Форум » Париж. Город » Булочная гражданки Летуш, 25 мая, вечер. » Ответить
Булочная гражданки Летуш, 25 мая, вечер.
Дельфина Летуш: Предприятие гражданки Летуш расположено на первом этаже небольшого двухэтажного строения на углу улиц Vielle-du-Temple и Blancs-Manteaux. Всю правую стену лавки занимают прилавок и полки для хлеба, в углу ядом с полками – дверь в пекарню. В дальней стене ещё одна неприметная дверца, скрывающая лестницу на второй, жилой этаж. Попасть туда так же можно через вход со двора, которым обычно и пользуются обитатели дома.
Шарлотта де Монтерей: Искреннее сочувствие, прозвучавшее в голосе мужчины, заставило Мари взглянуть на комиссара с невольной благодарностью. Частью сочиняя, частью вспоминая свою историю, она только могла надеяться, что ее рассказ будет звучать достаточно обыкновенно, чтобы не вызвать недоверия. И участие того, кто олицетворял сейчас для Мари главную опасность, оказалось для девушки полной неожиданностью. Но чувство благодарности быстро исчезло, стоило только Мари подумать, что вряд ли она бы дождалась сочувствия комиссара, если бы тот выслушал подобную историю не от Мари Жирар, а от Шарлотты де Монтерей. Девушка нахмурилась, возвращаясь к привычной уже опаске, что со стороны можно было бы принять за усиленную работу мысли. - Не помню, гражданин комиссар, - вздохнула она с деланным сожалением. – Вроде никто не приезжал. Хотя… Мари запнулась, словно пытаясь лучше вспомнить. Дать окончательно отрицательный ответ сейчас казалось ей не менее страшным, чем тут же признаться, что вот она, та самая девушка, которую ищут. Имея весьма смутные представления о работе Комитера Общественной Безопасности, Мари руководствовалась больше своим страхом, который твердил ей, что если она не сможет выдумать достаточно убедительную историю, то ее тот час арестуют и отправят на гильотину.
Альбер Рено: - Хотя? – быстро переспросил Рено, зацепившись за неуверенную фразу девушки, как за возможность наконец-то узнать хоть что-то определенное. Если мадемуазель де Монтерей приезжала к дю Белле, она не могла оставаться невидимой для слуг. Наверняка кто-то ее помнит. И наверняка кто-то знает, куда она делаcь потом, перед арестом своих родственников или во время его. – Вспоминай, гражданка. Это очень важно, уверяю тебя, - с мягкой настойчивостью потребовал комиссар, упираясь взглядом в Мари. Это действительно было важно. Та самая дурацкая ситуация, когда ничего из себя не представляющая девица-аристократка может послужить революции не хуже пушек или ружей. Альбер едва заметно поморщился. В глубине души сама идея шантажа маркиза Монтерея, хоть он и враг республики, жизнью его дочери была неприятна Рено. Заложники из мирного населения… В армии их учили, что подобное гнусно. Аристократы вроде де Вильнева учили, разумеется. И разумеется, Марат, идейный вдохновитель циркуляра о заложниках, никогда не служил в армии и никогда не убивал никого своими руками, а лишь росчерком пера… И, дьявольщина, за такие мысли запросто лишиться головы, прямиком в шляпе с трехцветной кокардой. Кажется, общение с «бывшими» не идет ему на пользу…
Шарлотта де Монтерей: Мари совершенно не представляла, что такого важного может быть в ее персоне для КОБа вообще, и для комиссара Рено в частности, но почувствовала как от страха подгибаются колени. Если мужчина не прибавил это слово для пущего эффекта, если это действительно важно, то революционное правосудие не остановится, пока ее не найдет... или не убедится, что Шарлотта де Монтерей мертва. Мари с трудом сдержала первый панический порыв тут же уверить комиссара, что да-да, конечно, девушка приезжала, и Мари ее отлично помнит, но она совершенно точно умерла. Неожиданное "просветление" в памяти после предыдущих сомнений могло вызвать подозрение, да и мадам Летуш только что упоминала о своем пристальном внимании к семейству дю Белле. А мадам-то, с ее памятью, точно вспомнит, что никаких похорон за последний год в особняке не было. - Вроде приезжал кто-то, но давно, я только на службу поступила, - нерешительно начала Мари, стараясь не выдать пристальный интерес, который вызывала реакция мужчины на ее слова. - Родственница что ли, я не помню точно... Молоденькая совсем, я еще удивилась, что она одна приехала, благородные-то по одиночке не ездят... - полтора года в качестве служанки пошли дочери Монтереев на пользу. Если Шарлотта и не научилась говорить о людях дворянского сословия с ненавистью, то пренебрежительно-равнодушные интонации усвоила хорошо. - Да только она недолго у дю Белле пробыла. Месяц-два, не больше... Может, вы другую какую ищете? В душе Мари робко шевельнулась надежда, что может и правда, не о ней идет речь. В конце концов, имен месье Рено не называл, да и мало ли какую важную аристократку могут искать? А что она по возрасту с Мари схожа, так в жизни и не такие совпадения случаются...
Альбер Рено: И опять рассказ бывшей служанки не удивил комиссара. Уехала, да это ожидаемо. Будь он кем-то из дю Белле, тоже постарался бы при первой же возможности отправить Шарлотту Монетрей к отцу за границу. Вся загвоздка лишь в том, что до Англии, куда в свое время сбежал нынешний идеолог вандейского восстания, мадемуазель де Монтерей так никогда и не добралась. Иначе известие о том, что девушка предположительно жива, не стало бы такой неожиданностью для Комитета. Вопрос, куда она могла уехать и почему об этом неизвестно ее отцу. – Спасибо, гражданка, ты мне очень помогла. И поможешь еще больше, если припомнишь, кто еще служил с тобой у дю Белле. Рено не собирался останавливаться в своих поисках на показаниях всего одной служанки. Она не знает, куда уехала родственница господ. Но может это известно кучеру дю Белле, кухаркам, прачкам, кому-нибудь еще из прислуги. Расследование на то и расследование, чтобы собирать истину по крупицам. – А ищем мы некую Шарлотту Монтерей. Альбер не видел ничего дурного в том, чтобы назвать гражданкам имя дочери маркиза. Как знать, вдруг имя заставит их вспомнить какие-нибудь упущенные ранее подробности. - Ее отец – мятежник и враг революции.
Шарлотта де Монтерей: - Значит, она тоже... враг революции? - голос девушки невольно дрогнул. То что грехи даже мертвых отцов, или то, что считалось сейчас грехами, падали и на детей, не было для нее открытием. Достаточно было сходить на площадь Республики, чтобы увидеть, что гильотина не проявляет снисхождения к детям, все преступление которых состоит в том, что им "повезло" родиться на шелковых простынях. - Тогда, да, конечно... я понимаю... - испуганно проговорила Мари, вновь опуская взгляд на свои руки, нервно комкающие передник. В уме она торопливо перебирала имена слуг, пытаясь вспомнить кто и куда подался после ареста дю Белле. - Мадлен, она тоже горничной была... Веселая хохотушка Мадлен как раз незадолго до тех событий полгода назад вышла замуж и уехала куда-то в провинцию. - Потом, Жан, он на конюшне служил... Старик Жан, всю жизнь проживший бобылем, конюхом был от бога, любую лошадь в лицо узнавал, даже если только жеребенком видел, зато на людей внимания никогда особо не обращал. Да и жив ли он еще... - Или вот... - Мари назвала еще пару имен, старательно выбирая тех, кто или покинул Париж, или славился особым отвращением к сплетням, гулявшим среди слуг.
Альбер Рено: – У тебя хорошая память, гражданка, - похвалил девушку комиссар, вслушиваясь в имена, что она перечисляла и стараясь в свою очередь запомнить то, что вспоминала Мари. Молодая, тихая, скромная, служила горничной, даже больше года назад оставив дом дю Белле, продолжает помнить разные полезные мелочи… Мысли Рено внезапно приняли иное направление, оставив на время личность и местонахождение Шарлотты Монтерей, и переключившись на иную даму – леди Блэкней. Вчера, беседуя с гражданином Садом, он размышлял уже о том, что стоило бы подыскать жене «Алого Первоцвета» служанку из агентов Комитета. Но тогда в голову комиссару лезли все больше кандидатуры гражданок вроде Дельфины Летуш. А ведь наверняка необученная премудростям службы при господах девица с бойким языком и революционной сознательностью во взоре не понравится миледи. А вот тихая девочка, вроде этой Мари, была бы отличным соглядатаем. – Скажи мне, красавица, не надоело ли тебе в булочной? Одной приезжей актрисе, возможно, понадобится горничная. А ты, говоришь, знаешь это дело… Не век же тебе с тряпкой метаться. Будешь англичанке корсеты затягивать, может, она тебя в Англию прокатит. Альбер шутил, не подозревая, какую безумную надежду подает своей собеседнице брошенным мимоходом «в Англию прокатит». Но откуда ему было знать, что в латанном платье, испуганно глядя на свои мокрые руки, перед ним стоит дочь маркиза, а не милая сельская простушка.
Шарлотта де Монтерей: - О, да, конечно, гражданин комиссар! - порыв был столько силен, а волшебное слово "Англия", прозвучавшее словах Рено настолько притягательно, что Мари откликнулась, пожалуй, даже с большим энтузиазмом, чем можно было бы ожидать. Ослепленной вдруг вспыхнувшей надеждой девушке даже в голову не пришло, что за неожиданным предложением комиссара может крыться нечто большее, чем желание предоставить бышей горничной возможность вернуться к тому образу жизни, к которому Мари уже привыкла. - То есть, конечно, если мадам Летуш не будет против... - чуть опомнившись, прибавила девушка, не желая казаться неблагодарной. - Если бы не мадам, даже не представляю, что бы со мной было...
Альбер Рено: Комиссар вопросительно глянул на хозяйку булочной. – Знаю, тебе нелегко будет расстаться с такой замечательной помощницей, гражданка Летуш, - заметил он понимающе, - но ты меня очень обяжешь. И не только меня. И вновь принялся разглядывать приятно оживившуюся после его предложения девушку. Оно и понятно, чистая работа, красивые платья, волшебное слово «театр». Главное, чтобы девочка не очаровалась шармом легкой жизни. Хотя вроде не должна бы, она уже повидала службу на «господ». – Разумеется, одними корсетам твоя работа не ограничится, Мари, - пояснил Рено будущему потенциальному информатору Комитета. – Англичанка не так проста, как это может показаться. И тебе придется приглядывать за ней. Приглядывать, и отчитываться об этом соответствующим людям. Дело несложное, но определенная сноровка нужна. Все, что нужно, расскажу и объясню. Но не тут, в булочной, уж простите меня, гражданки. Альбер впился взглядом в замызганное личико собеседницы. Он представлял примерно, какая гамма чувств должна сейчас отражаться в ее глазах. Доносчиками не рождаются, но становятся часто и нередко сознательно и по доброй воле.
Шарлотта де Монтерей: - Она что, тоже... враг? - растерянно спросила служанка, не пытаясь даже скрыть испуга. Пояснения Рено обрушились на Мари ушатом холодной воды, и девушка в первый момент засомневалась даже, не попадет ли она из огня да в полымя, так быстро и радостно согласившись на предложение комиссара. С другой стороны, если эта актриса из тех, кого революция считает врагами, да еще и англичанка... Вдруг Шарлотте повезет, и она сумеет найти с новой хозяйкой общий язык. Как бы не боялась девушка за свою собственную безопасность, но откупаться за свою жизнь чужими ей казалось не менее ужасным, чем самой пойти на гильотину. Растерянность и испуг на лице девушки сменились задумчивостью, а после, пусть неуверенной пока, но решимостью. - Я... я постараюсь сделать все, что будет нужно... - тихо согласилась Мари, встретившись взглядом с мужчиной.
Дельфина Летуш: Пожалуй, это был один из немногих случаев, когда гражданка Летуш не знала, что сказать. С одной стороны, перспектива лишиться лишней пары рабочих рук её совершенно не радовала. С другой – послать куда подальше представителя власти, пришедшего в её дом по важному государственному делу, революционная сознательность не позволяла. С третьей – тот факт, что её мнением не поинтересовались в первую очередь, немало раздражал. И когда речь зашла о том, что девушке придётся совмещать функции горничной и шпионки, Дельфина не выдержала. - Да как же так, гражданин комиссар?! – всплеснула руками женщина. - Нет, ежели для революции надо, так я не против! Но неужто же во всём Париже для заграничной актрисы другой служанки не найдётся? Я ж тут без Мари как без рук. Да и не справиться она с этим вашим «приглядыванием» - уж больно проста. Тут бы надо кого похитрее, поизворотливее…
Альбер Рено: – Почему нет? – В свою очередь удивился Рено. Он прекрасно понимал недовольство Дельфины. Ну кто ж еще, как ни юная сельская сиротка, будет покорно размазывать тряпкой грязь в булочной вместо того, чтобы пойти с приятельницами поглазеть на гильотину или уединиться где-нибудь с милым дружком. Свобода, задекларированная Конвентом, провозглашала людей равными, но не делала их таковыми. – Тем, что поизворотливее, не всегда поверят. Враги революции тоже чай не дураки, - сообщил он Летуш, давая понять, что экспроприация Мари на нужды Комитета Общественной Безопасности – дело решенное. И, улыбнувшись, решил подсластить дурную новость. – Это все оттого, гражданка, что я доверяю тебе больше прочих. А значит, и девчонке твоей доверяю. Верная республике девчонка, проверенная, разве нет? Комиссар глядел на женщину, прекрасно понимая, что загнал ее в тупик. Если Летуш поручится за свою служанку, тут и делу конец. А не поручится… Тогда будет иметь смысл поговорить о том, зачем гражданка держит у себя в доме подозрительную девицу и не заявляет, куда следует. Альбер не любил в лоб пугать людей. Гораздо удобнее просто намекнуть.
Дельфина Летуш: Ну и что прикажете на такое ответить? Дельфина с досады закусила губу. Обложил, стервец, со всех сторон... С минуту женщина хмуро вглядывалась в лицо комиссара, не зная, стоит ли ей возмутиться или восхититься таким умением добиваться от собеседника желаемого, и одновременно пытаясь понять, за что подобное счастье обрушилось на её многострадальную голову. А взвесив все "за" и "против" решительно махнула рукой. - Проверенная... Забирай, чего уж тут. Я и так стольким уже для Республики пожертвовала...
Альбер Рено: Комиссар одобрительно кивнул Летуш. На иное окончание переговоров с громогласной хозяйкой Мари он и не рассчитывал. – Видите, как удачно все разрешилось, гражданки. Дельфина, как я уже говорил, если вспомнишь что-то еще про дю Белле, или услышишь что-нибудь про них… Сомнительно, конечно… Рено вынужден был признать, что столь удачное для него стечение обстоятельств маловероятно, но лучше предупредить и оказаться наготове, чем не предупредить и проворонить. - Но жизнь непредсказуема, люди вокруг ходят разные и болтают разное… Так вот, если что, сразу бегом ко мне в секцию Тюрильи. Про гражданский долг и революционную бдительность даже не напоминаю, сама все знаешь. А с тобой Мари… Увести девчонку с собой немедленно? Так ведь некуда, да и дело со служанкой еще не решено окончательно. Поболтать бы с ней без посторонних ушей, но на улице дождь, как из ведра. Еще простынет, на вид этакая тоненькая, хлипкая. – А с тобой, гражданка Жерар, встретимся завтра на улице Фероннери. Альбер назвал номер дома. – Допустим, в час пополудни. Если я задержусь, подожди, будь любезна. Предстоит серьезный разговор.
Шарлотта де Монтерей: - Да, гражданин комиссар, - Мари присела в неуверенном книксене, словно заново примериваясь к предстоящей роли горничной. Повторив вслух адрес и время встречи, девушка отказалась от первого побуждения многословно заверить месье Рено в своей обязательности и только добавила: - Я буду, гражданин комиссар. Краткость Мари объяснялась не только опаской случайно сболтнуть что-то лишнее или вызвать подозрения неуместным оживлением. Куда больше девушка опасалась сейчас гнева своей хозяйки (или следовало сказать: бывшей хозяйки?), которая явно не проявляла радости от грядущей потери двух пусть не очень сноровистых, но все же рабочих рук. При комиссаре мадам Летуш вряд ли что-то скажет, но после его ухода, Мари не сомневалась, даст волю языку.
Альбер Рено: - В таком случае увидимся завтра, - мужчина поднялся, и, задумчиво порывшись в карманах, отыскал пару монет. – Раз уж я здесь, хлеба тоже куплю. Булки гражданки Летуш существенно сдали во в кусе с дореволюционных времен, но в этом не было большой вины Дельфины. В Париже последнее время начались перебои с продовольствием, особенно с зерном и мукой. Разумеется, революционное правительство было убеждено, что все это – дело рук саботажников. Там, где не удавалось поставить гильотину, в ход пошли расстрелы крестьян, укрывающих излишки хлеба. А в провинции в срочном порядке были отправлены продовольственные интенданты. «Но хлеб все равно не так вкусен, как раньше», - с легкой грустью подумал Рено, оглядывая лотки в булочной. Надев плащ и водрузив на голову шляпу, он, прощаясь, кивнул женщинам. – Счастливо оставаться, гражданки. Надеюсь, я не сильно отвлек вас от дел. И похромал к двери. Через пару минут комиссар уже садился в коляску, сопровождаемый укоризненным взглядом мокрого до нитки извозчика. Которому пришлось послушно торчать под проливным дожем, пока «хромой гражданин булки покупал».
Le sort: После того, как комиссар ушел, в булочной на какое-то время воцарилась тишина. Но Дельфина была не из тех людей, что ценят молчание на вес золота и могут посвящать ему много времени. – Ну, что, допрыгалась, горе мое! – женщина скорбно сложила руки на груди, созерцая Мари с таким выражением, будто видела ее в первый раз в жизни. – На ответственную работу пойдешь. На государственную. Заезжей актриске портки стирать! Возмущению Дельфины не было предела. Но в голос хаять представителя власти она не решилась. Это вам не какие-нибудь глупые курицы из женского комитета, вроде Фрасуазы и Жанет Фуко. Комиссар, будь он неладен. Однако не ругаться вовсе было выше моральных сил гражданки Летуш, поэтому праведный гнев ее, покипев до нужной кондиции во внушительной груди женщины, выплеснулся на робкую служанку. От которой хозяйка булочной не ждала ни отпора, ни неприятностей. – А ты… тоже хороша! Стоит да поддакивает. Да где б ты была сейчас, кабы не я?! И никакой благодарности, хоть бы задумалась, как я одна, без подмоги, буду волочь все это! Летуш широким трагическим жестом обвела тесное пространство булочной. За одно досталось и помощнице, которая, заслышав, как хлопнула входная дверь, выглянула из кухни, намереваясь продолжить убирать хлеб на ночь. – А тебя где носило, бездельница? Решила, что я сама на своем горбу все лотки утащу в чулан? Конечно, паши, Дельфина, как ломовая лошадь. Все вы моей смерти хотите… Капли подай! В финале своей возмущенной тирады женщина вспомнила, как обычно, про слабое здоровье, и, прижав руку к груди, драматично опустилась на опустевший после ухода Рено табурет.
Шарлотта де Монтерей: Мари после ухода комиссара снова плюхнулась было на колени и взялась за тряпку, чтобы демонстрацией ударного труда отвести от себя громы и молнии. Однако, уловка не удалась - мадам Летуш не принадлежала к числу тех женщин, которых успокаивает лицезрение трудового рвения. Особенно сейчас, когда Дельфина полностью осознала, что лицереть ей это рвение осталось недолго. Покорно принимая на себя словоизвержение хозяйки, Мари терпеливо дожидалась, пока Дельфина выдохнется и привычно вспомнит о своем больном сердце. В заботах о собственном здоровье мадам Летуш обычно добрела и снисходительно относилась к суете вокруг собственной персоне, что давало Мари надежду, если не полностью успокоить хозяйку, то хотя бы немного смягчить будущие проявления ее гнева. Заслышав про капли, девушка сунула тряпку в ведро и, подорвавшись на ноги, кинулась за лекарством. - Так, мадам, вы же сами говорили, что революция требует преданного служения и может любого гражданина в любой момент призвать на баррикады, - осторожно заметила девушка, после того, как убедилась, что Дельфина отхлебнула изрядную порцию своего лекарства. - От меня-то толку на баррикадах никакого, а так я хоть чем-то смогу революции отплатить... то есть, помочь.
Le sort: – Оххх, уж ты-то отплатишь… Революции… Хозяйка булочной страдальчески закатила глаза в ответ на не к месту прорезавшийся патриотизм Мари. - Растяпа и неумёха, да из тебя шпионка, как из нашего одноногого шорника Максимильена танцор. Завалишь комиссару все его планы, а он потом явится, скажет – это ты, гражданка Летуш, поручилась за бестолковую девку… Дельфина возмущенно махнула рукой, на всякий случай открещиваясь от всех тех глупостей, что в будущем наверняка натворит ее ни на что не годная подопечная. – И все же странно, что я не помню у дю Белле никаких приживалок, - заметила женщина, отхлебнув еще немного из стакана с заветным лекарством и задумчиво нахмурив лоб. – Вот жалость то какая! Но я поспрашаю товарок в комитете, все больше толку, чем дурно языками чесать да на казни глазеть. Раз революция в опасности… Какую опасность для революции могла бы представлять девушка возраста Мари, Дельфине удалось вообразить не сразу. На счастье гражданка Летуш ненавидела аристократов всеми фибрами своей пролетарской души, поэтому благородное происхождение для нее являлось ужасной виной само по себе.
Шарлотта де Монтерей: Ну вот, словно Мари на голову и так сегодня мало проблем свалилось... Проницательности своей хозяйки девушка опасалась куда больше, чем происков КОБа, и еще как заслуженно. В пару к непоколебимому здоровью, Дельфина обладала цепкой памятью, и если в первом она иногда сомневалась, то вторая ее не подводила никогда. А если к делу еще и дамы из комитета подключатся... Мари в очередной раз про себя порадовалась, что появившись у дю Белле, сразу зарекомендовала себя горничной, а не гостьей. Продиктованное паникой решение уже один раз спасло ей жизнь, но, судя по сегодняшнему визиту комиссара, одним разом дело не ограничится. - Так она же уехала почти сразу, - "напомнила" девушка Дельфине, твердо решив придерживаться версии "быть - была, но куда делась, не знаю". - И недели не прошло... А пока у хозяев жила, так все в своей комнате сидела, словно и не было ее. Я бы и не вспомнила, если бы гражданин комиссар не спросил.
Le sort: – Кабы уехала, ее бы, небось, тут, в Париже, не искали. В КОБе чай не дураки сидят, - гражданка Летуш многозначительно ткнула пальцем в направлении потолка и закатила очи горе. «А потолок-то не белен давно, экое неподобство, летом придется заняться. Мужика б в дом, - привычно затосковала Дельфина, «позабыв» о том, как она изводила благоверного при жизни. – Да куда там. Вон была одна девка худосочная, к тяжелой работе негодная, и ту отобрали». – А раз ищут… Эй, а ты ведь комиссару сказала, что девица та, Монтерей которая, то ли месяц, то ли два пробыла у дю Белле. А мне теперь лепечешь, что всего неделю! Женщина тут же подозрительно впилась взглядом в служанку, демонстрируя Мари, что память ее и правда отличается завидной цепкостью. Да и привычка примечать и запоминать малейшие детали сделала бы честь любому агенту Комитета Общественной Безопасности.
полная версия страницы