Форум » Париж. Город » "У кого что болит, тот о том и говорит", 28 мая, вечер » Ответить
"У кого что болит, тот о том и говорит", 28 мая, вечер
Альбер Рено: Время: 28 мая, ранний вечер Место: Рю Паради, затем улицы Парижа Участвуют: комиссар Рено, Лютеция Флер-Сите
Ответов - 20
Альбер Рено: Когда комиссар Рено окончательно разобрался с дневными делами, на Париж опускался ранний вечер. Новостей от сержанта и его людей, оставленных в церкви Святого Рока, пока, к добру ли, к худу, не было. Ждать каких-либо известий от Мари Жерар было еще рано. Нога комиссара после долгих дневных хождений (в особенности прогулки по катакомбам) разболелась не на шутку, и Альбер невольно вспомнил о докторе Бонневиле, любезно «рекомендованном» ему гражданкой Террей. Мужчина задумчиво глянул на часы. «Время для визита к врачу вполне подходящее. Тем более, что пациенты к эскулапам имеют обыкновение являться в любое время дня и ночи». Губы Рено тронула едва заметная ироничная улыбка. «Так же, как и представители КОБа, - думал в эту минуту республиканец. – Врачи и палачи, все мы врачеватели, только первые врачуют язвы телесные, а последние - язвы на теле общества». Покинув Тюильри, Альбер без труда поймал извозчика на Сен-Никез и распорядился везти его на Рю Паради. На этом везение комиссара закончилось. Вдова Лавинь, с боязливым сожалением оглядев очередного нового пациента (по мнению мадам последнее время к доктору зачастили молодые мужчины, совершенно не выглядевшие больными. Но в эти смутные времена она предпочитала держать это мнение при себе), поведала Рено, что гражданина Бонневиля нет дома, он совершает обход пациентов, и она затрудняется даже предположить, когда ее квартирант вернется. Комиссар поморщился. Эдак ожидание, если он рискнет в него ввязаться, может затянуться до поздней ночи. Пожалуй, он все же не настолько болен. - В таком случае я заеду к доктору Бонневилю завтра, гражданка, - подумав, решил Альбер, и сопровождаемый по пятам вдовой Лавинь, захромал вниз по лестнице. На лестничной площадке тем временем уже раздавался стук дверного молотка. Наверняка еще один бедолага, не вовремя захворавший.
Лютеция Флёр-Сите: Графомана на гильотину Вечер, тонким покрывалом спустившийся на гудящий, как разбуженный улей, Париж, застал Флер-Сите врасплох. Дневные дела, связанные с работой и устройством салона заняли почти все время и, когда в конец утомленная женщина, наконец, поднялась к себе, усталость тяжелым камнем навалилась на ее хрупкие плечи. Как подкошенная Лютеция рухнула на свою постель, даже не сняв платья и не скинув с ног узкие туфли. Заснула она легко, но сон женщины тревожило удушье, холодной змеей скользившее по ее груди. Рыжеволосая соблазнительница вздрагивала во сне, то и дело, хватаясь за шею, стремясь освободиться от пут, в одночасье сковавших ее измученное тело своими стальными оковами. Под смеженными веками вставали образы, видеть которые на яву, Лютеция вовсе не желала. …Кровь, багряным потоком струилась по мощеной улице, пачкая серые камни алым соком, когда-то питающим жизнь, а теперь являвшимся лишь напоминанием о бренности бытия. Как полноводная река, она стремилась покрыть все, что попадалось на ее пути. Если ступить туда, то она утащит за собой, зальет в уши, рот и глаза. Она утопит, как жестокосердная мать, топит в корыте для белья своего не желанного ребенка… Уличный крик разбудил Лютецию. Будто фурия вскочила она с кровати и со злостью захлопнула створку окна, чуть было, не разбив стекло. - Черт подери, - прошептала женщина, прижав ладонь к губам. Горячая волна, поднявшаяся в ее груди, заставила согнуться чуть ли не пополам. Женщина тихо вскрикнула и сползла на пол. Ожидая, когда приступ пройдет, Флер-Сите сделала пару глубоких вздохов и закашлялась, еще более погружаясь в ту боль и дрожь, что нестерпимо начала терзать ее вслед за обжигающей волной. « Вот сейчас.… Еще немного.… Ну же! Черт меня побери!» Было ли это пустым увещеванием или наоборот, желанием придать себе сил? Как бы то не было, спустя короткое время Лютеция поднялась с пола и слегка дрожащим, но уверенным шагом подошла к зеркалу. Оттуда на нее глянул бледный призрак в окружении пламени. Только спустя пару минут Флер - Сите, наконец-то осознала, что эти чуть ввалившееся бледные щеки, равно как и густо пламенные кудри, падающие на вспотевший лоб, принадлежат не кому-нибудь, а ей. И надо сказать, что это открытие особой радости ей не доставило. Кое-как приведя в порядок свою разлохмаченную прическу, женщина потянулась за колокольчиком. Мелодичный звон раздался в тишине, унося с собой последние крупицы страха и слабости. - Мадлон, где тебя черти носят? – этими словами встретила Лютеция Флер-Сите свою служанку, когда та, наконец-то соизволила появиться на пороге комнаты хозяйки. Девушка пролепетала нечто, что, по ее мнению должно было послужить оправданием опозданию, но эти робкие фразы не в коей мере не удовлетворили разгневанную хозяйку. - Хватит мямлить! Мне надоело это слушать каждый раз… Лучше, помоги мне одеться. Принеси новое платье. И теплой воды для умывания. Ну же, дура ты несчастная! Сколько мне раз нужно тебе повторять! Мадлон упорхнула, спеша исполнить приказание разгневанной госпожи. Только тогда, когда звук шагов девушки смолк, Лютеция повернулась к окну и распахнула створки. Прохладный вечерний ветерок, подхватил выбившиеся из прически кудри и заиграл с ними, наслаждаясь их шелковистым блеском. Флер-Сите попробовала глубоко вздохнуть, но вновь закашлялась… Спустя пол часа, Лютеция уже выходила из коляски, остановившейся прямо у не большого дома на Рю Паради. Флер-Сите быстро, как это было свойственно ее порывистой натуре, выпорхнула на мостовую и, сунув вознице необходимую плату, поспешила к конечной цели своего путешествия. Здоровье, на которое она, бывшая уличная девка, до болезни не обращала ровным счетом никакого внимания, теперь стало занимать ее все больше и больше. Это рвение было вызвано не желанием жить. Что за смешная причуда, мой читающий гражданин! Страх потерять силу, для того, что бы сделать то, что еще не сделано. Вот то, что занимало Лютецию Флер-Сите в данный момент. Именно этот страх, направил легкие стопы рыжей сильфиды на Рю Паради, в обитель доктора Бонневиля. Откинув тонкую вуаль с побледневшего лица, Флер - Сите протянула руку и, обхватив толстую рукоять дверного молотка, стукнула по начищенной жестяной пластине. Послышались шаги, дверь распахнулась навстречу страждущей, явив перед медовыми очами лицо того, с кем она столь недвусмысленно провела вчерашний вечер. Замешательство на лице Лютеции сменилось привычной хитрой улыбкой. Женщина умышленно сделала шаг назад, изображая не то испуг, не то смущение и тихо произнесла: - О.… Вот уж никак не думала, не гадала…
Альбер Рено: Комиссар был удивлен не меньше. – Люте-еция, - протянул он, черным, почти демоническим силуэтом возвышаясь в дверном проеме на пути грешницы к спасению в лице Бонневиля, с его настойками и микстурами. – Так-так… Когда ты успела приболеть? Надеюсь, ничего серьезного? Рено сполна наделен был тем типом подозрительности, что принято называть ныне революционной бдительностью, а врач, проживающий в квартире на Рю Паради, интересовал Альбера не только как медик, способный принести облегчение разбитому комиссарскому колену, но и как «бывший», чья биография нуждалась в уточнении, а знакомства – в проверке. Что спрашивается, гражданка Флер-Сите, еще поутру по мнению Рено совершенно здоровая, вечером делает на пороге этого дома? – Приходите завтра, граждане, - предложила тем временем вдова Лавинь, испытывающая дискомфорт при виде открытой двери. Времена нынче неспокойные, на улицах полно сброда, двери держать бы на замке, да с квартирантом-врачом разве запрешься.
Лютеция Флёр-Сите: Мысленно посылая ко всем чертям не кстати пропавшего доктора Бонневиля и, столь же не кстати, оказавшегося на ее пути гражданина Рено, Лютеция продолжая криво, почти вызывающе улыбаться, пропела: - Порой даже мы не знаем о наших скрытых недугах, не так ли, гражданин комиссар? Бросив последний взгляд на обеспокоенное лицо квартирной хозяйки, на котором даже не самый проницательный взгляд, угадал бы желание поскорее избавиться от подозрительных гостей, Флер-Сите повернулась и, придерживаясь одной рукой за перила, стала медленно спускаться вниз. Недавняя бодрость вновь сменилась приступом недомогания. Кружилась голова, к горлу подступал сухой, раздражающий кашель, который Лютеция старалась сдерживать, как могла. Встреча с Рено не добавила рыжеволосой владелице салона не капли радости в ее и не без того весьма грустное настроение. Вереница назойливых вопросов тут же закружилась в ее рыжей головке. Что комиссару понадобилось у Бонневиля? Виделись ли они или почтенного эскулапа действительно нет дома? Лжет ли хозяйка, говоря, что доктор отсутствует или говорит правду? Слишком уж подозрительными выглядели визиты подобных лиц, как комиссар Рено, к таким людям как доктор Бонневиль. Лютеция готова была побиться об заклад, что здоровье комиссара здесь совсем, ну или почти совсем, не при чем. Дело было в другом. Только вот в чем? Об это нужно подумать… «Как только голова прояснится», - сказала себе Флер-Сите, остановившись на последней ступеньке лестницы. Голова проясняться не желала, словно в насмешку заставляя женщину поверить в то, что перед ее глазами водят хороводы разноцветные мошки. В данный момент Лютецию волновали несколько отвлеченные от революционных дел, но при этом не менее жизненно важные вопросы: как спуститься с лестницы, пройти квартал, нанять там извозчика и доехать до дома и при этом постараться не потерять сознание от переполнявшей ее слабости? Все остальные вопросы вполне естественно отошли на второй план.
Альбер Рено: – КОБ знает все, - двусмысленно пошутил Альбер в ответ на расплывчатый ответ гражданки. – Или, во всяком случае, стремится к этому. Собственная хромота и связанные с ней неудобства помешали комиссару присмотреться к неуверенности, с которой обычно легкая, как подхваченный ветром лист парижского платана, Флер-Сите сегодня спускается по лестнице. Однако когда женщина остановилась со странной рассеянной растерянностью во взоре, Рено пришлось припомнить канувшие в лету вместе со старым режимом правила галантности. – Я, кажется, свободен весь остаток вечера. Неожиданно. Проводить тебя до дома, Лютеция? До твоего или… до моего? На самом деле комиссар даже сейчас был корыстен. И дело было отнюдь не в желании повести сегодняшнюю ночь так же «по-человечески», как он провел вчерашнюю. Разговор с мальчишкой в церкви породил в голове мужчины некоторые не самые приятные вопросы, ответы на которые ему очень хотелось заполучить. К сожалению, дергать сейчас Мари Жерар никакой возможности не было, девушка только-только начала обживаться в новом качестве служанки леди Блэкней. А вот Лютеция неожиданно удачно оказалась рядом.
Лютеция Флёр-Сите: Даже слабость и головокружение, мешавшие Лютеции нормально воспринимать действительность, не смогли погасить хитроватый огонек в ее медово-карих глазах. Искоса посмотрев на стоящего рядом мужчину, Флер-Сите хмыкнула и немного утомленно произнесла: - До дома, Альбер, разумеется, до дома, - она сладко улыбнулась, и чуть помедлив, добавила тоном, в котором явственно читалось «хорошенького понемножку»: – До моего… Разумеется, она была не против продолжить столь приятно начатое вчерашнее «знакомство» с жилищем Рено, но только не в таком состоянии как теперь. Это было бы и глупо и опасно. Когда тело не подчиняется тебе и бунтует, как самый ревностный и жестокий революционер, весьма не безопасно пускаться в двусмысленные ночные приключения. - Я совсем не против пройтись пешком, тем более что вечером не так жарко, как днем, - продолжила она с наигранной веселостью, поймав взгляд Альбера. Явив взору мужчины бледное, осунувшееся лицо с горящими глазами, Флер-Сите не дожидаясь приглашения комиссара, взяла его под руку. - Только, сделай уж милость, комиссар Рено, держи меня покрепче, потому, что мне действительно дурно, что бы ты там не думал. Она подмигнула ему, радуясь тому, что проведенной вместе вчерашней ночью, по крайней мере, может оправдать свой сегодняшний фривольный тон. Женщина еще не до конца определилась, права ли она в том, что демонстрирует Рено свою слабость или же подобными действиями, сама же заманивает себя в ловушку. По крайней мере, ясно сейчас было одно – подлинность недомогания гражданки Флер-Сите не поддавалась сомнению.
Альбер Рено: Едва ощутимая дрожь женских пальцев, вцепившихся в его локоть, в совокупности с бледностью и лихорадочным блеском в глазах женщины, кажется, убедила Альбера, что Флер-Сите не кокетничает. – Да ты и правда больна, Лютеция, - с легким беспокойством в голосе подытожил он, бережно поддерживая своего агента? любовницу? Под руку. – Вот некстати. Как это тебя угораздило? Про «некстати» можно было и не упоминать, болезни кстати не случаются, и переломные моменты истории (коим можно было считать становление французской республики) не избавляют граждан от банальной простуды. – Что ж, раз ты так хочешь, прогуляемся. Рено не мог даже припомнить, когда он вот так просто прогуливался, с женщиной ли, с приятелем, или просто в одиночестве, для души. Привычка к отдыху у комиссара совершенно не выработалась, даже вчерашнее эротическое приключение с Лютецией начиналось, как доклад осведомительницы. Что ж, почему бы не продолжить в том же духе? – Вчера я забыл спросить тебя кое о чем, - как бы между делом заметил мужчина, пока они двигались вдоль притихшей, но все еще респектабельной Рю Паради. Предусмотрительно украсившей себя трехцветными бантами и флагами. – Не возражаешь, если я удовлетворю свое любопытство сегодня?
Лютеция Флёр-Сите: На вопрос Рено «как ее угораздило» Лютеция ответила лишь небрежным взмахом руки, призванным продемонстрировать беспечное легкомыслие той, кто и не задумывается над такими суетными вещами как простуда и инфлюэнция. О, если бы это было действительно так…. Флер-Сите с радостью многое отдала бы за подобный подарок судьбы. Однако желанное здоровье улетучилось, как улетучивается аромат вина из старой бутыли, позволяя времени превратить его остатки в горький уксус. Хватаясь за руку Рено, Лютеция наконец-то ощутила хоть какую-то уверенность в ослабевших членах. Не важно, что принадлежала она вовсе не ей, а этому пышущему здоровьем мужчине, к которому рыжеволосая хозяйка салона сейчас испытывала какое-то странное чувство, похожее не то на ревность, не то на зависть. Этот обжигающий коктейль чувств, пробудил в душе женщины невольную злость. Он шел, не смотря на хромоту, уверенно ступая вперед, его широкая грудь, всю красоту которой, Лютеция смогла в полной мере оценить прошлой ночью, мерно вздымалась и опускалась в такт дыханию, такому же сильному, как и его горячая рука, лежащая на ее маленькой и холодной как лед кисти. Весь внешний вид Альбера Рено, даже взгляд глубоко посаженных темных глаз, говорил о том, чего Лютеции Флер-Сите так не хватало – о здоровье и силе духа. Ведь сама она считала себя такой слабой! Не смотря на то, что после каждого поражения, Лютеция возрождалась из пепла, как птица Феникс, женщина постоянно боялась того, что вот-вот и наступит ее последний час. А он все никак не наступал.… Пока… Усилием воли Флер-Сите заставила себя отбросить мрачные мысли и вернуться в настоящие, которое благодаря свежему воздуху вечерней улицы и относительной тишине Рю Паради, мало-помалу перестало быть таким невыносимым. Эта прогулка рука об руку с мужчиной, показалась бывшей гетере смешной и, отчего-то, трогательной. Просто не дать, не взять счастливая супружеская пара буржуев! Вот только по лицу комиссара, а особенно по его выправке и пронзительному взору, никак нельзя было предположить о возможном буржуазном происхождении. Равно как и по пламенеющим локонам самой Лютеции, глядя на которые кое-кто мог бы заподозрить об услугах умелого куафера. А так же по улыбке, двусмысленно растягивающей уголки ее тонких губ. Впрочем…. Кого сейчас волнуют такие мелочи! Рено задал ей вопрос, Флер – Сите кивнула, соглашаясь дать ответ, и приготовилась слушать, гадая про себя, что же такое может интересовать комиссара КОБа на этот раз.
Альбер Рено: - Мари Жерар, - с готовностью продолжил комиссар, получив от женщины разрешение говорить, в котором на самом деле он ничуть не нуждался. – Когда она явилась к тебе после погрома, она ведь пришла не одна. С кем? Кто привел ее в салон? На этот раз внутреннее беспокойство, охватившее мужчину, хоть и незаметно было в ровном голосе Рено, чувствовалось в напряжении его руки, поддерживающей Лютецию. «Вильнев, черт бы тебя побрал, я думаю о тебе чаще, чем о грядущем восстании или об Алом Первоцвете, голову которого так желает заполучить КОБ. И уж куда чаще, чем о девчонке – дочери маркиза, которую мне поручили разыскать. А должно быть совсем наоборот…» С другой стороны, неведомая Альберу Шарлотта де Монтерей вряд ли могла привести его к нелицеприятному отчету перед революционным трибуналом так же верно, как бывший барон и капитан, имеющий обыкновение использовать свое внешнее сходство с комиссаром и его документы в своих, идущих кардинально в разрез с интересами республики, целях. – Ты видела этих людей или человека? Или, быть может, кто-то из твоих работников с ними разговаривал. Мне важна любая мелочь, - вынужден был признать Альбер, чей тон едва не стал просительным. Он дорого дал бы за любую зацепку, любую улику, любую ниточку, ведущую по следу некстати деятельного гостя из Вандеи.
Лютеция Флёр-Сите: Чуть помедлив, изображая не то задумчивость, не то рассеянность, Лютеция ответила: - Да… Я видела. Двое граждан. Мне кажется, я их где-то уже встречала, до этого случая, хотя не помню где именно…. Может быть даже у меня в салоне. Однако в тот раз, они были столь же чумазы и напуганы, как и сама Мари. Я бы их даже на порог не пустила, не окажись в их руках столь лакомая добыча, как гражданка Жерар. Надеюсь, столь скудная информация тебе хоть как-то помогла?– Флер-Сите приподняла подбородок и заглянула комиссару в глаза, тая усмешку в глубине зрачков, – В следующий раз я буду куда внимательней, гражданин Рено. Непременно свяжу и оставлю сидеть в холодной кладовой, до прояснения ситуации… Флер-Сите отвернулась от комиссара и принялась возиться с узлом легкого шарфа, пытаясь распутать маленький комочек воздушной ткани. В голове не стройной вереницей возникали образы совсем еще недавнего прошлого. Кухня, чашка с теплым молоком, от которого ее, бывшую малышку Флер де Сите, уже тошнило и фигура Ривье, стоящего в дверях с полотенцем, перекинутым через руку. Его голос эхом отдавался в маленьких ушках хозяйки салона: « Пришла та девушка… Вчерашняя.… Не одна.… С ней двое граждан, и они, похоже, побывали в переделке…». Сквозь ресницы, Лютеция искоса наблюдала за Рено. От женщины не ускользнуло то беспокойство, которое комиссар искусно пытался скрыть под холодным равнодушием. Ямочки в уголках губ Флер-Сите сделались чуть глубже, отчего ее извечная хитрая улыбка приобрела оттенок легкой насмешки.
Альбер Рено: – Не помогла, - Альбер нахмурился, явно не оценив шутки собеседницы. – В следующий раз не забывай, чем ты обязана великодушию республиканского трибунала. Рука мужчины, до этого почти любезно поддерживающая Лютецию, внезапно до боли сжала ее локоть. Желание согнать многозначительную усмешку с бледного лица бывшей маркизы и бывшей гетеры было почти физическим, хоть в конечном итоге комиссар все же предпочел действовать словами, которые, как известно, ранят вернее. – Ответы «кажется, но не помню, где» меня не устраивают. Они не стоят той снисходительности, что КОБ проявляет к существованию «Флер де Сите»… Женщины, что привел с собой «маркиз», еще у тебя? – Рено резко сменил тему, пытаясь подавить приступ внутреннего раздражения от того, что всерьез беспокоящая его тема для Лютеции оказалась бесполезной, ничего не значащей мелочью. «Кажется, я их где-то уже встречала»… Это зацепка, или просто отговорка по случаю, когда сказать нечего? Где она могла ранее встречать Мартена (или Вильнева)? – Они с кем-то встречаются, их кто-то навещает? Что они собираются делать, что планируют? – продолжал выспрашивать комиссар, хотя интересовало его сейчас совсем не это.
Лютеция Флёр-Сите: Слова «не забывай, чем ты обязана великодушию республиканского трибунала» вызвали у Лютеции чувство раздражения. Она поморщилась и попыталась высвободить свой локоть из цепких крепких «объятий» комиссара, однако это оказалось не таким простым делом. Рука мужчины, будто железные щипцы палача, несла боль, от которой в уголках глаз Флер-Сите даже появились слезинки. - Отпусти меня.… Пусти, Альбер. Пожалуйста! Дыхание женщины снова сбилось. Она закашлялась и, прижав свободной рукой, тонкий надушенный платок к губам, еще раз попыталась выдернуть руку. - Да, ты прав. Ты, разумеется, прав. И впредь я буду куда внимательнее, - Лютеция казалась смущенной и озабоченной тяжестью своей ошибки, тогда как внутри себя клокотала от негодования. О, она прекрасно сознавала, чем она была обязана великодушию революции в целом и революционного трибунала в частности. Сознавала даже более явственно, чем свою сторону, в этой жестокой и в чем-то бессмысленной войне. Нищая потаскушка с острова Сите соперничала в душе Лютеции с маркизой де Галеви. Обе «дамы», казалось, разрывали дух женщины на части, не давая принять ту твердую позицию, которая помогла бы ей, по крайней мере, в относительном спокойствии, дожить оставшиеся время до смерти. Именно из-за них, Лютеция с головой кинулась в этот революционный водоворот, кружащий ее ныне. Разумеется, не без удовольствия для своего авантюрного и не спокойного нрава, так чудно гармонирующего с пламенным цветом ее густых локонов… Вопрос о постоялицах показался сейчас для Флер-Сите спасительным. Она вновь улыбнулась, на этот раз, скорее для того, что бы позлить и без того разозленного комиссара, чем из желания продемонстрировать кажущуюся веселость. - Они все еще у меня, хотя я, по твоему приказу, и намекнула им на то, что бы они не рассчитывали медленно состариться под моей гостеприимной крышей. Не сказать, что их это очень обрадовало, однако и не испугало. Пока к ним никто не приходил и по всему видно, что они не ждут никого так скоро. Впрочем, и прошло совсем ничего, - Лютеция пожала плечами и, смирившись с тем, что рука Рено не собирается дарить ей легкую свободу, положила свою мягкую ладошку на его пальцы, - Как только что-то появится, я сразу же тебе сообщу, гражданин Рено. Можешь в этом не сомневаться. Продолжая улыбаться, она мягко коснулась его щеки и тихо добавила, горя огнем дерзких, вечно насмешливых глаз: - Какой ты пылкий, гражданин Рено. Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать: пули, приглашения на обед к «вдове» или чего-то чуть более куртуазного, но не менее революционного…. То волнение, с которым Рено отнесся к ее умышленно-небрежному сообщению касательно спутников Мари, озадачило и заинтересовало бывшую маркизу де Галеви. Значит ли это, что комиссар подозревает, кто именно сопровождал угнетенную невинность? Или же эта реакция вызвана лишь тем легкомыслием, с коим она, Лютеция, преподнесла ему это блюдо? Оставалось только молиться Богу или Дьяволу, а может быть и тому и другому разом, что бы Мари, не смотря на предупреждение, не развязала свой язык и не впала в губительную откровенность.
Альбер Рено: – Что ж, - неопределенно пробормотал Рено, пытаясь сосредоточиться на размышлениях. Руонвиль, это понятно, сделал, что мог: наживка заброшена, но рыбка не спешит кидаться на крючок. Разумеется, сама Лютеция не может организовать беглянкам встречу с роялистами, если бы гражданка Флер-Сите могла верно указать комиссару сторонников монархии среди посетителей своего салона, комиссар тут же организовал бы им знакомство с гильотиной. Но отчего столь бездеятельны они сами? Ведь речь идет об их жизни смерти. Трудно поверить, что у придворной дамы вдовы Капет нет никого, к кому можно обратиться за помощью в революционном Париже. А та вторая девушка, откуда она взялась, и что собирается предпринимать дальше? Странно. Делиться своими размышлениями со спутницей Альбер не спешил, тем более, что она пустила в ход извечные женские чары, взрывоопасную смесь ласки, доверительности и развязности, и взгляд Рено потеплел. Даже то, что он понимал природу извечных женских трюков (или думал, что понимал, по крайней мере) не отменяло того факта, что трюки эти приятны и льстят мужскому самолюбию, а исполнительница чертовски соблазнительна, даже не смотря на свою пронзительную бледность и упоминание о недомогании. – Моя пылкость делами вдовы не ограничивается, - сообщил мужчина, с усмешкой встречая дерзкий взгляд гетеры. При этом он выпустил, наконец, пострадавший за дело революции женский локоть и переместил руку на талию гражданки Флер-Сите. – Жаль, что тебе нездоровится, Лютеция, - протянул он бархатным шепотом. – Но, быть может, прогулка немного тебя взбодрит. К тому же…объятия – тоже своего рода лечение. Разум подсказывал комиссару, что он вступает на опасную стезю. В попытке превратить связь с Лютецией из случайной в постоянную, он, заполучив любовницу, скорее всего потеряет ценного агента. Равноценен ли обмен? И стоит ли давать волю необдуманным желаниям, которые столь умело пробуждает в нем эта женщина?
Лютеция Флёр-Сите: Пострадавший за дело революции локоть гражданки Сите отзывался слабой болью, сулившей малопривлекательные последствия в виде синяков. Женщина проворно отняла руку, как будто боялась, как бы комиссар не передумал и не продолжил бы свою экзекуцию, и дерзко рассмеялась, когда ощутила теплую мужскую ладонь на своей талии. - Действительно очень жаль, - ответила она, кривя губы в игривой и двусмысленной усмешке – Но …. Разве это так уж помешает продолжить прогулку и принять немного лечения от рук доблестного комиссара? Такое может пойти только на пользу, тем более что, - при этих словах в глазах Флер-Сите запрыгали лукавые чертики – раз уж от королевского прикосновения страждущие получали облегчение своих болезней, то от объятий самого революционного закона во плоти можно ждать чего-то еще более фееричного. Была ли она права, отказывая сейчас и намеренно уводя разговор в сторону от любовных тем? Если сначала Лютеция сомневалась, то теперь знала наверняка – права. Пресыщение являлось слабым местом любой связи, а уж тем более такой шаткой и не надежной, как их мимолетный союз с Рено. На желаниях плоти можно сыграть в будущем. … При должном раскладке карт судьбы, разумеется. Не спеша, они миновали Рю Паради с ее тишиной и почти сказочным спокойствием, и вышли на более оживленную улицу. Крики людей, шум шагов, назойливый визгливый смех, слились в один раздражающий нервы гул, от которого у рыжеволосой хозяйки салона начала ныть голова. Тяжесть в висках и пляшущие перед глазами точки настойчиво предупреждали Лютецию о приближении скорой мигрени. Однако женщина брезгливо отмахивалась от всех знаков с выше, продолжая сохранять безмятежность во взоре и иронию на побледневших губах. На языке Флер – Сите вертелся вопрос, который она поспешила задать, стараясь сохранить как можно более скучающий и безразличный тон: - Как Мари? Надеюсь, бедняжка не раздражает своего комиссара? Мне, право слово, жаль было бы ее маленький локоток…
Альбер Рено: Во взоре мужчины мелькнуло раздражение. Сравнение с королем, по традиции возлагавшим руки на золотушных, ничуть не польстило Рено, напоминая ему о временах ненавистного комиссару мракобесия. Бездарный король-покойник мог излечить кого-то? Ха, пускай попробует излечить себя самого. Ни голубая кровь, ни молитвы, что так любят роялисты, не помогают прирастить голову обратно к телу, так то! - У тебя богатая фантазия, Лютеция, - заметил Альбер желчно. «Или ты знаешь, о чем говоришь?, - добавил он мысленно. - Сравниваешь мои объятия с объятиями похотливого старика Галеви?» Мужа гражданки комиссар помнил смутно, он даже не подписывал его приговор, но в голове Рено засело сходство казненного маркиза с гражданином Садом, которому Альбер подспудно не доверял, не смотря на связывающие их рабочие вопросы. Шум улицы заглушил желание Рено поупражняться в злословии в отношении бурного прошлого своей спутницы, он замолчал, приноравливая свой тяжелый шаг к летящему шагу Лютеции, и заговорил лишь тогда, когда Флер-Сите упомянула Мари Жерар. – Мари еще слишком юна и неопытна, чтобы прослыть несносной, - скупо усмехнулся суровый работник КОБа. – Я оставил ее у гражданки Террей, и на какое-то время лишен возможности встречаться с девушкой лично. Я даже не знаю, как прошла ее встреча с леди Блекней, но надеюсь выяснить это в самое ближайшее время. Жалеешь, что я лишил тебя служанки? Все лучшее нашим врагам, - презрительно хмыкнул мужчина. – Что ж, можешь предложить место прислуги своим беглянкам. Хотел бы я видеть лица этих спесивых куриц-аристократок в момент, когда им предлагают заняться мытьем полов и уборкой нечистот.
Лютеция Флёр-Сите: Раздражение во взгляде комиссара Рено отразилось на губах Лютеции иронично – грустной улыбкой, которая, впрочем, быстро сошла на нет. Удушливый кашель вновь подступил к горлу, мешая дышать. Флер-Сите на несколько минут прижала к губам платок, пытаясь справиться с черной волной, что поднималась к горлу, обжигая и терзая грудь стальными когтями ... ... Богатая фантазия гражданки Флер – Сите тут же поспешила придти ей на помощь и изобразить перед внутренним взором бывшей гетеры те последствия, кои возымели бы свое действие, прояви она еще больше дерзости. Сегодня все шло не так как нужно и винила женщина в этом, прежде всего свое здоровье. Приступ, один из самых сильных за последнее время, растревожил в ней злость, а злоба, как известно, идет рука об руку с неосторожностью. Все эти колкости, сказанные ею, все эти улыбки, растягивающие бледную плоть губ, являлись нечем иным, как только порождением злобы. Детьми неосторожности, коею Лютеция сейчас как нельзя лучше демонстрировала в беседе с комиссаром. Необходимо было взять себя в руки сейчас, положив конец тому насмешливо-фатальному настроению, что так властно овладело ей, подчинив себе, как вероломный любовник, подчиняет своей плоти трепещущую жертву ... Упоминание о служанках голубых кровей вновь пробудило на подвижном лице Лютеции иронию, на этот раз куда более явственную, а главное, уместную, чем предыдущая. Все еще продолжая покашливать, женщина хрипло рассмеялась и, склонив голову на бок, заглянула Рено прямо в глаза: - Какие аппетитные перспективы ты рисуешь, комиссар. Я теперь буду мучатся, и разрываться, между желанием понаблюдать за муками этих гусынь, вынужденных делить свой кров с бывшей шлюхой и жаждой лицезреть под крышей салона революционную справедливость, в лице мраморных Диан, гремящих ночными горшками и чугунками, где-то на задворках кухни «Флер де Сите». Лютеция прекрасно видела то презрение, которое к ней испытывала «гражданка Тюссо», за что, в свою очередь, ненавидела до глубины души это презрение, а так же лицемерие, которым славились почти все так называемые, «приличные» женщины. Это презрение, читавшееся в глазах, на губах, даже в морщинках вокруг глаз и между бровей, преследовало Лютецию всю жизнь. Оно уравнивало и бедных и богатых, аристократов и простолюдинов, мужчин и женщин. Настороженное, брезгливое отношение к уличной девке сближало их, прекращало в ужасающую по своей моще силу, коея стремилась подмять под себя бедный, заплеванный цветочек. Каждый раз, когда Лютеции кто-либо, хотя бы полунамеком, указывал на ее прошлое, женщина внутренне сжималась от боли и стыда, мечтая одновременно убить и умереть. И только один человек не напоминал Флер – Сите о ее прошлом. Как назло именно этого человека забрала к себе жадная « вдова – разлучница»… Легкая тень набежала на чело рыжеволосой сильфиды. Отвернувшись от Рено, Лютеция чуть крепче прижалась к его боку, и, опустив взор, принялась перебирать в пальцах край своего шарфа, узел на котором, ей так и не удалось развязать. - Кстати, в ресторане «Флер - Сите» новое блюдо « Голова короля». Тебе должно понравиться, Рено. Повар превзошел сам себя на этот раз в мастерстве и в оригинальности ... Настоятельно советую заглянуть как-нибудь и самолично убедиться.
Альбер Рено: - Я бы с радостью, Лютеция. Но не хочется без нужды пугать твоих пташек. Чем чаще к тебе в салон начну заходить я, тем реже те, чьи головы меня интересуют даже больше королевской. Лениво улыбнувшись своему спонтанному каламбуру, Рено решил было напомнить гражданке не спускать глаз еще и с Руонвиля, но в последний момент передумал. Нет смысла тратить время одного агента на шпионаж за другим. Пускай лучше с удвоенными усилиями займутся роялистами… И бриссотенцами, раз уж на то пошло. Последним недолго осталось командовать в конвенте, Коммуна выступит в самые ближайшие дни. Но постфактум неплохо бы иметь помимо праведного народного гнева какие-нибудь существенные улики против этих предателей интересов революции. – Прости, я конечно же не считаю твой дом приютом роялистов всех мастей, - великодушно «признался» комиссар. – Патриотов там много больше, и интересуют они меня не меньше. Иногда враги ловко скрываются за масками друзей, а иногда в людях просто проявляется внезапно опасная слабина, жадность, трусость, малодушие, а там и до предательства рукой подать. Если услышишь разговоры о новом аресте гражданине Эбера, о возможной расправе с Коммуной… Я хочу узнать об этом немедленно. Альбер покровительственно погладил женщину по запястью. Почему-то в разговорах о бриссотенцах он доверял ей больше, чем в делах с роялистами. У Лютеции не может быть ничего общего с зажравшимися буржуа: ни пролетарские корни, ни знакомства времен ее бытности маркизой Галеви не связывают Флер-Сите с этой категорией граждан. - Ах, да, и постарайся в ближайшие дни воздержаться от прогулок, - мгновение подумав, предупредил Рено. - Не только ты нездорова, весь Париж лихорадит. Не удивлюсь, если первой майской грозой в этом году окажется пушечная канонада.
Лютеция Флёр-Сите: - Я хочу узнать об этом немедленно, - сказал он. Лютеция на это лишь молча кивнула, рассеяно перебирая в тонких, белых пальцах край шарфа и лениво посматривая по сторонам. Уж это то точно не стоило ей ничего. Флер-Сите не любила бриссотенцев. Природу этой неприязни она и сама не могла объяснить. То ли дело было в ее давней зависти к ним, толстым и холеным буржуа, которые в бытность ее босоногого детства казались ей верхом благополучия. То ли в том налете, коей она схватила налету в более позднее время, стремясь походить на аристократку более, чем менее являлась таковой. - Разумеется, комиссар, как только я что-то узнаю, я сразу же сообщу тебе, - проронила Лютеция, повернувшись к Альберу. Свет еще не до конца скрывшегося солнца, играл в ее огненных волосах, забранных в пышную прическу. Женщина щурилась, глядя то на губы Рено, то на прядь волос, свесившуюся на его лоб, и улыбаясь, не то печально, не то игриво, нежно отвечала на прикосновения его руки, мягким касанием своих пальцев. - Ты такой заботливый, - тихо сказала Лютеция – Мне это расценивать как страх за мою бесценную жизнь? Что ж, чем бы это было не вызвано, я, пожалуй, послушаюсь твоего совета. Единственно только, - она с секунду помедлила, будто стремясь подобрать нужное слово, кокетливо смотря Рено прямо в глаза – боюсь, как бы майская гроза не помешала бы передаче ценной информации под крышей обители революционного комиссара. Вот было бы обидно. … Не так ли, Альбер?
Альбер Рено: – Во время грозы история будет твориться на площадях, - пробормотал Рено, но Лютеция была права, иного способа обмена информацией, кроме личной встречи, между комиссаром и гражданкой Флер-Сите пока предусмотрено не было. – Но если ты уверена, что ожидаются какие-то важные известия… «А они должны ожидаться. По крайней мере, в отношении беглой Ларош-Эймон, не будет же она сидеть на шее у Лютеции вечно». … То я могу приставить к салону посыльного. Какого-нибудь сообразительного и скорого на подъем гражданина. То, что собеседница может расценить курьера, как дополнительного соглядатая, в голову Альберу пришло не сразу. Но, задумавшись о подобном раскладе, он лишь едва заметно пожал плечами. Свежий человек часто видит то, на что не обращает внимания человек привычный. У Лютеции, в конце концов, есть прислуга, которая может и не разделять ее верности идеям революции. Если среди нее повертится внимательный к мелочам санкюлот… - Людей у меня сейчас не так уж много, но кого-нибудь я тебе подыщу. Раз уж похитил у тебя Мари. Рено запнулся, еще более запоздало сообразив, что Лютеция сожалела о затруднительности их личных встреч больше как женщина, чем как верная соратница, но исправлять положение было уже поздно, и комиссар просто замолчал. Они свернули на Фероннери, и Рено привычно отметил обилие обгоняющих их колясок. Салон продолжал жить своей жизнью даже в отсутствие хозяйки. – Твои завсегдатаи, не иначе, - усмехнулся мужчина, провожая взглядом очередной экипаж и невольно отстраняясь от женщины. – Спеши к ним, покуда голова короля не остыла.
Лютеция Флёр-Сите: При упоминании сообразительного и скорого на подъем гражданина, Лютеция еле сдержалась, что бы насмешливо не фыркнуть. Мужчины! Почему в моменты, когда спелый плод соблазна, вдруг решает упасть к ним в руку, они так неосмотрительно отклоняются в сторону. … И это притом, что совсем не давно, эта самая рука, сама стремилась подогнуть ту ветвь, на которой средь нежной листвы возрастала запретная смоква! Впрочем, эта не кстати, проявленная забота вытеснила легкое сожаление, кое на мгновение поселилось в душе гражданки Флер-Сите. Теперь придется держаться еще более осторожно, коль скоро в ее салоне появится еще одна пара подозрительных ушей и глаз. - Что же, - Лютеция прищурилась и на ее мимически-подвижном лице, отразилась целая гамма чувств, призванная создать видимость слегка уязвленной искательницы плодов с древа чувственных удовольствий – раз уж мои визиты, так уж тебе наскучили, пусть это делает, вместо меня, милый юноша или милая девушка, горящие первым огнем революционного пыла. Она умолкла и не проронила более не слова, пока легкий стук каблучков ее башмаков не присоединился к разно альтовым голосам улицы Фероннери. Гости, среди которых были те, кто тешил себя надеждой заложить столпы новой власти, те, кто новой властью восхищался, но страшился, а так же те, кто всеми силами стремился низвергнуть с пьедестала, спешили под крышу салона «Флер де Сите»… ... « Покуда голова короля не остыла», - сказал комиссар… Лютеция на это лишь криво усмехнулась и легким шагом продолжила свой путь, даже не оглянувшись на Рено. Не к чему было демонстрировать случайным свидетелям их знакомство. Это могло дорого стоить, при определенных обстоятельствах. Флер-Сите быстро добралась до неприметной калитки, ведущей к не большому заднему дворику, главным украшением коего являлась огромная бочка для дождевой воды и пара, невесть для чего нужных здесь, сломанных стульев и толкнула дверь черного хода. Истомленная долгой пешей прогулкой, но, тем не менее, чувствующая себя не такой слабой, как несколько часов назад, женщина, быстро поднялась к себе, дабы привести в порядок прическу и переодеться в нечто более приличное для приема многочисленных гостей. Тонкие белые пальчики с поразительной быстротой скользили по складкам платья, избавляя уставшее, хрупкое тело от лишней материи. Лютеция краем глаза посматривала на себя в зеркало, стоявшее на полу и отражавшее свою рыжеволосую хозяйку в полный рост, невольно и недовольно отмечая свою худобу, столь явственно проявившуюся за последнее время и мертвенно бледный тон кожи. Право слово, гражданин! Увидь ты своими собственными глазами гражданку Флер-Сите в эту минуту, ты бы подумал, что дева сия вовсе не жива, а мертва и лишь глаза, яркие, беспокойные, лихорадочно блестящие, разуверили бы тебя в этой, с позволения сказать, сумасшедшей идее. Должно быть, самой Лютеции пришла в голову мысль об этом не приятном сходстве с трупом. Так как, избавившись наконец от платья, она кинулась к комоду, хранящему в недрах своих маленькие коробочки и пузырьки со средствами, способными подчеркнуть женскую прелесть и принялась, не жалея сил, вдыхать жизнь в застывшие линии своей трагично-хитрой мордашки … Не прошло и четверти часа, как хозяйка «Флер де Сите», очаровательно улыбающаяся, свежая и прекрасная, как весенняя роза, уже щебетала с гостями своего салона, пуская в ход не малую долю кокетства и иронии, дабы скрыть беспокойство терзающее ее изнутри. Собственное здоровье, встреча с Рено у доктора, а так же весьма неприятная перспектива жить под еще более узким комиссарским колпаком не давало рыжеволосой хозяйке салона покоя. Ей все чудилось, что она за сегодняшний вечер совершила столько ошибок, с которыми вовек не расплатится, пока последний хриплый вздох не сорвется с ее быстрых на улыбку губ.
полная версия страницы