедине с коньяком, - с ироничной невозмутимостью заметил де Басси, когда женщины и вандеец покинули комнату. Зачем Лютеция уводит из гостиной Мари, Эмильен прекрасно понимал. Нечего этой милой девочке слушать серьезные «взрослые» разговоры: и ей повредит, и, упаси господь, всем им. Но вот по какому поводу Дюверже одолел приступ галантности, пока неясно. Решил взять быка за рога и поскорее допросить свою добычу? Неужели история с дю Белле для него настолько важна?! Граф, если на то пошло, надеялся, что барон проявит больший интерес к их мужским делам, например, как следует познакомит его с Эдуаром Бонневилем, не ограничиваясь формальным представлением. Но… Нет, так нет. Да и ушел Бернар не навсегда. – Налить вам рюмочку, доктор? – де Басси вопросительно кивнул на стоящую на столе бутылку. – Прежде, чем вы решите оттачивать на мне свое мастерство. Невесело усмехнулся мужчина, покосившись на перемотанную полотенцем руку. – Я был бы вам признателен, право, хотя третья перевязка за день – это слишком даже для моей царапины.
Бернар де Вильнев: Лютеция Флёр-Сите пишет: Кхм... глаза только у мадам не изумрудные, а карие)))))))) Ужасно. Какое разочарование – О Мари? С чего бы это вдруг? Деланное удивление де Вильнева прозвучало почти на грани резкости. И хотя здравый смысл подсказывал барону необходимость ценить откровенность стоящей у окна женщины, справиться с пульсирующим в висках раздражением было не так-то просто. «О Мари, о Мари… Значит, я не ошибся, и девушка как-то связана с Рено. Это плохо, по-настоящему плохо, особенно скверно еще и потому, что я втравил в эту историю де Басси. И едва не втравил Бонневиля. Даже той малости, единственного подозрения в том, что доктор якшается с ренегатами, вроде меня, достаточно для того, чтобы погубить его…» – Вы правы, будем откровенны, мадам. Насколько это вообще возможно в нашем положении. Лучи солнца просвечивали сквозь волосы Флер-Сите, окружая ее профиль сияющим червонным золотом ореолом, и Дюверже, с трудом оторвав взгляд от этой слишком романтической для их разговора картины, принялся разглядывать свою руку, с обманчивой легкостью покоящуюся на подлокотнике кресла. Хотелось как следует стиснуть отполированный множеством прикосновений изгиб, до хруста, до боли в костяшках. Доверие - гнусная игра, самая ненавистная из игр. - Я позволил себе взглянуть в ваш журнал посещений, - бесцветным голосом пооткровенничал он. - Имя мадемуазель Жерар в нем соседствует с именем комиссара Республики. Прошу вас, уверьте меня, что это случайность. Если сможете… Видя колебания Лютеции, де Вильнев подсознательно облегчал ей труд. Разбавляя собственными домыслами обещанную ему, но так пока и не прозвучавшую вслух «пару слов о Мари». - А если не сможете, бога ради, объясните, что за работу вы обещали этой девушке? Работу на Комитет?
Лютеция Флёр-Сите: "Не делайте из меня дуру!"-так и хотелось воскликнуть умной женщине, когда роялист явно изобразил удивление, но она промолчала, оставив восклицание лишь в мыслях. Откровения...ни ей ни ему не хотелось говорить откровенно, стоило только возникнуть теме доверия и это самое доверие затрещало по швам. Лютеция резко повернулась к вандейцу, так что некоторые из огненно-золотых прядей, лежащих на груди, взлетели и откинулись за спину. Несколько мгновений женщина смотрела в глаза Вильневу, и взгляд её был жёстким, колючим, будто Медуза Горгона повернулась, чтоб превратить человека своим прекрасным, но убийственным взором в камень. - Не я ей обещала работу на Комитет,- наконец заговорила Лютеция, смотря на роялиста уже мягче, но по-прежнему хмурясь,- Она и так на него работает. Подобное заявление могло бы пригвоздить мужчину к креслу, и Флёр-Сите сделала паузу, чтобы "гражданин Оливье" смог бы прийти в себя в случае потрясения. - Я вижу эту девушку второй раз. Первый раз я встретила её вчера. Она пришла вместе с Альбером Рено и...гражданином Садом, помните, вы его видели вчера?-ледяной и одновременно взволнованный голос Лютеции стал спокойнее. - Простите, но, к сожалению, я не могу вас успокоить. За ореолом невинности и трогательностью слёз может скрываться опытный охотник... Лютеция отвернулась к окну, подумав, что девчонка может быть подневольной птицей, подписавшей договор в сделке с дьяволом, такой же, какой подписала она сама. - ...Или угодившая в ловушку подневольная птица, которая, тем не менее, не становится от этого менее опасной...
Бернар де Вильнев: - Так какую же работу обещали ей лично вы, мадам? Де Вильнева в этот момент не устраивала полуправда. Обвинения Флер-Сите в адрес Мари Жерар были страшными на словах, но… если задуматься, пока выглядели больше домыслами, чем фактами. Так же, как и размышления самого Дюверже. То, что Лютеция видела Мари в компании Рено, еще ни о чем не говорит. Его самого могли видеть в обществе республиканцев на заставе в Нантере или на улице Турнон, - всего лишь вынужденная необходимость, продиктованная обстоятельствами. Прямо сейчас он может спуститься в салон, к распевающим революционные куплеты патриотам, и ввязаться в полемику о делах в Конвенте. Само по себе это вряд ли будет считаться предательством монархических идеалов. Бернар не оправдывал девушку. Если она агент Комитета и это будет доказано… Альберу Рено придется постараться, чтобы отыскать ее труп. И все же барон не был безжалостным убийцей, и поэтому хотел знать наверняка – да или нет. – Это было ваше добровольное намерение? Или приказ комиссара? Если приказ, он, полагаю, должен был объяснить вам, что от вас требуется. Мужчина пододвинул кресло к столу, и, убрав в сторону стопку бумаг, выложил на столешницу пистолет, до этого момента разряженный после выстрела в Жана-Большого. Затем кисет с порохом и пару свинцовых пуль. Привычно орудуя шомполом, он перезаряжал оружие с уверенной невозмутимостью человека, проделывавшего эту манипуляцию бесчестное количество раз. Но, поймав красноречивый взгляд Лютеции, все же, пожав плечами, уточнил: - Не волнуйтесь, мадам, я не стану стрелять в салоне. Тем более в женщину… Девушку… Хотя это в данном случае и неважно. Так что же хотел Рено? Или все они просто приходили пообедать? Серые глаза говорящего иронично сверкнули из-под падающих на лоб темных прядей.
Лютеция Флёр-Сите: Мадам Флёр-Сите понимала, что сказанное ей "гражданину Оливье" его не удовлетворит и, поэтому выслушала все вопросы со спокойствием, лишь когда роялист бесцеремонно стал распоряжаться пространством её стола и вытащил оружие, Лютеция молчаливо удивилась, бросив на мужчину пылающий взгляд, который затем потух так же быстро, как и загорелся. Женщина продолжала смотреть в окно и лишь иногда искоса поглядывать на гостя. Она заметно медлила с ответами на заданные вопросы. Наконец, полностью обернувшись к Вильневу и оперевшись руками на подоконник, стала говорить подчеркнуто тихо, временами прерывисто, хотя и пытась сохранить спокойствие. - Помните я интерисовалась сегодня у вас личностью леди Блекней? А главное, тем, знаете ли вы её мужа?... - руки женщины были напряжены и костяшки пальцев побелели, лицо её было мертвенно-бледным, а на лбу выступили капельки пота. Можно было подумать, что Лютеция взволнована разговором, что-то недоговаривает или собирается солгать, но на самом деле её вновь подводил недуг, заставляя чувствовать слабость и боль, и, всегда умевшая контролировать себя владелица салона, сейчас ничего не могла с собой поделать. - Так вот, это не праздное любопытство....Рено знает, что леди в Париже. Он интерисуется её мужем... Говорил, что он считается врагом Республики, но почему, этого я не знаю....- Лютеция пыталась говорить так же, как и всегда, но дышать было трудно, впрочем, она не придавала сейчас этому значения и не ждала от собеседника, что он что-то заметит, а заметив не увидит причину её состояния в разговоре. - Мари Жерар было поручено стать служанкой леди Блекней, видимо, чтобы выведать у неё о её муже, либо заманить её в какую-то ловушку, дабы держать в заложницах и, тем самым, заставить её мужа появиться во Франции- Лютеция отвела взгляд, пряча от пронзительных стальных глаз вандейца, - Мне было поручено так же войти в доверие к леди и обеспечить становление Жерар её служанкой. Более, сударь, я ничего не знаю...Может быть, комиссар расказал ей и о вас... Владелица салона, помедлив, перевела взгляд на пистолет. - Вы сказали, что не будете стрелять в салоне...- и резко обернувшись обратно лицом к окну и начав кашлять, бросила коротко сквозь, прижатый к губам. платок,- Вы не высрелете в неё и вне моего салона...
Бернар де Вильнев: - Я бы не стал зарекаться, - закончив заряжать оружие, де Вильнев убрал его обратно под плащ и сочувственно посмотрел на задыхающуюся Лютецию. – Если речь пойдет о жизни и смерти леди Блекней, ее, увы, вовсе незнакомого мне мужа, о приятелях и друзьях актрисы, что наверняка попадут под подозрение, а может, и прямиком на гильотину… Неужели вся эта череда смертей не стоит одной пули? Я знаю, что такое милосердие, мадам. И даже если бы позволил себе забыть об том, всегда рядом найдется кто-то, кто напомнит. Мы ведь аристократы, благородные, утонченные. Это мы взрастили Вольтера, Руссо… А вовсе не санкюлоты, с одинаковым равнодушием рубящие голову курице и человеку. Теперь наше благородство оборачивается против нас… Хорошо, допустим, за свое благородство не жалко и сдохнуть. Но совершенно непозволительно допускать, чтобы из-за него умирали другие. Теперь Дюверже верил словам хозяйки салона. Мари – агент Комитета. Проклятье, ну и угораздило же его… Хорошо, допустим ни про него, ни про де Басси девушка не знает пока ничего определенного, двое мужчин просто вступились за нее на погроме. Допустим, он успеет найти леди Блэкней прежде, чем за нее всерьез возьмется КОБ, предупредит о подстерегающей ее опасности и у актрисы хватит ума немедленно покинуть Париж. Но что делать с гражданкой Жерар? Как выяснить, скольких она уже приговорила к смерти, как угадать, скольких еще приговорит?! Поднявшись с места, вандеец подошел к окну, поравнявшись с продолжающей прижимать платок к губам женщиной. – Спасибо, Лютеция. Я ваш должник. И не только я, судя по всему. Прошу, не говорите ничего де Басси. Он… несет ответственность за большее число людей, чем я, а значит, будет еще менее милосерден.
Лютеция Флёр-Сите: - Я это заметила...- через силу прошептала Лютеция, имея ввиду, что она увидела это в нервничающем парижском роялисте, - ...Но...он, пока вас не было, спрашивал девчонку о каких-то аристократах, скорее всего, выяснял то, что вы сами хотели у неё спросить... Кажется, господин де Басси...-произнесла женщина тихо и задумчиво, не замечая, что прибавляет не названное "де", - ...он ей поверил... Поверил, что она ничего не знает...- Флёр-Сите, не отнимая платка ото рта, перевела взгляд от оконного стекла на вандейца, - Однако, я думаю Мари что-то знает и скрывает это... Речь Лютеции прервал короткий кашель, заставивший её чуть согнуться, почти полностью закрыть лицо руками. В висках пульсировала боль, а в сознании то и дело стучало слово "благородство". - Благородство...-как-то отстраненно пробормотала женщина, мученески смотря в одну точку сквозь стекло, - Вы судите людей по себе, дорогой аристократ, - последнее слово Флёр-Сите произнесла то ли с иронией, то ли с сожалением, - и придаете слишком много значения тому миру, который в конце концов оказался иллюзорным. Из-за погруженности в эту иллюзию, многие ваши собратья не замечали, что они-то в меньшинстве и окружены массами, способными быть и намного благороднее и милосерднее, но поглощенными накопившейся за столетия злобой...Которой воспользовались строители новых иллюзий и идеалов... Лютеция говорила без какой-либо определенной цели, она лишь позволила себе размышлять вслух о том, что её давно волновало. - Если вы беспорно аристократично благородны и милосердны, то... что же движет мной, не имеющей ни аристократизма, ни благородства?...- вопрос был задан не собеседнику, а самой себе, казалось. Лютеция и в мыслях не могла допустить, что ею движет милосердие.. не различающее ни врагов ни друзей, ни "белых" ни "трёхцветных". Пребывая в задумчивости, владелица салона не заметила, как тонкая алая струйка рисует линию от уголка рта до подбородка, а когда ощутила, было уже поздно - собеседник мог бы не только увидеть, но и удивиться. Резко отвернувшись от Вильнева, Лютеция глухо сказала: - Пойдёмте, Бонневиль и Басси, наверное, думают куда мы пропали...- и женщина спешно направилась к двери, всё ещё закрывая платком губы.
Эдуар Бонневиль: - Да, если вас не затруднит, - ответил на предложение Басси Эдуар, разглядывая руку роялиста. Раз она обмотана полотенцем, то либо повреждение получено недавно, либо не было времени как следует его обработать. Ох уж эти вандейские мятежники, вечно у них все не слава Богу... Доктора едва не передернуло, когда он вспомнил, чем вчера закончилось лечение мадемуазель Матильды. В свете этого, а также после вчерашних возлияний, коньяк оказался весьма кстати. Когда первая рюмка "за знакомство" была выпита, Бонневиль потянулся к руке Эмильена. - Вы позволите? Получив разрешение своего нового знакомого, Эдуар принялся разматывать полотенце. - Где же вас угораздило? Не во время недавнего погрома у Летуш?
Эмильен де Басси: – М-мм… Не совсем. Граф с отстраненным интересом наблюдал за действиями врача. Предусмотрительные коньячные возлияния притупили у де Басси чувство боли, да и до самой «процедуры» эскулап пока еще не добрался. – В отличие от людей, пострадавших на погроме без всякой вины, меня, можно смело считать, подстрелили за дело. Эмильен не видел смысла скрывать природу ранения, все равно Бонневиль сам увидит, что пациента зацепило пулей, а не, например, кинжалом или вилами. – Вмешательство нашего общего знакомого… гражданина Оливье… оказалось настолько кстати, что теперь, как принято говорить в подобных случаях, я его должник. Пока доктор рассматривал рану, де Басси рассматривал доктора. И, наконец, перешел к главному: – Мари-Жан не был многословен в отношении вас, месье Бонневиль. Но все же дал мне понять, что вы из тех французов, кого не устраивает нынешнее положение дел в стране и в Париже в честности. Это правда?
Эдуар Бонневиль: - По большому счету, правда... Присядьте, месье. Прежде чем продолжить, вернее, начать разговор о своей не самой интересной жизни, Бонневиль оглянулся в поисках подручных средств, которыми можно было бы обработать рану. Кроме воды и коньяка, ничего пригодного в медицинских целях он не обнаружил, но, судя по тому, что он увидел, сняв импровизированную повязку с руки де Басси, справиться можно было и при помощи того, что имелось в наличии. - Не могу пожаловаться на то, что граждане революционеры меня как-то особенно притесняют... наверное, и мог бы жаловаться, если бы успел вступить в права наследования на отцовское поместье... Даже не знаю, кому нынче оно принадлежит. Не удивлюсь, что в этих руинах заседает местный служитель революции... а теперь потерпите, друг мой... Под неспешные слова Эдуар уже успел порвать полотенце на несколько лоскутов, надеясь, что мадам Флер-Сите не обидится на него за столь неэстетичное отношение к хозяйственным принадлежностям, смыл водой остатки крови с руки собеседника и, ничтоже сумняшеся, макнул кусок ткани в рюмку с коньяком, после чего плотно прижал его к ране, при этом пришлось сильно ухватить роялиста выше запястья, чтобы тот не вздумал вырывать поврежденную конечность. - А здесь, в Париже я не настолько выделяюсь из толпы, чтобы привлекать к себе внимание. Но вот толпа, лучше сказать, ее предводители, делают это до отвратительного часто.
Эмильен де Басси: - На вашем месте я бы не питал иллюзий, месье, - поморщился роялист в ответ на слова врача и на пробуждающуюся в раненной руке боль одновременно. – Эти опьяневшие от вида крови и вседозволенности плебеи не позабудут никого из нас, «бывших». За кем-то пришли раньше, за кем-то явятся позже. Вы же видите, во что вырождается их «революция»! Эмильен в данном случае был, пожалуй, излишне категоричен, но он был идейным врагом республики, и мог себе позволить некую патетику. – Вы, уверен, помните еще, как все начиналось четыре года назад. Учредительное собрание… Большей частью оно состояло из нас же, аристократов, и образованных буржуа – юристов, литераторов, философов. Эти люди радели о благе родины, позабыв, к сожалению о том, что такое лишенный жесткой властной руки народ. Где теперь эти философы? Кто-то в эмиграции, кого-то «выбрили революционной бритвой». Еще один новомодный фразеологизм, характеризующий гильотинирование, пущенный в народ с легкой руки папаши Дюшена. и, повторяя его, де Басси скривился с таким видом, словно отвратительная в своей циничности фраза вязла у него в зубах. – Парижем правит Коммуна – сборище малограмотных оборванцев, - а Францией Конвент, который возглавляют озлобленные на весь мир неудачники, вроде гражданина Марата. Право же, наша родина заслуживает лучшей участи.
Бернар де Вильнев: – Сила наших страстей соизмерима с длительностью нашей жизни, не более. Де Вильнев не любил философствовать, но разговор исподволь сворачивал к «вечным истинам» - Ни любовь, ни ненависть мы не передаем по наследству, и ваша накопившаяся за столетия злоба – миф. Люди либо дурны. Сами по себе. Либо честны, благородны и милосердны. Тоже сами по себе… Растревоженный размышлениями о Мари Жерар, он думал больше о том, куда может завести запоздалая предосторожность, и стоит ли игра свеч, а странная подсознательная симпатия, испытываемая им к юной служанке, риска для всего задуманного роялистами предприятия, чем о словах мадам Флер-Сите. Между милосердием и малодушием грань так тонка… И Рено – свежий тому пример. Один выстрел в Вандее несколько дней назад, и сейчас ему не пришлось бы ни о чем беспокоиться. Правду говорят, ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Резкое движение Лютеции вернуло мужчину в реальность. Женщина отвернулась со стремительностью преступника, заметающего следы преступления. И все же недостаточно быстро. Да и платок, привычно прижатый к губам, оказался непростительно тонок, и белизна его не смогла скрыть проступающих пятен крови. – Обождите. – Дюверже решительно поймал свою собеседницу за плечо, не позволяя ей уйти, и с порывистой бесцеремонностью развернул лицом к себе. Он подсознательно, и все же безукоризненно точно выверил силу этого движения так, чтобы не причинить Лютеции боль и в то же время не дать возможности легко освободиться от его руки. – Что с вами? Духота тут не причем, верно? Кашель, кровь… Наверное это было глупо – в тот момент, когда угроза разоблачения нависает над их головами, в то время, когда агентура комитета, возможно, уже заносит в расстрельные списки их имена, горевать о пятнах крови на прижатом к губам платке. Но все они люди, черт возьми, а людям простительны маленькие слабости. – И давно вы страдаете этим недугом мадам? – с тихим сочувствием спросил Бернар, все так же настойчиво не позволяя Лютеции отворачиваться.
Эдуар Бонневиль: - У меня нет ни малейшей причины не соглашаться с вами, месье де Басси, - покачал головой Бонневиль, прилаживая то, что совсем недавно было полотенцем, к ране графа. - Признаться, я за то, чтобы каждый занимался своим делом и не мнил себя спасителем отечества, если не имеет к этому никаких талантов. Но что есть, то есть, как ни прискорбно об этом говорить. И "бывшие", простите, что сужу по себе, не испытывают чрезмерного желания проследовать к своим предкам, а потому они либо исполняют свой долг, как вы и месье де Вильнев, либо, вроде вашего покорного слуги, трясутся от страха, лишь бы не предстать перед светлыми очами гражданина Фукье-Тенвиля. В голове доктора, и без того переполненной впечатлениями, вновь возникла приземистая фигура графа де Сада. Надо сказать, эта жертва "кровавой тирании" очень вовремя поняла, откуда дует ветер... - Либо встают на защиту всей этой мерзости... Что говорить о солидарности, если кузен короля заседает в Конвенте и голосует за его смерть. Последний узел на повязке стал знаком для Эмильена, что теперь он может отдохнуть от лечебных процедур. - Я уже говорил барону, что готов оказать всяческое содействие. Будьте уверены, приложу все силы, чтобы быть полезным.
Лютеция Флёр-Сите: Внезапное уверенное прикосновение сильной руки вызвало в женщине сдавленый, испуганный вздох, и, повернув её к себе лицом, вандейский мятежник первые несколько мгновений мог наблюдать бледное женское лицо и, в волнении расширившиеся, зрачки янтарных глаз. Как бы она не хотела этого, проклятую болезнь не утаишь...Но как же ни к месту было это разоблачение сейчас! Лютеция глотала воздух, как рыба, попавшая на берег, не зная, что ответить роялисту, проявляющему благородное сочувствие в то время, как его ум, бесспорно, озабочен мыслями о том, как ему поступить, услышав подтверждение своих подозрений. От злости на саму себя и чёртову чахотку, Флер-Сите готова была разорвать накрахмаленный платок в своих руках в мелкие клочья. Нахмурившись, она отвернула от Вильнева лицо, дернув плечом в попытке осводится от руки мужчины. - Давно...Какая разница? Не стоит беспоится об этом! Правда... Пойдемте, сударь,- больше в сего в этот момент Лютеция желала прекратить ненужную сцену, и без того становившуюся трагичной из-за её философских размышлений вслух. Нужно во что бы то ни стало вернуть себе приветливый и деловой вид... - Вы не хотели бы поговорить с девушкой? Может,из неё удасться выжать информацию...- Лютеция как обычно попыталась резко уйти от нежелательного разговора, но получилось это у неё довольно неловко.
Эмильен де Басси: Упоминание имени Филиппа Эгалитэ, бывшего герцога Орлеанского, ненавистного каждому идейному роялисту, заставило лицо де Басси на мгновение окаменеть. Видно было, как на скулах мужчины заходил желваки. Но граф быстро взял себя в руки, что толку в пустой ярости? – Вот человек, один из немногих, кого я хотел бы увидеть на гильотине, - буркнул он, осторожно укладывая неприятно ноющую после манипуляций Бонневиля руку на подлокотник кресла. Обычно в таких случаях полагалось воспользоваться петлей из платка и шарфа, обеспечив ране дополнительный покой, но подобное казалось слишком большой роскошью для Эмильена, - каждый встречный и поперечный будет знать, что он ранен. Даже если дело обойдется без вопросов, косые взгляды неизбежны. От этих бдительных ублюдков-патриотов можно ждать любой пакости. – Одно утешение, сын предателя оказался умнее отца. Сын герцога Орлеанского, бывший герцог Шартрский Луи-Филипп оказался замешанным в заговор Дюмурье и, на радость всем роялистам, изменил революции и бежал из Франции. Истории этой было не больше месяца, и поговаривали, что проступок Луи-Филиппа перечеркнул в глазах якобинцев все старания Филиппа Эгалитэ откреститься от своего класса и своего родства с казненным королем. Людям де Басси оставалось только злорадствовать. Впрочем это они еще успеют. В данный момент доктор Бонневиль важнее. – Я очень рад, что вы на нашей стороне, месье Бонневиль. На счету сейчас каждый человек, а слова барона в нашем случае – лучшая рекомендация. У нас периодически случаются стычки с патриотами… И будут случаться еще чаще, поэтому хороший, преданный делу врач – просто находка.
Бернар де Вильнев: – После всего, что выяснилось, даже и не знаю, мадам. Судя по реакции Лютеции на его вопрос, расспрашивать дальше не стоило. Это было не просто нетактично, а и попросту жестоко, если задуматься на минуту о том, насколько подобный болезненный и буквально сжигающий человека изнутри недуг должен тяготить женщину, столь молодую еще и столь прекрасную. Де Вильнев послушно отпустил плечо хозяйки салона с таким видом, будто в его руках только что побывало что-то очень хрупкое. И заговорил о Мари. Потому что это было Важнее. Потому что это было лучшим поводом не говорить о самой Лютеции. – Может так статься, что сам я не выясню ничего стоящего… о дю Белле и Шарлотте де Монтерей. Однако самим фактом своего интереса к ней поставлю под угрозу судьбу особы, которую мы хотим найти и защитить. Мне трудно судить… насколько опытен этот агент… «А труднее всего даются всегда самые простые вещи. Например, смотреть в глаза юной девушке, которую ты подозреваешь в предательстве и шпионаже, и которую собираешься, если придется, лишить жизни, защищая своих друзей и интересы «дела» Будь проклята революция, вынуждающая таких детей, как Мари, «служить нации»... – Я понимаю, мадам, что этого разговора не избежать, - барон устало потер переносицу, с самого раннего утра насыщенный событиями и откровениями день внезапно показался ему бесконечным. Рано или поздно… Но… Господи, я просто не знаю, что мне ей говорить.
Лютеция Флёр-Сите: - В таком случае, подождите, - невесомая, тонкая рука мягко дотронулась до предплечья Вильнева. Лютеция, получившая возможность не думать о своем проклятьи, смотрела на своего гостя с благодарностью за то, что он не стал расспрашивать дальше. светлая улыбка на мгновение озарила лицо женщины. - Я понимаю, что для вас подобное предложение покажется неуместным...Но...Жерар будет у меня, отсюда она никуда не денется, хотя вы, конечно же, предпочли бы, чтоб её держали в хорошо укрепленной тюрьме, - Флёр-Сите добродушно усмехнулась, - Подождем немного и понаблюдаем... Я за ней присмотрю. Лютеция сама ещё не знала решения представившейся задачи, говоря сейчас сероглазому роялисту, как героиня из сказки - "утро вечера мудренее", а потом поймала себя на мысли,что она впервые не просто выполняет поручение за вознаграждение, а ввязывается помогать там, где это может дорого ей обойтись. - Если вы действительно спасли ей жизнь..- взгляд Лютеции повернул в сторону,- Я не имею в виду, что девчонка обязательно обладает таким понятием, как "быть в долгу" и сама мысль быть в долгу у роялиста может быть ей противна, если она убежденная республиканка,но...Все мы люди. Возможно,- женщина перевела взгляд на Вильнева и, он оказался мягким и будто бы сочувствующим,- ваши благородство и милосердие ещё сыграют вам на руку.
Эдуар Бонневиль: В знак согласия применить на пользу "белых" свои профессиональные навыки, Эдуар кивнул головой. Теперь уже он разлил коньяк, и, протянув рюмку этому пылкому нелюбителю "отца народа", как прозвали гражданина Орлеана, удобно устроился в своем кресле. - У меня есть некоторые сбережения, не самые большие, но, если понадобится... К тому же я знаком с рядом торговцев, полагаю, они без лишних вопросов ссудят мне деньги. Вы ведь знаете, деньги в никуда не исчезают, они лишь перетекают в другие карманы...
Бернар де Вильнев: – Я предпочел бы, чтобы ее держали подальше от Рено, - невесело улыбнулся вандеец, пытаясь как-то угадать для себя причины, по которым Мари Жерар взялась шпионить на Комитет. Было ли это сознательное желание, или необходимость из разряда «или-или», где на второй чаше весов маячила тень вдовы Гильотен. Увы, об этой девушке он знал слишком мало, чтобы делать какие-то выводы, не важно, утешительные или наоборот. – Даже если мадемуазель чем-то и обязана мне, той даме, жене англичанина, за которой охотится КОБ, она не обязана ничем. И с чего, скажите на милость, бедный баронет Блекней заделался во враги республики? Далеко не праздный вопрос, если следовать правилу «враг моего врага мой друг». Но знает ли ответ на него сама будущая осведомительница? – Мадам, если бы я мог попросить вас…- ободряющий взгляд женщины добавил голосу Дюверже уверенности, хотя ситуация определенно не располагала к просьбам. Лютеция и так рисковала достаточно, и требовать от нее большего было слишком опасно. Но если женщина поговорит с женщиной, это будет выглядеть куда мягче, чем допрос, учиненный им самим, бывшим кавалеристом, или охваченным манией подозрительности де Басси. - …Попросить расспросить Мари о себе. О Рено. О том, как ее завербовал КОБ. О прошлых хозяевах, думаю, говорить ничего не стоит, нам нужна любая информация о пропавшей девушке,… очень нужна, но не от агента Комитета.
Эмильен де Басси: – Деньги? Да, конечно… Не в правилах де Басси было отказываться от искренне предложенной помощи, хотя с деньгами у роялистов особых проблем не было. Республиканские ассигнаты, отпечатанные за проливом, разумеется, фальшивые, но не отличимые от настоящих, благодаря помощи контрабандистов доставлялись в Париж в прямом смысле этого слова мешками. – Деньги – это важно, доктор. Но информация порой намного важнее. Вы ведь врач. А в кабинете врача под угрозой клизмы или кровопускания наступает полное и столь вожделенное патриотами равенство сословий. Эмильен весело улыбнулся и опрокинул рюмку, предложенную ему Эдуаром. Часть коньяка пришлось принести в жертву медицине, но в бутылке еще оставалось достаточно и для души. – Наверняка ваши пациенты с вами откровенничают. Или же вы можете при желании расположить их к откровенности. И любое вовремя подхваченное откровение… о готовящейся облаве, о «неблагонадежном», живущем на соседней улице, о делах в армии… попав к нужным людям, может спасти чью-то жизнь.
Лютеция Флёр-Сите: - Этого я не знаю, - склонив голову на бок, ответила Лютеция, на вопрос вандейца о баронете Блэкней, хотя, впрочем, она уже говорила о своем незнании относительно него, - Республика, как жестокий подросток, склонный видеть везде и всюду многочисленных врагов... Легкая, ироничная ухмылка постепенно вернулась к огненно-рыжей женщине, когда она произнесла это сранение. - Расспросить? - откликнулась владелица салона на просьбу Вильнева. Сама просьба её не удивила и врасплох не застала, - её возникновение было вполне закономерным, но было видно, что Флёр-Сите немного колеблится. Не вызовут ли её вопросы подозрений? Конечно, могут вызвать, не смотря на кажущуюся безобидность предпологаемых вопросов. Впрочем...подозрения - естественный элемент игры, в которой Лютеция согласилась учавствовать. - Хорошо. Я узнаю у неё всё, что смогу, но вам придется потерпеть, - наконец ответила владелица салона, внешне улыбаясь, но внутренне чувствуя странную отрешенность, перемешанную с раздражением. - Что ж...Теперь пойдемте?- в третий раз повернулась Лютеция к вандейцу спиной, но, не сделав и шагу, обернулась. - Думаю, я могу полагаться, на то, что от вас никто не узнает о...- ей трудно было даже думать о своём недуге, не то что признавать его существование вслух,- ...о...моей болезни?...
Бернар де Вильнев: - Я не врач, мадам, и не в моей компетенции ставить людям диагнозы, и тем более обсуждать их с кем-то, - откликнулся Бернар и, запоздало сообразив, насколько сухо прозвучал этот «учтивый ответ», бережно взял хрупкую женщину под локоть. – Конечно же, я никому не скажу, но на вашем месте… Хотя вы и сами знаете, что с природой так не шутят. Идемте, мне не стоит оставлять своих знакомых наедине надолго. Гражданин Басси часто бывает несносен. Он больше ни единым словом, и ни малейшим намеком не возвращался к истории с Мари Жерар, говорить еще что-либо – бестактность. Оставалось полагаться на талант Лютеции располагать к себе людей. Что же до баронета Блекней… Де Вильнев не разделял предположения хозяйки салона о «жестоком подростке», республиканцы хоть и подозрительны, отнюдь не глупы. О, это было бы слишком просто. Истерия, крики о происках врагов нации и массовая охота на «ведьм»-неблагонадежных – это кость для толпы, которой в отсутствие хлеба предлагают позабавить себя зрелищами. А сам Комитет прекрасно отличает истину от патриотического вымысла. И если уж Рено ставит сети, он наверняка рассчитывает на достойный улов. Чью же голову он пророчит под нож? Может быть, речь идет о шпионаже? Продолжая прокручивать в голове возможные прегрешения англичанина перед республикой, Дюверже последовал за мадам Флер-Сите, вернее, рядом с мадам. Даже не пытаясь спрашивать, что она намерена предпринять – вернутся с ним к мужчинам, или собственноручно угостить Мари Жерар мятным чаем.
Эдуар Бонневиль: - Да, разумеется, месье де Басси. От врача, как от священника, не может быть никаких тайн, - вслед за роялистом рассмеялся Эдуар, живо представляя себе знакомых покойного Матье де Террей, с которыми он как-то случайно пересекся в гостиной почтенной вдовы, в весьма беззащитном положении. К сожалению, все эти чиновники и депутаты пользовались услугами других медиков, а в квартиру Люсиль ему нынче вход был закрыт. Впрочем, что-то ему подсказывало, что это ненадолго, так что мысленно Бонневиль уже изыскивал способы добиться встречи с нужными людьми. - Не беспокойтесь, все сведения, что будут представлять мало-мальскую ценность, я немедленно передам вам или месье де Вильневу. Пока что, к сожалению, не могу похвастаться владением какой-нибудь значимой информацией... Эдуар потеребил пуговицу на своем жилете, раздумывая, спросить ли ему у де Басси об интересующем его деле или стоит подождать, наконец решив, что это знание ему не помешает. - Кстати, о священниках. Знаете ли вы какого-нибудь святого отца, который не присягнул нашей прекрасной конституции? Возможно, в скором времени мне понадобятся его услуги. Связываться с доносчиками как-то не хочется..
Эмильен де Басси: – Не все сразу, месье, - де Басси ободряюще улыбнулся человеку, судя по всему, всерьез настроенному присоединиться к их борьбе. – Никто он ждет от вас немедленных новостей, способных решить судьбу республики. Достаточно уже одного вашего желания не оставаться в стороне от происходящего… За что лично я вам безмерно благодарен. Роялист собирался было сказать какую-нибудь подобающую случаю патетическую бессмыслицу, но вопрос Бонневиля про священника спас их обоих от лишних разглагольствований. – Священников, не присягнувших конституции, слава богу, достаточно. И в Париже в том числе. Правда, они более не практикуют официально, многие церкви закрыты, в остальных окапались назначенные патриотами ренегаты… Конечно же, я знаю таких людей. У вас имеется какое-то духовное дело? Эмильен с интересом взглянул на собеседника. Врачи всегда слыли в какой-то мере противниками священников, вмешивающимися в промысле божий и заботящимися о теле человека больше, чем о его душе. Зачем же доктору понадобился пастор? Вариантов в голову графу приходило не так уж много. Свадьба, крестины, похороны… Исповедь? Вот это вряд ли.
Лютеция Флёр-Сите: - Ну,ну...Мне кажется, вы оскорбились...- по-кошачьи, мягко, промурлыкала Лютеция, на этот раз не пытаясь отстраниться от бережной, но сильной мужской руки,- Я не хотела... Благодарю. А что касается природы...Да, она хрупка... Но... действительно, не будем больше задерживаться. Хозяйка салона и её гость прошествовали обратно вниз, однако повела Флёр-Сите вандейца на этот раз по другой лестнице, и у светлой комнаты с канарейкой, где распивали коньяк мятежник и доктор, оставленные ими, они оказались быстрее. Флёр-Сите хотела было сразу исполнить свое обещание относительно юной служительницы КОБа, но, подумав, что спешить не стоит никогда, а тем более сейчас, делать этого не стала. Ступив на порог комнаты, Лютеция весело улыбнулась "бывшим". - А вот и мы, граждане. Я вижу, вы без нас не скучали....
Эдуар Бонневиль: - Да как вам сказать... Видите ли, друг мой, я вознамерился жениться, - как и вчера, во время разговора с Матильдой, Бонневиль испытал укор совести, рассказывая о своих матримониальных планах человеку, ежедневно занятого вещами, серьезнее во много крат, чем все его проблемы вместе взятые. - Господа революционеры требуют, чтобы браки теперь регистрировались в мэрии. Вероятно, этой процедуры мне не избежать, однако мне хочется, чтобы все было как принято... Эдуар совсем замялся, жалея, что вообще завел этот разговор, но, к его счастью, на пороге комнаты показались мадам Флер-Сите и барон.
Эмильен де Басси: – Масье Бонневиль, я вас искренне поздравляю, - пробормотал де Басси, скорее изумлено, чем радостно. Нужно быть сумасшедшим, чтобы решиться обзавестись семьей в такие времена. Но с другой стороны именно из-за таких вот сумасшедших не прерывается род людской. – И с удовольствием посодействую с поиском священника… Ваша невеста, она, надеюсь, придерживается ваших взглядов на таинство брака? Вряд ли доктор Бонневиль вознамерился вести под венец пламенную республиканку, но рисковать жизнью святого отца без каких-то, хотя бы словесных, гарантий Эмильену тоже не хотелось. Выяснить все подробнее, однако, помешал мелодичный голосок вернувшейся в комнату Лютеции. – Ничуть, мадам. У нас имеется врач и имеется пациент. И в такой компании не до скуки. Еще имелся коньяк, - отозвался граф, насмешливо указывая взглядом на бутылку. – Но его непростительно мало. А вы уже посекретничали, друзья мои?
Бернар де Вильнев: - Совершенно верно, гражданин Басси, мы уже посекретничали. Де Вильневу оставалось только с улыбкой развести руками. Причину недавней галантности барона его новый знакомый угадал сходу и верно. Хорошо бы он не угадал так же легко и повод. Хотя и повод, черт возьми, достаточно прозрачен. В эту минуту Бернар категорически не был готов к расспросам, поэтому тему беседы стоило сменить кардинально. И тут на помощь весьма кстати пришло дело, не сделанное еще вчера и беззастенчиво отложенное уже несколько раз в течение сегодняшнего утра. Матильда. – Эдуар, я надеюсь, что не покажусь вам навязчивым, если попрошу прогуляться со мной до вашей квартиры. Не уверен, что ваша квартирная хозяйка позволит мне хозяйничать там в ваше отсутствие. А тем более уводить вверенную своим заботам пациентку. А гражданке Тиссо, полагаю, самое время переехать. Да и успокоиться. Если она, - что сомнительно, - волнуется о моем местонахождении. А вас, Эмильен, я собственно уже познакомил с тем человеком, с которым обещал. Поэтому более не смею располагать вашим временем. Сказанное не было попыткой отвязаться от де Басси, но Дюверже полагал все же, что о руководителе подпольной группы роялистов тоже есть кому, беспокоиться. И тем более, ему самому есть, чем заняться.
Эдуар Бонневиль: - Нисколько, Бернар, нисколько. Если желаете, можно отправиться ко мне прямо сейчас. Но что до смены вашего с ней местопребывания, я бы не стал пока тревожить мадемуазель Тиссо. Поверьте, если она останется у меня еще день-другой, это меня ничуть не смутит, а самой Матильде покой только пойдет во благо. Эдуар готовился покинуть салон мадам Флер-Сите со смешанными чувствами, преобладающим из которых была все-таки радость - наконец-то ему предоставлялась возможность сделать что-то стоящее, вместо того чтобы ворчать про себя и, сжав зубы, ждать избавления от кошмарного сна, заполонившего все вокруг и день ото дня становившегося лишь страшнее. - Благодарю вас, месье де Басси, надеюсь, в скором времени мне очень пригодится ваша помощь, - поднимаясь на ноги, обратился Бонневиль к графу. - В свою очередь, вы всегда можете рассчитывать на мою.
Эмильен де Басси: - А-аа, пустяки, - с любезной невозмутимостью протянул Эмильен, поднимаясь с кресла вслед за доктором. – Какие бы у меня ни были дела, их придется отложить до той поры, пока граждане на улицах не успокоятся. Или пока их не успокоят штыками и свинцом другие граждане. Поэтому знаете что, господа, лучше будет, если я пойду с вами. Де Басси оказалось, что после этих его слов лице вандейца мелькнуло некое сомнение, и граф, недовольно поводя плечами, пояснил: - Трое мужчин всегда лучше, чем двое, в случае, когда нужно сопроводить девушку, да еще и раненную, да еще и в такой кутерьме, как сегодня. Ну, мало ли что. Мне просто будет спокойнее, если я буду знать, что вы дошли туда, куда направлялись. За сим считая свой визит на квартиру доктора Бонневиля делом решенным, мужчина любезно поклонился наблюдающей за их сборами даме. – Всего доброго, мадам. Не удивляйтесь, если я вскоре стану завсегдатаем вашего салона, он все всяких похвал.
полная версия страницы