Форум » Париж. Город » Салон "Флёр де Сите", 26 мая, после полудня » Ответить
Салон "Флёр де Сите", 26 мая, после полудня
Лютеция Флёр-Сите: Над Парижем частенько витали бури, неизвестно какие чаще: вызванные матушкой-природой или сотворяемые руками самих французов. Одна из самых сильных бурь, которая длилась уже ни первый год, была принесена Великой Французской Революцией. Благодаря ей, город навсегда перестал быть таким, каким был прежде, и ещё не мало потрясений предстояло. Казнён был король, и Париж с радостью готов был видеть, летящие с эшафота, головы аристократов, далеко не всем из которых довелось стоять подле подруги свободы - гильотины и друга народа - месье де Пари, любимого парижанами, палача Шарло, как ласково они его называли. Однако каким бы ни был Париж, он продолжал жить. Сама погода, еще вчера льющая слёзы, сегодня вдохнула весенний солнечный дух во многие городские улочки. Смерть всегда была рядом, но жизнь, не желая ей подчинятся, неустанно двигалась дальше.... На одной из улиц Парижа, как знак именно вечности жизни, а не смерти, находилось место, куда спешили многие просвящённые люди, и это место принимало всех, одних открыто, других тайно: салон, о котором ходило множество противоречивых слухов, но который неизменно пользовался популярностью - "Флёр де Сите". Однажды его постигла гибель, но он вновь, как Феникс из пепла, смог возродится. «Флёр де Сите», ранее расположенный на одном из этажей маленького дома на острове Сите, теперь занимал весь первый этаж красивого двухэтажного здания с лепниной, находящегося в значительном отдалении от места своего первого рождения, вероятно, этот дом был отнят у одного из казнённых аристократов. Не смотря на отдалённость от острова, салон своего названия не поменял, по всем известной причине: его хозяйка носила точно такую же фамилию, с единственным отличием – отсутствием приставки «де». Как уже было сказано, салон занимал весь первый этаж здания, под него отводилось несколько достаточно больших комнат, между которыми отсутствовали двери – новшество, введённое самой хозяйкой. Каждая из комнат была оформлена со вкусом, но полностью подчиняющаяся революционной идеологии. В обивке мебели, шторах и проч. преобладали в основном революциооные цвета, в частности, красный – цвет пролитой народной крови. Гости сами могли выбрать, в каком из залов обосноваться, в дальнем конце располагался небольшой зал, отведённый под ресторанчик, с прилегающей к нему кухней, откуда лёгкие закуски, кофе и другие напитки разносились так же по остальным комнатам, в которых обычно проходили живейшие дискуссии, яркие литературные и музыкальные выступления. Таким образом, ресторан был самым тихим местом в салоне, где гости могли просто, но со вкусом поесть, и достаточно недорого. Так же недорого было и само посещение салона, что только прибавляло ему популярности. Гостей встречал управляющий, а частенько и сама хозяйка, порхающая между залами и немыслимым образом всегда пребывающая в курсе всех разговоров. Ещё одно новшество, введённое владелицей салона – журнал посещений, в который должны были записаться все новоприбывшие, управляющий выставлял время прихода и ухода каждого посетителя. Поэтому хозяйка всегда знала кто и когда приходил в «Флёр де Сите». Владелица салона носила странное имя – Лютеция Флёр-Сите, что, впрочем, только добавляло ей шарма. Всегда очаровательная, неизменно со вкусом одетая, умная женщина умела поддержать любой разговор, вступить в любую дискуссию и, как уже было сказано, быть в курсе всех событий. Сегодня Лютеция то и дело чувствовала усталость, её не радовала ни погода, ни хорошо идущие дела. Она плохо спала и часто вставала, блуждая среди нескольких комнат на втором этаже, отведённом под её апартаменты, сказывалось так же плохое самочувствие, вызванное всё усиливающейся болезнью. Но самым главным было отвратительное душевное состояние женщины, причиной которого было одиночество и осточертевшее «служение республиканскому народу», для чего и были придуманы все салонные новшества. Однако, конечно же, никому из посетителей и в голову не пришло, что Лютеция Флёр-Сите от чего-то страдает. Посетители не должны ничего знать, это не их ума дело. Сегодня их было не так уж много: в одной из комнат музицировала компания революционеров, в большом зале молодой студент читал стихи своего собственного сочинения, содержащие яростные выпады в адрес аристократов, которым «немного осталось», больше всего посетителей было в ресторанчике.
Шарлотта де Монтерей: Вновь устроившись на стуле, Мари привычно расправила юбки, и только потом удивилась собственному жесту. Странно и приятно было осознать, что давние привычки никуда не делись, и в модном платье она чувствует себя почти так же уверенно, как и в наряде горничной. Корсет, как в старые времена, заставил надменно выпрямить спину и расправить плечи, придав осанке Мари необходимое для девицы дворянского происхождения достоинство. Поглощенная собственными мыслями, девушка забыла, насколько неподходящее сейчас время для подобных суетных радостей, но реальность, как всегда, поторопилась об этом напомнить. Избрав на этот раз своим гласом гражданина Сада. Казалось бы невинная фраза на латыни заставила Мари резко сжаться. Девушке, в задумчивости пропустившей начало разговора, невольно показалось, что за поговоркой, озвученной пожилым мужчиной, стоит нечто большее. Неприятный и даже опасный намек. Мол, сколько не притворяйся служанкой, а происхождение не спрячешь. Не удержавшись, Мари испуганно взглянула на Сада, пытаясь определить по его лицу, верны ли ее догадки.
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция с охотой позволила поцеловать свою руку, невольно вспомнив, что в мире существует галантность, которую последний раз ей довелось встречать только со стороны своего пожилого распутника. Напоминал ли Сад ей маркиза де Галеви? Нет, конечно. В этом человеке скрывалось нечто иное, и женщина это заметила. По-детски сморщив лоб, Флёр-Сите ответила: - Ох уж этот латинский! Видно отталкивающее отношение к нему диктует моя кровь, далёкая от голубых кровей тех, кто впитывал этот язык с рождения! - подобные слова не были проявлением кокетства, Лютеция действительно с трудом вспомнила перевод и не вспомнила бы его вообще, если бы высказывание ни было афоризмом. Шурша лёгкими юбками, Лютеция непринуждённо села, что означало, что она принимает приглашение комиссара. Боль утихла, и женщина надеялась, что она в близжайшее время не вернётся. - Однако вы не правы, в данном случае,- на этот раз Лютеция обратилась и к Саду и к Рено,- Всё, что нужно сотворила природа, и попытка создать из этой юной вишни Меркурия только испортила бы её. Вновь едва заметная улыбка озарила лицо владелицы салона. -Театр? - так же легко, как и всё, что она делала, Лютеция перескочила с одной темы на другую, - Что ж... - будто промурлыкала женщина.
Альбер Рено: – Да, природа. Именно природа. Это так естественно, и так… революционно. – Согласился с Лютецией Рено, озвучив свою недавнюю мысль. - Поэтому выпьем за природу. Комиссар обождал, пока у столика появится гражданин Ривье, поставит на чистую скатерть еще один бокал для хозяйки салона и наполнит его вином. При этом бедняга кельнер предусмотрительно старался держаться подальше от гражданина Сада, и эта предусмотрительность вызвала на губах Альбера насмешливую полуулыбку. Итак, бокалы был полны, и уполномоченный представитель КОБа, отсалютовав своим бокалом прелестным гражданкам, сделал несколько глотков, отдавая и в этом дань природе, сотворившей это вино столь изысканным. - Я хочу рекомендовать твой салон, Лютеция, одной некогда очень популярной в Париже актрисе. И мне бы хотелось, чтобы миледи тут понравилось. Ты меня понимаешь? Думаю, это совсем нетрудно будет сделать, - добавил мужчина, возвращая бокал с вином на столешницу. – Это место просто не может не понравиться.
Sade: Откровенный ужас в глазах Мари заставил маркиза чуть наклониться вперед. Чего она испугалась? Вроде ничего такого страшного он не сказал… да и не могла она понять цитату, откуда ей знать латынь? Невольно хмурясь, Сад отвернулся от робкой горничной и вернул прекрасной Лютеции улыбку. – Поверьте тому, кому не повезло с рождением, сударыня: в наше время ни малейшей пользы в этом мертвом языке нет… разве что читать Петрония и Апулея. Произнося эти невинные слова, краем глаза маркиз следил за Мари. Вряд ли ей что-то скажут эти имена…
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция Флёр-Сите была из тех людей, чьё сознание было как бы разделено на две половины: одна говорит и действует, другая наблюдает и размышляет. Существование подобного феномена характерно для большинства мыслящих людей, способных и к решительным действиям и к глубокому анализу. Находясь в обществе таких разных людей, какими были трое посетителей, Лютеция с удовольствием подмечала детали, особенности речи, жесты и мысленно составляла для себя неповторимые портреты собеседников. При этом процесс анализа никоим образом не нарушал процесс общения. Слова Сада вызвали на лице Лютеции кривую усмешку, она сказала иронично: - Цепкие пальчики Революции перевернули представление о том, какое рождение предпочтительнее.... Ирония, сквозившая в интонации Флёр-Сите делала это короткое, казалось бы невинное высказывание, пограничным с опасностью. - Впрочем я могу назвать целых два происхождения, которые были любимы и одновременно ненавистны во все времена.... Голос Лютеции постепенно будто бы утихал... Секундное молчание - и вновь обращение к совершенно другой теме. -Да, да... Да здравствует природа и Революция! - с полу-улыбкой, полу-усмешкой произнесла рыжеволосая женщина, так, что услышал весь ресторан и все посетители дружно подняли бокалы,затем сама сделала глоток вина, а про себя смеялась над бредовостью своего собственного восклицания. В следующую же минуту, успев бросить строгий взгляд на официантов, Лютеция с любопытством обратилась к Рено. - Уммм... Миледи? - и сново будто промурлыкала, - Англичанка?
Шарлотта де Монтерей: Нет, показалось... Мари медленно выдохнула, только сейчас заметив, что после латинской фразы Сада сидела, затаив дыхание, ожидая то ли немедленного обличения, то ли грозного приказа отправить ее в Консьержи. Нелья так все же, нельзя... Вдрагивать после каждого жеста, в каждом слове искать опасные для себя намеки. Так недолго и умом двинуться, или, спасаясь от собственного страха, самой признаться во всем, лишь бы закончить эту пытку ожидания неизбежного. Лучше уж гильотина, чем этот скрученный в колючий кулак неизбывный ужас поселившийся внизу живота. Спокойнее надо быть, и естественней себя вести. Пусть не так естественно, как завещала природа, за которую все радостно пьют, но хотя бы естественно для служанки. То есть, тихо сидеть, спокойно смотреть и незаметно ко всему прислушиваться. Тем более, по словам комиссара Рено именно в этом ее обязанности и будут заключаться. Следуя собственным выводам и благим порывам, Мари уткнула взгляд в тарелку, пытаясь улыбаться тогда, когда, как ей казалось, следовало улыбаться, кивать в такт революционным возгласам и молчать, пока к ней не обратятся.
Альбер Рено: – Француженка, Лютеция. Всего лишь француженка, - вынужден был разочаровать Альбер хозяйку салона. - Но удачно вышедшая замуж за английского баронета. И я, по мужски меркантильно, желаю знать все тайны этой прелестной дамы. Абсолютно все, без исключения. Именно поэтому я и собрал вас, граждане, за этим столом. У Комитета достаточно доверенных людей, чтобы отслеживать перемещения леди Блэкней по Парижу. С этим трудностей не возникнет. Но далеко не каждый агент способен вызвать «объект» на откровенность, добиться его расположения. Тут мне требуются люди опытные, читающие души людские, как раскрытую книгу. Взгляд Рено многозначительно переместился с Флёр-Сите на Сада и вновь вернулся к лицу женщины. – Или располагающие к себе в силу законов природы. Последовал легкий кивок в сторону Мари Жерар. – Наверно нет нужды напоминать, что человек, которого ищет Комитет, и на которого мы надеемся выйти через леди Блэкней – заклятый враг республики и его поимка чрезвычайно важна для безопасности наших завоеваний. Агентурная группа. Надо какое-то название звучное придумать
Sade: Полностью забыв о Мари, Сад с изумлением слушал рассуждения гражданки Флер-Сите. Конечно, в словах ее ничего крамольного не было… но вот этот тон… как только Рено его не замечает? Или замечает, но почему-то спускает ей с рук? Маркиз мысленно пообещал себе, что с этой необычной женщиной, столь же красивой, сколь и умной, он будет очень и очень осторожен, поднял свой бокал за природу и Революцию и приготовился слушать. Последовавший быстрый диалог между владелицей салона и комиссаром был настолько неожиданен, что Сад не мог не порадоваться, что его вмешательство пока не требовалось. ООС Я извиняюсь, что я не успел вчера ответить, но реагировать на все то, что успели написать Вы и комиссар сразу было очень тяжело… так что я помолчу пока и подумаю. Лютеция Флёр-Сите Мадам, Вы не согласились бы поставить свой пост после моего, если никто не против? Я бы хотел ответить на вопрос о пьесе, но у меня сейчас ничего толкового не выдумывается ((
Лютеция Флёр-Сите: Лёгкий весенний ветерок тихонько дул в лицо владелице салона, цеплялся за огненные пряди. Боль всё ещё не возвращалась, но Лютеция испытала другое неприятное ощущение - чувство скуки, лёгкий укол ненависти ко всем этим революционным играм, в которых ей приходилось учавствовать, и вновь нахлынувшую усталость - не физическую, - душевную. Грудь, схваченная тугим корсажем, медленно вздымалась и опускалась. С минуту Лютеция молчала, смотря в сад. - Значит не англичанка... - еле слышно пробормотала она, будто отсутствуя. Но это была лишь минутная видимость. В следующее мгновение взгляд карих глаз стал по деловому прям и твёрд. - У меня два вопроса. Информация какого рода вам нужна в первую очередь - раз. Каким образом лучше всего организовать...ммм...сбор информации - два. Ведь при всех моих способностях, при всей привлекательности моего заведения отнюдь не всё, и даже более того, возможно узнать. Ко всему и ко всем нужен особенный подход... - так без предисловий Лютеция перешла к делу, и её тон разительно отличался от игриво-ироничного, с каким она говорила до этого. Флёр-Сите сделала глоток вина и продолжила. -Хорошо бы узнать побольше уже имеющихся фактов о этой особе...Она актриса....- внезапно Лютеция замолчала и сощурившись посмотрела на комиссара, - Ты не просто так упомянул театр...- и она вновь на мгновение задумалась и защёлкала пальцами, как по обыкновению делала, когда пыталась что-то вспомнить или что-то соображала. - Возможно, гостям "Флёр де Сите" не мешало бы взглянуть на какую-нибудь занятную пьесу.... Вроде домашних спектаклей, которые в своё время устраивала аристократия.... Внезапно карие глаза Лютеции Флёр-Сите по кошачьи блеснули, и она бросила взгяляд на Сада. "Да здравствует П.Ш. Г.!" ( т.е. плеть, шпионаж и гильотина) или Р.Г. В. В. Н. ( т. е. "Революционный глаз видит вас насквозь", но здесь с ренгеновским легко перепутать) Sade Я не вижу в этом необходимости, но и причины чтобы не выполнить вашу просьбу тоже не нахожу.))))
Альбер Рено: – Ты очень умная женщина, Лютеция, - без тени улыбки заметил комиссар, оценив деловую хватку, скрывающуюся за обволакивающим журчанием бархатного голоса. – Я всегда верил, что Комитет в тебе не ошибся. Что ж, карты на стол. Собственно, скрывать что-либо особого резона не было. Тут собрались «все свои». – Сама по себе леди Блэкней мне мало интересна. Хоть она и незаурядной красоты и актерского дарования женщина. КОБ-у нужен ее муж, английский баронет сэр Персиваль Блэкней. Умный, ловкий, заклятый враг Республики. Но даже умный и ловкий, он все же не устоял перед магнетизмом слабого пола. Женился, и, как уверяют мои источники, очень дорожит своей супругой. Конвент с подачи Комитета сделал Маргарите Блэкней предложение, перед которым она не устояла. Актеры - рабы Мельпомены, у каждого свои слабости. Рено слегка пожал плечами, констатируя этот безусловно неоспоримый факт. – Я уверен, что наш славный баронет Блэкней не оставит свою жену без присмотра в логове ревнителей террора. Значит, появится сам или пошлет кого-то из своих доверенных людей. Вот этот кто-то мне и нужен. Мне бы хотелось, Лютеция, чтобы твой салон показался леди безопасным местом для встреч. Для важных встреч, может быть, именно для той самой встречи, что мы ждем. Рассказ, адресованный гражданке Флёр-Сите, предназначался так же и Мари. Альбер уже успел просветить девушку относительно личности ее потенциальной хозяйки. Теперь заговорил и об истинном интересе Комитета. О сэре Персивале. – Идея с салонным спектаклем просто блестяща. Верный способ заинтесовать актрису посетить Флёр-Сите. Донасьен, та пьеса, что ты оставил на прочтение нашей очаровательной Марго, не подойдет ли для игры в салоне? Названия - класс! А идея со спектаклем в салоне - еще один класс
Sade: При упоминании о домашней постановке глаза маркиза широко раскрылись. У себя в Лакосте он ставил немало пьес – и своих и чужих, но мысль о том, чтобы сделать это в салоне никогда не приходила ему в голову. Секундное раздумье – и он с сожалением отказался от этой идеи: – Мне кажется, это будет сложновато. Пьесы длинны, а публичные чтения не пользуются успехом, если им не сопутствует скандал. – Он хотел было упомянуть «Женитьбу Фигаро», но, ввиду последних пертурбаций в судьбе ее злополучного автора, воздержался. – Может быть, лучше устроить чтение в лицах чего-нибудь вроде «Магомета»? Памятуя о собственных интересах, Сад глянул на комиссара и добавил: – Раба Мельпомены или не очень, у леди Блэкни вряд ли возникнет желание заучивать новую роль ради одного вечера. Другое дело, если бы моя пьеса была включена в шествие…
Альбер Рено: Рено заметно нахмурился. Ненавязчивое упоминание о том, что пьеса гражданина Сада неплохо смотрелась бы в шествии, прославляющем республику, звучало в их беседах уже не первый раз, и постепенно ненавязчивым быть переставало. В делах постановок и домашних спектаклей он, признаться, разбирался слабо. Но гражданин судья по мнению комиссара слишком часто говорил «нет, не выйдет, не получится», и Альбер начинал подозревать, что за нерешительностью скрывается нежелание. А такого подхода к распоряжением КОБа он не намерен был позволять. – Если мы арестуем баронета Блэкней, Донасьен, - мужчина невозмутимо нанизал на вилку кусок рыбы. - Я даю тебе слово, что твоя пьеса будет включена в шествие… И конечно, если Маргарита Блэкней признает ее выдающейся и убедит в этом Тальма, Тальма тоже сможет это устроить. Пора уже было дать понять Саду, что свои личные интересы в данной истории надо оставить в стороне или подчинить полностью интересам дела. - А «Магомет»… Что это такое? Название явно не революционное.
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция очень внимательно слушала речь Рено, разоблачающую истинные намерения КОБа. Тонкий палец был прижат к губам, а серьёзные, выразительные глаза смотрели прямо, будто ловили каждое слово, каждое движение лица говорящего. Ухмыльнувшись, Флёр-Сите поцокала языком, довольная тем, что она не ошиблась - дело глубже. - Англичанин... враг республики...- пробормотала женщина, и хотела уже было спросить, чем же этот баронет так насолил КОБу, но передумала. Какое это имеет значение для неё? -Всё ясно.- просто и незатейливо сделала свой вывод Лютеция. Затем она перевела взгляд сначала на Мари, затем на Сада. Его слова заставили Флёр-Сите на мгновение сморщить караловые губы. - "Сложновато" это ещё не "сложно".- выразительно посмотрела на маркиза владелица салона, - Хотя, конечно, мне всё равно. Главное занять нашу потенциальную гостью....- мгновение Лютеция размышляла, - Когда мне вдруг пришла в голову мысль о спектакле, я главным образом думала как раз о том, что подготовка к нему займёт какое-то время, в течение которого я смогу "подабраться" к миледи...- Флёр-Сите пожала плечами, - Хммм.. Что-то давненько мои посетители не видели и не говорили ни о чём стоящем... - Шествие?- Лютеция поворачивала голову то к Рено, то к Саду, но больше ничего не произносила, потому как ответ комиссара маркизу был достаточно жёстким.
Sade: Сад улыбнулся владелице салона. – Я предпочитаю перестраховаться, – мягко объяснил он. – Неправдоподобие не внушает доверия, и, даже если сама миледи и не отличается большим умом, все же не следует предполагать, что она совсем уж глупа. Гримаса комиссара не ускользнула от маркиза, и липкое чувство страха снова закралось в его душу, но последовавшее за гримасой хладнокровное обещание тут же заставило его забыть о страхе. Во рту у него появился странный вкус, кислый и горьковатый одновременно, будто бы от гнилого лимона, и он опустил глаза. Мгновение назад он еще мог верить, что готов был помочь комиссару просто из чувства самосохранения или благодаря чистому азарту, но слова Рено развеяли эту иллюзию. Другой вспомнил бы о тридцати серебряниках, но Сад и впрямь уже много лет не верил ни в Бога ни в черта, и мысли его двигались по другому пути, который, впрочем, был ничуть не менее неприятным. Внезапно речь шла уже не о том, чтобы перехитрить самонадеянную актрису, но о том, чтобы за плату предать в руки черни ее мужа, такого же дворянина как и он сам. Будучи тем, кем он был, маркиз не мог не подумать с легкой мысленной усмешкой, что и плата-то была не то, чтобы высока – но столь неожиданно возникшее чувство отвращения никуда не изчезло. – «Магомет», – пробормотал он, судорожно пытаясь собрать свои мысли воедино, а волю – в кулак. – Нет, комиссар, это как раз вполне революционно. Эта трагедия принадлежит перу покойного Вольтера, чьи останки были перенесены в Пантеон в позапрошлом году. Ее полное название «Фанатизм, или Магомет».
Le sort: Среди посетителей салона тем временем появился новый человек. Мужчина средних лет в дорогом сюртуке слыл пламенным республиканцем из мелких буржуа, предприимчивым коммерсантом, состоял в якобинском клубе и разбогател в последние месяцы на поставках продовольствия для армии. На самом деле гражданин Канриотт был не таким верным якобинцем, как думали многие. И у Флёр-Сите появлялся не только послушать революционные стихи, почитать «Старый Кордельер» и лишний раз разразиться гневной тирадой в адрес врагов республики. Иногда он передавал хозяйке салона «просьбы» от людей, стоящих сейчас во Франции вне закона. От монархистов, сторонников и защитников старого строя. Случалось это не так уж часто, и связным к мадам Лютеции не всегда приходил месье Канриотт, но сегодня явился именно он. Пройдясь по салону в поисках его очаровательной владелицы, этот гражданин обнаружил нужную ему женщину обедающей в ресторане в компании двух мужчин, - старого и молодого, - и юной девушки. То, что мадам оказывала этой компании такое удивительное внимание, - блистательная Флёр-Сите соизволяла запросто отобедать далеко не с каждым посетителем салона, - без сомнения заинтересовало гостя. Не желая привлекать к своей особе излишнего внимания, Канриотт устроился в соседнем зале так, чтобы столик, где сидела Лютеция, оставался на виду. И при этом то, что он наблюдает за этим столиком, не казалось слишком явным. И настроился на ожидание. Даже если оно окажется долгим.
Альбер Рено: – Вольтер? – переспросил Альбер немного рассеянно. – Ах, Вольтер меняет дело. Это имя он, конечно, знал. Но поклонником творчества покойного уже литературного гения, а тем более его знатоком, Рено не являлся. И оправдываться в своем невежестве не видел смысла. Что поделаешь, денег на образование комиссара в свое время было потрачено гораздо меньше, чем на выучку сынков аристократов. А в казарме уже не до Вольтера. – Но мне кажется иногда душевность происходящего важнее конечного результата. Для ваших отношений с леди Блэкни полезнее было бы, если бы в салоне читали твою пьесу, Донасьен. Уполномоченному КОБа все еще продолжало казаться, что гражданин судья уклоняется от активной роли в происходящей жизненной драме. Неужели ему не понравилась блистательная Сен-Жюст? Или, наоборот, слишком уж понравилась? Ладно, не станем чересчур уж давить. - Но, поскольку я не актер, не драматург и не литератор, готов оставить окончательное решение по этому вопросу на твоей совести, - подытожил Рено, сопроводив свои слова любезной улыбкой. И пояснил, обращаясь уже к Лютеции: - Шествие в честь дня разрушения Бастилии. В этом году планируется большой праздник. «Не смотря на незавидное положение республики на фронтах, вандейский мятеж, усиливающееся противостояние в Конвенте и серьезные проблемы с продовольствием в Париже. Мда» Каждый вносит свою лепту в торжество. Было бы просто замечательно, если бы мы тоже сделали свой особый подарок Республике. Арестовав Персиваля Блэкней.
Sade: Маркиз учтиво наклонил голову. Не объяснять же комиссару, что публичное чтение нередко имеет худший прием нежели постановка, а если миледи увидит, что успех пьесы менее чем грандиозен, у нее будут все причины не желать включить ее в шествие? Нет уж, пусть она прочтет комедию, оценит ее (что-что, а опыт у нее быть должен) и порекомендует ее Тальма, а в салоне можно и Вольтера почитать… С другой стороны, к этой идее можно будет вернуться, если миледи откажет (хотя с чего бы? «Доверчивый муж» ничем не хуже «Графа Окстиерна…», которого в свое время поставили в Комеди Франсез…). – Если это не срочно, мы обсудим этот вопрос с… – он запнулся, но все-таки выбрал неподходящее слово, – с мадам Флер-Сите. Величать эту даму гражданкой у него язык не поворачивался, а использовать ее имя, как это столь небрежно делал комиссар, не позволяло воспитание: пока она сама не дала ему на то разрешения, ни тыкание ни обращение по имени было для него невозможно.
Альбер Рено: – Не срочно, - кивнул комиссар. – Но и не откладывайте. Леди Блэкней нужно было как-то растормошить, вынудить к действиям. Первая встреча с актрисой оставила у Альбера впечатление, что спровоцировать жену Алого Первоцвета на ошибки, выгодные КОБ-у, будет не так-то просто. Даже план со служанкой продвигался далеко не так быстро, как хотелось бы Рено. «Горничная» – вот она, сидит, скромно сложив руки на коленях, как и положено образцу скромности и послушания. Но похищать последовательно всех служанок Маргариты Блэкней прежде, чем она согласится взять на работу именно Мари Жерар, будет… накладно. А еще эта паршивая гостиница. Гражданин Сад, помнится, намекал актрисе, что в таких местах ее запросто могут обворовать. Была ли это случайная обмолвка, или реальный прогноз на развитие ситуации? – Нам нужно как-то расшевелить нашу прелестную гостью из Лондона. Подтолкнуть ее в нужном нам направлении. Леди Блэкней – женщина экстравагантная, ты сам видел, Донасьен. Боюсь, предугадывать ее поступки будет сложнее, чем вынуждать ее к поступкам, - вынужден был вслух признать комиссар. – Мы оба предложили миледи «бескорыстную» помощь, теперь осталось обустроить дело так, чтобы эта помощь ей действительно понадобилась. Что ты там говорил о грабителях?
Лютеция Флёр-Сите: Карие, с жёлтыми искорками глаза пристально смотрели на судью до тех пор, пока его голос не приобрёл уверенность. Казалось Лютеция смотрит насквозь, пытаясь таким образом узнать все самые сокровенные тайны. Подобное поведение проявлялось в ней в минуты напряжения, в ситациях, заставляющих чувствовать себя неуверенно. Тогда Флёр-Сите начинала вглядываться в каждую мелочь, следить за каждым своим и чужим жестом, словом, бутдо тонкий прибор, способный чувствовать малейшие изменения в какой-либо части действительности. Лютеция не совсем понимала, почему чувствует напряжение, потому как вроде бы всё было под контролем. Вероятно, сам факт, что нужно будет сделать для КОБа нечто большее, чем простое предоставление информации о разговорах и посетителях салона выводил её из себя. Флёр-Сите вновь почувствовала головную боль и, вдобавок, неприятные ощущения в груди и горле, вызванные, скорее всего, недавно обнаружившейся, но уже включившей механизм смерти, болезнью. Лютеция оперла голову на руку, но так, чтобы казалось, что владелица салона размышляет, а не страдает от мигрени. - И гражданин Сад, хотел бы включить свою пьесу в празднество, а ты ему в этом отказываешь?-улыбнулась Лютеция, очнувшись после короткого молчания. Женщина усмехнулась сама себе, подумав, что ведь не читала ни одного произведения маркиза де Сада, не видела ни одной пьесы. Откуда же ей известно?.... Слухи? Да, она хорошо наслышана о нём.... Вдруг её осенило. Губы Лютеции явственно пробормотали "Жюстина". Но хозяйка "Флёр де Сите" не стала вспоминать то, что вдруг начало вспоминаться, потому как, при внезапном повороте головы в сторону, заметила человека, которого меньше всего желала видеть в данную минуту. Быстрый и короткий взгляд дал этому человеку понять, что Лютеция его заметила, но был достаточно незаметен для той компании, в которой она сейчас находилась. Лютеция вдруг почувствовала дикое желание закричать и убежать отсюда далеко далеко, чтобы больше никогда не видеть всех этих людей. - Мы неприменно обсудим с вами вопрос чтений и пьес. - кивнула Флёр-Сите Саду, она быстро взяла себя в руки. -Кстати, - обратилась она к Рено, - в любом случае, Альбер, даже простое чтение должно сопровождаться... возможно, цветами, какими-либо предметами, которые помогли бы ввести слушателей и зрителей в мир пьесы... Музыка... На это всё нужны деньги. Я давно уже говорю, что зря КОБ не позволяет мне зарабатывать хотя бы на рестороне, который содержать сложнее всего. Часть денег я бы отдавала КОБу. Не видишь выгоды? Лютеция знала, что эта вечная песенка может разозлить комиссара, но она чувствовала смутную уверенность в том, что в конце концов добьётся этой маленькой победы. Слова Рено о миледи Блэкней Флёр-Сите слушала с присущей ей внимательностью.
Sade: Маркиз приподнял брови. А ему-то казалось, что комиссар пропустил это его замечание мимо ушей… нет, Рено тоже не следовало недооценивать… – Если леди Блэкни так жаждет жить в этой жалкой гостинице, то это должно быть чем-то выгодно ее мужу. Но если ее обокрадут, она может захотеть переехать – и уж точно обратится за помощью к одному из нас. В другое время, в другом месте можно было бы возразить, что миледи может попросту обратиться за помощью к старым подругам, но в наши дни даже близкие друзья друг другу не доверяют. Приехавшая из Англии актриса, у которой сначала пропала служанка, а потом деньги, не может не вызвать подозрений… да и у кого в наши дни хватает храбрости помогать ближнему своему? Разве что у вандейских мятежников…
полная версия страницы