Форум » Париж. Город » "Безымянный донос", утро 28 мая » Ответить
"Безымянный донос", утро 28 мая
Альбер Рено: Утро 28 мая, около восьми и далее Салон Флер-Сите, затем КОБ, секция Тюильри
Ответов - 26, стр:
1 2 All
Альбер Рено: Примерно без четверти восемь у подъезда «Флер де Сите» остановился наемный экипаж. Извозчик, по-пролетарски небритый, втихую зевал, поглядывая на выпирающие из-под шкуры ребра своих лошадок, покуда заметно прихрамывающий мужчина в черном помогал выбраться из коляски хрупкой рыжеволосой женщине. Эта непривычная галантность комиссара Рено была обусловлена тем, что им с Лютецией этим утром оказалось по пути. Хозяйка салона возвращалась домой, а Альбер исполнял свое обещание «заехать за Мари Жерар около восьми». - Благодарю тебя, Лютеция, - неожиданно мягким жестом мужчина поправил на плечах своей спутницы накидку и учтиво распахну перед ней входную дверь. – За все. Я забираю Мари, вернется она к тебе или нет, пока сказать не могу. Теперь все зависит от убедительности гражданки Террей и упрямства сговорчивости леди Блекней. Комиссар недовольно дернул плечом. Общение с женой злосчастного английского баронета будет стоить ему нескольких седых волос, это без сомнения. В памяти Рено свежи еще были воспоминания о том, как леди отделала их с гражданином Садом при первой встрече. – Береги себя, - последние мгновения Альбер оставался просто мужчиной, Один вздох, одно легкое движение ресниц, и он вновь обернулся «революционером» – И береги наших врагов. Для меня. Кивнув Лютеции, утренний гость с бесцеремонностью, более присущей хозяину, зашагал, прихрамывая, в сторону комнаты Мари Жерар.
Лютеция Флёр-Сите: - Постараюсь – ответила Лютеция, пожимая плечами, будто хотела прибавить к сказанному еще что-то вроде «ну, это как получится». Знаки заботы или же просто галантности, которые проявил к ней комиссар Рено, огневолосая Флер-Сите приняла со спокойной учтивостью. За ночь, проведенную в ласках, каждому еще будет предъявлен свой счет. Только вот пока было неизвестно, кому она обойдется дороже – женщине, привыкшей с легкостью и без душевных мук вкушать все сорта физических наслаждений или же мужчине, удовлетворившему свое любопытство в объятьях женщины-цветка? Лютеция успела лишь пожелать комиссару удачи, мысленно самой себе задавая вопрос, насколько это пожелание искренно, и проследить за его уходом, как вдруг была оглушена громкими причитаниями и неразборчивыми возгласами: молоденькая служанка и полная старая кухарка бросились к хозяйке с взволнованными лицами. - …Мы уже думали, с тобой что-нибудь случилось… Мы посылали искать… Где же ты была? – только и смогла разобрать Флер-Сите, ошарашенная таким приемом. - Стойте, стойте… Да умолкните вы обе к чертовой бабушке! Что произошло? Разве Пьер не сообщил вам, что я…что я сегодня ночью не буду ночевать у себя? - В том-то и дело, что нет, - на шум незамедлительно явился управляющий, присутствию которого, Лютеция, чья голова уже начинала ныть от подступающей к вискам боли, была рада больше. - Более того, сам Пьер не вернулся. – невозмутимо доложил управляющий. Сначала хозяйка салона была удивлена этой новости, помня, что молодой, молчаливый помощник повара никогда никуда не пропадал и исправно работал, но затем раздраженно отмахнулась от тени беспокойства, набежавшей на нее. - Напился где-нибудь… Вычту из его жалованья, только и всего. Как вернется, - ко мне. А вы, вместо того, чтобы стоять тут как две клуши, идите лучше работать. И ведите себя тихо! У нас здесь комиссар КОБа. Раздав указания, Лютеция отправилась осматривать комнаты и ресторан. Хлопот у нее прибавилось и без исчезновения работников…
Шарлотта де Монтерей: Мари не спалось в эту ночь. До самого рассвета она то проваливалась в неглубокое забытье, то просыпалась с колотящимся сердцем, как бывает после кошмара, но никаких снов девушка не помнила. Дурное предчувствие не отпускало ее. Комиссар обещал заехать за гражданкой Жерар в восемь, но уже около шести утра она поднялась с постели. Комната казалась выстуженной; а может, Мари просто волновалась перед встречей с представителем Комитета. Раздобыв на кухне чашку горячего чая, девушка вернулась к себе в комнату, стараясь быть как можно тише и незаметнее. Рассказать «Оливье», что гражданка Лютеция связана с КОБом? Шальная мысль пробраться к нему в комнату, пока в салоне относительно тихо, заставила руку Мари дрогнуть, и чай едва не пролился на стол. А что если он тоже... Связан с Комитетом? Девушка съежилась на стуле, обхватывая себя руками. ...Она не могла бы сказать, как долго просидела в таком положении, пытаясь сделать выбор между смертью и смертью. Если «Оливье» действительно агент КОБа, ей непоздоровится. Если он роялист, а она не предупредит его о коварстве Лютеции – он неминуемо погибнет. Что же делать? Очнувшись от размышлений, Мари поняла, что за дверью слышатся уверенные шаги. Усилием воли девушка заставила себя принять чуть более свободную позу – горничная перед устройством на новое место работы может волноваться, но все же не так, как волнуется человек перед казнью.
Альбер Рено: Короткий стук, легкий скрип дверных петель, и вот уже на пороге маленькой комнатки показался комиссар Рено. За последние годы он приобрел массу привычек, что в дореволюционном обществе сочли бы безусловно дурными. Например, постучав, не дожидаться, пока тебе откроют. Даже оказавшись поутру у двери молодой девушки, Альбер был уверен, что она уже проснулась, собралась и ждет его появления. И не ошибся. – Гражданка Жерар, доброе утро. Трудно было сказать, насколько это пожелание будет соответствовать действительности, но ночь в компании Лютеции заметно смягчила извечную суровость комиссара, и даже зловещий черный сюртук не портил дружелюбного настроения мужчины. Тем более, что с утра он еще не успел побывать в КОБе и ознакомиться с последними сводками событий в Париже. – Уже готова ехать? Умница… - Альбер одобрительно кивнул головой в ответ на устремившийся к нему девичий взгляд. Простенькое платье сидит на Мари идеально, волосы подобраны, на столе недопитая чашка чая. Она, видно, давно уже проснулась. Ну, да, конечно, как он мог забыть, в булочной работа начинается еще до рассвета. - На четверть часа заскочим по пути в Тюильри, не возражаешь?
Шарлотта де Монтерей: - Доброе утро, гражданин комиссар, - негромко поздоровалась Мари, поднимаясь со стула. Кажется ей, или сегодня Рено более к ней расположен, чем вчера? И что это значит? Неужели причиной этому вчерашний «доверительный» разговор с Лютецией Флер-Сите... Выходит, хозяйка салона все-таки убедилась в ее надежности и рассказала об этом комиссару? Девушка вспомнила испытующий взгляд Лютеции и подавила тяжелый вздох. Нет, на это надеяться не приходилось. В конце концов, у Рено могут быть и другие причины для хорошего настроения, не связанные с делами Мари Жерар. Может быть, задержан очередной «неблагонадежный». Мысли девушки сами по себе вернулись к «месье Оливье» и де Басси. Чтобы оправдать откровенную тревогу, отразившуюся на лице, Мари робко спросила: - Скажите, комиссар, а тех, кто вчера громил булочную, их... Нашли? Вопрос Рено о Тюильри будущая горничная леди Блэкней вовсе пропустила мимо ушей, да он и не требовал ответа – откуда взяться возражениям.
Альбер Рено: Рено вздохнул. Начинать утро с лекции о политике ему не хотелось. По самым скромным подсчетам во вчерашних погромах принимало участие несколько тысяч человек, парижане и жители пригородов, явившиеся в столицу в надежде раздобыть хлеба и умело сбитые с толку подстрекателями-провокаторами. Этих агентов то ли роялистов, то ли бриссотенцев еще не нашли. К сожалению. – Это ты о ком? О мародерах? Уверен, их уже арестовали, - заявил Альбер самонадеянно. Если говорить честно, после известия о террористе, разгуливающем по Парижу с его мандатом, мысль о необходимости лично покарать названных ему вчера гражданкой Жерар мерзавцев напрочь вылетела у комиссара из головы. – Вот за одно об этом в Комитете тоже справимся. Я там еще сегодня не был, а кое-какие дела не терпят отлагательства. Идем, - поторопил Мари мужчина. – Нас извозчик ждет. Ты, небось, нечасто в экипажах раскатывала, а? Я раньше тоже, но теперь вот хромаю. С заметным недовольством собственным увечьем Рено покачал головой. Рана больше раздражала, вынуждая к непривычной медлительности, чем мучила серьезными болями. Надо сегодня же выкроить время и наведаться к этому Бонневилю. Помимо всего прочего он ведь еще и доктор.
Шарлотта де Монтерей: - Нечасто, - негромко подтвердила Мари, послушно следуя за комиссаром. На мгновение девушке показалось, что сбылся ее страшный сон – она арестована и ее везут в Комитет. Усилием воли отогнав кошмарную картинку, дочь маркиза де Монтерея шла за Рено, подсознательно ожидая в любой момент увидеть Лютецию или кого-нибудь из вчерашних собеседников месье «Оливье». Но встретили они только месье Руа, одного из немногих, кого Мари успела запомнить в салоне по имени. Вежливо попрощавшись, девушка вышла на улицу, не смея отставать и задерживать комиссара, который хоть и жаловался на хромоту, все же шел довольно быстро. Яркое утреннее солнце заставило ее прищуриться. Мари молчала бы всю дорогу до Тюильри, но тогда неизбежно стало бы заметно, как она нервничает, и уже в экипаже девушка несмело спросила: - Гражданин комиссар, а вы... Вы были ранены, да? В боях за Республику?
Альбер Рено: – Да... То есть, ну почти. Вопрос Мари был подходящим поводом покрасоваться перед девушкой, если задуматься, юной и хорошенькой, но воспоминания комиссара о Лоссэ были настолько неприятными, что героическую историю он просто не в состоянии был придумать. Ни для Сен-Жюста днем ранее, ни для гражданки Жерар сейчас. – В Вандее во время стычки с мятежниками подо мной застрелили лошадь, упал неудачно. Глупо на самом деле, я ведь кавалерист… бывший. В который уже раз Рено вспомнил мрачные лица жителей той треклятой деревушки, бедолаг из отряда капитана Бужле, что повстанцы поставили к стенке, Вильнева, существование которого на белом свете грозило обернуться для Альбера серьезной головной болью, и страдальчески скривился. - Вторую неделю хромаю. Ну, ничего, Мари, нога моя заживет, мятеж республика подавит. Неуловимого Алого Первоцвета мы поймаем. Все будет хорошо, вот увидишь.
Шарлотта де Монтерей: Привычка кивать в ответ на революционные лозунги заставила девушку согласиться с комиссаром: - Обязательно будет... Столько людей ради этого гибнет... Двусмысленность фразы мог оценить только тот, кто знал о том, кто скрывается под именем гражданки Жерар. Но таковых не существовало, и Мари робко добавила: - Вот и вы себя совсем не бережете. Шарлотта знала, что услышит в ответ что-то привычное, из набора революционно-бравурных фраз, мол, «некогда себя жалеть, Революция в опасности». Но привычная реплика собеседника породила бы и привычные ответы с ее стороны, а это означало возможность без помех думать о леди Блэкней и снова терзаться сомнениями и неопределенностью...
Альбер Рено: – Очень даже берегу. Сегодня же к врачу пойду, - пробормотал Рено, озвучивая больше свои мысли, чем реагируя на неожиданное проявление сочувствия со стороны своей юной спутницы. – Ты… Беспокоишься обо мне что ли, гражданка Жерар? Во взгляде Альбера сначала мелькнула мягкая насмешка. А затем легкая тревога. Неожиданно, но девушку можно понять. Сирота, наверняка она была привязана к покойной Дельфине, и… Будет очень неприятно, если Мари в поисках новой привязанности проникнется излишней симпатией к своей будущей хозяйке. Коляска тем временем замедлила движение, оказавшись в особенно людной части города. – Тюильри, гражданин, - уважительно сообщил возница, оглядываясь на своих пассажиров. Во дворце Тюильри с осени прошлого года заседал Конвент, а значит, черноволосый мужчина, туда направляющийся, был одним из вершителей судьбы Республики. Тут же дорогу коляске перегородил патруль национальной гвардии с требованием предъявить документы. Еще раз документы у Рено проверили на входе в здание. Мари не трогали, ограничившись комиссарским «гражданка со мной». Альбер надеялся закончить разговор с девушкой у себя в кабинете, но секретари начали засыпать Рено новостями еще на подходах к нему.
Шарлотта де Монтерей: Мари, как и подобает бывшей служанке, с любопытством разглядывала королевский дворец, теперь ставший сердцем Республики. Любопытство получалось довольно вялым, но здесь было на что посмотреть. Почему-то вход в Тюильри живо напоминал рынок в торговый день - здесь вертелись мальчишки-газетчики, тощая девица с лошадиным лицом пыталась сбыть с лотка триколорные розетки, тут же толклись люди, старавшиеся выглядеть прирожденными санкюлотами, но никак не способные скрыть манеры провинциальных буржуа. Как поняла девушка из обрывков разговора, это были патриоты из департаментов, явившиеся с приветственными адресами. -Кум Гитон... гражданин... не пяльте... ся, как баран на новые ворота! - шипел один из "бывалых", яростно дергая за рукав сюртука разинувшего рот товарища. Мари скромно держалась у комиссара за спиной, стараясь не отстать и не потеряться в толчее. Когда Рено попал в руки своих подчиненных, девушка опустила голову, стараясь казаться как можно незаметнее, хоть на нее и бросали любопытные взгляды.
Альбер Рено: - Вот, тут моя вотчина. Всю дорогу Рено таскал с собой потертую папку, и теперь, оказавшись у своего рабочего стола, с облегчением уронил результаты вечерних трудов на столешницу. Затем, переложив туда же еще одну стопку бумаг, освободил для Мари стул – Посиди минуту, я напишу распоряжение секретарю. Дотянуться до пера и чернильницы Альбер не успел. – Гражданин Рено, тебе будет интересно, уверен. Пока мы спим, враги Франции не дремлют! В таком вот патетическом ключе решил начать свой рассказ ввалившийся в кабинет молодой мужчина с трехцветной розеткой на пыльной до белизны шляпе, судя по бесцеремонности вторжения, кто-то из коллег комиссара по Комитету. – Буквально сегодня утром в гостинице «Триумф революции» случилась перестрелка… Далее оратор взялся в красках излагать подробности происшествия, но Рено не дал ему войти во вкус, мгновенно зацепившись за имя «подозрительного»: Франсуа Мартен, так, по словам рассказчика, хозяйка заведения записала в журнал стрелка, оказавшего сопротивление аресту. – Стой, гражданин Маро, не части, как, говоришь, звали постояльца? – переспросил Альбер, внутренне напрягшись. Вчерашний разговор Сен-Жюста и Робеспьера-младшего получил только что весьма неожиданное продолжение. – Мари, обожди-ка меня здесь. Мы сходим с Маро уточним кое-что. Как всегда не дожидаясь согласия девушки и полагая его чем-то само собой разумеющимся, комиссар увлек своего товарища в коридор, оставляя мадемуазель де Монтерей наедине со своей обильной деловой корреспонденцией. О секретах, хранимых в ней, Рено беспокоиться нужды не было, ведь он помнил, что юная служанка булочницы читать не обучена.
Шарлотта де Монтерей: Мари устроилась на стуле, сложив руки на коленях и терпеливо ожидая, когда комиссар закончит свои дела. И когда за Рено хлопнула дверь, девушка еще несколько секунд сидела, не меняя позы и, казалось, даже не дыша. В ней боролись два желания. Первое, привычное, уже стало родным – оставаться как можно дальше от какой бы то ни было политики и ни во что не вмешиваться. Второе было продиктовано вдруг проснувшимся любопытством – злым и почти болезненным. Что может быть на столе у комиссара? По мнению Жерар, это могли быть только доносы. Интересно, а как они пишутся, и кто на этот раз привлек пристальное внимание Комитета... Мари, решившись, поднялась со стула и склонилась над бумагами Рено, задумчиво теребя сережку. Разгребать бумаги она не решилась, но уже сверху лежало нечто, мгновенно привлекшее внимание девушки. С гулко бьющимся сердцем она принялась читать документ, каждую секунду ожидая, что дверь откроется, и войдет комиссар, и... Но оторваться было почти невозможно.
Альбер Рено: Записка, с вечера составленная Альбером для отправки гражданину Руонвилю, представляла собой причудливую смесь дружеского письма и рабочих инструкций. «Поздравляю, - писал Рено, - с неожиданно успешным началом операции. Надеюсь, тебе понравилась Лютеция. Сегодня в ночь она на тебя донесла, так что гордись там, что даже мой агент считает тебя роялистом. Постарайся воспользоваться этим удачным обстоятельством и установить более тесные контакты с врагами революции. Кроме того, у меня есть важная информация и кое-какие вопросы о людях, которых ты упомянул в своем докладе. И то, и другое долго и накладно доверять бумаге. Встретимся сегодня же и обсудим все лично» Не будь в тексте упомянуто имя хозяйки салона Флер-Сите, эта записка, возможно, и не привлекла бы внимания Мари, но не догадаться, что речь идет о ком-то, побывавшем у Лютеции в последние дни, было невозможно. Только вот… о ком? Комиссар не потрудился назвать таинственного адресата по имени и тем более уточнить, в чем состояла его «успешная операция». df
Шарлотта де Монтерей: Мари поневоле закрыла рот ладонью, отступая от стола и пытаясь удержаться от взволнованного «Боже мой...». В голове девушки билась одна мысль – «Кто?». Кто мог быть этим агентом, которого даже Лютеция приняла за роялиста? Но этот кто-то собирается сегодня же встретиться с комиссаром. Девушка села на стул с такой осторожностью, словно боялась малейшего скрипа. Можно было бы попробовать предупредить ни о чем не подозревающих людей, доверившихся гражданке Флер-Сите, но предупредить кого?.. Если любой из них может оказаться тем самым агентом! Сероглазый «Оливье», вырвавший ее из рук погромщиков... Лютеция сказала, что он тайно работает на Комитет. Но как же так, и его постоянные оговорки, словно он никак не мог привыкнуть звать ее гражданкой, и все порывался сказать «мадемуазель»... Неужели он? Но Лютеция, если она и вправду считает его агентом Комитета, не донесла бы на него, как на роялиста. Еще один агент? А не слишком ли много, два агента (а с учетом Лютеции, целых три) на такую тесную компанию?.. Куда ни глянь, всюду тупик.
Альбер Рено: Рено тем временем успел переговорить с коллегой и возвращался в свой кабинет в глубокой и неприятной задумчивости. Мерзавец, что улизнул из гостиницы, совершенно определенно, тот самый человек, что выдавал себя за национального агента Франсуа Мартена. Но много хуже было то, что у этого типа нашлись помощники. Когда враги революции собираются группами, это скверно само по себе. Когда же они отважны, вооружены, без колебаний палят в солдат национальной гвардии и каким-то дьявольским способом скрываются от погони и справедливого возмездия, это скверно вдвойне. Сержант патруля получил пулю и уже никаких подробностей происшествия предоставить Комитету не в состоянии. Солдаты же даже не знают наверняка, сколько сообщников было у беглеца. Последняя зацепка что оставалась у Альбера – болезнь постояльца, о которой упоминала хозяйка «Триумфа революции». Тот, якобы, чувствовал себя настолько скверно, что она даже позвала к нему врача. Если «Мартен» действительно болен, возможно, врач понадобится ему еще раз. И возможно он решит обратиться к тому же, что осматривал его в гостинице… Велев Маро немедленно выяснить имя доктора, что навещал «национального агента», комиссар вернулся к Мари. Будь он чуть менее озабочен, он заметил бы странное волнение девушки, казалось, боявшейся лишний раз даже вздохнуть. Но сейчас Рено лишь молча уселся за стол, устало потер лоб и взялся за перо. Надо было написать записку Сен-Жюсту на счет Мартена. Пусть предупредит гражданина Робеспьера-младшего что его вчерашний гость – настоящий бандит. И все же, как, каким непостижимым образом этим негодяям удалось оторваться от преследования. Если судить по отчету национальных гвардейцев, контрреволюционеры открыли по ним стрельбу из дома, пострадавшего от недавнего пожара. Солдаты окружили квартал, оцепили двор и часть улицы, однако поиски в самом здании ничего не дали. Бандиты как в воду канули. Альбер еще раз мысленно прокрутил в уме адрес. «Стоп, так ведь это… Это ж булочная гражданки Летуш…» – Мари? Оторвав взгляд от листа бумаги, окликнул он девушку. – Скажи мне, в доме у Дельфины нет ли каких-нибудь тайников? На черный день?
Шарлотта де Монтерей: Девушка повернулась к комиссару, воззрившись на Рено с оттенком ужаса и растерянности. - Тайников? Каких тайников?.. В первый момент ей даже в голову не пришло, что собеседник имеет в виду всего-навсего дыру в стене подвала, которую гражданка Летуш все грозилась заделать намертво, чтобы любопытные сыновья не свернули шею где-то в подземелье. Совершенно запутавшись в агентах, Мари уже пыталась вспомнить, не прятала ли Дельфина у себя каких-нибудь тайных бумаг, или чего-то подобного... Впрочем, нет – какие же бумаги на черный день? На черный день прячут продукты, может быть, деньги. - Не знаю... – неуверенно начала Мари. – Чердак? Подвал... В подвале может быть, там стена немного разрушилась. А за стеной, кажется, еще один подвал, только больше. Мадам Летуш запрещала туда ходить. Только она и сама туда не ходила.
Альбер Рено: Комиссар Рено в задумчивости провел кончиком пера по губам. Дыра в подвале, ведущая в другой подвал? Такое для Парижа не новость. Даже сам Альбер, не будучи столичным жителем, слыхал по местные катакомбы. Тем более, что после неудачного побега семейки Капета и австриячки, ходили упорные слухи о том, что они собираются прятаться в подземельях. По обвинению в подготовке тайного убежища для беглецов был даже арестован королевский инженер, большой приятель графа Фензена, между прочим. Вместе со всей комиссией по делам катакомб. Правда, никто из них так ни в чем и не сознался… А подземный город под Парижем продолжал существовать, и лишенный присмотра, приходил в упадок. Да и становился опасным, пожалуй. Оставалось только задаться вопросом, куда ведет ход из подвала булочной, и почему враги революции отыскали его, а национальные гвардейцы – нет. – Про эту дыру многие знали? Ее легко найти? Поначалу Альбер даже собирался отвезти Мари на место событий, но потом, вспомнив об иных своих планах, передумал. Пускай солдаты перероют пепелище вверх дном и выяснят, есть ли из подвала спуск в катакомбы самостоятельно. И, если есть, куда он ведет.
Шарлотта де Монтерей: - Кто мог про нее знать, гражданин комиссар... – покачала головой девушка, пытаясь припомнить все подробности, связанные со злосчастной дыркой. – Пожалуй, только дети, но где же они теперь. Мари невесело отвела взгляд. Судьба сыновей гражданки Летуш, оставшихся круглыми сиротами, вдруг напомнила ей ее собственную судьбу. Но им, истым санкюлотам и по происхождению, и по воспитанию, хотя бы не грозила гильотина. - Найти несложно. Если спуститься в подвал, можно наткнуться – он ведь небольшой. Да там и свечка стояла, совсем рядом. Выложив все это, девушка задумалась, а не навредила ли она кому-нибудь этим рассказом. Но вредить было явно уже некому – гражданка Летуш умерла, булочная сгорела... Девушка не могла даже представить, что в подземный ход занесет «Оливье», о котором Мари так много думала в последнее время, и потому с чистой душой объяснила комиссару, что отверстие в стене затыкали в основном мешковиной, и оттого этот пролом трудно было не заметить.
Альбер Рено: Слушая Мари, Рено все более и более убеждался в том, что Мартен и тот (или те), кто был с ним, разыскали не заделанную вовремя булочницей трещину в стене, и через нее и были таковы. Но не выросли же у контрреволюционеров крылья, в самом деле! А, уходи они по крышам, их бы если и не поймали, то хотя бы заметили бы. Скверно. Однако всего не предусмотришь. Мерзавцам несказанно повезло, а может быть они знали о спуске в катакомбы заранее? Но тогда это кто-то из близких знакомых самой Летуш. Маловероятно. Но и в чистое везение верится с трудом… Альбер продолжал крутить в пальцах перо, пытаясь подобрать наиболее правдоподобную версию событий. – Скажи мне, Мари, к вам в булочную никогда не заглядывал национальный агент Франсуа Мартен? – продолжил свои расспросы комиссар, не ожидая, впрочем, утвердительного ответа. Он попытался описать девушке «Мартена» со слов Огюстена, но никаких особых примет Бон-Бон не называл, а темноволосых молодых мужчин в Париже на каждом углу по дюжине.
полная версия страницы