Форум » Париж. Город » "Audiatur et altera pars", 29 мая, после полудня » Ответить
"Audiatur et altera pars", 29 мая, после полудня
Бернар де Вильнев: Время: 29 мая, после полудня Место: улица Фероннери, салон "Флер де Сите" Участвуют:
Ответов - 70, стр:
1 2 3 4 All
Бернар де Вильнев: Оставив Лютецию, барон де Вильнев отправился в комнату, что Матильда делила с мадам де Ларош-Эймон. Женщина, пережившая столько страданий, заслуживала толики участия, и Бернар хотел дать понять запертой в четырех, пусть и надежных, стенах Антуанетте-Франсуазе, что о ней не забыли. И что он намерен сдержать данное даме обещание переправить ее за границу в самое ближайшее время. Примет в этом участие таинственный Алый Первоцвет, или нет, не имеет значения. Если даже миф окажется всего лишь мифом, простые люди из плоти и крови вовсе не так уж и беспомощны, даже перед лицом угрожающей им всем опасности. Лишившись общества «дочери», - милой девушки, к которой мадам уже успела привязаться, и которая покинула ее без всяких объяснений, - женщина нервически расхаживала по своему убежищу, рассеянно перебирая безделушки на каминной полке и пытаясь вернуть себе утраченное за месяцы заточения мужество. Мужество глядеть в лицо людям на улице, тем самым, что на ее глазах растерзали несчастных солдат-швейцарцев, тех, что насадили на пику голову добродетельной принцессы де Ламбаль. Ах… При появлении де Вильнева с губ де Ларош-Эймон сорвался вздох облегчения, столь откровенный, что женщина, смутившись своего порыва, прижала ладонь к губам. - Простите меня, сударь. Я не ждала вас, но, господь-свидетель, я несказанно вам рада. Скажите, месье Руонвиль… - Увы, больше мы ничего о нем не слышали, – покачал головой барон. - Но я пришел сказать вам, что другому вашему спасителю, тому, что вывез вас из тюрьмы, удалось избежать гибели. Так что бог все же хранит достойных людей, а значит, вам нечего бояться, мадам. Позволите составить вам компанию? - Я не распоряжаюсь тут, это не мой дом, вы же знаете. Но я буду благодарна вашему присутствию, - полным усталой грации жестом Антуанетта-Франсуаза пригласила гостя присесть. Именно в обществе благородной беглянки его и застал граф де Басси. - Вы живо обернулись, Эмильен, - в тоне де Вильнева послышалось отголоски тревоги, но беспокоила вандейца отнюдь не расторопность графа, а скорее то, что он вернулся в салон прежде, чем Матильда и д’Ольме. Бернар невольно бросил взгляд на старые часы на каминной полке, часовая стрелка на которых давно миновала полдень. И неприятный холодок дурного предчувствия шевельнулся под левой лопаткой барона.
Эмильен де Басси: - О, я решил, что будет слишком дурно с моей стороны вновь обрекать вас на бездеятельное ожидание, господин Оливье. Де Басси был так поглощен собственными новостями, что не готов был сходу беспокоиться о развитии истории с Алым Первоцветом. – Пусть даже в обществе прекрасных дам. Мое почтение, сударыня, мы еще не представлены, но спешу вас уверить, что я ваш друг и покорный слуга. С учтивостью, выдававшей его немалый светский опыт, Эмильен раскланялся с бывшей фрейлиной королевы. Затем выложил на стол внушительную сумку из тех, что часто носят мастеровые. И которая мало вязалась со щеголеватым обликом, что успел приобрести роялист, побрившись и сменив платье. - В прошлый раз это были документы, теперь деньги, - пояснил он, выгребая из сумки пачки республиканских ассигнатов. - Паршивая бумага, годная только не растопку, но сейчас они в ходу. А это кое-что более убедительное. Драгоценности. Де Басси протянул Вильневу увесистый мешочек из черной замши. – Вы ведь так и не расплатились с нашей отважной хозяйкой. Да и я, как мне кажется, слегка задолжал мадам. И кстати, сударыня, - роялист вновь поклонился бледной и молчаливой Антуанетте-Франсуазе, - я знаю, что вы находились при ее величестве во время штурма Тюильри, а затем томились в заключении. Но у вас, мне кажется, был так же особняк в Париже? Или в Версале? Иными словами, не сочтите их оскорбительными, если у вас имеются ценности, которые бравые санкюлоты не нашли или не успели разграбить, самое время послать за ними. За границей вам понадобятся сбережения.
Le sort: В присутствии двух мужчин, в которых мадам де Ларон-Эймон чувствовала людей благородных и равных себе, хоть и не знала их настоящих имен, женщина заметно приободрилась. - Вы правы, в доме есть тайник, муж хранил в нем ценные бумаги и мои фамильные драгоценности, - вздохнула она. При слове «драгоценности» перед внутренним взором Антуанетты-Франсуазы мелькнули сладостные картины балов в Трианоне, а затем на глаза ее навернулись слезы. Как недавно это было, и как давно, словно в другой жизни. Беглянка нервно скомкала платок, даже на ощупь не напоминающий те изящные, батистовые с кружевной оторочкой платочки, что роняли кокетки, желая привлечь внимание кавалеров. - Вы хотите… Чтобы я поехала туда? – Голос женщины предательски дрогнул, выдавая смертельный страх от необходимости покинуть эту комнату и начать деятельно сопротивляться свалившимся на ее хрупкие плечи невзгодам. – Я… право… не знаю, не уверена, что смогу…
Бернар де Вильнев: Бернар рассеянно взвесил в ладони мешочек, сквозь мягкую замшу которого пальцы легко прощупывали огранку драгоценных камней, судя по всему, довольно крупных. Расплатиться с Лютецией? Да, все верно, он обещал ей деньги, и не далее, как сегодня утром, вновь повторил свое обещание. И все же существуют долги, которые не зря считают неоплатными. Барону казалось, что в попытке рассчитаться золотом или дорогой мишурой таких вот камешков за искреннее человеческое участие таится нечто оскорбительное. И для того, кто платит, и для того, кто принимает плату. «Чертов идеалист», - мысленно обругал себя мужчина, и отрицательно качнул головой, заслышав пожелание де Басси и страх, сквозящий в тихом голосе отвечающей ему Антуанетты-Франсуазы. - Если ее ищут агенты КОБа, то дом – первое место, за которым установят слежку, - предположил он, с трудом заставляя себя отвести взгляд от злосчастной стрелки на циферблате старых часов. «Где, черт побери, д’Ольме, что могло так его задержать?» – Возвращаться туда слишком опасно. Разумеется, сударыня, никто из нас не позволит вам так рисковать. Но если вы расскажете нам, как отыскать этот тайник, мы постараемся вернуть вам ваши ценности… Эмильен, на улицах все спокойно? – не выдержал вандеец, мыслями вновь и вновь возвращаясь к затянувшемуся отсутствию посланцев, отправленных на встречу с человеком, выдающим себя за Алого Первоцвета. – Никаких беспорядков, никаких облав?
Эмильен де Басси: - Нет, все спокойно. По крайней мере там, где побывал я, - граф в легком недоумении пожал плечами. - Вы уже успели соскучиться по погромам, Оливье? Кстати, та прелестная маленькая кухарка… или кто она была… кондитерша? булочница?.. отблагодарила ли вас за свое спасение? – ухмыльнулся мужчина, но, встретившись взглядом с потемневшим взглядом де Вильнева, оставил фривольный тон и в свою очередь сделался серьезным. – Что-то случилось? Дурные вести от месье Бонневиля или… Постойте-ка, наши парламентеры так и не вернулись? – догадался де Басси, сообразив, что барон не просто так спрашивает про облавы. - Знаете что, это неприятно выглядит, но погодите паниковать. Не уподобляйтесь девице… сами знаете, какой. Документы у всех в порядке, это я гарантирую. В остальном, трое мужчин могут за себя постоять, и даже мадемуазель… Эмильен постарался, чтобы голос его звучал уверенно и убедительно. Он почти не знал д’Ольме, да и Матильду де Людр тоже, а вот к барону успел проникнуться дружеским расположением. Ровно как и уяснить, что де Вильнев очень переживает за тех, кто ему дорог, и под горячую руку склонен к геройствам за гранью безумства. А везение, которое пока решительно сопутствовало отважному вандейцу, имеет свойство рано или поздно заканчивается. Так что не дай нам бог… - Причины их опоздания могут оказаться до крайности банальными, - подытожил граф, и деловито обернулся к мадам де Ларош-Эймон. - Так что вы говорили про тайник, сударыня?
Le sort: Антуанетта-Франсуаза мало что поняла в разговоре двух роялистов. Булочница, парламентеры… В голосах ее защитников мадам чудилось беспокойство, тогда как обещание, данное сероглазым мужчиной, наоборот, обнадеживало. И женщина окончательно растерялась. - В кабинете моего мужа находится большой камин, украшенный лепниной, - неуверенно начала она, - Если одновременно надавить на гроздь винограда и фавна, пьюшего вино, откроется потайной ход, ведущий в подвал особняка. На лестнице в стену вделаны кольца для светильников. Если перевернуть третье по счету, откроется и тайник. Ларош-Эймон виновато пожала плечами. Она не могла поставить себе в вину странные фантазии архитектора, хоть и догадывалась, что ее рассказ напоминает отрывок из банального приключенческого романа. - Если никто из членов моей семьи не увез эти драгоценности, они все еще там. Но я не знаю, не поручусь… О судьбе своих родственников Антуанетта-Франсуаза и правда ничего не знала. Живы ли они, удалось ли им вовремя бежать за границу, или же все они сгинули в застенках революционных тюрьм, подобно ей самой.
Бернар де Вильнев: - Банальными? – со злой иронией повторил барон. – Примерно как та, по которой в свое время на сутки задержался я? Я… Простите, Эмильен, - поправился он, сообразив, собеседник пытался его успокоить, а не разозлить, - я не хотел вас задеть. Просто нервничаю. Ведь с ними пошла Матильда, сами понимаете. Сказанное прозвучало весьма двусмысленно, - то ли Вильнев беспокоился о мадемуазель де Людр больше, чем об остальных, то ли считал, что присутствие баронессы ставит под угрозу любое дело, - но зато от чистого сердца. - А я даже не спросил у Лефевра, где именно он назначил эту встречу, - мрачно резюмировал де Вильнев. – И ищи теперь…ветра в поле. Сударыня, - взяв себя в руки, он обратился к Ларош-Эймон. – Обещаю вам, что сегодня же выясню состояние вашего тайника. Как только… дождусь возвращения моих друзей. И еще, у меня к вам просьба. Королева доверяла вам, я уверен. Не найдется ли у вас какого-нибудь символа, знака, увидев который, ее величество доверится тому, кто предъявит ей этот знак. Окажись он сам в положении Марии-Антуанеты, Бернар не рискнул бы доверять первому встречному, а люди, которые нынче строили планы по освобождению французской королевы, были отважны и благородны, но, увы, не настолько родовиты, чтобы ожидать, что ее величество узнает их в лицо.
Le sort: - Вы надеетесь увидеться с королевой? – Не скрывая волнения, спросила мадам де Ларош-Эймон. – Вы…хотите спасти ее, господа? Скупое мужество окружающих ее людей вызвало у Антуанетты-Франсуазы приступ внезапного благородства. - В таком случае вы можете не возвращать мне эти драгоценности, - заявила женщина - Оставьте их себе, для вашего дела, для осуществления ваших планов потребуются деньги, я уверена. Жизнь, которую вы мне спасаете, для меня самое ценное из всех земных сокровищ. Мне мучительно думать о том, что я наслаждаюсь воздухом свободы в то время, как ее величество и ее дети томятся в Тампле. Вы просите знак… Если вы найдете шкатулку, то найдете в ней и перстень с крупным изумрудом и королевским вензелем. Этот перстень подарила мне королева, она обязательно вспомнит его. Мне жаль, что я так мало могу для вас сделать, - она опустила голову, вновь теребя платок в бледных пальцах. - Я всего лишь женщина, сломленная страхом и невзгодами.
Шарлотта де Монтерей: Мари едва помнила, как они покинули гостиницу. Она понимала, что спутник ей не доверяет (совершенно взаимно), и это недоверие висело между ними, порождая мучительное напряжение. Девушка еще не забыла о том, как «торговец» пытался подсунуть ей свой бумажник. Путешествие скрашивала только тихая надежда все-таки увидеть сегодня Бернара и рассказать ему про странную бумагу на столе комиссара Рено, и еще робкая вера в то, что леди Блекней позаботится об Этьене. Хотя бы во время ее, Мари, отсутствия. Салон Флер-Сите ничуть не изменился со времени ее последнего визита в эти стены, принимавшие и роялистов, и республиканцев, и тех, кто не определился с политическими пристрастиями, предпочитая тихо ловить рыбку в мутнейшей воде гражданской войны, отголоски которой докатывались и до Парижа. Да и что здесь могло измениться? Бросив неуверенный взгляд на своего спутника, Мари осторожно постучала в двери салона. Только бы Бернар оказался здесь!
Персиваль Блекней: Если бы не желание как можно скорее выручить своих несчастливых спутников и не решимость встретиться с Оливье - и, если повезет, им в действительности окажется товарищ Мартена, - англичанин не удержался бы от извинений. Ему приходилось быть осторожным и подозрительным не только во имя дела, превратившего Персиваля Блекней в Алого Первоцвета, но и ради собственной безопасности. Не обделенный внутренним чутьем, которое порой было надежнее здравого смысла и до сих пор не подводило его, он ощущал, что девушка вряд ли причастна к козням, выписанным его подозрительностью. Но перед примирением следовало и опытным путем убедиться в чистоте помыслов Мари Жерар.
Лютеция Флёр-Сите: Словно по мановению волшебной палочки, а проще говоря, с легкой руки месье де Руа, двери цветочного салона распахнулись почти сразу же, стоило раздаться сухому, но гулкому стуку. - Добро пожаловать, граждане, - любезно поприветствовал он гостей и жестом пригласил оных ступить во чрево сладкопахнущего Эдема, коей, казалось, беспечно царил посреди нищеты и разрухи, когда-то блистающего в своем великолепии Парижа. - Если вам угодно пройти в ресторан, - продолжил Руа, украдкой разглядывая вновь прибывших – То я провожу вас. Ежели вы, граждане, желаете видеть гражданку Флер-Сите, то извольте обождать пару минут … От внимания проницательного слуги, разумеется, не мог ускользнуть тот факт, что хрупкая гражданка, стоящая перед ним, уже бывала здесь, причем и в более плачевном виде, чем теперь, однако Руа счел за благо сделать вид, что не узнал служанку. Едва только последняя фраза сорвалась с губ мужчины, ее быстро подхватил женский голос, мягкой, бархатистой трелью впорхнувший в переднюю, прежде, чем туда пожаловала его обладательница: - Ни одной минуты, граждане! Флер-Сите, все еще не сбросив своего светло-зеленого платья, в кое облачилась утром и не скрепив разлетающиеся рыжие кудри ни лентой, ни гребнем, будто легкая, сияющая на солнце стрекоза, закружилась вокруг гостей, подвижной мимикой остроносого личика и быстрыми движениями ломких, бледных рук, стремясь прогнать то легкое замешательство, в кое ее, Лютецию, повергло появление под крышей «Флер де Сите» Мари. - Как я могу заставлять себя ждать, да еще в такой чудесный, солнечный день. Не угодно ли, - Лютеция обратила взор свой на незнакомого ей мужчину, беглым взглядом бывшей распутницы, отмечая дороговизну его туалета и ухоженность изнеженных рук: – Пройти в ресторан и отведать корзиночек «с кровью проклятых буржуа»? Я прикажу подать вино для Вас, гражданин, и лимонад для мадемуазель … Там можно спокойно побеседовать, если у Вас есть ко мне дело. В золотисто-карих глазах женщины зажглись огоньки любопытства, а затем улыбка, покинув свое излюбленное место в уголках тонких губ, расцвела на устах рыжеволосой хозяйки салона обворожительной гримаской. - Но позвольте прежде представиться – Лютеция Флер-Сите … Смею надеется, Вы простите бедную Марфу* за ее излишнюю хлопотливость … ? Имеется ввиду Марфа - сестра Лазаря.
Персиваль Блекней: - О, прекрасная гражданка, я и без того потрясен дивным видением, - за вычурным приветствием последовал не менее манерный жест, должный продемонстрировать хозяйке салона всю степень восхищения со стороны Перси. - Ежели вы преподнесете свои щедрые дары двум усталым путникам, слава о вас как о самой милостивой и прекрасной взовьется до небес. Англичанин поцеловал руку Лютеции, сопроводив это действие обворожительной улыбкой, за которой трудно было угадать настороженность и сомнения, одолевавшие нового посетителя "Флер де Сите". Доверять кому бы то ни было даже в мирной жизни являлось сущей роскошью, что говорить о временах, когда лучший друг мог сочинить донос и отправить его прямиком к Фукье-Тенвилю, наряду с гильотиной олицетворявшему ужас революции. Однако лорд Блекней решил рискнуть, допуская, что Мари Жерар и обворожительная особа с отливавшими медью волосами способны оказаться его друзьями. - Хотя моя милая спутница желала что-то вам сказать, не так ли?..
Шарлотта де Монтерей: Лютеция демонстративно не узнала Мари, хотя они были знакомы достаточно. Это было поводом задуматься. Хозяйка салона знала – еще бы ей не знать! – что девушку нечто связывает с комиссаром Рено, и боялась выдать агентессу перед спутником? Увы, месье «торговец» слишком сильно похож на «бывшего». «Надеюсь, тебе понравилась Лютеция», вспомнила девушка строки записки, виденной на столе у Рено. «Сегодня в ночь она на тебя донесла». Об этом тоже нужно было рассказать «месье Оливье», но если Лютеция им не поможет, затея провалится. Мари надеялась только на то, что ее недавние умозаключения окажутся верными. Если Лютеция действительно считает «Оливье» агентом КОБа, она не стала бы на него доносить, и значит, в отчете говорилось не о нем… Или не значит?.. А если агент на самом деле де Басси, и он сейчас где-то здесь?.. Ловушки были аккуратно разложены на каждом шагу, оставалось только сделать неверный шаг. - Здравствуйте, - робко улыбнулась Мари, с трудом удерживаясь от того, чтобы бросить на «торговца» предостерегающий взгляд. – Скажите, а гражданин Оливье… Может быть, он захочет выпить с нами лимонада?
Лютеция Флёр-Сите: Робость Мари не ускользнула от внимания Лютеции. Однако, вместо того, чтобы усыпить бдительность рыжеволосой красавицы и разжечь в душе ее чувство сострадания, эта самая робость, прошмыгнув где-то в миллиметре от гулко бьющегося сердца бывшей гетеры, оставила после себя горькое, раздражающие нёбо, послевкусие. «Только прибывая в невинности, истинной или показной, можно думать, что все так просто», - с раздражением подумала Флер-Сите, продолжая, меж тем, цвести улыбкой радушия и гостеприимного участия. Что, то было? Проверка от Рено? Непреложная истина? Случайное совпадение? Сотни вопросов, больших и малых, теснились в кудрявой головке той, что стояла теперь перед гостями, искусно притворяясь доброжелательной и услужливой хозяйкой рая. - Ах, - сорвалось с уст Лютеции – так у вас здесь назначена встреча, граждане. … Тогда прошу, - бледная рука вспорхнула вверх и в сторону, дабы указать туда, где за стеклянными, двухстворчатыми дверьми, пряталась зала ресторана: - позвольте я сама провожу вас. … С этими словами Флер-Сите, одарив незнакомца кокетливым взором и послав Мари ласковую улыбку, игриво поманила их за собой, продолжая чуть двусмысленно и лукаво усмехаться уголками раскрашенного рта. - Я уверена, что ваш друг не заставит себя ждать. … А если и задержится, я найду способ, развеять ваше томительное ожидание …, - на ходу бросила она, а затем, уже стоя перед распахнутой дверью ресторации, добавила, глядя на элегантно одетого гражданина не без потаенного, мрачного веселья в глубине угольно черных зрачков: - «Флер де Сите» знает толк в развлечениях ...
Персиваль Блекней: - Мы нисколько не сомневаемся в этом, гражданка, - англичанин отозвался на слова Лютеции полупоклоном. И хозяйка, и ее гость могли бы посоперничать в непринужденности, с которой оба держались, скрывая недоверие и подозрения за маской легкости и галантности, столь не вязавшимися со спартанской серьезностью, добродетелью новых неулыбчивых властителей. Мадам Флер-Сите - какое занятное имя, не иначе как прошлое ее таит в себе немало завлекательных подробностей, - прощалась эта вольность, как ее салону прощалась старорежимная роскошь обстановки. - Никто не сможет устоять перед обаянием этого места... - Перси обвел мечтательным взглядом пустой зал, - равно как и перед обаянием его владелицы, распорядительницы, грации и музы. Эта маленькая женщина наверняка бы заинтересовала принца-регента, мельком подумалось баронету. Распутник Джордж любит тигриц под шкуркой милых кошечек, и, право, лучше бы этой даме блистать при дворе, чем играть в опасные игры.
Шарлотта де Монтерей: - Но времени у нас совсем немного, - почти испуганно заметила девушка, опасаясь, что «торговец» сейчас отправится слушать творчество республиканских поэтов или вкушать «корзинки с кровью буржуа», а Флер-Сите в это время каким-то образом даст знать комиссару Рено, кто пришел в ее салон и зачем. Уточнять, что встречу им «Оливье» не назначал, Мари не стала. Пусть у гражданки Лютеции будет меньше поводов для доклада своему республиканскому покровителю, и уж конечно, комиссару незачем знать, что горничная Мари Жерар искала встречи с «Оливье» по собственному почину. «Уверена, что друг не заставит себя ждать» - это значит, что «Оливье» все-таки здесь? Или это просто повод их задержать, тот самый обман, за которым последует встреча с солдатами? Мари с некоторым трудом напомнила себе, что у Флер-Сите пока не было повода подозревать ее в нелюбви к Республике.
Лютеция Флёр-Сите: Вот смогла на минутку забежать) Легкой стрекозой скользила Флер-Сите меж столиков ресторана, порхая взором своих кошачьих глаз по девственно чистым скатертям, покрывающим круглые столешницы и столь же нетронутым приборам, умело расставленным легкой рукой вышколенной прислуги. Однако мысли рыжеволосой кокетки не были столь же беспечны, сколь беспечен был взгляд, чей озорной огонек светился подобно янтарю под лучами палящего солнца. Когда бледные, слегка золоченые веснушками руки Лютеции, приветливым и мягким жестом приглашали гостей присесть за столик у распахнутого в сад окна, а затем, уже менее приветливо, но настойчиво и резко, подзывали к себе кельнера, в голове женщины настойчиво вертелась лишь одна мысль: « … Может «Оливье» и стоит узнать, кто его здесь поджидает?» Да, стоит, очень даже стоит, однако памятуя об осторожности, двуличная владелица двуличного же салона, весьма оправданно опасалась излишней поспешностью подтолкнуть события на неверный и, быть может, опасный путь. - Очень советую попробовать десерт, - обратилась Флер-Сите не то к расфранченному гражданину, не то к Мари, а затем со слегка усталой улыбкой, опустилась на стул аккурат между гостей и, слегка повернулась влево, так, чтобы лишь краем глаза наблюдать за мужчиной, тихо продолжила: - У нас очень недурственное меню. Я очень надеюсь, что Вы оцените его, гражданин. … И Вы, - это было брошено уже в сторону Мари – конечно же, тоже. Стол, за который Лютеция усадила своих подопечных, оказался тем самым, за которым не так давно она принимала Сада, Рено и робкую служанку, чье легкое дыхание сейчас ощущала справа от себя. Случайно то было или умышленно. … Ах, да какая тебе разница, гражданин читатель? Важным, хотя пока и незначительным, было сейчас то, что в рыжую головку экс-маркизы скользнула и тут же растаяла почти невесомая тень воспоминания, оставившая после себя чувство удовлетворения. Ключ, при помощи коего, Флер-Сите надеялась, без ущерба для себя, избавится на время от общества подозрительных собеседников, нашелся. Бывшему ребенку улиц оставалось лишь повернуть его.
Персиваль Блекней: Не нарушая гармонии вселенной, в которой все сущее вращалось вокруг миниатюрной хозяйки, Перси стремительным, но не утратившим от этого своей грации жестом схватил руку Лютеции, сжимая ее достаточно крепко, чтобы та не вздумала упорхнуть, но не слишком сильно, дабы не вызвать испуг и неприязнь у ее обладательницы. - Гражданка, вы балуете нас безмерно, и даже в Чистилище, ежели будет на то воля Провидения, я буду согреваться воспоминаниями об этих чудесных минутах, - баронет подкрепил свои слова ослепительной улыбкой, более свойственной французам, нежели его собственным землякам, портившим зубы тяжелой пищей и страстью к курению табака. - И все же, Диана сердца моего, как ни были бы прекрасны леса, в которых вы царите, позвольте нам повидать Посейдона из таинственных гаваней этого салона. Алый Первоцвет запечатлел на тонкой руке бывшей маркизы поцелуй, смягчивший собой впечатление от его стального в своей непреклонности взгляда. - Передайте Оливье, что мы хотим его видеть как можно скорее.
Лютеция Флёр-Сите: Маска благодушной беспечности приподнялась, обнажив оборотную сторону, малоприятную и пугающую, однако на подвижном лице Лютеции по-прежнему играла улыбка. Она не явила своей настороженности, не продемонстрировала раздражения или же испуга, лишь в золотисто-карих глазах бывшей проститутки зажегся и тут же погас трепещущий огонек. «Зараза!» - выругалась про себя Флер-Сите, мягко положив свои тонкие пальчики на ухоженную руку гостя. Какую птицу заманила в клетку «Флер де Сите» Мари? И что успел наговорить ему ее болтливый язычок? Рыжая едва-едва сдерживала себя, чтобы не дать сидящей рядом с нею девушке увесистую оплеуху. Мало ей, Лютеции, проблем, так вот она – еще одна проблема! Воистину, покой нам только сниться. От ответа рыжеволосую хозяйку спасло появления кельнера с подносом, на коем высились бокалы с прохладным лимонадом, пышные кремовые пирожные и маленькие вазочки с вишневым вареньем. - Любое, даже самое краткое ожидание, необходимо чем-то скрасить, - сказала Флер-Сите, краем глаза следя за движениями слуги. Вот он подошел к ним, слегка наклонился над покрытым белой скатертью столом, спеша расставить принесенные им кушанья … - Позвольте, я поухаживаю за Вами, - обратилась хозяйка всего этого кондитерского богатства к незнакомому, подозрительному гостю, чье имя до сих пор было от нее скрыто, и потянулась за хрустальным бокалом. Резкое движение бледных женских рук, легкое замешательство мужских, звон стекла … Вазочка с липким вишневым вареньем опрокинулась, сладким потоком заливая тонкий лен скатерти и бледно-зеленые кружева дамского платья. - О! - рыжая вздрогунала и отшатнувшись, быстро поднялась на ноги. Губы Флер-Сите задрожали, словно пламеннокудрая француженка стремилась сдержать поток рвущихся из груди капризных рыданий, а кончики пальцев брезгливо коснулись алых пятен. - Убери здесь все! Откуда у тебя, только руки растут, тупица … Прошу прощения, граждане, я покину вас буквально на пару минут. Мне необходимо привести себя в порядок, - колючий взгляд медово-карих глаз тут же смягчился, как только рассерженная женщина перевела взор свой на лица гостей. Легкие стопы рыжеволосой владелицы салона тут же сорвались с места, изящные каблучки, маленьких башмачков дробно застучали по гладкому паркету, унося свою хозяйку, прочь от столика и ресторанной залы … Детские пальчики Флер-Сите уверенно повернули круглую ручку двери, за коей томилась мадам де Ларош-Эймон. Не постучав, демонстрируя тем самым не только свою бесцеремонность, но и, то волнение, кое ею овладело, Лютеция распахнула дверь. - Ах, я Вас повсюду ищу, – выдохнула она, глядя на Вильнева, даже не потрудившись поприветствовать остальных собравшихся.
Бернар де Вильнев: Дюверже едва заметно вздрогнул. В последнее время привычка вздрагивать при шуме без предупреждающего стука распахивающейся двери перестала быть прерогативой людей с нечистой совестью и развилась у тех, кто грешил явно противоположным. - Искали? Меня? – Во взгляде мужчины, устремленном на Лютецию, помимо его желания мелькнула тень разочарования. Вандеец, признаться, ожидал возвращения иной дамы: это был тот редкий случай, когда Бернара несказанно обрадовало бы появление баронессы де Людр. Увы, ни Матильда, ни Анри, ни их спутники так и не дали о себе знать… В следующее мгновение де Вильнев разглядел тревожный янтарный блеск в глазах Флер-Сите. Щеки женщины пылали, а свежие следы варенья на кружевах показались барону похожими на капли крови и отчего-то совсем не вызывали желания над ними подшучивать. - Что-то случилось? Лютеция, говорите, ну же! Мадам де Ларош-Эймон едва заметно поджала губы. В заточении она успела привыкнуть к бесцеремонности патриотов и патриоток, и все же хрупкая рыжеволосая хозяйка салона вызывала у Антуанетты-Франсуазы удивляющее ее саму чувство резкой неприязни. Возможно оттого, что поднаторевшая в наблюдениях за развитием многочисленных придворных романов дама угадывала некую душевную связь между «господином Оливье», который вызвался быть ее защитником, и особой, которую, не смотря ни на что, мадам считала одновременно порочной и продажной. В некоторых вещах женщины много проницательнее мужчин, и гораздо более жестоки.
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция быстро оглядела присутствующих, избегая, впрочем, встречаться взором с кем-нибудь, кроме «гражданина Оливье». Покусывая краешек губ, женщина шагнула к вандейцу, всеми силами стараясь сдержать рвущееся из груди хриплое, беспокойное дыхание. Беготня по коридорам салона, не лучшим образом сказалась на самочувствии Флер-Сите. Проклиная себя за внезапную слабость, заставившую сердце биться чаще, а ноги дрожать, экс-маркиза, дабы справится с собою, прислонилась плечом к стене и тихим голосом продолжила: - Вас желают видеть двое граждан. Гражданку Вы знаете, а вот по поводу гражданина я не уверена. Я опасаюсь, как бы …, - рыжеволосая француженка умолкла, не то, борясь с подступившим к горлу кровавым комком, не то, боясь озвучить пугающую мысль, поселившуюся в ее курчавой головке: - Вам необходимо взглянуть на них. Идемте. Прошу Вас! И с этими словами, Лютеция Флер-Сите, отлепившись от стены, протянула Бернару руку, кончики пальцев коей противно стыли и дрожали, схваченные морозцем страха.
Бернар де Вильнев: Если Лютеция вознамерилась говорить загадками, то она выбрала для этого не самое подходящее время. При упоминании гражданки, которую он, якобы, знает, в голове Дюверже вихрем взметнулись немногочисленные образы знакомых ему и одновременно знакомых Флер-Сите женщин. Матильда? Леди Блекней? Нет, ее Лютеция не может знать… Мари Жерар? Пальцы рыжеволосой вестницы дрожали, и ее волнение окончательно сбило с толку барона. - Если эта гражданка – не вдова Гильотен, отчего бы мне с ней не встретиться, в самом деле, - губы мужчины дернулись, обозначая натянутую улыбку. – Обождите меня здесь, Эмильен. Если вам придется… спешно покидать салон, уведите мадам де Ларош-Эймон с собой, вы меня понимаете? – Добавил он едва слышно, и, обернувшись к Флер-Сите, после краткого колебания, обнял едва стоящую на ногах женщину за талию. Отчего-то Бернару казалось, что, в противном случае, Лютеция не сделает больше не единого шага, просто рухнет на пол, как сломанный чьей-то безжалостной рукой полевой цветок. - Сударыня, если каждый раз, когда случай приводит вас в мои объятья, тут же оказывается самое время посылать за врачом, - вздохнул вандеец, выводя мадам из комнаты, - я немедленно избавлю вас от своего присутствия. Это просто никуда не годится. Что вас так напугало? Всего один гражданин? – де Вильнев скептически выделил голосом слово «один». – Да будь он кто угодно, чем это может мне угрожать? Чем это может угрожать вам?... Надеюсь, это не Рено дожидается меня внизу?
Лютеция Флёр-Сите: Действительно, что же ее напугало? За всю свою жизнь Лютеция Флер-Сите побывала в стольких передрягах, что успела потерять оным счет и, разумеется, с опытом к ней должна была прийти и хладнокровность. Должна была, однако не пришла или, если быть честным и искренним, этой хладнокровности хватало далеко не всегда. Например, сейчас. Были ли тому виною расстроенные нервы или болезнь, подтачивающая силы рыжеволосой гражданки с каждым днем и часом, а может быть - чувства более возвышенные и нежные, в коих, не без оснований, подозревала ее мадам де Ларош-Эймон, но Лютеция ощущала страх всем своим естеством, подчиняясь ему и ненавидя всем сердцем. Страх за жизнь. Не свою, разумеется. И уж конечно не за бытие противной старухи-аристократки … Виновник этого страха, сейчас, нежно обнимая ее одною рукою за талию, шел рядом с ней, мягко укоряя и голосом и взором. - Нет. … От Рено я Вас, как-нибудь избавлю, - наконец выдавила Лютеция, устало улыбаясь одними губами: - Этот незнакомец на вид вполне представителен. Даже слишком представителен. Только вот. … Слишком уж он много знает. Уж не знаю, чего ему наплела Ваша старая знакомая – Мари, - тут в голосе Флер-Сите явственно прозвучали злые нотки: – Но появление этот субъекта весьма, на мой взгляд, не желательно. Неизвестно какого он поля ягода. Они вышли в коридор, в конце коего Лютеция вдруг резко остановилась и, порывшись в складках юбки, извлекла на свет Божий связку ключей. Не прошло и пары секунд, как она распахнула перед Бернаром дверь в полутемную комнатку, в приличном доме служившую бы кладовкой. - Заходите, не робейте, - прошептала Флер-Сите и с тихим смешком продолжила: - В салоне полным-полно всевозможных сюрпризов. Этот – один из них. Мы посмотрим на них из самого укромного уголка «Флер де Сите». Не дожидаясь ответа Вильнева, она шагнула в полумрак «кладовой», сумрак коей разгонял лишь слабый свет, пробивающейся меж узких щелей в потолке и, поманив его к себе, откинула медную пластинку с «глазка» пробитого как раз на высоте человеческого роста. - Идите ко мне. Встаньте вот здесь, - рыжая посторонилась, давая мужчине возможность подойти к своеобразному наблюдательному пункту – И смотрите, сколько душе угодно. Они все равно не узнают, что мы здесь …
Бернар де Вильнев: Значит, Мари… Скулы сероглазого мужчины едва заметно побледнели, но в полумраке предложенного Лютецией наблюдательного поста это вряд ли было заметно. У Мари Жерар не могло быть никаких… Ну совершенно никаких знакомых, с которыми де Вильнев жаждал бы познакомиться в свою очередь. И мотивы девушки, явившейся в салон на поиски гражданина Оливье, были необъяснимы. Следовательно, подозрительны и, возможно, опасны. Сполна воспользовавшись любезным предложением своего рыжеволосого ангела-хранителя, Бернар впился взглядом в холеного господина, не проявляющего абсолютно никакого интереса к украшающему его столик десерту. Барон мог поклясться на распятии в том, что он никогда ранее не встречал этого человека. Как и в том, что для служанки булочницы очень странно водить дружбу с мужчиной, столь безукоризненно одетым и так заметно манерничающим. Кто он такой? Что ему нужно? Что нужно ей? Подобные вопросы не стоит оставлять без ответов. А если ответы его не устроит, понадобится всего две пули… И Рено придется подыскивать себе новую патриотку в соглядатаи. - Сударыня, ваш салон полон сюрпризов, - вымученно улыбнулся вандеец. – Скажите, не найдется ли среди ваших тайников еще одна тихая комната, где я мог бы переговорить с Мари и ее…. Другом? И вот еще что, фортепиано в музыкальной комнате совершенно незаслуженно пустует. Было бы очень хорошо, если бы ваши посетители надумали спеть Марсельезу… Или какую-нибудь еще гадость из тех, что они обычно горланят на улицах. Главное, чтобы это было громко… Грохот выстрелов, - вздумай Дюверже и правда привести свое мрачное намерение в исполнение, - нуждался в шуме, способном отвлечь внимание тех, кто мог бы его услышать.
Лютеция Флёр-Сите: Пока взгляд пронзительных, серых глаз со всем вниманием вглядывался в лица Мари и ее спутника, взор Лютеции Флер-Сите был прикован к профилю их обладателя. Пользуясь покровом темноты, а так же теснотой потайной комнаты, рыжеволосая женщина разглядывала вандейца со всем вниманием, на которое могло быть способна та, чье сердце растревожено двусмысленными чувствами и желаниями. Сейчас, едва касаясь щеки Бернара своим горячим дыханием Лютеция с ужасом представляла себе, что один неверный шаг с его стороны и один преступный с ее и эта голова с чудесными, воистину ангельскими глазами, упадет в грязную корзину месье дю Пари. Нет. … Нет, она никогда этого не сделает. … Даже если … На мгновение, прикрыв глаза и тряхнув головой, дабы отбросить мрачные думы, рыжекудрая парижанка, наконец, взяла себя в руки, и когда Бернар спросил ее о тихой комнате, а так же весьма недвусмысленно намекнул о требующемся «шумовом занавесе», тон ответа бывшей маркизы был деловит: - Такая комната у меня имеется. … Чуть дальше по коридору, затем по лестнице вниз и налево. … Впрочем, я Вас сама провожу сейчас. Там можно вполне спокойно побеседовать. … Под музыкальное сопровождение. При последних словах голос женщины дрогнул, словно под тяжестью циничного смешка, однако Флер-Сите вовремя сдержалась и мягко, но настойчиво взяв «гражданина Оливье» за локоть, тихо поинтересовалась: - Вы думаете – это очень опасно? Вы знаете этого человека? Как мне показалось – девчонка встревожена не на шутку … А затем, презрев смущение, кое, впрочем, было ей неведомо, Лютеция, слегка приподнявшись на носках башмаков, прильнула к уху мужчины своими губами и жарко зашептала: - Это так глупо. … То, что я сейчас скажу. Глупо в наш век, в этот страшный год. … В это проклятое Богом время, но.… Будьте осторожны. Я не верю в Бога, но. … Если он есть, то пусть он хранит Вас.
Эмильен де Басси: Де Басси оставалось лишь в недоумении развести руками вслед уходящим Вильневу и Лютеции. «Если вам понадобится спешно покинуть салон… Прекрасно, и звучит весьма обнадеживающе!», - тихо чертыхнулся роялист, и, перехватив испуганный взгляд Анткуанетты-Франсуазы, добавил: - Просите, мадам. Однако довольно сложно оценить существование опасности (если она вообще существует: Дюверже если и казался обеспокоенным, то больше отсутствием новостей от их товарищей, чем появлением какой-то знакомой ему гражданки. Но вот Флер-Сите выглядела взволнованной вне всякого сомнения), оставаясь в четырех стенах и не имея представления о том, что происходит в салоне и вокруг него. Граф не собирался допускать подобной неосмотрительной оплошности, поэтому, велев мадам де Ларош-Эймон дожидаться его в комнате, отправился изучать обстановку. С вандейцем и хрупкой рыжеволосой женщиной, ушедшей вместе сним, он конечно же разминулся, не имея представления о существовании заветной кладовки. Но зато, выбравшись в салон, тут же узнал Мари Жерар. Это было нетрудно, женщин в заведении Флер-Сите почти не бывало. Решительно, патриоты ничего не смыслят в салонах. Как и во всем остальном. «Неужели все эти волнения из-за хорошенькой гражданки из сгоревшей булочной? Однако, - в некотором недоумении де Босси пожал плечами. – В таком случае, где же Вильнев, и кто этот холеный месье, сопровождающий мадемуазель?»
Бернар де Вильнев: - Ну что вы… Что вы, сударыня… Лютеция! – Совершенно растерялся от подобной заботы Дюверже. Ему часто советовали быть осторожным, но одно дело совет соратника, совсем другое – мольба женщины, чье дыхание обжигает тебе щеку и чьи губы… Не зная, куда девать глаза и еще меньше понимая, куда девать руки, потому что желание вместо ответа обнять Лютецию было порывом одновременно совершенно естественным и абсолютно неуместным, Бернар де Вильнев, наконец, уперся ладонью в стену, проклиная мысленно то самое проклятое Богом время, о котором упомянула Флер-Сите. - Никакой опасности нет, клянусь вам, - зашептал он в ответ. - Я не знаю, кто он, но даже если этот человек – агент Комитета, провокатор, да кто угодно… Он пришел один, и я позабочусь о том, чтобы его разговорчивость не причинила никому вреда. Не бойтесь. Ни за меня, ни за себя. Просто… Не бойтесь. И… идемте. Неизвестность терзает страшнее явной опасности. Каковы бы ни были причины появления Мари Жерар, чем скорее он узнает о них, тем лучше.
Лютеция Флёр-Сите: - За себя я уже не боюсь, - призналась Лютеция, смущенно глядя на Бернара: - Когда каждый день ожидаешь смерти – перестаешь бояться. А вот за Вас. … Не поймите меня неправильно – я знаю, что значит терять тех, кого … Женщина умолкла, ругая себя за то, что поддалась чувствам, вихрем, налетевшим на нее, и едва не наговорила лишних и, быть может, опасных слов. Мягким движением бледных рук, Флер-Сите ласково коснулась щеки Вильнева, будто слепая, спеша запечатлеть его облик у себя в памяти, а затем, стремительным, едва ли не лихорадочным движением, прижалась своим сухим ртом к его губам. Это длилось всего мгновение, но иногда и мгновения, всего лишь одной жалкой доли секунды, достаточно для того, чтобы расставить все точки над i. - Простите, - шепнула она и, отпрянув от мужчины, шагнула к двери: - Пойдемте. Нам действительно пора идти … Нащупав за своей спиной ручку, Лютеция повернула ее и, пятясь, шагнула в коридор. Приложив палец к губам, рыжая, призывая «гражданина Оливье» к тишине, молча, повела его за собой, прикидывая, сколько понадобится времени на то, чтобы подняться в спальню и переодеться. Ведь она, как-никак, именно под этим предлогом покинула своих гостей. Было бы крайне глупо явиться к ним в перепачканном вареньем платье … ... Чуть дальше по коридору, затем по лестнице вниз и налево … - Я постараюсь уладить все как можно скорее, - с блуждающей улыбкой на тонких губах сказала Флер-Сите и, даже не взглянув на вандейца, унеслась прочь, под аккомпанемент гулко бьющегося сердца.
Бернар де Вильнев: Бывают такие моменты, когда слова пусты и не имеют цены. Поэтому, подчинившись красноречивому знаку, призывающему к молчанию, Дюверже безмолвно последовал за Лютецией. И лишь когда рыжеволосое видение его покинуло с обещанием все уладить на устах, мужчина с тихим стоном прижал ладонь ко лбу. Поцелуй мадам Флер-Сите все еще жег ему губы, пророча недолгую сказку с трагическим финалом. Разом и до невозможности усложняя то простое и неприхотливое «победить или умереть», которым барон руководствовался в жизни последние полтора года. Жертвовать собой очень просто. Сильные люди легко платят природе и обществу подобную цену. Страшнее всего жертвовать теми, кто тебе дорог. И немногим дано принимать подобные жертвы, как должное. Бернар де Вильнев этого не умел. … Словно во сне он добрался до комнаты, про которую говорила ему Лютеция. Она оказалась небольшой, но все же достаточной для того, чтобы вместить двух мужчин и девушку. Бросив рассеянный взгляд в маленькое, забранное мутным стеклом окошко, вандеец машинально проверил, заряжен ли пистолет: свой он отдал Матильде, но все еще таскал с собой один из пистолетов Анри, который перекочевал ему в руки во время бегства из гостиницы. И тяжесть оружия в руке вернула мужчину в действительность, напоминая, что сейчас ему нужно думать о войне, а не о любви.
Лютеция Флёр-Сите: Сколько времени необходимо умелым женским рукам? А цепким дамским пальчикам? Меньше, чем многие мужские умы способны вообразить … Светло-зеленое платье уступило место привычному темному, контрастно оттеняющему бледную кожу груди и рук. Огненные кудри послушно улеглись в пышный узел … - Ах, прошу прощения, что заставила себя ждать, - Лютеция остановилась у столика Мари и ее спутника, цветя улыбкой: - Нет ничего ужаснее подобных конфузов. Они слишком пагубны для дамской чести. Продолжая лепетать всю эту чушь, маленькая женщина, краем глаза поглядывала на соседний столик, где как раз расположилась компания пригодная для того, чтобы украсить своим присутствием музыкальную комнату: революционный поэт, композитор, молодой чтец и актер. … Как все удачно! - Быть может вы, граждане, окажите мне честь и согласитесь оценить все достоинства «Флер де Сите»? – прервав собственный поток кокетливых излияний, поинтересовалась Лютеция, устремив взор свой на хорошо одетого господина: - Может статься, к нам присоединиться и ваш друг. … Здесь есть на что посмотреть …
Персиваль Блекней: В дорогих школах Туманного Альбиона, где среди сора высокородных бездельников выращивался и будущий цвет нации, ученикам прививалось качество, которое в прочих странах связывали с англичанами, - умение держать себя с завидной невозмутимостью. В душе может бушевать буря из самых разных чувств, но лицу истинного джентльмена позволительно оставаться только маской хандрящего, пресыщенного впечатлениями острослова. Через несколько лет мода на тех, кого прозовут шотландским словечком "денди", перешагнет через Пролив, распространившись на все цивилизованные страны, но пока Франция оставалась единственной законодательницей в нарядах, кухне и манерах. Оттого-то сэр Персиваль держался подобно одному из урожденных парижан, сохраняя из отцовского наследия лишь впитавшуюся в кровь пресловутую невозмутимость. - Прекраснейшая из смертных! А может быть, сама богиня? - баронет оставался верен своей привычке к месту и не к месту расцвечивать речь античными аллегориями. - Я даже не успел вспомнить начало списка кораблей, плывших к Илиону, как дивное видение вновь озарило мою бренную жизнь. Алый Первоцвет живо оказался на ногах и помог подняться Мари, с которой во все время отсутствия хозяйки салона не обмолвился ни словом.
Шарлотта де Монтерей: Час встречи с «Оливье» был близок, а значит, опасения девушки, что ей не удастся вовремя предупредить сероглазого про донос, могли бы оставить ее в покое… Но им на смену приходили все новые и новые, и их было так много, что Шарлотта в них совсем потерялась, все больше впадая в немое отчаяние. Наверное, следовало предупредить «торговца», имени которого она так и не услышала, что салон небезопасен, и хозяйка его работает на комиссара Рено, а значит, доверять ей нельзя, но в горле стоял комок, а сердце билось так быстро, что Мари от волнения оказалась в полуобморочном состоянии и не смогла произнести ни слова. А потом вернулась Лютеция, и оказалось поздно… Пожалуй, без помощи недружелюбно настроенного спутника девушка не смогла бы подняться на ноги, не обрушив случайной неловкостью стул или даже столик. Ей почему-то казалось, что хозяйка салона сейчас приведет их к кому угодно, только не к Оливье, и может быть, за очередной закрытой дверью окажется лично комиссар Рено, и что тогда?... Господи, пожалуйста – не надо! С трудом удержавшись от того, чтобы вцепиться в руку «торговца» в поисках хоть какой-нибудь опоры, Мари последовала за своим спутником и Лютецией, мучительно и безуспешно подбирая хоть какие-нибудь слова. "Здравствуйте, месье Оливье! Я не знаю, кто это, но он втянул Летуша в перестрелку и хочет вас видеть не меньше, чем я..." На бледные щеки девушки на мгновение вернулся румянец. Наверное, нельзя так говорить. Лучше просто "хочет вас видеть". Или сразу начать про донос?..
Лютеция Флёр-Сите: Взяв сладкоречивого гражданина под руку, Лютеция, с игривой ухмылкой на вновь подкрашенных губах, увлекла гостей к дверям ресторации, не забывая при этом отвечать кивком на приветствия тех немногих завсегдатаев, что уже начали стекаться под гостеприимный кров салона. Приют двуличия и обмана носящий имя «Флер де Сите» как нельзя лучше иллюстрировал нутро собственной хозяйки. Умело подкрашенный, где-то доведенный до обманного блеска, но при этом – насквозь фальшивый, даже убогий, в своей роскоши, созданной из праха. … Казалось – достаточно одного яростного порыва ветра и он рассыплется, как бумага источенная огнем камина. Однако недаром в народе принято говорить: «Когда кажется – крестись» … - Вот здесь у нас собираются литераторы. … Здесь – художники. … Эта комната служит пристанищем слуг Аэды*, - щебетала Лютеция, уводя своих спутников все дальше и дальше от сладко пахнущей обители вин и закусок и все ближе и ближе подводя их к утробе кита ионского … По лестнице вниз и налево … Пара ступеней, скрипящих, как лестница эшафота (о, рыжая распутница, ты помнишь каждую ноту этого рокового звука!). Бледная рука, кажущаяся почти иссохшей дланью смерти, тянется к круглой ручке двери. Белая маска под огненной шапкой кудрей продолжает скалиться в насмешливой гримасе … - Не беспокойтесь – здесь вам не помешают, - она не вошла внутрь, лишь открыла перед гостями дверь, обращаясь, как и всегда, к мужчине, а не к девице, которой, здесь, как будто и не было. - И я, в свою очередь, не буду мешать, - летит вслед за первой фразой, вторая, легким шепотом расстворясь в цокоте башмачных каблучков. * Аэда («Песнь»). Одна из старших муз
Бернар де Вильнев: Дверь скрипнула, подводя итог томительному ожиданию. С ходу столкнув всех троих, - и пришедших, и того, кто их ждал, - как говорится, лицом к лицу. Небольшая комната не оставляла им свободы маневра. «Лицом к лицу лица не увидать», - мелькнуло неуместно-философское в памяти Дюверже. - Мне сказали, что вы искали меня. Ты, Мари? Или, быть может, вы… гражданин? Пистолет, исчезнувший в складках плаща вандейца за мгновение до того, как распахнулась дверь, оставил в воздухе едва уловимый запах пороха. Сладковатый. Предостерегающий.
Персиваль Блекней: - Совершенно верно, месье, - сухо улыбнулся Блекней в ответ на настороженное приветствие бретонца. Положив ладонь на спину девушки поверх перетягивавшей ее полотняной косынки, он слегка подтолкнул Мари вперед, чтобы как можно скорее запереть дверь и хотя бы этим спасительным препятствием временно отгородиться ото всех поэтов, артистов и примеряющих их личины агентов ненавистных комитетов, завсегдатаев странного салона странной хозяйки. - Надеюсь, вы не будете против того, что я воздержусь от слов "гражданин", "республика" и прочих модных оборотов? - несмотря на сквозившую в речи Перси усмешку, держался он серьезно, как менее часа до того в номере урожденной Маргариты Сен-Жюст. - Гражданину Мартену они были не по нраву.
Бернар де Вильнев: - Это зависит от того, месье, что вы собираетесь мне сказать. Упоминание Мартена заставило сердце Бернара сжаться от нехорошего предчувствия. Дурной знак, когда тебе называют то имя человека, за которым он скрывался вчера, но которое предпочел бы забыть сегодня. И вдвойне дурной, когда поминают имя беглеца-роялиста в присутствии той, что работает на КОБ. Дюверже перевел взгляд на Мари Жерар. Ах, если б он умел читать в душах людских, если б мог верно истолковать бледность на девичьих щеках и буквально пронизывающую тонкую фигурку горничной растерянность. Увы, этот счастливый дар не положен нам Создателем. - Я так понимаю, это вы привели сюда этого господина, Мари? – натянуто-ровным голосом предположил барон и без того очевидное. - В таком случае, познакомьте нас.
Шарлотта де Монтерей: Из всех возможных вопросов сероглазый «Оливье» выбрал тот единственный и наиболее логичный в данной ситуации, который мог вернее всего поставить девушку в тупик. «Торговец» ей не представился. - Это друг госпожи Блекней, - едва слышно проговорила девушка, борясь с желанием забиться куда-нибудь в угол, пока мужчины будут разговаривать между собой. Долгожданная встреча почему-то начиналась совсем не так, как ей представлялось. Стоит ли начинать говорить при «торговце» о доносе на столе комиссара Рено? - Он привел Этьена… Сына гражданки Летуш, вы видели его тогда, в булочной, - сбиваясь, заторопилась Мари, пытаясь поскорее перейти к самому главному. – Они попали в перестрелку в какой-то церкви. И Этьен сказал, что там был ваш знакомый... Не знаю, где он познакомился с вашим другом, но этот господин, он друг госпожи Блекней, попросил помочь ему вас найти… Шарлотта смутно понимала, что речь ее далека от связности. Примерно так же, как была далека от связности речь Летуша, повествующего о своих приключениях. Она и рада была бы выражаться четко и ясно, но от интонаций Бернара в комнате как будто стало холоднее. Видимых причин к тому не было – неужели ему не понравилось, что она привела «торговца»? – и девушка смутилась еще сильнее.
Бернар де Вильнев: - Мой знакомый? Который из них? Быть может тот самый, что устроил вас горничной к леди Блекней? Подсознание Бернара связало Мари с Рено вернее, чем Этьена и церковь с д’Ольме. Он помнил мальчишку, их с Анри невольного спутника в блуждании по катакомбам. Ровно как и вызвавшегося приютить Летуша-младшего священника. Перестрелка, значит. Стоит ли это понимать так, что отец Бенедикт уже сполна расплатился за свое великодушие? Чей же черед расплачиваться следующим? Будь на кону лишь его собственная жизнь, де Вильнев бы проявил больше сострадания к дрожащему голосу девушки. Но были еще язвительный де Басси, вздрагивающая от каждого громкого стука мадам де Ларош-Эймон, томящаяся в крепости королева, поцелуй рыжеволосой Лютеции…. Не слишком ли велика по совокупности окажется цена? - Думается мне, он будет очень недоволен этой вашей отлучкой, Мари. Если только сам стоит за вашим появлением тут, в салоне. Так что же хочет мне сказать… друг госпожи Блекней?
Персиваль Блекней: - Друг мадам Блекней хочет вам сказать, что комиссар Рено отсутствует, - насмешливо отозвался англичанин. - Он сейчас слишком занят, месье, о чем я и явился вам сообщить. Никто из участников этой внешне банальной, но, в сущности своей, трагической сцены не испытывал доверия друг к другу, затрудняя и себе, и остальным путь к осуществлению планов, пересекавшимся в точке, которая, при перенесении ее на карту Парижа, серым пятном ложилась на остров Сите, там, где высились угрюмые стены Консьержери, навевавшие суеверный ужас даже на самых отъявленных безбожников. Но Перси уже в достаточной мере открылся предполагаемой шпионке, чтобы и далее таиться. Один из людей его Лиги был мертв, и Алому Первоцвету не хотелось поставить под удар и иных своих товарищей - как и его собеседнику, он был уверен, не виделась в радужных красках перспектива лишиться своих собратьев по оружию. К какому бы лагерю ни принадлежал этот загадочный Оливье. - В церкви Сен-Рош нас ждала засада. Благодаря маленькому Летушу я сумел скрыться, а вот месье Мартену и мадемуазель, пришедшей с ним на встречу, полагаю, повезло меньше - их схватили. Еще менее завидная участь постигла одного англичанина, замешанного в похищении из-под стражи королевской фрейлины, и его спутника француза. Они упали замертво при первых же выстрелах, - скупо пересказал минувшие события баронет.
Бернар де Вильнев: Удар был жесток. Учитывая обстоятельства, Вильнев ожидал какой-то скверной новости, и все же сведенные от отчаяния скулы заныли, а в груди образовалась гнетущая, парализующая волю пустота. Не было никаких оснований не верить словам этого человека. Не только судьбы, но и имена и описания были названы столь верно, что не предполагали двусмысленных толкований. Анри, Матильда… Сколько у них с де Басси времени в таком случае? На то, чтобы попытаться спасти своих друзей или хотя бы озаботиться собственным спасением. - Вам сопутствовало удивительное везение, сударь, - Кадык мужчины дернулся, сражаясь с соленым комом в горле. Ему было трудно начать говорить. - В которое почти невозможно поверить. Как и в то, что эта милая девушка в конечном итоге привела вас сюда, а не к тем, кто уже арестован. Не к Рено.
Персиваль Блекней: - Признаться, я опасался этого. Но маленький месье Летуш провел меня по катакомбам. До меня доносились слухи об их существовании, но до нынешнего дня я в него не верил. Горечь и растерянность, мелькнувшие в глазах Дюверже, стали сигналом к тому, чтобы напряженная до предела нить, удерживавшая англичанина от откровенности, наконец-то порвалась. Можно было предположить, что перед ним профессиональный актер или рядовой зритель, обласканный Мельпоменой незаметно для театральных антрепренеров, но удачно для патриотически настроенных ищеек. Но... хотя ничего нельзя было исключать, в том числе и сомнительную лояльность Мари Жерар, баронет был вынужден признать, что это была бы слишком сложная, пускай и не лишенная изящества ловушка. - Я должен принести вам свои извинения, мадемуазель, - Перси склонил голову перед девушкой. Он быстрым движением схватил ее руку, так, что она не успела бы при желании отдернуть ее, и поднес к губам ее пальцы, знавшие самую черную работу, но не лишенные изящества формы. - Когда речь идет о жизни и смерти многих, ложь и неприглядные поступки неизбежны. И от души благодарю вас за эту бесценную услугу, я ваш должник. Оставив галантные любезности, Алый Первоцвет вновь обрел в тоне отголоски свойства, которое его соотечественники называли "деловым". - Думаю, ваших товарищей перевезли в Консьержери. Когда комиссар КОБа самолично устаривает засаду, сложно представить, что такую важную добычу разместят в ином месте. Тот англичанин был связующим звеном с тюрьмой. Боюсь, теперь связь с заключенными с моей стороны установить будет непросто.
Бернар де Вильнев: - Тот англичанин? – Переспросил Бернар, невольно вспоминая свою первую встречу с де Басси. Тогда недоверие графа казалось ему признаком трусости и глупости, сейчас происходящее виделось иначе. Подобная маниакальная подозрительность – обратная сторона ответственности за жизнь других людей, и имено она сейчас руководила поведением вандейца. Дюверже давно пора было прийти к заключению, что перед ним Алый Первоцвет собственной персоной. Тот самый человек, о котором говорил им д’Ольме. Но… Теперь, после гибели «того англичанина» и ареста Анри, кто может подтвердить правдивость слов его гостя? Кто может опровергнуть? Маленький Летуш? Сама леди Блекней? Увы, ни прелестной актрисы, ни сорванца – сына булочницы не было сейчас в этой комнате. Лишь Мари Жерар. Которой, после предупреждения, сделанного Лютецией, довериться может только безумец. А что если этот человек – агент комиссара? Агент, заманивший в ловушку сначала Анри с Матильдой, а теперь явившийся по его душу и за жизнями людей де Басси? - Я сожалею о его смерти, сударь. Новость, которую вы мне принесли, дурна, но хуже было бы, если бы я вообще ничего не знал. Вы верите в то, что всем воздается по заслугам? Рука мужчины взметнулась, и ствол зажатого в ней пистолета был направлен в грудь сопровождавшей сэра Перси девушке. - Распрощавшись с нами, мадемуазель направится к Рено со свежими новостями, я так полагаю…
Шарлотта де Монтерей: После выходки “торговца” Мари опешила и даже отступила на шаг, торопливо пряча за спину руку, к которой друг леди Блекней приложился поцелуем. Сцена из прошлой жизни, к которой никак нельзя было возвращаться… Никто не целует руки горничным, и действие, на которое Шарлотта де Монтерей ответила бы сдержанной улыбкой, до полусмерти напугало гражданку Жерар. Ей показалось, что инкогнито, все это время хранившее девушку надежнее вооруженного отряда, только что дало заметную трещину. Оставалось только затаить дыхание и понадеяться на то, что «торговец» просто паясничал, не имея в виду ничего такого… Ну… Такого. Не мог же он всерьез посчитать ее «бывшей». Занятая своими мыслями, Мари едва не пропустила тот момент, когда перед ней возникла черная дыра пистолетного ствола. Пистолет почему-то находился в руках Бернара, хотя от сероглазого девушка меньше всего ожидала чего-то подобного. Все-таки он спас ее тогда, на пожаре, и еще до этого из рук Жана-Большого… Имя Рено, прозвучавшее из уст «Оливье», объяснило ей многое, но сердце, и без того бившееся через раз, теперь решило вовсе замереть. Мари, чувствуя, как остро ей не хватает воздуха, прижала руки к груди. Все, что она сейчас могла, это едва слышно пробормотать: - Нет… Не надо! Я вам новости принесла, только это не все еще новости, ну хоть послушайте, пожалуйста… Это было, наверное, очень наивно и очень по-детски, но девушка сейчас вместе со страхом за свою жизнь ощущала боль настолько жгучей обиды, что на глазах у нее выступили слезы. В первый раз за очень долгое время она встретила человека, которого можно было не бояться, ради которого она рискнула тогда, в кабинете у Рено, и продолжала рисковать сейчас. И вдруг выяснилось, что его тоже надо было опасаться, может быть, даже сильнее, чем комиссара. Возникшая было надежда на глазах погибала от еще не выпущенной пули, и это было привычно несправедливо. Дочери маркиза де Монтерея снова грозила смерть, просто на этот раз она была совсем рядом.
Бернар де Вильнев: Вряд ли барон де Вильнев мог объяснить, чего он ждал от глядевшей в лицо смерти Мари. Необходимость поднять руку на женщину была тяжелым испытанием сама по себе. А реакция гражданки Жерар окончательно его огорошила. Полная слез темная глубина девичьих глаз закружила, словно в водовороте, и скулы мужчины снова побелели, на этот раз от стыда. «Что же я делаю, а?» - мелькнуло обреченное. В это мгновение извечная дилемма «стоит ли счастье всего мира одной слезы ребенка» нависла над Дюверже всей своей довлеющей неразрешенностью. Мари Жерар уже не была ребенком, тем розовощеким карапузом, который не ведает, что творит, или малышом, вроде Летуша, постоянно впутывающегося в дела и роялистов, и республиканцев, не понимая разницы между ними, да и не задумываясь об этой разнице. Но умоляющая выслушать ее девушка выглядела столь трогательно-беззащитной, что сам Бернар утратил последние крупицы уверенности в своей правоте и праве оборвать чужую жизнь, пальцы его лишились той силы, что способна была спустить курок, и рука, мгновение тому грозившая предательнице если не заслуженной, то по крайне мере необходимой в их положении карой, безвольно опустилась. - Не бойся. Я бы не стал… Да я б и не смог, - безнадежно подытожил несостоявшийся убийца. – Может, сразу тебе его отдать? Одна новость такая, что в пору застрелиться. И это, говоришь, еще не все, да?
Шарлотта де Монтерей: - Не все, - виновато прошептала Мари, завороженно глядя не на опустившийся пистолет, а на бесконечно усталое лицо мужчины. Ждать пули было немногим страшнее, чем ждать гильотины, а к этому ожиданию девушка успела привыкнуть. – Может быть, вы уже знаете… - в глазах Бернара стыла тоска, и Шарлотта поняла, что уже сочувствует ему. Продолжить оказалось неожиданно трудно. – Когда мы ехали к госпоже Блекней, мы заехали в Тюильри, и комиссар попросил меня подождать в его кабинете, у него были какие-то дела… Там на столе лежала бумага, про вас. Мари отвела взгляд. Сейчас придется сказать, что она умеет читать, и что дальше? Сказать, что ее научили читать в доме дю Белле? Может быть, от такой новости сероглазый вовсе не обратит на это внимания, вот было бы хорошо… С горечью понимая, что на чудо надеяться не приходится, Шарлотта обреченно произнесла: - Там были такие слова: «…Сегодня в ночь Лютеция на тебя донесла. Радуйся, мой агент считает тебя роялистом». И еще про то, что комиссар собирается с кем-то встретиться сегодня. Ну, с тем, кому он писал. Просил его установить тесные контакты с врагами революции… Поздравил с успехом. Еще комиссар писал, что у него есть какая-то важная информация для этого человека… Только там не было имени. Мари вздохнула, опустив голову. Ну как было признаться, что она искала Бернара, чтобы рассказать ему об этой записке, а вовсе не для того, чтобы привести к нему друга Маргариты Блекней? Щеки девушки едва заметно порозовели. Покраснеть сильнее она сейчас была не способна. Если он узнает, что она искала его, чтобы предупредить, он может сделать из этого какие-нибудь выводы. Конечно, неправильные. Довольно и того, что он теперь знает о том, что Мари умеет читать. Если бы можно было как-нибудь иначе сообщить о предателе… Но никто не поверит, что комиссар читал свою переписку вслух для горничной.
Бернар де Вильнев: Если бы даже Дюверже и решил упорствовать в своей уверенности, что Мари верно служит Рено и КОБу, то история, только что рассказанная, ставила подобные умозаключения с ног на голову. Для комиссара Рено не было никакой нужды подсылать к ним гражданку Жерар с рассказом о предателе в рядах роялистов. И тем более поручать ей упомянуть имя Лютеции, как своего агента. Все это выглядело настолько абсурдно, что оставалось лишь предположить в действиях и словах девушки какой-то иной мотив. Ведь прямо сейчас юная горничная совершала нечто, идущее решительно в разрез с тем, что могло понадобиться от нее комиссару и с тем, к чему призывал всех «патриотов» декрет о революционной бдительности. Она пыталась помочь роялистам. Лютеция. Сердце барона болезненно сжалась. Фраза, пересказанная ему девушкой, была слишком красноречива. Случайно она донесла Рено на его собственного человека, при этом на скольких же было донесено по делу? Господи, ну отчего же никому в этом проклятом городе нельзя верить: ни друзьям, не деньгам, ни свинцу, ни женским поцелуям! Неужели правы священники Вандеи, объявившие Париж адом, который Господь явил на земле в наказание за грехи человеческие?! Чем сильнее было разочарование в одной женщине, чем сильнее, по контрасту, оказалось восхищение другой. Воистину, мы находим благородство там, где не ждем его и не просим. - Сударыня, знаете ли вы, как вы рисковали, читая бумаги комиссра? Знаете ли вы, как рискуете, покинув сейчас свой пост при леди Блэкней ради того, чтобы принести мне эти вести?! – спросил Бернар с безграничным удивлением в голосе. – Ведь если… наша общая знакомая… донесет комиссару о том, что вы тут побывали, да еще и с ним, - де Вильнев коротко кивнул в сторону спутника Мари, - вы пропали. Рено вас не пощадит! А вы, сударь… Леди Блекней – ваша жена, не так ли? Если Рено застанет у нее Летуша, он немедленно сообразит, кого упустил в церкви. Следующим резонно напрашивался вопрос « и что же нам теперь делать?», но вандеец не стал его задавать, понимая, что ответа не даст никто, кроме его самого.
Персиваль Блекней: - Этьен пришел к мадемуазель как к старой знакомой, но... - вслух размышлял англичанин, прислонившись к оклеенной темных тонов обоями стене. Только сейчас он ощутил, как сильно устал и что с утра у него во рту не было ни крошки. Бренное тело невовремя напомнило ему о своих потребностях, когда следовало озаботиться его существованием вообще. Оно могло прерваться в любое мгновение, и двуличность хозяйки заведения увеличивало шансы на скорейшую встречу с апостолом Петром. - Как бы то ни было, мы уже показались мадам Флер-Сите на глаза, и теперь все зависит от ее каприза. Остается либо как можно скорее сменить убежище, либо водворить мадемуазель Жерар обратно в номера на Рю Сен-Мартен и спрятать мальчика, либо предпринять и то, и другое. Если, разумеется... - Перси помедлил переводя дыхание, - снаружи нас уже не поджидают гости в синих мундирах и с ружьями наперевес.
Бернар де Вильнев: Дюверже прислушался. Из коридора даже сквозь плотно прикрытую дверь доносились аккорды набившего уже оскомину «Дело пойдет». Значит, некоторые обещания Лютеции все же удается сдержать. - Солдаты? Нет, не думаю… Рено, как вы сами заметили, сейчас занят. Роялисту пришлось проявить недюжинное усилие воли, чтобы, памятуя, чем именно занят его «старый друг», заговорить о комиссаре и его занятиях спокойно. - Анри собирался вам сказать… Не знаю, успел ли… Мадам де Ларош-Эймон тут, в салоне. Уже два дня. «И Рено, наверняка, это тоже уже известно». В голове де Вильнева продолжало вертеться так некстати сказанное «мой агент считает тебя роялистом». Кому писал комиссар, с кем обозналась рыжеволосая гетера? Это ведь должно было произойти тут, в салоне. Сама Лютеция теперь враг явный, но есть ведь кто-то еще, кто-то, кого нужно немедленно найти, иначе все они обречены. И, как на зло, ни единой догадки, ни единого подозрения! Де Басси? Это глупость, этого не может быть. Д’Ольме? Он арестован, следовательно, невиновен. Бонневиль? Бонневиль?! «Я не могу думать об этом сейчас» - сдался Бернар. - Вы хотите вернуться к леди Блекней, Мари? - спросил он, отчаянно пытаясь вернуть свой рассудок к реальности, которая не могла ждать, пока разуверившийся в людях герой справится со своей рефлексией. – Вы заслужили право на свободу от Рено, но свобода эта будет означать необходимость скрываться… вместе с нами.
Шарлотта де Монтерей: - С вами? – девушка вскинула на Бернара светящийся отчаянной надеждой взгляд. Весь Париж сейчас принадлежал Рено и таким, как он. Оставаясь рядом с леди Блекней, Мари оставалась в руках комиссара. Однажды он явится, чтобы потребовать отчет – он ведь помнит, что гражданка Жерар неграмотна, и значит, либо придет сам, либо вызовет ее в Тюильри. Что будет тогда? Хватит ли у нее сил, чтобы с непроницаемым лицом заверить Рено в благонадежности актрисы? Чему он, разумеется, не поверит, почует неладное… И нельзя будет сказать ничего другого, потому что любое «другое» будет означать для леди Блекней арест. А может быть, и для ее мужа… И тогда о собственном спасении можно будет забыть. Мари выбрала самый неподходящий момент для того, чтобы задуматься, ради кого она рисковала в кабинете у Рено – ради того, чтобы обменять информацию на свой отъезд в Англию? Да нет же, она и не вспоминала об этом все время, пока не оказалась в этой комнатушке во «Флер-де-Сите». Она думала о Бернаре… И о его друзьях, конечно же, но сердце бьется так странно, что лучше бы ей быть подальше отсюда и от этого мужчины. Он и так думал о ней настолько дурно, что готов был застрелить, ни к чему давать ему повод думать о ней еще хуже. Окончательно смутившись, Мари опустила глаза и не совсем уверенно произнесла: - Я лучше пойду… Скажу Лютеции, что сама донесу на вас. Или что уже донесла. Тогда она не будет писать комиссару об этой встрече. «Или напишет. И тогда Рено увезет меня от леди Блекней прямо в Консьержери». Вот теперь Мари стало по-настоящему страшно, но сделать шаг вперед и сказать «Я остаюсь!» было ничуть не легче. А если поговорить с Лютецией, но не возвращаться к актрисе? Кому-нибудь пригодится тихая и послушная прислуга, полы мыть ей не впервой… Даже Рено не под силу обыскать весь Париж.
Бернар де Вильнев: - Не надо, - невольно вырвалось у Дюверже. – доносить. Вынуждать эту девочку унижаться перед Лютецией, потом, возможно, перед Рено, и все это с довольно сомнительным финалом, было бессмысленно, опасно и… И барон де Вильнев не желал бы этого даже в том случае, если бы это могло хоть как-то им помочь. Он смотрел на Мари Жерар, и в душе его, где, несколько минут назад, после известия об аресте Анри и Матильды, все добрые чувства, казалось, умерли и выгорели до невесомого серого пепла, неуверенно шевельнулась осторожная нежность. - Мы все покинем салон «Флер-Сите». Немедленно. «И направимся куда? Не к Мере, разумеется. Но де Басси говорил ему, что у парижских роялистов имеется несколько надежных убежищ. На черный день. Судя по всему, этот день только что настал». - С нами будет дама, которой наверняка понадобится горничная. И вы могли бы… Если вас не затруднит… Голос вандейца дрогнул. Еще утром он надеялся вместе с мадам де Ларош-Эймон переправить через пролив и Матильду де Людр. И где теперь вспыльчивая и упрямая баронесса? Господи, англичанин говорил о засаде, о выстрелах. А ведь он сам вручил Матильде пистолет, глупец. Арестованная с оружием в руках, она отправится прямиком под трибунал, и через сутки… Все будет кончено? - Обезопасив наши тылы, мы займемся Консьержери, - выдавил Дюверже. Труднее всего давать обещания, в исполнении которых ты не уверен. – А вы, сударь, сможете ли организовать отъезд женщин в Англию? Учитывая обстоятельства, я имею в виду в том числе и… леди Блекней.
Персиваль Блекней: - Без сомнения, друзья мои. Баронет Блекней вновь начал едва заметно манерничать. Верный знак того, что выдержка, почти было утраченная, возвращалась к англичанину. Известие о добром здравии мадам де Ларош-Эймон было первой хорошей новостью за сегодняшний день. Неожиданной, и оттого радостной вдвойне. Сэр Перси никогда не ставил себе цели ввязаться во французскую политику, поспособствовать победе таких, как этот хмурый сероглазый роялист, или падению тех, других, что воздвигли свой кровавый символ свободы и равенства на площади Революции. Он посвятил все свои силы и энергию спасению людей. Людей, которые невольно оказались в жерновах безжалостной мельницы под названием гражданская война. Лиге Алого Первоцвета стоило немалого труда организовать побег Антуанетты-Франсуазы из революционных застенков. В судьбе этой женщины был весьма заинтересован друг баронета, принц Уэльский. Еще один его друг, сэр Роджер Мобрэй, заплатил за свободу мадам жизнью. И все же дело сделано. Почти сделано. Остается лишь покинуть этот ненадежный во всех отношениях салон, а затем – саму Францию. Увезти беглянку, и, - месье Ольвье прав, - Маргариту. Достаточно представлений. Они становятся слишком опасны. Театральные подмостки залиты кровью… - В этом вы можете смело положиться на меня, - с изящным полупоклоном, почти неуместным в этой тесной комнатушке с обшарпанными стенами, но при этом с искренней теплотой в голосе, заверил своих собеседников неунывающий гость из-за пролива. – Леди Блекней будет не хватать вашего общества, Мари. Какое-то очень недолгое время, я уверен. Затем вы сможете возобновить свою службу. Если пожелаете. И уже не в Париже. Мадемуазель сделала для него немало, и по сути была не меньшей жертвой революции, чем мадам де Ларош-Эймон. А значит, не менее заслуживает и помощи.
Шарлотта де Монтерей: - Я пойду с вами, - просто сказала девушка и бессознательно протянула ладонь, чтобы взять за руку такого уверенного в себе мужчину, который снова знал, что делать дальше. Тонкие пальцы наткнулись на пистолет, Мари очнулась и отдернула руку, заливаясь краской. - Я могу помогать обеим, это совсем не трудно, я умею! – едва слышно воскликнула она, переводя взгляд с одного роялиста на другого и пытаясь таким образом скрыть крайнее смущение. Глаза Бернара все еще сохраняли оттенок весеннего льда, но этот лед понемногу таял, да и друг леди Блекней выглядел если не повеселевшим, то привычно самоуверенным, и эта самоуверенность больше не казалась такой уж неприятной. Теперь этот человек казался почти волшебником – он мог устроить для них путешествие через пролив… А сейчас «Оливье» собирался куда-то увести ее из салона, и перспектива остаться рядом с ним почему-то больше радовала, чем смущала. - А как же Летуш? – спохватилась девушка. – Я не могу его бросить, он слишком мал, чтобы жить на улице…
Бернар де Вильнев: Осторожное прикосновение девичьей руки к его руке оборвалось, так толком и не родившись. Мари напугало оружие, а у де Вильнева осталось лишь краткое ощущение тепла на огрубевшей в вандейских лесах тыльной сторон ладони. - Мы возьмем мальчика с собой, - вздохнул барон, представляя себе скептическое выражение лица графа де Басси. Да, война требует от них жертв, и к этому нужно быть готовым. Но жертвовать детьми – гнусно. У Эмильена есть сын. Он поймет… - Я сам заберу его у леди Блекней. Бернар бросил осторожный взгляд на англичанина. Он не знал, насколько Алый Первоцет осведомлен о знакомстве лже-Рено со своей женой. Впрочем, сейчас это неважно. Кто бы ни отправился в гостиницу к Маргарите, прогулка эта может оказаться смертельно опасной. Послать за мальчиком саму Мари? Нет, только не сейчас. - Мне кажется, он мне доверяет, - пояснил свой выбор Дюверже. Возможно, так оно и было. Выросший без отца ребенок тянулся к сильным и уверенным к себе мужчинам, не утруждая себя размышлениями о том, на чьей они стороне. - А теперь идемте, - вандеец прислушался: снизу все еще доносились громкие аккорды революционной музыки. Вот только теперь ему казалось, что за этим шумом не только республиканцы не услышат переговоры роялистов, но и роялисты, в случае чего, не услышат приближение опасности в лице добровольцев национальной гвардии. - Судьба не любит, когда ее искушают до бесконечности. Он торопливо спрятал пистолет в складки плаща, и распахнул дверь в коридор. Нет, никого. - Сначала наверх, захватим мадам и… одного моего друга. А потом воспользуемся черным ходом, - прояснил де Вильнев диспозицию и, пропустив вперед сэра Перси, ободряюще опустил ладонь на плечо Мари Жерар. - Все образуется, мадемуазель. Ничего не бойтесь. Верьте мне. Ах, если бы то же самое он мог сейчас сказать Матильде или д'Ольме.
Шарлотта де Монтерей: От человека, который дважды спас ее и один раз чуть не пристрелил, эти слова прозвучали достаточно весомо. Вот только… Он был аристократом, роялистом-мятежником, и находиться рядом с ним было намного опаснее, чем мыть полы в каком-нибудь истинно республиканском доме. А еще, услышав про бумаги комиссара Рено, Бернар вдруг начал обращаться к ней, служанке из булочной, на «вы». Мари еще во время второй их встречи в салоне «Флер де Сите» догадалась, что он не республиканец (а ведь догадка была верной, и хозяйке салона удалось обмануть горничную только на время), так неужели и он теперь догадался… - О Господи! – не к месту вырвалось у девушки. Мужская ладонь на плече казалась обжигающей, но Мари сжала запястье Вильнева с пылом утопающего: - Вы же никому не скажете, месье?.. Прошу вас, не надо. Я буду помогать госпоже Блэкней и той, другой вашей знакомой, только не говорите никому!.. Мог ли выдать ее человек, который не просто пообещал ей спасение, но и собирался забрать с собой малыша Этьена? Достаточно случайной обмолвки, чтобы навлечь на нее подозрения, а ведь Мари уже успела убедиться, как сложно бывает определиться с тем, кому можно доверять. Если бы ей не удалось прочесть записку на столе Рено, Бернар и сейчас не знал бы, что среди его знакомых есть предатель… Пусть лучше все идет так, как идет, и совершенно ни к чему снимать спасительную маску.
Бернар де Вильнев: - Не скажу о чем? – не зная истинной причины страхов, охвативших бывшую служанку булочницы, Дюверже отнес их на счет ее неблаговидных в глазах роялистов взаимоотношений с комиссаром Рено. Конечно, он не скажет. Так же, как умолчал об откровениях Лютеции, предупреждавшей его, что Мари работает на КОБ, и раньше, оставляя в безопасном неведении де Басси и остальных. – То есть, не скажу, конечно же. Да не бойтесь же вы так! Пальцы девушки впились в его запястье, и мужчине стоило немалого труда разжать их, не причиняя Мари боли. - Не бойтесь, - ласково повторил Бернар, баюкая дрожащую девичью ладонь в своей ладони. – Никто ни о чем не узнает, обещаю. «Ума не приложу, как я это сделаю. Если учесть, сколько людей уже знает… И все же обещаю. Глупец!» Но как тут не пообещать, когда в голосе этого некстати запутавшегося в революции и контрреволюции ребенка столь явно слышна отчаянная мольба, и собственное сердце окликается на нее горячечно учащенным биением. - И все же было бы лучше, мадемуазель, если бы вы сами сказали мне всю правду, - не удержался от запоздалого укора де Вильнев. - А не вынуждали меня строить домыслы… Не всегда для вас безопасные. Я ведь чуть не убил вас. И как бы я потом жил на свете, а?
Шарлотта де Монтерей: - Вас бы мучила совесть, - согласилась Мари. Нежное рукопожатие Бернара вызывало желание довериться ему. Все равно имя гражданки Жерар в глазах революции отныне непоправимо запятнано. Какая теперь разница? Если им не удастся покинуть Париж, идти на эшафот лучше под собственным… При мысли об эшафоте в горле встал комок. От видения косого лезвия, нависшего над головой, бросало в дрожь. Но ведь выбор уже был сделан? Там, в Тюильри? - Я не знаю, с чего начать, - призналась девушка. – Родители погибли, наш дом сожгли. Что мне оставалось? Отец Антуан отправил меня в Париж, а здесь все то же самое… Дю Белле казнили, и я осталась совсем одна. Мне было очень страшно, и Дельфина решила, что я немного не в себе. Оставила меня в булочной… Ну как я могла признаться, кто я, если за мной в любой день могли прийти? Сейчас каждый день кого-то казнят, меня бы просто отвели в комитет и… Взгляд Мари на какое-то мгновение остановился. Ей уже приходилось видеть лица озверевшей толпы, и она хорошо представляла себе, что может чувствовать человек, стоящий на эшафоте в окружении праздных зевак, гадающих, много ли будет крови…
Бернар де Вильнев: Дю Белле? Еще одно важное, о котором он умудрился совсем позабыть. Мари ведь говорила ему, что раньше служила горничной в доме у дю Белле, но сейчас что-то не сходилось в торопливом девичьем рассказе. Или он просто неверно толкует то, что слышит? Зачем КОБу отправлять на эшафот горничную, пусть даже горничную врагов республики. И зачем простой горничной скрываться? Или… Родители погибли, дом сгорел, она уехала в Париж к… родственникам матери? От охватившего его изумления, Дюверже резко остановился. И так же резко дернул Мари за руку, разворачивая ее к себе и напряженно вглядываясь в ее лицо. - Шарлотта? – тихо спросил он, все еще не веря. – Шарлотта де Монтерей? Невозможно. Немыслимо. Опять ложь, двойная игра, липкое прикосновение паутины, что плетет вокруг доверчивых роялистов неутомимый революционный паук комиссар Рено. Дочь маркиза де Монтерея – агент КОБа? Боже всемогущий, просто в голове не укладывается. И все же в глубине души де Вильневу хотелось безоглядно поверить Мари. В этой хрупкой девушке всегда было что-то, смущавшее его с самого первого их знакомства. Что-то, что высмеял бы любой патриот-республиканец, убежденный в том, что все люди рождаются равными, и, если с герцогини сорвать драгоценности и обрядить ее в лохмотья, ни одна живая душа в таком виде не отличит ее от прачки. Рождаются, может быть. И все же воспитываются по-разному. Будь оно иначе, ищейки Комитета не угадывали бы «бывших» так легко, даже в обносках, даже с поддельными документами. - Это правда? Правда, что вы дочь маркиза де Монтерея? «Так вот, значит, почему Мари Жерар, - запоздало сообразил барон. - Жерар Анри д`Аркур – это ведь имя ее отца».
Персиваль Блекней: Баронет Блекней не успел намного обогнать своих спутников, да и привычка мимоходом прислушиваться к чужим разговорам на этот раз сослужила ему недурную службу. - Простите? – англичанин обернулся почти так же резко, как до того остановились посреди коридора его спутники. – Что за имя вы назвали, господин Оливье? Вы не поверите, но оно хорошо мне знакомо. Il mondo poco! Мир так тесен, как говаривали древние. Сэр Перси бросил на девушку заинтересованный взгляд. Неужели это та самая «картина», о безопасности которой так ратовали его высочество? Неожиданно. Весьма неожиданно. Если судить по возрасту, сомнительная горничная, предложенная КОБом его жене, вполне могла бы оказаться дочерью Жерара Анри. Что касается остального… О, судьбы человеческие сплетаются порой весьма причудливо. Тем более в такие трагические времена, как познала ныне Франция.
Шарлотта де Монтерей: - Откуда вы знаете? – отшатнулась девушка, безуспешно пытаясь высвободиться из рук сероглазого. Можно заподозрить в ней «бывшую», но отгадать имя, которого она не называла? Ей вдруг показалось, что после стольких месяцев существования в скромном образе служанки она все-таки попала в расставленную ловушку, и осознание того, что капкан выглядит слишком сложно для комиссара Рено, пришло не сразу. Возглас «торговца» заставил Шарлотту перестать вырываться. Даже если бы Бернар ее отпустил, бежать было некуда. - Вы же только что обещали мне молчать! – в голосе Мари слышалось отчаяние. Ее инкогнито было раскрыто окончательно и бесповоротно. Наверное, то же самое чувствует человек, с которого посреди улицы срывают последнее платье.
Бернар де Вильнев: - Я не обещал. То есть, я обещал не это, - окончательно смешался Дюверже, принимая испуганное «Откуда вы знаете?!» за признание. Особенно убедительное оттого, в каких обстоятельствах и каким странным образом оно было сделано. - Мари… Шарлотта, пожалуйста, выслушай меня. Я видел вашего отца… Две недели назад. В Вандее. Он ищет вас. Гибель семейства дю Белле на гильотине лишила нас последних следов вашего пребывания в Париже, но маркиз все же не терял надежды. Вам больше не нужно бояться, и не нужно таиться, понимаете. Я не враг вам, наоборот, ваш отец просил меня по возможности разузнать, что с вами случилось. Когда вы сказали мне, что служили в доме дю Белле, я подумал, что вы могли что-то знать про Шарлотту. Забавно, правда? В надежде расспросить вас про вас же я вернулся в булочную, и появился как раз тогда… Ну, не важно. Я должен был… я собирался поговорить с вами раньше, просто не успел. Но раньше вы бы и не признались, так ведь? Потом еще Рено, и уверения Лютеции, что вы работаете на КОБ и шпионите за леди Блекней… Мне было страшно встречаться с вами, потому что тогда мне пришлось бы убить вас. Боже мой, несколько минут назад я ведь едва не спустил курок. От волнения барон сделался просто феерически разговорчив, чего обычно за ним не водилось. - Простите меня, мадемуазель де Монтерей, я столь неосмотрительно подвергал вашу жизнь опасности! Де Вильнев ничего не ответил англичанину, - все и так было ясно, - лишь скользнул по лицу Алого Первоцвета задумчивым взглядом. Баронет знаком с маркизом де Монтереем? Вполне возможно, ведь д`Аркур, как и многие аристократы, сначала эмигрировал а Англию. И вернулся в Вандею всего несколько месяцев назад.
Персиваль Блекней: - Если вы позволите мне высказать мои pro et contra, - вновь вклинился в разговор баронет Блекней, если и считавший скромность украшением джентльмена, то в жизни все же предпочитавший обходиться без оного, - то я замечу, что эта ваша Вандея – далеко не самое подходящее место для прелестницы, которой стоило бы блистать в Карлтон-Хаус. «Оливье» упомянул, что маркиз де Монтерей сейчас во Франции, принц, помнится, говорил сэру Перси то же самое, но разве это повод тащить в охваченную войной провинцию дочь его светлости? - Вы ведь не собираетесь увезти это милое дитя куда-нибудь в Сомюр или Нант, - брови англичанина театрально надломились, подчеркивая терзающие его сомнения в разумности подобного выбора. – Прямиком под пули наших... Ах, нет, скорее все же ваших синих друзей. А вот в Лондоне по достоинству оценят общество бель де Монтерей, готов поручиться вам в этом.
Шарлотта де Монтерей: - Я не сержусь, - совершенно потерянно заверила Бернара девушка, находясь на грани обморока. Выходит, все это время отец был жив… Все это время! - Боже мой. Что вы такое говорите… Теплая ладонь роялиста оставалась единственным признаком реальности происходящего. - Значит, отец просил вас меня найти? А вы… - у Шарлотты вырвался нервный смешок. – Лютеция не солгала вам, месье, Рено действительно хотел, чтобы я шпионила за леди Блекней, только я не сделала ничего из того, о чем он просил. А вам, значит, не хотелось меня убивать… Девушка была уверена, что сейчас либо разрыдается, либо рассмеется. Для того, чтобы определиться, не хватало самой малости. Англичанин вмешался очень вовремя. - Какой Карлтон-Хаус? – Мари воззрилась на него огромными темными глазами и даже отступила на шаг, оказываясь еще ближе к Бернару. Она еще не забыла о том, как «торговец» пытался обвинить ее в воровстве, и в целом доверяла ему намного меньше, чем вандейцу. - Мой отец жив и во Франции… Я хочу к нему.
Персиваль Блекней: - Вот видите, что вы натворили! – с убедительностью первосортного трагического актера воскликнул сэр Перси. Упрекая одновременно и Мари-Шарлотту в том, что она так некстати перестала быть «просто горничной» и превратилась в дочь маркиза, и вандейца, который явно поспешил с радостной новостью о том, что отец мадемуазель жив и вернулся домой для того, чтобы ввязаться в контрреволюционное восстание. - A word spoken is past recalling! От цепкого взгляда баронета не укрылось, как трогательно мужчина и девушка, роялист и дочь роялиста держатся за руки. «Ах, кажется сословное единство тут абсолютно не причем, – про себя вздохнул деятельный англичанин, предчувствуя очередные осложнения в судьбе Шарлотты де Монтерей. - Видно, мне придется расхваливать красоты Лондона не мадемуазель, а месье. Поистине, труднее всего уговорить людей не совершать глупости!» - Дитя мое, вы хотите увидеть отца, а он, я уверен, предпочел бы видеть вас в безопасности. Иногда это не одно и то же, но… С вашего позволения, вернемся к этому разговору позже, друзья мои. Сейчас, полагаю, никто из нас не в безопасности.
Бернар де Вильнев: - Вы правы, поговорим позже, - согласился де Вильнев, с трудом задушив в себе поднявшее было голову чувство неприязни к англичанину. Он с радостью отправил бы в Англию кого угодно, мадам де Ларош-Эймон, баронессу де Людр, даже сорванца Летуша. Но Шарлотта… Шарлотта заслужила право увидеть своего отца. Именно потому, что в Вандее идет война, и маркиз де Монтерей туда не поразвлечься приехал. Безопасность – это важно. И все же это далеко не все, чего может желать человек. Слушая цветистые рассуждения сэра Перси про Карлтон-Хаус и пожеланиях английского принца, Бернар так и не выпустил дрожащую девичью ладонь из своей ладони. Перед глазами его с неожиданной яркостью промелькнула двухнедельной давности сцена в Шатийон-сюр-Севр. Матильда уверяла барона, что обязательно отыщет дочь маркиза, а он сам говорил ей, что это невозможно, и надеяться им стоит лишь на чудо. И вот теперь он держит Шарлотту де Монтерей за руку, а Матильда… Матильду ждет гильотина, если они не предпримут что-нибудь. И как можно скорее. - Идемте. Все еще вверх, и направо, - сухо напомнил Дюверже баронету Блекней. – Именно там вы отыщите даму, которая в первую очередь нуждается в вашей помощи.
Эмильен де Басси: Граф де Басси предпочел не вмешиваться в разговор соратника с незнакомым мужчиной и приведшей его во «Флер де Сите» девушкой. Хоть и Эмильена и снедало любопытство, вместе с предчувствием дурных новостей. Проследив за тем, как Лютеция упорхнула учить республиканцев музицировать, и страдальчески поморщившись про звуках ненавистного «Дело пойдет», роялист позволил себе убедиться, что на эти звуки не явились синие мундиры. Ни национальных гвардейцев, ни толпы в красных колпаках, воинственно окружающей салон, де Басси не обнаружил, значит, паниковать было еще рано, хватать в охапку мадам де Ларош-Эймон и скоропалительно исчезать – тем более. Он переместился в коридор, рассеянно размышляя о том, почему задерживаются их друзья, и о том, стоит устраивать Вильневу встречу с представителями жирондистов тут, во «Флер де Сите», или умнее подыскать для этой встречи менее заметное и более спокойное место. И, наконец, долготерпение графа было вознаграждено появлением Дюверже с двумя спутниками. - Что-то случилось, Оливье? Другого вопроса очень бледное лицо вандейца и его хмуро сжатые губы просто не предполагали. Поэтому галантное: «Рад видеть вас в добром здравии, мадемуазель Мари» Эмильен предпочел приберечь до лучших времен. Что до элегантного спутника девушки, барону придется познакомить их без всяких дополнительных напоминаний.
Бернар де Вильнев: У Вильнева не оставалось уже сил как-то подсластить горькую пилюлю дурных новостей, которой его самого попотчевали сэр Перси и Шарлотта. - Наши люди попали в засаду. Де Латур и Мобрей убиты, д’Ольме и Матильда арестованы. Нам придется покинуть нынешнее убежище, и как можно скорее. Оно ненадежно. Вандеец страдальчески потер висок. - Немедленно, граф. Не потому, что я думаю, что шевалье или баронесса способны на предательство, но… Он замялся, все еще не желая делиться с де Басси своим знанием о странных взаимоотношениях Мари Жерар и комиссара Рено. - И, да, вот это… Тот самый англичанин. Бернар коротко кивнул на умудряющегося сохранять лоск салонной галантности в любой ситуации баронета. - Ему удалось вырваться от республиканцев. Что и не удивительно, он ведь неуловим. – Возможно, Алый Первоцвет и не заслуживал подобной иронии, но выдержка роялиста за последние полчаса подверглась слишком серьезным испытаниям. – Так что он явился предупредить нас о случившемся. И он же обещает помощь в деле мадам де Ларош-Эймон.
Персиваль Блекней: - Мое почтение, месье де Басси, - изящно откланялся баронет. Не скрывая того факта, что он узнал человека, которому его, пусть и не в самой любезной форме, рекомендует «Оливье». Граф де Монфре и его организация успели уже приобрести некоторую известность, в том числе и за проливом. Более того, именно этого человека называли сэру Перси, как «полезные связи» в делах, которым занимался он сам. Сейчас «полезные связи» выглядели не лучшим образом. Но и новости, признаться, слишком дурны, чтобы встречать их беспечной улыбкой. - Искренне сожалею об обстоятельствах, сопутствующих нашему знакомству, - добавил англичанин. - Но все же надеюсь, что совместно мы сможем успешно противостоять им.
Эмильен де Басси: Эмильен стоически проглотил ругательство. Единственное, что обнадеживало его сейчас: и д’Ольме, и баронесса де Людр – приезжие. Они не смогут выдать никого из столичных роялистов хотя бы просто потому, что никого в Париже не знают. Но вряд ли этот аргумент порадует де Вильнева. - Такое ощущение, что мой портрет вывешен в Хэмптон-Корте, - буркнул граф в ответ на приветствие создателя ставшей уже легендарной Лиги Алого Первоцвета. – Если вы, сэр, намерены завести светскую беседу о здоровье моей сестры и сына, то… Отложим до лучших времен. Распахнув дверь в комнату, что стала временным пристанищем Антуанетты-Франсуазы, и под дверями которой де Басси дожидался возвращения Дюверже, он коротко приказал: - Собирайтесь, мадам. Хотя какое к черту «собирайтесь», все, что есть сейчас у бедной женщины, платье, чепец и потрепанный платок. - Я сделаю все, что смогу, Бернар, - пообещал граф, пока бывшая фрейлина ее величества растерянно металась по комнате, собирая cвои нехитрые пожитки. – Обещаю вам. Задействую все связи, которые у меня есть. Не падайте духом, барон. Кое-что я все же могу. Даже по нынешним временам.
Бернар де Вильнев: Дюверже молча пожал графу руку. Оцепенение мыслей, охватившее Бернара после известия об аресте его друзей, прошло, и теперь в голове его роились обрывки планов по спасению д’Ольме и Матильды из Консьержери, один другого фантастичнее. Все это нужно было обсудить с де Басси, но не сейчас, позже, когда все они будут в безопасности. - Я готова, - сдавленным голосом сообщила Антуанетта-Франсуаза, сделавшись при этом белее мела. - В таком случае, позвольте вашу руку, мадам. Речь шла даже не о галантности, у барона были серьезные сомнения на счет того, что бедная женщина сможет добраться хотя бы до черного хода без посторонней помощи. - Мадемуазель пойдет с нами, - де Вильнев кивнул на Шарлотту. Он ничего не успел объяснить Эмильену, и к тому же, кажется, связан словом, данным девушке. Поэтому графу придется поверить ему без всяких объяснений. – И… останется с нами, - заключил вандеец, уже тоскуя по волнующему теплу девичьей ладони, которое он вынужден был променять на ледяные и дрожащие от волнения пальцы мадам де Ларош-Эймон, намертво вцепившиеся в его руку. Разом замолчав, - все важное было уже сказано, - трое мужчин и две женщины миновали скрипучий полумрак лестничного пролета, а затем кухню, где привычно пахло сдобой и живописной горкой громоздились аппетитные «корзиночки с кровью буржуа». А еще через несколько минут теплый майский ветер дохнул им в лицо обманчивым ощущением свободы и лепестками отцветающих яблонь.
Эмильен де Басси: - Дойдем пешком до площади Карусели, - в полголоса пояснил де Басси. – Там возьмем фиакр. Извозчика зовут Жильбер, и он будет нем, как могила. Прокатимся в предместья. У меня припасен небольшой уютный домик на Нотр-Дам-де-Шан. Семейство, которому он принадлежал, эмигрировало в Австрию, дом был конфискован и продан с молотка. Я купил его через подставных лиц. Соседи не любопытны, к тому же они не знают «новых хозяев» в лицо, и проглотят, что угодно. Мадам, мадемуазель, глядите бодрее, дом с садом - небывалая роскошь по нынешним временам. Он вам понравится… К тому же, надеюсь, это не надолго. Граф наградил их английского спутника многозначительным взглядом. Сам Эмильен приободрился, едва уши его перестали терзать революционные песнопения. «Флер де Сите» был недурным убежищем, но постоянное соседство республиканцев испортит кровь кому угодно. Они, кажется, не предупредили о своем исчезновении Лютецию. Или предупредили? Вильнев вполне мог это сделать. Жильбер оказался кряжистым малым, по самые брови заросшим жесткими, как свиная щетина, черными волосами, на которых каким-то чудом держался поношенный красный колпак. Внешность, однако, обманчива. По знаку графа, он подкатил ему и его спутникам экипаж, весьма предусмотрительно крытый. И обменявшись парой тихих фраз с де Басси, повез роялистов в предместье Сен-Жак.
полная версия страницы