Форум » Париж. Город » Засада в Храме » Ответить

Засада в Храме

Альбер Рено: Время: 28 мая, около десяти утра. затем 29 мая(?) Место: Церковь Сердца Христова Участвуют: ---

Ответов - 64, стр: 1 2 3 4 All

Персиваль Блекней: * * * После ухода от Маргариты у Персиваля Блекней было достаточно времени, чтобы погрузиться в раздумья самого разного свойства; ночь он провел в добровольном уединении в гостиничном номере, – какая ирония судьбы: встретиться с женой всего на час и следить за каждым словом! – а наутро был разбужен слугой. - Гражданин… Час ранний, но дело срочное, судя по всему, - пожилой человек в карманьоле, полосатых штанах и сабо протянул ему записку. Перси чуть прищурился. Истинный патриот, как принято выражаться нынче. Но позвольте, вчера сего санкюлота здесь не было… Прислуживал им с Ольме человек даже несколько старомодный. Ах, Ancien régime… Небезупречный, но разве лучше то, что творится сейчас? Идеи позабыты и лидеры, старые и новые, сражаются друг с другом. Их обвинения столь похожи! Ну а дежурное разоблачение – конечно же, связь с Англией… - Ты здесь первый день? Не видел тебя прежде, - нарочито небрежно он взял сложенный вчетверо листок. - Да, гражданин. Что-то еще? - Нет, ступай. «Необходимо увидеться сегодня утром, буду ждать около одиннадцати в церкви Святого Рока. К несчастью, вовремя расплатиться не в моих силах, так не будете ли вы любезны принять за ткани иной товар?» Ловушка? Появление нового слуги настораживало, однако надеяться на гостеприимность Парижа было глупо, и Перси последовал любимому правилу: решать проблемы по мере их поступления. А посему в десять сорок пять он уже подходил к назначенному месту, по пути приветствуя встреченных очаровательных и просто недурных гражданок.

Альбер Рено: Рено прекрасно знал, что люди наблюдательны. И арест священника в тайне долго не останется: прихожане, а они у отца Бенедикта наверняка имеются, растрезвонят эту новость по окрестным кварталам в считанные часы. Но «долго» держать засаду в церкви у него нет и возможности. Возможно, и даже наверняка ему не стоило связываться с этой солдатской рутиной самому. Накануне восстания в Париже, среди множества важных дел, пестревших листками донесений, доносов, распоряжений и директив на его столе, но некстати вспомнилось, что в каждой церкви должен быть священник. Отправив в застенки настоящего падре, стоило оставить на его месте кого-то, отдаленно напоминающего служителя божьего. Хотя бы для того, чтобы сообщать местным сплетницам, что отец Бенедикт срочно уехал пользовать умирающего родственника. Никто из гвардейцев (патриоты из народа, ну откуда им ведать латынь) даже в темноте не напоминал манерами и статью клирика. Искать присягнувшего священника только для того, чтобы придать правдоподобие пиесе? Слишком много возни, через два дня церковь будет заколочена, а на двери останется красоваться приговор трибунала. На долгую память врагам революции. А пока… - Никак сам у аналоя встанешь, гражданин комиссар? - Не скрывая насмешки, уточнил сержант, наблюдая, как Рено облачается в сутану. Такая же черная, как привычный комиссарский сюртук, она была удивительно к лицу записному безбожнику, коим давно уже мнил себя Альбер. – Хочешь исповедоваться, гражданин? - предложил в ответ представитель КОБа таким тоном, что у гвардейца пропала всякая охота шутить. – Революция - ни какой-то тебе господский божок, болтовней грехи перед ней не искупить. … Оставшиеся в храме солдаты затаились в сакристии и в исповедальнях, еще один небольшой отряд Рено отправил потеснить обитателей в домах напротив так, чтобы при необходимости можно было срочно оцепить улицу, примыкающую к церкви Святого Рока. Троих гвардейцев оставил у черного хода. Оставалось тешить себя надеждой, что все эти усилия не пропадут впустую, и комиссару не придется краснеть перед тем же Сен-Жюстом за разбазаривание сил и средств без толку.

Le sort: Какое-то время трое мужчин и девушка, пробирающиеся по пестрящим белым, красным и синим улицам, почти не разговаривали. Хотя у каждого из них вертелось на языке множество вопросов, никто не торопился заговорить первым. Лишь когда шпиль церкви Святого Рока показался из-за перекрестка, де Латур счел необходимым немного прояснить ситуацию для англичанина. – Мы должны сейчас встретиться с одним человеком. Я прав, месье Лефевр? Он может оказаться знакомым вам, мистер Мобрей. Но может… И нет. В любом случае, дайте нам знать. Уверяю вас, это очень важно. – Понимаю, - протянул сэр Роджер, ровным счетом ничего не понимая. - Надеюсь… Это не тот ли господин, что выдал меня толпе? Граф обещал мне встречу и с ним тоже. – Нет, не тот… Я так думаю. Этот человек претендует на звание друга. И хорошо, если это так. Аббат немного сбавил шаг, вопросительно поглядывая на д’Ольме, объявленного командиром их маленького отряда. Затем на девушку. Ее присутствие предавало мужчинам вид куда более мирный, чем роящиеся в их головах планы и помыслы, - встреченные по пути патрули лишь мельком скользили взглядами по всей честной компании, не интересуясь ни целью их прогулки, ни документами, - но Шарль подозревал, что мадемуазель присоединилась к роялистам не только ради подобного «прикрытия».


Анри д'Ольме: Анри волновался. Неведомое предчувствие – дурное ли, доброе, - заставляло его пристальнее всматриваться в прохожих, формулировать про себя фразы, могущие убедить Алого Первоцвета (если только это действительно он!) что пришедшие с ним люди не республиканцы, и сам он не стремится заманить англичанина в ловушку. Дело облегчало присутствие нового знакомого, мистера Мобрея, который, как оказалось, мог знать Алого Первоцвета… Еще Анри весьма беспокоил пистолет у мадемуазель де Людр. Он вполне доверял мнению Бернара о ее характере, и потому не на шутку опасался, что ее горячность может сыграть дурную роль в грядущих событиях. Оставалось только надеяться на то, что за время, проведенное в вандейских лесах, девушка научилась правильно выбирать время для стрельбы… К церкви они подошли к одиннадцати, и Анри сразу увидел того, ради кого роялисты собрались здесь в этот час. - Доброе утро, - поздоровался д'Ольме. – Я рад, что вы пришли. Очень боялся, что вы мне не поверите. Вопрос о том, стоит ли верить самому «Алому Первоцвету» пока оставался открытым, но если это была подсадная утка, к ней тем более следовало обращаться как можно дружелюбнее – пока не наступит время выпустить пулю. - Эти люди – мои друзья, - коротко охарактеризовал Анри своих спутников и замолчал, ожидая реакции Мобрея или Алого Первоцвета. Эти двое должны были узнать друг друга. Или не узнать – и тогда…

Le sort: – Бог мой… - прошептал англичанин, разглядевший сэра Перси едва ли не раньше, чем выяснилось, что встреча у французских роялистов назначена именно с ним. – Но как… Баронет Блекней по своему обыкновению разгуливал по объятому революцией Парижу джентльменом до кончиков ногтей. Не смотря на косые взгляды санкюлотов и охоту, открытую республиканским правительством на англичан, задержавшихся во Франции после объявления войны. Сэр Роджер прекрасно знал, сколько опасностей подстерегает здесь и сейчас его друга и создателя Лиги Алого Первоцвета, и все же не мог сдержать тихого возгласа, полного радостного изумления. – Вы знакомы? – коротко переспросил де Латур, хотя невольное восклицание англичанина говорило само за себя. – Более чем. – Мобрей порывисто протянул руку соотечественнику, и тут же привычно оглянулся по сторонам, выискивая взглядом красные колпаки или трехцветные значки на одежде редких прохожих. – И поэтому хочется верить, что мы не станем беседовать, стоя на улице.

Персиваль Блекней: Губы баронета тронула легкая улыбка – сколь располагающая, столь и продуманная. Впрочем, Перси действительно был рад видеть Роджера. Его общество пригодится. - Привет и братство, гражданин, - горячо пожимая руку Мобрея, он уже смотрел на д’Ольме. – И вы, друг мой! Огорчен, чрезвычайно огорчен вашим отказом в том, чтобы угоститься добрым вином, но храм Божий исцелит души всех нас лучше, нежели выпивка. Гражданка, вы с нами? - Перси кивнул Матильде и, еще раз быстро окинув взглядом всю компанию, первым прошел в церковь, помахивая тростью. Внешне он казался совершенно непринужденным.

Матильда де Людр: Лишь когда двое англичан обменялись приветствиями, Матильда ощутила, насколько велико было напряжение, владевшее до сего момента их маленькой группкой заговорщиков. Впрочем, это наблюдение ни в коем случае не относилось к беззаботному господину, который – как только что подтвердил Мобрей – был тем самым Алым Первоцветом. Матильда поразилась, насколько его облик контрастировал с тем представлением, который сложился в ее воображении, подстегнутым рассказом вызволенной из застенков мадам де Ларош-Эймон. Вступая под своды церкви святого Рока, мадемуазель де Людр невольно задалась вопросом, что же на самом деле она здесь делает. У каждого из них здесь была своя роль: Лефвер организовал встречу с англичанином, Мобрей удостоверил его личность, де Латур… – Матильда бросила на него задумчивый взгляд – вероятно, был связующим звеном с Мобреем. Но роль самой Матильды в этой мизансцене оставалась для вандейской мятежницы загадкой. Неужели просто поприсутствовать немой тенью, дабы впоследствии знать в лицо таинственного Первоцвета в лицо?

Этьен Летуш: Этьен Летуш тем временем изыскивал пути к побегу. Мало того, что со вчерашнего дня его не выпускали даже погулять (что для мальчишки его возраста – серьезное испытание), воображение мальца рисовало ему унылые сцены жизни в приюте или новую встречу со злой хромоногой женщиной, оставаться с которой Этьен категорически не желал. Он должен найти брата и Мари. Как именно, мальчишка не знал, но в его возрасте о подобных вещах еще не задумываются. Он знал только, что для начала нужно вновь обрести свободу, следовательно, избавиться от опеки солдат. Дверь комнаты, где оставили скучать маленького Летуша, была заперта на ключ. Но поскольку никто толком не знал, кто именно несет теперь ответственность за сироту, ключ этот сержант оставил в замочной скважине. Напрасно, мама никогда так не делала! Сквозь щель под дверью восьмилетнему ребенку, конечно же, не просочиться, но Этьен без труда просунул в эту щель подол своей куртки. Затем в ход пошла длинная булавка, которой Дельфина закалывала сынишке рубаху, доставшуюся Летушу от старшего брата. После нескольких безуспешных попыток, ключ, наконец, выпал, и маленький хитрец, весьма собой довольный, втащил его в комнату вместе с курткой. Очень тихо, стараясь не шуметь, а временами даже не дышать, мальчик приоткрыл дверь своей ненадежной темницы. Уфф, никого. Теперь осталось осторожно выбраться в зал, прокрасться в полумраке вдоль стены или между исповедальнями, выбраться наружу и улепетывать… Улепетывать от взрослых Этьену приходилось не раз, и он с полной уверенностью считал себя мастером этого дела.

Анри д'Ольме: Анри вошел в церковь следом за Алым Первоцветом. Он был взволнован и обрадован тем, что его предчувствия не оказались ложными. Человек, который вчера в подворотне попытался отобрать у д'Ольме документы, необъяснимым образом вызывал у него симпатию – была в Алом Первоцвете очень кавалерийская наглость, тот самый задор, с которым крохотный отряд уходит в разведку боем и возвращается, не потеряв ни одного человека. «Бернар обрадуется», немногословно подумал Анри, вспомнив, как барон мечтал отправить женщин за границу. В этом д'Ольме был полностью солидарен с командиром – революционный Париж немного не то место, в котором женщина может чувствовать себя в безопасности, особенно если в ее жилах течет благородная кровь. В церкви царил привычный прохладный полумрак, но священника, который вызволил их из подземелья, нигде не было видно. - А вы не изменяете себе, - негромко заметил Анри, оценивая внешний вид сэра Перси. - Это потрясающе неосмотрительно.

Персиваль Блекней: - Друг мой, человеку, скрывающему что-то, присуще маскироваться, - негромко отозвался Перси, - но мы ведь не таковы, не правда ли? Однако давайте поговорим о вас. Вы прислали мне записку, из чего я счел, что могу быть полезен. Поведаете ли вы суть нашей встречи в этом немноголюдном святом месте? Вижу, церкви не столь уж популярны с тех пор, как священникам пришлось давать присягу. Или я ошибаюсь?

Анри д'Ольме: - Мне кажется, эта церковь достойна большого прихода, - серьезно ответил Анри. – Здесь должен быть священник, я хотел познакомить вас и показать вам кое-что. Но где же он? Роялист прошелся по нефу, оглядываясь по сторонам. Где-то здесь должен был быть и мальчик из сгоревшей булочной, но Этьена нигде не было видно. - Может быть, спустился в подвал за свечами? – припомнил Анри ту счастливую причину, благодаря которой священник услышал их с Бернаром подземный стук.

Персиваль Блекней: - Вы ожидаете еще кого-то? - поинтересовался Алый Первоцвет, привычно прислушиваясь к малейшему шороху. - Склонен предложить всем нам сесть, чтобы не смущать взоры тех, кто решит зайти сюда. Ближе к краю, разумеется, - совсем тихо добавил он.

Альбер Рено: Деятельной натуре комиссара Рено унылые будни засад были явно противопоказаны. Покуда национальные гвардейцы невозмутимо играли в кости или просто и незамысловато дремали в ожидании возможных событий, Альбер буквально места себе не находил от мысли, что он убивает свое время без толку в этой забытой богом и людьми церквушке, в то время как на его столе в Тюильри растет груда требующих внимания документов. Кажущийся себе посмешищем в облачении священника (не даром сержант так ухмыляется), комиссар сначала бездумно бродил по храму, разглядывая потемневшую от времени роспись и пересчитывая уцелевшие после серии экспроприаций подсвечники. Затем поднялся в кабинет отца Бенедикта, бегло перебрал бумаги арестованного священника в безрезультатных поисках крамолы. После этого собрался было пойти проверить караул у черного хода, но в этот момент выяснилось, что поглощенный всеми этими хождениями, Рено едва не пропустил появление «прихожан». Четверо мужчин и женщина проскользнули в церковь, тихо переговариваясь между собой. И один из явившихся теперь прохаживался по залу с видом человека, который что-то ищет или кого-то ждет. Внутреннее напрягаясь от сходного с охотничьим азартом предчувствия, «священник», изображая внезапную неловкость, задел подсвечник у края алтаря. Звук падения тяжелых свечей должен был послужить знаком затаившимся солдатам. – Ах, какая неловкость, - вздохнул Рено, и зашагал навстречу «прихожанам». – Я могу чем-то помочь тебе, сын мой? - Спросил он негромко, обращаясь к д’Ольме. «Сын» казался ровестником «отца», и комиссар отметил невольно, что он темноволос и сероглаз, ох уж эти приметы. Его спутники… Рассмотреть остальных мужчин Альбер не успел, потому что взгляд его зацепился за женщину… девушку… Узнавание отозвалось резкой болью в колене, мгновенным пониманием, что все эти люди – враги, и именно те, кого они ищут и пронзительной жалостью: ну почему, почему именно она явилась туда, где роялистов ждет республиканская засада!

Матильда де Людр: Глаза Матильды расширились в ответном узнавании, и губы шевельнулись в потрясенном «Не может быть!». Мысли в темноволосой головке неслись, путаясь и обгоняя друг друга. Если бы не взгляд «священника», мадемуазель де Людр вообразила бы себе невероятное случайное сходство, брата-близнеца убитого комиссара, – все, что угодно, только не то, что Бернар де Вильнев солгал и проявил милосердие, которого Матильда от него тщетно добивалась. К сожалению, открытие, что барон оказался лучше, чем она думала, пришлось совершенно не ко времени. Девушка попятилась назад, выпутывая из складок плаща пистолет. Кощунственное действо в храме божьем, но, по мнению Матильды, Господь уже давно покинул свой оскверненный дом, и она не совершит большого греха, обратив оружие против гонителей. – Это засада! – воскликнула баронесса, вскинув руку и направив дуло прямо на Рено. Увы, без колебаний нажать на курок и тем самым завершить несделанное Вильневом у Матильды не хватило решимости. В число ее навыков и умений не входило искусство убивать. Она замедлила движение пальца на спуске, теряя драгоценные мгновения.

Le sort: После сигнала, поданного комиссаром, республиканцы были уже наготове, но поведение девушки спутало планы, какими бы они ни были, обеих сторон-участниц разворачивающейся драмы. Решив (по сути совершено верно), что жизни Рено, оказавшегося один на один с пятью роялистами, угрожает опасность, национальные гвардейцы, никогда не славившиеся дисциплиной, вразнобой и не дожидаясь приказа сержанта схватились за оружие, и под сводами храма апофеозом людского богохульства загремели выстрелы. Хоть пистолет был в руках у женщины, метили больше в мужчин. И прежде, чем опешивший сержант, в красках представивший, как с ним обойдется республиканский трибунал после того, как в суматохе комиссара Конвента пристрелят свои же соратники, во всю мощь санкблотской глотки заорал «Не стрелять! Брать живыми!!» пули настигли уже двоих роялистов. Они и правда представляли прекрасную мишень для стрелков, промахнуться трудно было даже в полумраке, особенно по внушительной фигуре Мобрея, который первым рухнул на пол с простреленной грудью.

Альбер Рено: Смотреть в направленное на него смертоносное дуло было, пожалуй, легче, чем смотреть в глаза Матильде. Страха Рено не испытывал, хоть и знал, сколь вольно эта девушка обращается с оружием. Лишь странное щемящее ожидание под ложечкой. Верил ли он, что роялистка в него выстрелит, или наоборот, надеялся, что рука мадемуазель, не так давно заступавшейся за него в Вандее, дрогнет… В любом случае, дар речи на какой-то миг подвел комиссара. Альберу стоило бы объявить во всеуслышание, что церковь окружена, сопротивление бессмысленно и бесполезно, но он молчал, загипнотизированный зрелищем побелевших девичьих пальцев, сжимающих рукоять пистолета, а затем сдали нервы у его людей, и время разговоров вышло. «Без приказа… Недоумки… Всех под трибунал!» - забилось яростное в висках у Рено, которого грохот выстрелов вывел из оцепенения. И не потому даже, что пленные были республиканцу нужнее мертвецов. Страх от мысли, что чья-то пуля вот-вот достанется бесстрашной роялистке, лишал Альбера возможности рассуждать здраво. Отбросив разом остатки здравого смысла и осторожности, он бросился к мадемуазель де Людр.

Персиваль Блекней: Мобрей был мертв, а душа его спутника уже готова была покинуть бренное тело своего обладателя. Девушка в руках священника, лучше сказать, лже-священника, и пытаться вырвать ее силой, под градом пуль, было бы сущим самоубийством. Нет, ни к чему здесь ложное геройствование, думал Перси, причем, мысли его сменялись с завидной быстротой, сохраняя поразительную при данных обстоятельствах ясность, ему лучше попытаться сохранить свободу, чтобы вызволить Матильду, они с Анри справятся. - Бежим, - крикнул баронет Ольме и, с кошачьей грацией, ловко преодолел расстояние до исповедален. В церковном полумраке и дыму ружейных выстрелов можно было рассчитывать на удачу при побеге, пускай риск был невероятно велик.

Матильда де Людр: Поднявшаяся пальба и крики оглушили Матильду, и она невольно зажмурилась. Пистолет в ее руке дрогнул и изрыгнул пламя. Пуля, просвистев в дюйме от головы комиссара, угодила в фигуру скорбящего ангела, вдребезги разнеся ему левое крыло, отчего ангел приобрел еще более печальный вид, а всеобщая суматоха только усилилась.

Анри д'Ольме: То, что со священником не все в порядке, Анри понял за несколько мгновений до предупреждения Матильды. Незнакомец в рясе уронил подсвечник, но и не подумал подобрать его и поставить на место! Рука вандейца скользнула за пистолетом, но тут раздался женский крик. Когда захлопали выстрелы, лейтенант упал на пол. Мгновением позже рядом свалился смертельно раненый Мобрей. Комиссару редкостно повезло – увидев, что в лже-священника целится Матильда, Анри выбрал иную мишень. С такого расстояния он не мог промахнуться, и республиканцы лишились одного из стрелков, но переломить ситуацию это уже не могло. Проклиная себя последними словами за то, что так глупо попался и не смог уберечь девушку от перестрелки, Анри обернулся к вандейской Мадонне, но рядом с ней уже был незнакомец в рясе. Окрик Первоцвета настиг лейтенанта как раз в тот момент, когда д'Ольме колебался – выстрелить из второго пистолета или риск задеть девушку слишком велик?.. - Уходите! – принял решение Анри. Он меньше всего хотел геройствовать, но если у них с Перси и был шанс cпастись, у мадемуазель де Людр с ее простреленной ногой такой возможности не было. Кто-то из республиканцев неосторожно выглянул из-за статуи, намереваясь пристрелить Алого Первоцвета, и жизнь комиссара Рено была спасена во второй раз – д'Ольме предпочел потратить пулю с большей пользой для общего дела.

Альбер Рено: Судьба и суматоха хранили Рено. Щеку комиссара обожгло дуновением счастливо миновавшей его свинцовой смерти, и в следующее мгновение Альбер сжал запястье Матильды, вынуждая девушку выронить бесполезное уже оружие. Резко дернул мадемуазель за руку, с силой привлекая к себе не успевшую еще толком опомниться пленницу. – Не двигайтесь, если вам дорога жизнь, - зашипел он в ворох растрепавшихся темных локонов. - И не вздумайте пытаться бежать! Один из уцелевших роялистов предпочел попытку собственного спасения возможности расквитаться со лже-священником. На его стороне были отвага и проворство, которого солдаты никак не ожидали от попавшего в безвыходную ситуацию и окруженного со всех сторон человека. К тому же второй, тот самый темноволосый и сероглазый, самоотверженно прикрывал его маневры. Наверное, это стоило понимать так, что беглец являлся лидером этого маленького отряда? – Держи! Лови! – загремело под сводами нефа, и пятно светлого сюртука спасающегося бегством человека исчезло из поля зрения Рено. Краем глаза комиссар видел, как сероглазый стрелок направил в его сторону пистолет, но в последний миг передумал и предпочел избрать себе иную цель. «Как же мне везет на великодушие роялистов!», - внезапно разозлился Альбер от того, что собственным великодушием у него еще не было возможности похвастаться. Оттолкнув мадемуазель де Людр в сторону спешащих уже к ним гвардейцев, он выхватил свой пистолет, вопиюще не сочетающийся с так раздражавшей Рено сутаной, и направил его на д’Ольме. – Довольно, гражданин. Именем республики, ты арестован!



полная версия страницы