Форум » Париж. Город » Салон "Флёр де Сите", 26 мая, после полудня » Ответить
Салон "Флёр де Сите", 26 мая, после полудня
Лютеция Флёр-Сите: Над Парижем частенько витали бури, неизвестно какие чаще: вызванные матушкой-природой или сотворяемые руками самих французов. Одна из самых сильных бурь, которая длилась уже ни первый год, была принесена Великой Французской Революцией. Благодаря ей, город навсегда перестал быть таким, каким был прежде, и ещё не мало потрясений предстояло. Казнён был король, и Париж с радостью готов был видеть, летящие с эшафота, головы аристократов, далеко не всем из которых довелось стоять подле подруги свободы - гильотины и друга народа - месье де Пари, любимого парижанами, палача Шарло, как ласково они его называли. Однако каким бы ни был Париж, он продолжал жить. Сама погода, еще вчера льющая слёзы, сегодня вдохнула весенний солнечный дух во многие городские улочки. Смерть всегда была рядом, но жизнь, не желая ей подчинятся, неустанно двигалась дальше.... На одной из улиц Парижа, как знак именно вечности жизни, а не смерти, находилось место, куда спешили многие просвящённые люди, и это место принимало всех, одних открыто, других тайно: салон, о котором ходило множество противоречивых слухов, но который неизменно пользовался популярностью - "Флёр де Сите". Однажды его постигла гибель, но он вновь, как Феникс из пепла, смог возродится. «Флёр де Сите», ранее расположенный на одном из этажей маленького дома на острове Сите, теперь занимал весь первый этаж красивого двухэтажного здания с лепниной, находящегося в значительном отдалении от места своего первого рождения, вероятно, этот дом был отнят у одного из казнённых аристократов. Не смотря на отдалённость от острова, салон своего названия не поменял, по всем известной причине: его хозяйка носила точно такую же фамилию, с единственным отличием – отсутствием приставки «де». Как уже было сказано, салон занимал весь первый этаж здания, под него отводилось несколько достаточно больших комнат, между которыми отсутствовали двери – новшество, введённое самой хозяйкой. Каждая из комнат была оформлена со вкусом, но полностью подчиняющаяся революционной идеологии. В обивке мебели, шторах и проч. преобладали в основном революциооные цвета, в частности, красный – цвет пролитой народной крови. Гости сами могли выбрать, в каком из залов обосноваться, в дальнем конце располагался небольшой зал, отведённый под ресторанчик, с прилегающей к нему кухней, откуда лёгкие закуски, кофе и другие напитки разносились так же по остальным комнатам, в которых обычно проходили живейшие дискуссии, яркие литературные и музыкальные выступления. Таким образом, ресторан был самым тихим местом в салоне, где гости могли просто, но со вкусом поесть, и достаточно недорого. Так же недорого было и само посещение салона, что только прибавляло ему популярности. Гостей встречал управляющий, а частенько и сама хозяйка, порхающая между залами и немыслимым образом всегда пребывающая в курсе всех разговоров. Ещё одно новшество, введённое владелицей салона – журнал посещений, в который должны были записаться все новоприбывшие, управляющий выставлял время прихода и ухода каждого посетителя. Поэтому хозяйка всегда знала кто и когда приходил в «Флёр де Сите». Владелица салона носила странное имя – Лютеция Флёр-Сите, что, впрочем, только добавляло ей шарма. Всегда очаровательная, неизменно со вкусом одетая, умная женщина умела поддержать любой разговор, вступить в любую дискуссию и, как уже было сказано, быть в курсе всех событий. Сегодня Лютеция то и дело чувствовала усталость, её не радовала ни погода, ни хорошо идущие дела. Она плохо спала и часто вставала, блуждая среди нескольких комнат на втором этаже, отведённом под её апартаменты, сказывалось так же плохое самочувствие, вызванное всё усиливающейся болезнью. Но самым главным было отвратительное душевное состояние женщины, причиной которого было одиночество и осточертевшее «служение республиканскому народу», для чего и были придуманы все салонные новшества. Однако, конечно же, никому из посетителей и в голову не пришло, что Лютеция Флёр-Сите от чего-то страдает. Посетители не должны ничего знать, это не их ума дело. Сегодня их было не так уж много: в одной из комнат музицировала компания революционеров, в большом зале молодой студент читал стихи своего собственного сочинения, содержащие яростные выпады в адрес аристократов, которым «немного осталось», больше всего посетителей было в ресторанчике.
Шарлотта де Монтерей: - Да какая же из меня аристократка, гражданин комиссар?! Еще несколько секунд назад, слушая сетования Рено на неграмотность своей протеже, Мари сидела, низко опустив голову. Плечи девушки поникли словно под грузом вины. Как ни странно, виноватой Мари себя действительно чувствовала, но не за мнимую безграмотность деревенской сироты, а за свою, пусть и вынужденную, но ложь. И не должна была бы вроде, а чувствовала. Но последние слова комиссара заставили девушку не только тут же позабыть о собственных невнятных терзаниях, но даже подскочить на стуле, уставившись на Рено ошарашенными глазами. - Я же не знаю и не умею ничего такого, чего аристократы умеют, - Мари сама не заметила, как перешла на простонародную речь, бессознательно пытаясь откреститься от любой связи с гонимым классом. Даже руками всплеснула, ненароком задев стоящую перед ней тарелку. Та, не выдержав эмоционального напора жеста, сдвинулась, чуть покачнулась на краю стола, и плавно соскользнула Мари на колени. Покраснев, как маков цвет, девушка тут же прекратила причитать, потупилась в диком смущении и, осторожно поставив тарелку обратно на стол, вновь спрятала руки на коленях, не смея поднять взгляда на мужчин.
Sade: Предложение Рено изумило Сада ничуть не меньше чем Мари: аристократки, не умеющие читать, это что-то новое. Или даже точнее, старое, но не говорить же комиссару, что, хотя равенство сословий великая вещь, не стоит путать прошлое с настоящим, особенно с настоящим желаемым, а не действительным… – Если Мари предпочитает, она могла бы быть незаконнорожденной дочерью какого-нибудь аристократа, безвинно пострадавшей от революционного гнева… ну скажем, соседей. – Он вспомнил поэтически настроенного студента и добавил, – У покойного барона де Болье, помнится, таких было пруд пруди, и дело найти будет несложно… А кто такая Дельфина? Несмотря на изначальное нежелание маркиза участвовать в этом деле, азарт начинал брать свое.
Лютеция Флёр-Сите: Выпроводив молодого студента, Лютеция почувствовала лёгкое облегчение. Он уже порядком надоел ей с этими вечными бессмысленными стихами о столь же бессмысленном равенстве. Флёр-Сите всегда помнила откуда она "поднялась", с какого дна.. Да, сейчас она могла многое себе позволить, правда, больше благодаря мужу, оставившему ей деньги, чем революции, которую так страстно встретили все те, кто, так же как и Лютеция когда-то, мечтали вскарабкаться "наверх" и позабыть от той грязи и нищите, в которой им приходилось жить. Но это не дало ей ни пресловутого равенства ни, тем более, свободы. Поэтому-то иллюзии студента так раздражали её, как, впрочем, и другие революционные, республиканские лозунги. Приходилось, как говорится, делать хорошую мину при плохой игре... Чувствуя, что стучащая боль в голове не проходит, Лютеция решила подняться к себе и немного отдохнуть, если она вдруг понадобиться гостям, управляющий сообщит ей. Но перед этим хозяйка салона пожелала проведать троицу, которая ироничной женщине уже казалась забавной, и проверить все ли её поручения выполнены. Флёр-Сите, убрав с груди огненные пряди волос, тут же затрепетавшие на солнце, подошла к столику и, улыбнувшись, поинтерисовалась, всё ли гостей устраивает. Быстрым взглядом окинув стол, женщина сощурилась и обратилась к официанту, которому доверила обслуживать комиссара и его собеседников. -Оливье, позаботься о том, чтобы все пожелания этих граждан были выполнены.. И ещё... Принеси того вина, что привезли из Италии... - Лютеция защёлкала пальцами, пытаясь вспомнить название вина,- Впрочем ты понял... И ещё.. Сладкое вино для гражданки... Женщина обвела взглядом сначала Рено, затем Сада и, остановив его на юной девушке, еле заметно подмигнула ей, увидев, что та чем-то смущена. -Да.. Оливье,-окликнула Лютеция официанта, не дав ему уйти, - Распорядись, пожалуйста,чтобы приготовили кофе для меня.. И пусть отнесут его ко мне наверх. Женщина дотронулась тонкими пальцами до лба, слегка нахмурившись, но мгновение спустя заставила своё лицо снова стать приветливым и улыбающимся.
Альбер Рено: – А чем ты хуже какой-нибудь расфуфыренной графской дочки? – Вопросом на вопрос откликнулся комиссар. – Ничем не хуже. Умылась, приоделась, и сразу вон студентики заглядываются. Рено немного преувеличил, но самую малость. Отмытая от последствий неблагодарного труда в булочной, Мари оказалась чудо какой хорошенькой. Даже странно было, с чего французская деревня породила вдруг такую утонченную красоту. Личный солдатский опыт Альбера с сельскими прелестницами в свое время породил в мужчине убеждение, что трудовые гражданки из провинции обычно выглядят покрепче и ведут себя побойче. – Ты целый год работала у дю Белле, насмотрелась, небось, на аристократок. Так что притвориться благородной будет не так уж сложно, уверен. А хочешь, Донасьен позанимается с тобой немного. А за одно подберет подходящее дело из своего архива. Хотя не думаю, что леди Блэкней будет всерьез поверять твой рассказ. Официант подал оладьи и комиссар с удовольствие втянул носом соблазнительный аромат горячего блюда. И улыбнулся, когда на стол подали вино. – Лютеция сегодня к нам благоволит. Удивительная женщина. Богиня. А Дельфина… Еще одна занятная гражданка. Из тех, что снабжают тебя работой, Донасьен. Хозяйка булочной, где я нашел Мари.
Sade: Когда очаровательная хозяйка салона вновь остановилась у их столика, Рено, похоже, был настолько занят своей протеже, что только кивнул в ответ на вопрос, все ли в порядке, предоставив маркизу полную свободу выразить свое восхищение как убранством салона, так и царящей в нем атмосферой. Если его комплименты и звучали несколько преувеличенно, то несомненно, ничего нового гражданка Флер-Сите не услышала. Провожая ее взглядом, Сад понимающе закивал в ответ на объяснение Рено, но почти сразу нахмурился. Булочная? Что бы горничной делать в булочной? Или это комиссар с ней там познакомился? ООС Вы меня простите, но я так понял, что комиссар говорит о Вас так, как будто Вы уже отошли, а потому я никак не могу попытаться Вас задержать ((
Лютеция Флёр-Сите: аааыыы... к чёртовой бабушке.. сама виновата...
Шарлотта де Монтерей: Присущее всем дочерям Евы желание нравиться аполитично по природе своей и не видит разницы между "своими" и "врагами". И Мари с трудом удержалась, чтобы не начать крутить головой в поисках тех самых "студентиков". Слова комиссара, призванные внушить немного уверенности деревенской простушке, неожиданно польстили и дочери маркиза, скрывающейся под этой маской. Перестав пристально разглядывать свои колени, Мари подняла голову. Робкая улыбка тронула ее губы, но тут же исчезла, стоило девушке заметить стройную фигуру удаляющейся от столика Лютеции. Мари далека была от того, чтобы сравнивать себя с блистательной хозяйкой салона, но контраст был столь силен, что всякие мысли о своей возможной привлекательности выветрились из головы девушки, заставив ее полностью сосредоточиться на деловой части разговора. - Если вы уверены, что так будет лучше... - с сомнением оглядев ряды столовых приборов по обе стороны тарелки, Мари взяла вилку. Не ту, что была бы правильной именно к этому блюду, а ту, что лежала рядом. - Я могу попробовать, но, может быть, мне действительно лучше сказаться бастардом?
Альбер Рено: Рено были понятны колебания девушки. И все же незаконный ребенок.. Нет, не убедительно. Незаконнорожденные, особенно если речь идет о чадах, лишенных до революции привилегий своего сословия, часто ненавидят своих родителей. На его памяти именно из полукровок выходили самые рьяные якобинцы, любители кровавых крайностей, мстящие всем аристократам за грехи своих отцов. Неизвестно, растрогает ли подобная история леди Блэкней. Лучше не размениваться по пустякам, а выдавать Мари за чудом уцелевшего законного отпрыска какой-нибудь погибшей под ножом гильотины благородной семейки. Выбор тут, спасибо трибуналам, велик. Например… Да хотя бы даже эта «пропажа» де Монтерей. Взгляд комиссара, направленный на Мари Жерар, невольно стал оценивающим. Пожалуй, это могло бы оказаться хорошим вариантом. Настолько хорошим, что Маргарита Блэкней, чего доброго, действительно захочет помочь «дочери маркиза» покинуть Францию. И… чем фортуна ни шутит… Обратится за помощью к мужу. – Нет, бастрард нам не подойдет. Но я знаю подходящую маску, Мари. Я уже рассказывал тебе о ней. Вернее, расспрашивал о ней. Родственница дю Белле, помнишь? Чуть наклонившись к Шарлотте, Альбер доверительно добавил. – И не волнуйся ты так. Видела хозяйку этого салона? Настоящая королева, не хуже Антуанетты. А ведь она такая же простолюдинка, как ты. ООС - Лютеция, простите меня пожалуйста. Мне показалось, что вы удалились пить кофе :=( Поэтому я написал то, что написал. Возвращайтесь, прошу вас, и выпейте с нами вина.
Шарлотта де Монтерей: Вилка звякнула о тонкий фарфор и застыла. Боясь выдать себя дрожащими руками, Мари осторожно, тщательно контролируя каждое движение, пристроила вилку на край тарелки. Отец Антуан называл революцию изобретением дьявола, и сейчас Мари была склонна верить ему как никогда. Более того, сам Рено казался девушке если и не самим дьяволом, то точно кем-то из его подручных. И Мари тщетно боролась с искушением. Выдать себя за того, кем ты и являешься - что может быть проще? То, что девушка собиралась сделать втайне, ей предлагали совершить явно. С полного одобрения тех, кого она и боялась. Что это - ответ на ее молитвы или ловушка нечистого? - Так она же... родственница та... уехала из Парижа, - осторожно заметила Мари, сосредоточив все свое внимание на лакее, наполняющем бокалы вином. Она сама бы не могла сказать, что прозвучало в ее словах - вопрос или утверждение.
Лютеция Флёр-Сите: Ну в третий раз возращаться будет как-то глупо.. Даже повода не придумаю... Позовите меня что ли...))) Даже не знаю.
Sade: Исподтишка разглядывая девушку, маркиз вынужден был признать, что, по крайней мере, на первый взгляд ничто не выдало бы обмана. Вилку она держать умела, уличным произношением не злоупотребляла, а остальное можно списать на ужас, пережитый при гибели родственников – или что там произошло с этими дю Белле? Знакомая фамилия, они где-то поблизости жили, что ли? Взгляд Сада остановился на тоненькой струйке вина, лившейся в бокал Мари, и он поморщился. Ну кто ведет такие разговоры при посторонних, какого бы они ни были происхождения? Особенно когда кельнер так явно не торопится… Легкая морщинка прорезала лоб маркиза, и он быстро протянул руку с вилкой к локтю официанта. Багровая струя отчаянно дернулась, щедро заливая и оладьи будущей дворянки и скатерть перед ней. Кельнер вскрикнул и обернулся, но вилка маркиза уже упала рядом с тарелкой, а сам он торопливо отодвинулся подальше и от стола и от столь щедро заливавших его даров Бахуса. – Да что с вами, милейший? Гражданин, я хотел сказать. ООС Как я понимаю, никто кроме Рено ничего заметить не может в принципе (владелица почти ушла; официант стоит между мной и Мари, спиной, разумеется, ко мне; прочие на наш столик вряд ли смотрят), а Вы, комиссар, по желанию. *нетерпеливо ждет возвращения хозяйки салона*
Шарлотта де Монтерей: Мари, в напряженном ожидании ответа Рено с отстраненным любопытством наблюдала, как дернулась рука официанта, как темно-красная лужа начала расплываться по скатерти. И только резкое восклицание того, кого комиссар представил как гражданина Сада, заставило девушку вдруг очнуться. Издав собственное "ой", Мари торопливо вскочила со стула, спасая юбку единственного своего приличного платья и тут же заозиралась в поисках тряпки, в который раз подтвердив истину, что привычки - великая сила, особенно когда они приобретаются под чутким руководством такой дамы, как Дельфина Летуш.
Альбер Рено: Глаза Рено подозрительно сузились. Хоть он и поглощен был разговором с Мари, странный маневр гражданина Сада не прошел мимо внимания комиссара. Что это еще за блажь одолела революционного судью? Трудно было заподозрить в поступке Донасьена простую неловкость. По правде говоря не смотря на свою тучность, этот человек отнюдь не казался Альберу неловким. Но тогда как это понимать? - Проклятье, такое вино впустую! Рено собирался рассказать гражданке Жерар подробнее об «уехавшей родственнице господ дю Белле», но история с вилкой сбила его с мысли. – Ничего, гражданин, в жизни случается всякое, - ободряюще заметил он растерянному кельнеру, бросившемуся вытирать вино наскоро подхваченными со стола салфетками. – Мы не «господа», высечь тебя не прикажем. Кликни лучше хозяйку. Тут бы гражданке платье почистить. «И переодеться, - мысленно добавил комиссар. – Наверняка у Лютеции в гардеробе можно подыскать подходящее платье для девушки, подороже и помоднее, чем тот образец скромности, что только что был погублен с подачи Донасьена. Тогда и увидим, сойдет ли Мари за Шарлотту Монтерей»
Лютеция Флёр-Сите: Не успела владелица "Флёр де Сите" подняться на первую площадку лестницы, как была остановлена официантом. Лицо его было взволновано и сначало он лепетал что-то невнятное. Лютеция нахмурилась. -Да говори же ты толком, что ты там натворил!- Лютеция, привыкшая угадывать по эмоциональному состоянию своих служащих их поступки, уже догадывалась, что если кельнер так заикается, то уж точно в чём-то провинился. Не могло же произойти что-то ужасное за такой короткий срок! Рыжеволосая женщина оказалась в зале ресторана так же быстро, как и исчезла. Её лицо было невозмутимо, но по губам можно было понять, что бедному официанту, идущему впереди, пришлось выслушать всё, что она о нём думает. - Извинись перед гражданами и убери здесь всё! Принеси новую скатерть, прикажи повару сделать ещё оладьи и возьми ещё бутылку вина. - железным голосом произнесла Лютеция, при этом умудряясь не уходить от своего привычного шепчущего шелестения, - Да поживее! Республике и моему салону, в частности, не нужны работники-черепахи! Проводив взглядом извинившегося и красного как рак официанта, Лютеция посмотрела на платье девушки, по которому расползлась чернеюще-бордовая клякса. - Как тебя зовут, очаровательное дитя? - услышав имя, женщина улыбнулась и продолжила, - Пожалуй, ничего не остаётся, кроме как сменить платье... Пятно нужно застировать...
Шарлотта де Монтерей: - Мадам, мне так неловко вас утруждать... - то ли атмосфера салона сказывалась, то ли Мари уже заранее смирилась с будущей ролью аристократки, но назвать прекрасную хозяйку этого заведения "гражданкой" у Мари не повернулся язык. - Но если у вашей служанки найдется что-то, во что бы я могла пока переодеться... Девушка с несчастным видом расправила юбку, разглядывая последствия неловкости официанта, и послушно направилось следом за Лютецией. Пятна от вина так просто не выводятся, и мысленно Мари уже прикидывала, можно ли будет перелицевать платье, чтобы вернуть ему на будущее приличный вид, или придется закрывать пятно передником.
Sade: Выражение лица комиссара ясно показало маркизу, что его маневр не остался незамеченным, но по счастью, что-то взяло верх над классовой солидарностью: то ли простое любопытство, то ли осознание, что люди редко сходят с ума на публике. Как бы то ни было, Рено не только не стал поднимать шума, но даже хладнокровно воспользовался возвращением очаровательной владелицы салона, чтобы приодеть свою подопечную. Не успели обе женщины удалиться, как раскрасневшийся, то ли от смущения то ли от ярости, кельнер появился с чистой скатертью под мышкой и грязной тряпкой в руке, и следующие несколько минут комиссар и его гость были вынуждены посвятить беседе о вчерашнем дожде, сегодняшнем вёдре и видах на урожай. Наконец, перед ними снова стояли тарелки, бокалы были вновь наполнены итальянским вином, и официант удалился. – Меня сильно смутило излишнее внимание, которое гражданин Ривье уделял нашему разговору, – пояснил Сад, успевший за время вынужденного ожидания вызвать в памяти фамилию незадачливого кельнера. – Мне и показалось, что если отвлечь его внимание, он может забыть то, что услышал. Что его объяснение скорее всего обрекало гражданина Ривье на изчезновение в одной из парижских тюрем, маркиза не беспокоило.
Лютеция Флёр-Сите: Прошло достаточное количество времени, чтобы мужчины, в ожидании дам, успели, возможно, слегка заскучать. Сквозь щебетание птиц и звуки разговоров донеслось нетерпеливо-смеющееся: - Мари, да спускаяся же! К чему стесняться красоты? Вконце концов, не выдержав, Лютеция мягко взяла девушку за руку и ввела в ресторан. Несколько любопытных взглядов тут же, подобно бабочкам, полетели в их сторону, и Флёр-Сите с удовольствием подумала, что не зря отдала милой девушке одно из платьев своего гардероба. Его она всё равно не носит, зато какой эффект! В такой ситуции можно было бы вспомнить о том, что обычно любая женщина болезненно реагирует на любое внешнее превосходство или сравнение. Возможно, просто Лютеция была полностью уверена в себе? Как бы там ни было, подобно художнику, довольному своей работой, женщина была довольна тем, что сотворила с Мари: был снят чепец, тем самым освободив волосы, красивое платье сидело точно по фигуре. - Я увлеклась!-весело заявила Лютеция, доведя Мари до стола, за котором сидели Сад и Рено.
Шарлотта де Монтерей: Сама же Мари восторгов Лютеции явно не разделяла, но протестовать была уже не в силах. Казалось бы, что может быть неожиданного в рекомендации даме новой горничной? Да и инструкции комиссара особенного удивления у Мари не вызвали. Но сама атмосфера, всякие мелкие события, происходящие вокруг и рядом, постоянно сбивали девушку с толку. Сперва выбор этого салона для разговора, великолепный обед, потом предложение Рено выдать "горничную" за дворянку. И ладно бы просто за дворянку, так нет же, из всего многообразия имен комиссар выбрал именно то, которое вызывало у Мари чуть ли не панический ужас. И, как финал-апофеоз, нелепая оплошность лакея, и последующее за ним переодевание. Мало того, что Лютеция сходу отвергла просьбу Мари о чем-нибудь, что более пристало бы горничной, и только рассмеялась в ответ на предложение девушки самой позаботиться об испорченном платье. Мадам Флер-Сите, казалось, находила явное удовольствие в том, чтобы нарядить Мари чуть ли не по последней моде. А самой девушке оставалось только соглашаться, подчиняться, да вздыхать вслед своему старому платью, которое унесла служанка. Надо ли говорить, что в ресторан Мари спустилась далеко не в самом лучшем расположении духа. И вместо того, чтобы замечать чужие взгляды, занималась тем, что в красках представляла себе возвращение в булочную мадам Летуш в таком виде, и заранее вздыхала, предчувствуя водопад насмешек и саркастичных замечаний.
Альбер Рено: Рено коротко кивнул, услышав объяснения Сада относительно причины, по которой кельнеру пришлось пролить вино. Но не сказал ничего по поводу того, насколько серьезно он принял замечание судьи. Это был особенный салон, и Комитет Общественной Безопасности доверял гражданке Флёр-Сите. Пока доверял, по крайней мере. Поэтому прежде чем отдать приказ об аресте Ривье, логично следующий из высказанного Донасьеном подозрения, комиссар предпочел бы переговорить о Ривье с самой Лютецией. Альбер не имел желания разрушать без нужды очарование этого салона, тем более что, благодаря ему, в Комитет поступало немало полезной информации о гражданах. – Пока мы вдвоем, и наш неловкий слушатель нас покинул, может, поделишься своими соображениями относительно Маргариты Блэкни? Что ты намерен делать дальше? – Предложил Рено, отхлебывая вина. – На этот раз я его выпью, - хмыкнул мужчина. – Не дожидаясь, покуда новая порция этого превосходного напитка отправится на платье Мари. А вот, кстати, и она… Браво, Лютеция, я ожидал «фокуса» с перевоплощением, а вижу истинное чудо. То, что видел комиссар, лишний раз подтверждало истину о том, что люди рождены равными, но разодеты по-разному. Изящное платье в два счета превратило робкую сельскую девочку в прелестную гражданку, с которой хоть картины пиши в знаменитой мастерской гражданина Луи Давида. – По-моему, такое чудо заслуживает небольшого тоста. А ты, Лютеция, не составишь ли нам компанию? Испытываю непреодолимое желание поговорить о театре.
Sade: К величайшему удивлению маркиза, переодевание не заняло у обеих женщин и десяти минут, и результаты его были и впрямь удивительны. Кто бы подумал, что робкая горничная будет так естественно смотреться в шелках! – Мои комплименты, сударыня, – сказал он в свою очередь, склоняясь к руке владелицы салона. – Право же, тем, кто считает, что «Ex quovis ligno Mercurius non fit», стоило бы с вами познакомиться.
полная версия страницы