Форум » Париж. Город » Весть об Алом Первоцвете » Ответить

Весть об Алом Первоцвете

Анри д'Ольме: 28 мая, приблизительно 16 часов дня, салон "Флер де Сите"

Ответов - 30, стр: 1 2 All

Анри д'Ольме: Добравшись до салона, Анри с минуту стоял перед дверью их с Бернаром комнаты. Он сильно подозревал, что сразу после доклада услышит о себе немало интересного. Документы он и вправду нашел, причем те, которые и не думал искать. Но при этом явно наделал лишнего шума. Постучав в дверь – «Это я, Оливье!» - и дождавшись невнятного возгласа из комнаты, д’Ольме все-таки явился пред светлые очи капитана Вильнева, причем явился с видом виноватым и несколько смущенным. - Задание выполнено, вернулся живым, - внятно доложил он, подсознательно ожидая выговора, хоть еще и не успел признаться в том, что едва не попал в беду.

Бернар де Вильнев: – М-да, курьером я вас не порекомендую, - пробормотал Бернар, красноречиво поглядывая на часы на каминной полке. Время в бездействии тянется особенно медленно, если вынужденное ожидание становится участью человека деятельного, а именно таковым был барон де Вильнев. Не удивительно, что Дюверже показалось – после ухода д’Ольмэ прошла целая вечность. Не смотря на скептический тон, в глазах вандейца промелькнуло радостное облегчение. Исполнить обещание «вернуться живым» по нынешним временам непросто. – Что это у вас? – мужчина вопросительно поднял бровь, разглядев в руках Анри бумажный сверток. – Если очередная республиканская газетенка, сразу предупреждаю, камин уже полон. Барон коротал время за чтением газет и листовок, коих немало нашлось в салоне Флер-Сите. И по прочтении брезгливо сбрасывал патриотические агитки в камин, где поднакопилось их уже изрядное количество.

Анри д'Ольме: Анри подошел поближе к соратнику, чтобы его слов не услышал никто из тех, кому могла прийти в голову мысль припасть ухом к двери. - Капитан, если вы бросите это в камин, останется только обгрызть локти до плечей... Это чертежи подземных ходов под Парижем. Я нашел их в квартире брата. Как думаете, пригодятся нам эти бумаги? Роялист протянул сверток Вильневу и уселся за стол, машинально завладевая чужой чашкой с недопитым кофе, хоть в обычном состоянии терпеть не мог этот напиток. - Я все-таки нарвался в квартире на нового ее хозяина. А еще, кажется, кого-то пристрелил...


Бернар де Вильнев: – Вы далеко пойдете, месье д’Ольмэ, - ошарашено заметил де Вильнев, принимая из рук Анри сверток, разворачивая его и отрешенно вглядываясь в карандашные наброски, в которых человек, сведущий в архитектуре и строительстве, без труда признал бы труды инженера, а коренной парижанин, пожалуй, узнал бы очертания улиц своего родного города. – Кого-то пристрелили, значит… Перспективы, открывающие перед роялистами такого рода планы, трудно было недооценить. В памяти барона еще свежи были их с д’Ольме странствия по катакомбам. Если карта не врет и паутина подземных туннелей охватывает полгорода, то люди де Басси станут неуловимы, обретя счастливую для них и прискорбную для патриотов возможность исчезать под землей и появляться из-под неё в любой точке Парижа. – Мне нравится начало вашего рассказа, но я хотел бы услышать и продолжение, - без обиняков заявил Дюверже, поднимая взгляд с чертежей на того, кто их принес.

Анри д'Ольме: Анри тяжело вздохнул и залпом допил кофе. Он считал, что за сегодняшний день несколько раз подряд повел себя по-дурацки, и признаваться в этом не хотелось, но проигнорировать прямой вопрос старшего по званию д’Ольме никак не мог. - Когда я закончил обыск, Робеспьер вернулся домой. Я привязал его к стулу, чтобы он не мешал мне... Я думал, что смогу обойтись без шума. Но тут появился еще какой-то человек. Совсем молодой, я бы даже сказал, смазливый. Очень хорошо одет, серьги в ушах... Он попытался задержать меня, и я выстрелил в него, прежде, чем сбежать через балкон. Судя по всему, я его ранил, или даже убил. А потом, в подворотне, наткнулся на еще одного чудака, который попытался отобрать у меня подложное свидетельство, а потом понял, что я не республиканец... Он представился, как Алый Первоцвет. Неторопливо и обстоятельно Анри пересказал Бернару все, что случилось с ним за последние два часа.

Бернар де Вильнев: Барон почти не перебивал рассказчика. От невысказанных вопросов сводило скулы, но Дюверже понимал прекрасно: знай Анри ответы на них, эти ответы прозвучали бы в его истории. Кого бы д’Ольмэ ни убил на квартире Робеспьера, если это важная шишка, завтра поутру они прочитают имя бедолаги в свежей газете. Если нет… Одним патриотом меньше, благое дело. А вот Алый Первоцвет… Это имя было слишком на слуху у Бернара в последние два дня, чтобы не оценить пугающую красоту совпадения. – И как вы его находите, этого цветочного господина? Смелым шутником или человеком, заслуживающим доверия? Де Вильневу так и не удалось изгнать из голоса скепсис. Не смотря на то, что КОБ охотится за Алым Первоцветом, не покладая рук, не смотря на то, что фрейлина Марии-Антуанетты, отдыхающая в комнате вместе с мадемуазель де Людр, якобы обязана ему своим спасением от гильотины, не смотря на множество иных «но» баронет Блекней казался вандейцу какой-то героической мистификацией, но не реальным человеком.

Анри д'Ольме: Анри потянулся к кофейнику, выливая в чашку остатки ненавистного кофе. Пить надо было хотя бы для того, чтобы думать хоть чуть-чуть ясней, чем получалось после беготни по городу и прыжков с республиканских балконов. - У него своеобразный юмор... Он выглядит, как франт, говорит, как записной эстет и сноб, но так было только до того, как мы выяснили друг о друге, что не питаем любви к Республике. Он может показаться напыщенным глупцом, но я не стал бы обманываться на его счет. Это умный человек. Именно он опознал бумаги Гильома, как чертежи. Он предлагал мне деньги, ничего не требуя взамен – просто потому, что решил, что мне нужна помощь. Он здесь под личиной торговца тканями, богатого лентяя. Но обычные бездельники не кидаются в подворотнях на «национальных агентов», стремясь завладеть их документами. Он слышал, как я представлялся патрулю.

Бернар де Вильнев: – Это все прелестные мелочи, Анри, - де Вильнев до поры отложил планы катакомб в сторону. Сейчас он в подземелья не собирался, а чертежи требовали вдумчивого изучения, может, быть копирования, и, безусловно, проверки на местности. Очень жаль, что с людьми невозможно обходиться так же бесцеремонно, как с бумагами. – По сравнению с тем, о чем наслышан я. Теперь наступила пора Бернару пускаться в подробности долгого рассказа, в котором был упомянут и интерес к Алому Первоцвету комиссара Рено, и Маргарита Блекней, и часть истории злоключений Матильды. – Видите, как все… неоднозначно, д’Ольме. Человек с такой репутацией может быть опасен нашим замыслам больше, чем полезен. И все же, если верить словам того второго англичанина, у Алого Первоцвета было уже все готово для того, чтобы безопасно переправить мадам де Ларош-Эймон в Лондон. В таком случае ваше знакомство с баронетом придется кстати. Речь идет о жизни достойной женщины, конфидентки королевы, и дело не терпит отлагательства.

Анри д'Ольме: Анри подтянулся, моментально становясь похожим на того офицера, которым был до того, как получил ранение и начал считать себя «национальным агентом». - Значит, я должен найти его вновь и выяснить, как быстро он сможет отправить мадам в Лондон. И не ловушка ли это. Я могу сделать это хоть сегодня вечером, только дайте приказ, капитан. И, кстати... Девушка, что прибыла с вами из Вандеи... Не лучше ли и ее отправить пока в более безопасное место?

Бернар де Вильнев: – Если вы спросите об этом саму девушку, она будет считать вас своим врагом до конца своих дней, - буркнул Дюверже, представляя ярость Матильды. - Но если мне удастся убедить ее в том, что дочь маркиза де Монтерея мертва… в чем, признаться, я вовсе не уверен… и настоять на том, что мадам де Ларш-Эймон нужна ее помощь… Может быть, мне удастся удалить мадемуазель де Людр из Парижа. Видит бог, шевалье, ее отъезд развязал бы мне руки, - почти мечтательно подытожил барон. - Уже вторую неделю чувствую себя никудышной нянькой.

Анри д'Ольме: Анри с трудом удержался от улыбки. Он с трудом представлял Бернара в роли няньки. - В таком случае, мы просто должны убедить ее покинуть Париж. Может быть... Может быть, познакомить ее с Алым Первоцветом? У него очень хорошо подвешен язык, он смог бы убедить ее в необходимости отъезда. Если у мадемуазель такой горячий характер... Ей вправду лучше сопровождать мадам де Ларош-Эймон. Кроме того, две женщины, путешествующие вместе, вызывают много меньше подозрений, чем одна.

Бернар де Вильнев: – Он действительно так неотразим? Этот неуловимый англичанин? С легким прищуром барон наблюдал за вдохновенно строящим планы собеседником. Неведомый Бернару баронет Блекней чем-то умудрился расположить к себе д’Ольме, и, хоть напрямую Анри в этом и не признался, ошибиться было невозможно. – Мадемуазель мечтает умереть за монархию, в Лондоне это труднее, чем в Париже или Вандее. Я, признаться, желал бы ей лучшей участи, любви, семьи, детей, внуков, которым можно будет рассказать о нашем страшном времени. Прелестная маленькая Матильда, - мужчина растерянно пожал плечами. – Увы, господь не дал мне красноречия. Если месье Первоцвет в совершенстве владеет этой наукой, почему нет?

Анри д'Ольме: - Болтать он умеет хорошо, - усмехнулся Анри. – Насчет неотразимости спросите потом у мадемуазель Матильды... Но видит Бог, я предпочел бы иметь такого человека в друзьях. Если я правильно понимаю, у нас не так много времени. Мы с Первоцветом условились, что я пришлю ему в гостиницу записку, если мне потребуется его помощь. Думаю, необходимость вывезти отсюда женщин – весомый повод для общения. Роялист привычным жестом потер висок, пытаясь представить себе, как именно его новый знакомый собрался спасать подругу Марии-Антуанетты. Но мысли его свернули в другое русло: - Говорить Первоцвету о дофине вовсе не обязательно. Как бы там ни было... Убедиться бы сначала, что он действительно хочет помочь нам, а не работает на Республику.

Бернар де Вильнев: Доверие. Проклятый вопрос, неверный ответ на который обычно стоит жизни. И хорошо еще, если только твоей собственной… - Боюсь, времени на настоящую проверку у нас нет, Анри, - вынужден был признать Бернар. - Людей и средств – тем более. Я попрошу де Басси связаться со вторым англичанином, тому, кажется, можно доверять наверняка. Пускай месье Мобрей появится на месте вашей встречи и взглянет на вашего нового знакомого. Если человек, которого он увидит, действительно, его командир, значит, все сходится, и ловушки нет. В противном случае… Не мне учить вас стрелять, д`Ольмэ… Барон сплел пальцы в замок и бесцветно добавил: – О дофине, разумеется, ни полслова в любом случае.

Анри д'Ольме: - В любом случае. – спокойно согласился вандеец. Они с Бернаром, кажется, поняли друг друга без лишних слов. Жизнь и свобода дофина стоила много больше, чем их головы, даже больше, чем головы дам, которых Вильнев собирался с помощью Первоцвета вывезти из Парижа. Слишком многое стояло на карте. - Если наш «Первоцвет» окажется трехцветным, я всажу в него пулю, клянусь. Но я подумал вот о чем – будь он республиканцем, он бы отвез меня прямиком в тюрьму... Или в Комитет.

Бернар де Вильнев: – Если это агент под прикрытием, выдающий себя за Алого Первоцвета в надежде завлечь на это громкое имя кого-то из роялистов, одной вашей головы ему недостаточно, чтобы выслужиться перед комиссарами, - сделал встречное (и гораздо более жестокое) предположение де Вильнев. – Не будем опережать события, друг мой. Обвинять достойного человека в недостойных делах, или, наоборот, загодя объявлять мерзавца героем. Завтра мы все узнаем. Нет, не сегодня, - предвосхитил капитан протестующий жест собеседника. – После того, как сгорел ваш мандат национального агента, месье Мартен, разгуливать по Парижу без документов - лишний раз искушать судьбу. Этот риск неоправдан. Дождемся графа.

Эдуар Бонневиль: Несколько часов спустя на пороге комнаты, где пережидали отсутствие исправных документов роялисты, появился Бонневиль. Глаза его горели возбуждением, почти так же, как и в предыдущее его появление, когда он рассказывал новым товарищам о визите к Сен-Жюсту. Причина нынешнего его состояния также заключалась в молодом депутате, а точнее, в том, что Архангел успел ему поведать о своем ранении и о назначении его, Эдуара, на должность медика Шарля Капета. - Добрый вечер, надеюсь, я не слишком вас потревожил, а теперь, видимо, спать вам придется нескоро. Бонневиль буквально влетел в спальню, поставил свою потертую сумку на пол и, с самым заговорщическим видом, обратился к присутствующим. - Итак, теперь у вас есть свой человек в Тампле. Только что об этом мне сказал Сен-Жюст. Но это не все. Анри, вы ведь сегодня столкнулись с кем-то на квартире брата? Доктор не без удовольствия отметил, что лицо д'Ольме вытянулось, а в глазах появилось ничем не сдерживаемое изумление. - Человек, который живет на квартире вашего брата, сегодня вечером объявился у меня на Рю Паради. Его товарища ранили, и следовало оказать ему помощь. А раненым был, как ни странно, все тот же Сен-Жюст, надежда и опора революции.

Бернар де Вильнев: – Господи, - пробормотал де Вильнев едва слышно. – И вас угораздило промахнуться, Анри! Но с судьбой, как говорится, не поспоришь, и упрекать д’Ольме в том, что он не убил Сен-Жюста, учитывая все обстоятельства выстрела, было бессмысленно. А предлагать доктору Бонневилю залечить раненого до смерти – бесчестно. Тем более, что репутация Эдуара, «как прекрасного врача и пламенного республиканца», сейчас была важна, как никогда. – Я поздравляю вас, доктор. И несказанно вам благодарен. Когда.. Когда вас допустят к мальчику? – Серые глаза вандейца засверкали от нетерпения. - Очень надеюсь на то, вы сможете убедить патриотов в необходимости ваших регулярных визитов к Луи-Шарлю.

Анри д'Ольме: - Господи... - убито простонал вандеец, осознав слова доктора. - Как я мог промахнуться! Терзаясь, Анри опустил голову на руки, краем уха слушая разговор Вильнева и Бонневиля. Известие о том, что врач допущен к дофину, порадовало д'Ольме, но горечь разочарования заставляла его крыть себя последними словами. "В Сен-Жюста не попасть!.. Офицер, называется. Да какой ты офицер, шваль подзаборная!"

Эдуар Бонневиль: - Я понял, - серьезно и без тени самодовольства ответил нормандец. - Что-нибудь придумаю, главное, чтобы какой-нибудь чересчур бдительный санкюлот не дышал при этом в затылок... А вы, Анри, не убивайтесь так. Не подстрели вы нашего доброго друга, как знать, может быть, он и не был бы так добр ко мне сегодня вечером. Позволите? Бонневиль указал на графин с водой и, получив от временных хозяев комнаты согласие в виде кивка, наполнил стакан и жадно сделал несколько глотков. Внутри все горело адовым огнем, словно он переборщил с вином на старой доброй холостяцкой попойке. Впрочем, события последних дней, переплетшиеся в причудливый клубок, опьяняли ничуть не меньше. - А теперь о вашем новом убежище. Я поговорил с месье де Мере, и он согласился приютить вас. Если Антуан, его сын, станет спрашивать, кто вы такие, скажите, что вы сыновья двоюродной сестры месье де Мере. Или его бывшие ученики, оставшиеся без крова. Одним словом, что-нибудь придумайте. Это недалеко отсюда, на Рю Папильон.



полная версия страницы