Форум » Париж. Город » Пополнение в стройных рядах. Ночь на 28 мая » Ответить
Пополнение в стройных рядах. Ночь на 28 мая
Эдуар Бонневиль: Время: ночь -утро 28 мая. Место: салон "Флер де Сите" - гостиница "Триумф Революции". Участвуют: Бернар де Вильнев, Эмильен де Басси, Анри д'Ольме, Эдуар Бонневиль.
Ответов - 75, стр:
1 2 3 4 All
Эдуар Бонневиль: Бонневилю пришлось прождать порядка десяти минут, прежде чем за дверью послышались шаги и сонная брань кухарки, чья спальня, на ее несчастье, оказалась ближе всего к парадному входу в салон. - Ты с ума спятил, не видишь, ночь на дворе? - скрипучим голосом пробормотала она. - Прошу прощения, гражданка, но у меня срочное дело к хозяйке. Я врач, вы должны меня помнить. Кухарка поднесла подсвечник к самому лицу доктора и, подслеповато щурясь, расплылась в улыбке. - А, конечно, конечно. Понравился мой кофе? Наверное, не к хозяйке, а за ним пришли? - Почти, - улыбнулся Эдуар. Входя в помещение, он испытал облегчение. Он не был трусом, однако на всем протяжении пути от "Триумфа революции" и до заведения мадам Флер-Сите его не отпускало тревожное ощущение: в Париже ночью всегда было небезопасно, а теперь, когда Национальная гвардия все больше выискивает несогласных, нежели настоящих бандитов, показываться на улице после захода солнца не стоило вообще. - Нет-нет, не стоит, я сам дойду, идите спать, - упредил доктор попытку служанки проводить его до спальни хозяйки. Не к Лютеции он сейчас направлялся, и лишние свидетели ему были ни к чему. Кухарка великодушно отдала гостю свечу и вернулась в свою комнату, откуда уже через минуту донесся ее богатырский храп. Бонневиль, стараясь не издавать шума, добрался до второго этажа и, немного помявшись в попытках вспомнить, где он в прошлый раз оставил Бернара и Эмильена, пару раз прошелся по коридору, пока не остановился перед дверью, которая, как он был почти уверен, вела в убежище роялистов, и негромко постучал.
Бернар де Вильнев: Де Вильнев привык спать чутко. Эта привычка за последний год, проведенный в лесах, стала такой же естественной, как привычка всегда класть рядом заряженный пистолет. Обманчивое ощущение безопасности, нахлынувшее на него в доме Лютеции, улетучилось ровно в тот момент, когда в путанные сновидения роялиста настойчиво ворвался тихий стук извне. В комнате, что хозяйка салона любезно предоставила двум мужчинам, было темно. Огарок свечи, не потушенный с вечера, оплыл до конца и погас. Значит, дело к утру. На соседней койке, с головой укрывшись пледом, безмятежно похрапывал де Басси, и, судя по всему измученный раной и перебравший вчера коньяка, граф так запросто просыпаться не собирался. – Кто? – тихо окликнул неведомого ему ночного гостя Дюверже, приподнимаясь на локте и нащупывая в изголовье привычную рукоять оружия.
Эдуар Бонневиль: - Бонневиль. Гражданин Оливье, откройте. Как он и предполагал, в руке Бернара, когда тот открыл дверь, красовался пистолет. Более чем разумно. Надо бы и ему обзавестись такой штукой. На всякий случай. - Простите, что потревожил ваш сон, барон, - извинился доктор, входя в комнату, - но у меня кое-какие новости. И дело, думается мне, безотлагательное. Граф де Басси по-прежнему спал. Не желая ни будить его, ни привлекать внимания тех, кто мог ненароком оказаться в коридоре, нормандец отвел Вильнева в сторону и вкратце пересказал ему историю "Франсуа Мартена". - Мне очень не понравилась эта мамаша Тардье. Она крайне подозрительно смотрела на этого человека, боюсь, не верит она в то, что он национальный агент. Кто знает, что он успел наговорить в бреду, пока меня не было...
Бернар де Вильнев: – Это хорошо, что вы пришли к нам, Эдуар. Значит, он поминал Россиньоля? Человек, сражавшийся против «адской» колонны мог рассчитывать на любую помощь со стороны капитана де Вильнева, не зависимо от того, кто он таков и как оказался в Париже. Ну, или почти на любую, покуда это не идет вразрез с приказом Генштаба. Бернар попытался нащупать в темноте плащ, но безуспешно. Тогда, тихо чертыхаясь, вандеец подобрал со стола огниво и взялся возвращать к жизни давно погасшую свечу. – Это ваш «национальный агент», насколько он плох? Волочь его на себе, надеюсь, не придется? Вы кстати, пешком пришли или на извозчике? За оконной рамой едва заметно серело небо в преддверии рассвета. – Который час, не знаете? Чахлый огонек, наконец, затрепетал в плошке, и при свете быстро нашелся и плащ, и потертый багет в кармане плаща. Бегло взглянув на часы, Дюверже безжалостно стянул плед со спящего де Басси. - Эмильен, просыпайтесь. Мы отправляемся завтракать в… как вы его назвали, доктор?.. В «Триумф Революции».
Эмильен де Басси: – Де Вильнев, вы ополоумели? – простонал роялист, страдальчески щурясь на свет, и спросонья позабыв напрочь, что вандейца договорено было называть «гражданин Оливье» - Куда вас несет в такую рань? Тут он разглядел за спиной Дюверже фигуру Эдуара, и окончательно вернулся из страны грез в реальность. – Бонневиль? А вы откуда тут? Что-то случилось?
Эдуар Бонневиль: - Мы с бароном расскажем вам все по дороге, а сейчас не стоит терять ни минуты. Бонневиль вытащил из жилетного кармана часы. - Уже без четверти пять. Национальные гвардейцы, как вы знаете, очень любят наносить визиты в темное время суток, когда благонадежные и не слишком благонадежные граждане пребывают в своих постелях, а мадам Тардье может быть слишком навязчивой, чтобы проигнорировать ее донос. Этот Мартен слаб, но, полагаю, на собственных ногах устоит. А если не устоит, помочь ему не составит труда, - разом отвечал доктор на расспросы де Вильнева. - Я пришел пешком, это недалеко, на Рю Паради, в нескольких шагах от моего дома, да и не хотелось бы привлекать постороннее внимание. Дабы ускорить сборы, Эдуар помог де Басси, чья рука по-прежнему оставалась перебинтованной, натянуть сапоги и придержал графский камзол.
Эмильен де Басси: Продолжая сквозь зубы сетовать на несовершенство мироздания, Эмильен послушно принял помощь эскулапа. Из разговора доктора и де Вильнева он пока понимал мало что. Однако упоминание национальных гвардейцев мигом прогнало графу остатки сна. – У нас теперь каждое утро будет начинаться общением с этими господами? – процедил он, нахмурившись. – Вчера они напрошенными заявились на улицу Турнон, а сегодня, стало быть, наша очередь наносить ответный визит? Барон, не кажется ли вам, что один пистолет на троих – непростительная самонадеянность для подобно прогулки? Вряд ли Лютеция хранит в салоне оружие. Это было бы слишком откровенным везением. И вряд ли им удастся раздобыть пистолеты по дороге, особенно в пять утра.
Бернар де Вильнев: – Спокойнее, Эмильен. Это всего лишь предположение. Вопрос был резонным, но Дюверже в любом случае не мог его решить здесь и сейчас. А связываться с людьми де Басси, собирать отряд, вооружаться… Все это требовало времени, которого у них, предположительно, не было, да и простой визит в «Триумф Революции» сам по себе опасным не казался. – Нужно забрать из гостиницы одного человека… роялиста. Пока на него не обратили слишком пристальное внимание патриоты. Только и всего. И, помня предубеждение графа к незнакомцам, Бернар уверенно добавил: - Я за него ручаюсь, месье из Вандеи. Довольно неосмотрительное ручательство, если принимать во внимание, что ручался де Вильнев за человека, которого никогда даже и не видел. Но в противном случае, как подозревал барон, де Басси демонстративно уляжется обратно спать. А без его помощи им с доктором не обойтись. «Мартена» мало увести из ненадежной гостиницы, его нужно приютить в безопасном месте. А безопасных мест в Париже Бернар знал не так уж и много. Трое мужчин, наскоро собравшись, выбрались на улицу. В это время суток все еще темную и абсолютно пустынную. – В случае чего… У меня все еще есть мандат комиссара КОБа, - ухмыльнулся бывший кавалерийский офицер.
Эдуар Бонневиль: - Я все-таки надеюсь, что наш "гражданин Мартен" сможет дойти самостоятельно хотя бы до порога гостиницы, - Эдуара уже начинало одолевать беспокойство, как за судьбу молодого человека, так и ввиду неопределенности, на которую он вел своих знакомых-роялистов, и последнее можно было без труда понять: с какой стати они были обязаны рисковать в бессчетный раз мчаться посреди ночи к незнакомцу, о котором толком и сказать нельзя, к какому лагерю он принадлежит. - Скажу хозяйке, что ему лучше провести неделю-другую в больнице, а видеть вас ей лучше не стоит... У меня еще одна новость, - будничным тоном прибавил доктор, хотя был уверен, что новость эта заинтересует его спутников, особенно барона де Вильнева, ничуть не меньше известия о странном постояльце "Триумфа революции". - Сегодня в девять у меня назначена встреча с Сен-Жюстом. Он хочет предложить мне место врача при дофине.
Эмильен де Басси: – Мандат? Черт, забудьте о нем. А лучше выбросите от греха подальше, - проникновенно посоветовал граф де Басси. - После вчерашней истории на улице Турнон вы наверняка в черном списке КОБа. Слишком опасно вновь напоминать о своем существовании республиканцам. Шутки шутками, но не хватало им сейчас наткнуться на патруль. Документы в порядке разве что у доктора, у де Вильнева – его злосчастный мандат, у Эмильена вообще ничего за душой, все отобрали во время вчерашнего ареста. Герои, черт побери, надежда и опора французской монархии. Благодаря ранней побудке, Басси пребывал в скверном расположении духа. Поэтому последовавшее заявление Бонневиля воспринял скорее настороженно, нежели радостно. – С чего вдруг такая честь, доктор? Вы что, пользовали кого-то из патриотов? Откуда гражданин Сен-Жюст вообще проведал о вашем существовании?
Бернар де Вильнев: - Дофин болен? - беспокойно вскинулся Дюверже. – Или в этих ублюдках запоздало пробудилось человеколюбие? Новость, эдак походу поведанная Эдуаром, могла оказаться знамением божьим. Все же Господь направляет тех, кто исполняет волю его, в этом барон де Вильнев никогда не позволял себе усомниться. От перспектив, что открываются перед роялистами, если Бонневиль будет вхож в Тампль, дух захватывало. Но подозрительность, незамедлительно продемонстрированная де Басси, тоже имела право на жизнь. – Сен-Жюст… Что-то я стал часто слышать это имя. Будьте осторожны, доктор. Теперь особенно. Комитетчики, насколько я о них наслышан, будут серьезно присматривать за вами. Если уже не присматривают. После подобного повышения эдак запросто к вам в гости не заявишься. «И будет особенно обидно – мысленно рассуждал Бернар, - если из-за какой-нибудь случайности сорвется запланированная утром встреча или республиканцы утратят доверие к Бонневилю» - Может, вам сейчас вернуться домой? – Тихо предложил он. - «Мартена» мы разыщем и уведем из гостиницы сами.
Эдуар Бонневиль: - Нет, барон, - замотал головой Бонневиль, - он знает только меня, мало ли, кем вы ему покажетесь... Да и у мамаши Тардье могут возникнуть подозрения, а у этой гражданки глаз чересчур бдительной... Мужчины миновали булочную несчастной Дельфины Летуш. Обычно в это время из ее печи вовсю валил дым, а по улице начинал распространяться соблазнительный запах свежего хлеба. Сегодня же возиться с противенями явно было некому. - Что до моих связей с патриотами, то они весьма условны, Эмильен, - доктор вернулся к разговору о соратнике Робеспьера. - Я ведь рассказывал, что у меня есть невеста. Так вот, ее покойный супруг, занимавший какой-то пост в министерстве юстиции, протежировал Сен-Жюсту, когда тот еще жил в провинции и не прославился своими речами в Конвенте. Вчера они, моя невеста и Сен-Жюст, случайно встретились, завязался разговор. Каким-то образом он упомянул о том, что дофин нездоров и ему требуется врач. Мадам де... моя невеста порекомендовала ему меня. Вот, собственно, и все, что я могу рассказать, потому как больше ничего и не знаю...
Бернар де Вильнев: Едва удивительное совпадение объяснилось банальным бытовым стечением обстоятельств, де Вильнев почувствовал себя спокойнее. Невеста, старое знакомство… Нет, на ловушку не похоже, да и кто возьмется испытывать лояльность доктора Бонневиля республике столь изощренным способом. – Значит, нам и правда повезло. Постарайтесь получить это место, Эдуар. Проклинайте тирана Капета, хулите монархию, поносите Вандею… Все, что угодно, лишь бы прослыть патриотом в глазах господина… гражданина Сен-Жюста. Я понимаю, какое отвращение к себе способна вызвать подобная лживая угодливость, но за ней – благородная цель. Беглый взгляд на пустующую булочную – из почерневших оконных проемов все еще тянуло характерным запахом гари, - заставил Бернара нахмурился. Мари Жерар. Как поступить с девушкой, он еще не решил. А предупреждение, что он пытался сделать актрисе, похоже, ожидаемого эффекта не возымело. Ладно, сейчас самое насущное дело – «Мартен». Остальное позже. Вскоре над очередным побитым временем и парижской разрухой зданием мелькнула большая вывеска с трехцветным флагом, символизирующим собой триумф того, с чем барон де Вильнев поклялся бороться до последнего вздоха и удара сердца.
Эмильен де Басси: – Это оно? Гримаса на лице де Басси напоминала страдания от зубной боли, но вызвана была скорее терзаниями моральными. – Ну до чего же мерзкая мазня, - побормотал граф, приглядываясь к вывеске. Помимо собственно флага ее украшала внушительная фигура в красном колпаке, попирающая могучей пролетарской ступней головы гильотинированных врагов, мешавших триумфу революции. Гротескные лица мертвецов, выписанные с простодушным натурализмом, вызывали особое отвращение у Эмильена. – Ваш национальный агент и впрямь болен, раз поселился в подобном заведении. Представляю себе его хозяйку!
Анри д'Ольме: Мамаша Тардье была женщиной практичной и целеустремленной. Практичной настолько, чтобы всячески демонстрировать лояльность новым порядкам, а целеустремленность заставляла ее доводить всякое начатое дело до конца. Она заглянула в комнату к гражданину Мартену спустя несколько минут после ухода доктора. Убедиться, что пациент Бонневиля и впрямь не отдаст концы в ближайшие пару часов, ну и... Вдруг гражданин национальный агент выскажет какие-нибудь пожелания, что ли.... Постоялец спал, как спят многие больные люди – тяжело дыша и ворочаясь с боку на бок, но уже не казался живым трупом. Лицо его заметно порозовело; Мартен что-то бормотал, но от двери не было слышно, что именно. Тардье подошла поближе и склонилась над постояльцем. Спустя несколько минут гражданка взялась за сердце и, постоянно оглядываясь, поспешила прочь. - ...Именем Республики, Единой и Неделимой, откройте, - донеслось из-за двери. Голос был мужской, с заметной хрипотцой. – Не заставляйте нас ломать дверь. - Идите к черту, - любезно посоветовал «Мартен», любовно оглаживая рукояти пистолетов. – Ночь на дворе. Я специальный уполномоченный Республики и имею право на отдых. - Вот об этом мы и хотим поговорить. Мы хотели бы взглянуть на ваши документы. - Приходите после рассвета. Клянусь, я выстрелю в первого, кто попытается сюда ворваться. – «Мартен» подумал, и уточнил: - И во второго тоже. Есть желающие? Приходите днем, только пораньше. Я не хотел бы опаздывать в Комитет. За дверью началось перешептыванье. Лейтенант Молье был изрядно озадачен. С одной стороны, человек за дверью гостиничного номера держался уверенно и даже нагло, чего никак нельзя было ожидать от роялиста, застигнутого национальной гвардией. С другой стороны, настоящий агент КОСа уже давно предъявил бы документы и с чистой душой махал бы вслед уходящей восвояси гвардии. - Ломайте дверь, - наконец решился лейтенант, но после первого же удара плечом в хлипкую преграду в комнате грохнул выстрел. Пуля пробила дверь и, оставив выщерблину на стене, рикошетом зацепила одного из гвардейцев, разорвав форму и оставив длинную кровоточащую ссадину на его плече. Гвардия оторопело переглянулась. - Никакой это не агент, - рявкнул Молье. – Ломайте дверь! - Я предупреждал. – донесся из комнаты несколько напряженный голос. «Мартен» судорожно перезаряжал пистолет. Гвардия замялась. Получить пулю не хотелось никому.
Бернар де Вильнев: - Признали кого-то из знакомых? – кисло съязвил де Вильнев, оценив внимание своего спутника к шедевру революционной живописи, красующемуся над входом в гостиницу. – Ладно, чего время тратить, ступайте за вашим пациентом, Эдуар. Пусть он… В этот момент где-то в недрах «Триумфа Революции», вспугнув остатки дремоты у обитателей половины квартала, зло и сухо хлестнул выстрел. «Не успели», - молнией промелькнуло в мозгу вандейца тревожное. Самым благоразумным поступком в их ситуации было немедленно развернуться и исчезнуть в ближайшем переулке, пока на шум не сбежались окрестные патриоты да и просто охочие до подобных зрелищ зеваки. И не важно, кто стрелял – Мартен или в Мартена. И нашла ли эта первая пуля свою жертву. Но благоразумие никогда не было сильной чертой де Вильнева. – Бонневиль, вспомните, куда выходит окно комнаты, где вы пользовали раненого. На улицу, во двор? Можете показать его? Если солдаты уже внутри гостиницы, то им соваться вовнутрь бессмысленно. С одним пистолетом на троих. Но это не повод ничего не предпринимать.
Эдуар Бонневиль: Опоздал. Черт возьми, снова из-за его отлучки все пойдет прахом, но теперь шансов, что власти не узнают о присутствии роялистов в самой цитадели революции, как то было с Матильдой, уже не было, свидетельством чему был выстрел в стенах гостиницы. Стоило пренебречь секретностью и отправить Жака к Лютеции... - Я думаю... сейчас... - процедил Бонневиль сквозь зубы, пытаясь восстановить в памяти свой маршрут по кривой лестнице "Триумфа революции" и соотнести его с унылыми стенами здания, красоты которым пачкотня в виде патриотично-пестрой вывески нисколько не придавала. - Вот! Окно на третьем этаже, справа. Видите?
Бернар де Вильнев: Де Вильнев кивнул. – Подсадите меня, док. Бонневиль казался барону на вид покрепче телосложением, чем граф де Басси. А в данный момент ему требовалось плечо друга в особенно буквальном смысле этого слова. Между первым и вторым этажом здание огибал декоративный карниз, подоконники украшала грубоватая лепка, но все это, вызывавшее оторопь у каждого ценителя прекрасного, простодушно радовало потенциального вора или любовника, предпочитающего окна дверям. – Я гляну, что там. А вы уходите. Встретимся… Как обычно, у мадам.
Эдуар Бонневиль: - Может, нам все-таки побыть где-нибудь рядом? Бонневиль отставил в сторону потертую сумку, с которой не расставался с самого визита Жака на свою квартиру, сцепил руки и подставил Бернару это произвольное стремя, чтобы тому было легче перебраться к нему на плечо.
Эмильен де Басси: В этот момент Эмильен был целиком и полностью согласен с доктором. – Мы подождем вас возле известной вам булочной, Оливье, - буркнул он в спину вандейцу. Даже не потому, что не хотел «светить» салон Лютеции пред неким совершено неизвестным ему «Мартеном». Просто сама мысль спокойно вернуться во «Флер де Сите» и дожидаться новостей о драматичных событиях, разворачивающихся в «Триумфе Революции», казалась графу абсолютно неприемлемой. Поэтому даже последнее свое обещание он не спешил исполнять. В очередной раз проклиная собственную безоружность, роялист торопливо оглянулся по сторонам. Взгляд его невольно задержался на сумке Бонневиля. – Доктор… Быть может, среди ваших инструментов найдется что-нибудь… для скоростного кровопускания? – Недобро улыбнувшись, осведомился де Басси.
Эдуар Бонневиль: Если он без труда мог поделиться с друзьями своим кошельком, жилищем, помощью, даже, в крайнем случае, жизнью, то свои инструменты Бонневиль берег как зеницу ока. Это был его хлеб, часть руки, и пристойную замену им в дни хаоса найти было непросто. Конечно, несколько раз они использовались не по назначению, когда, страдая от тяжелейшего похмелья в пору своего безутешного вдовства, он пытался преодолеть сопротивление запечатанной бутылки, но подобные безрассудства были далеко в прошлом и теперь стыдливо, хотя и тщетно, обходились вниманием про воспоминаниях о прожитых годах. - Вряд ли они помогут, граф... - пробормотал Эдуар, не отрывая взгляда от барона де Вильнева, осторожно передвигавшегося по карнизу. В стенах гостиницы прогремел еще один выстрел. Нормандец, вздохнув, раскрыл замок сумки. - Впрочем... Держите, - он протянул де Басси остро наточенный ланцет. - Нападать с ним на кого бы то ни было я не пробовал, но, если постараться, покалечить человека им можно...
Анри д'Ольме: Пока за дверью топтались и перешептывались, «Мартен» перезарядил пистолет, чертыхаясь и просыпая порох. Второй пистолет лежал перед ним, и, когда в номер ломанулись вновь, вандеец, не задумываясь, послал в дверь очередную пулю. Теперь в двери зияли две дырки, а из коридора слышалась грубая ругань. Флегматично бросив взгляд в окно, на едва посветлевшее небо, «Франсуа» вновь принялся за перезарядку. Какое-то время он сможет удерживать гвардейцев за дверью, а когда кончатся пули… «Мартен» поморщился. Все, что его смущало – это смерть безымянным. Да и... Как-то совсем уж бестолково он попался, досадно…
Эмильен де Басси: Граф тихо чертыхнулся. Со много большим успехом можно было стащить у повара Лютеции кухонный нож и пытаться сражаться им с национальными гвардейцами. Игрушка доктора Бонневиля выглядела настолько безобидной, что роялист, огорченно скривившись, отмахнулся: - Ладно, оставьте это себе. Слишком утонченная вещица для убийства. Он задрал голову, наблюдая за движениями барона. – С третьего этажа в случае чего прыгать он не станет. Проще на крышу… Идемте доктор. Не ровен час хозяйка гостиницы в окно выглянет и узнает вас…
Бернар де Вильнев: Благодаря помощи Эдуара, де Вильнев вскарабкался вверх довольно быстро. Вандейца подстегивало собственное богатое воображение и второй выстрел, грянувший вскоре вслед за первым. Отыскав для ног подходящую точку опоры, мужчина, прижавшись к стене, глянул вниз. Черт возьми, спутники его и не думали уносить ноги, как он велел. То ли герои выискались, то ли просто спросонья не соображают, что там, где стрельба, штатским делать нечего. Дюверже возмущенно взмахнул рукой, убирайтесь, дескать. И едва не сорвался с карниза. Подошва сапога провалилась в пустоту, гипсовая лепнина опасно крошилась под весом человека. Мысленно понося последними словами и роялистов и республиканцев, барон проделал последние пару шагов к указанному ему Бонневилем окну. И… На улице светало, но в гостиничной комнатушке было темно, - «Мартен» не потрудился зажечь для себя, а особенно для явившихся по его душу патриотов, свечу. Все, что мельком разглядел Бернар – темный силуэт человека на фоне смутных очертаний скудной мебели. Полный триумф революции – никаких излишеств. Приглядываться далее времени не было, поэтому названный гость попросту высадил рукоятью пистолета оконное стекло. И тут же отпрянул, в очередной раз испытывая сомнительную прочность карниза, но предпочитая оказаться вне досягаемости выстрела, грохот которого наверняка последует за звоном разбитого стекла. – Сюда! Скорее! – Позвал негромко, не сомневаясь, впрочем, что человек в комнате его услышит. Как Мартен отреагирует, это уже другое дело. – В окно удирает, гад! – мгновенно сообразили в коридоре, и на дверь, подпертую баррикадой, заботливо воздвигнутой «национальным агентом», обрушился град ударов прикладами.
Анри д'Ольме: «Мартен» никак не мог ожидать чужого появления в окне третьего этажа, поэтому после звона разбитого стекла машинально пригнулся, ожидая пули. У гвардейцев могло хватить ума забраться по стене и решить вопрос «национального агента» одним выстрелом. Но возглас незнакомца, заглушенный жалобным треском двери, убедил «Франсуа» в обратном. С личностью утреннего гостя можно было разобраться позже, а пока он указывал путь для отступления. Это было очень кстати. Роялист заткнул пистолеты за пояс и осторожно перелез через подоконник. Следовало поинтересоваться личностью незнакомца, и не ведет ли он «Мартена» в ловушку, но... Нет никакого смысла в том, чтобы вести «национального агента» в капкан, вытащив его из предыдущей западни. А все прочие вопросы можно задать потом, не опасаясь, что собеседника прервет на полуслове чужая пуля. Правда, «Мартен» отнюдь не проникся к незнакомцу мгновенным доверием, и был готов к любому неприятному сюрпризу с его стороны. Едва оказавшись на крыше гостиницы, «национальный агент» направил на спасителя пистолет: - Кто вы такой?
Бернар де Вильнев: - Какая вам сейчас разница? – молодой мужчина казался Бернару радостно знакомым. Кажется, они встречались раньше где-то в партизанских боях или, может, в Шатийон-сюр-Севр. Кто-то из вандейских командиров, определенно. И тоже офицер. Это хорошо, это значит, Бонневиль не ошибся в своих предположениях, и они не зря впутались во всю эту историю. Де Вильнев пытался припомнить имя человека, эдак любезно угрожающего ему пулей, но ситуация категорически не располагала к обстоятельным размышлениям. – А вообще, в подобном ключе беседовать бессмысленно. Расщедрившись на ухмылку, Дюверже продемонстрировал собеседнику свой пистолет. Снизу доносилась забористая ругань, - солдаты приканчивали баррикаду. Через мгновение в окне показалась голова кого-то из патриотов, и де Вильнев, стоя на краю крыши, невозмутимо пальнул вниз. Красный фригийский колпак – та мишень, в которую барон никогда не промахивался. – Если у вас в запасе лишняя пуля, подарите ее народу, месье. Теперь, надеюсь, ваши приятели разохотятся выглядывать в окна и предпочтут спуститься вниз по лестнице. По сему нам пора… Крыши парижских домов смыкались вдоль улицы козырек к козырьку, так что, при некоторой доле сноровки, путешествие по ним труда не составляло.
Анри д'Ольме: "Мартен" молча признал справедливость замечаний незнакомца и коротко ухмыльнулся. - Этого добра я готов подарить Республике предостаточно... Роялист вытащил из-за пояса второй пистолет и протянул его спасителю рукоятью вперед: - Держите, в отличие от вашего, он заряжен. Путешествие по крышам не обещало возможности перезарядить оружие, и в случае неприятных сюрпризов лучше было стрелять из двух стволов разом, чем из них же, но по очереди. - Ведите. "Мартен" логично предположил, что незнакомец знает, куда идти.
Эмильен де Басси: Предположения де Басси оправдались. Оглянувшись, он успел увидеть, как к де Вильневу присоединился еще один мужчина, и оба они выбрались на крышу «Триумфа Революции». Затем Бернар пристрелил какого-то неосмотрительного республиканского солдата, тело его обмякло на подоконнике, и Эмильен с удвоенной настойчивостью потащил Бонневиля прочь от гостиницы. С минуты на минуту патруль, или кого там кликнула мамаша Тардье по душу подозрительного «национального агента» бросится а улицу. И категорически не стоит попадаться под горячую руку патриотам. – К булочной, доктор. Живее.
Бернар де Вильнев: Любезность пришлась к месту, но благодарность де Вильнев предпочел отложить до более подходящего момента. Сунув свой пустой уже пистолет за пояс, он взял оружие у Мартена. И, старясь держаться под защитой массивных каминных труб, - благо такие имелись на каждом доме, - поспешил к месту встречи с Бонневилем и де Басси. Новый знакомый легко поспевал за бароном, И это заставило Бернара вздохнуть с облегчением: рассказ Эдуара рисовал картину гораздо менее радужную, в жизни «национальный агент» не выглядел серьезно страдающим от последствий своей раны. По крайней мере, пока. Париж с высоты кошачьей любви заметно отличался от Парижа пешеходов и всадников, но Дюверже примерно представлял себе направление к дому покойницы Летуш. Почему туда? Вандеец подозревал, что сейчас там никого нет – булочница погибла, ее свояченица и дети у соседей, Мари у Лютеции… В случае чего в пустующем доме легче укрыться, чем там, где досматривают последние сны запуганные гильотиной граждане. – Добро пожаловать в Париж, месье… м-мм… господи, доктор сказал, что у вас временная потеря памяти, но у меня-то ее нет… - Перепрыгнув в очередной раз с крыши на крышу, пробормотал де Вильнев. Маневры двух мужчин вспугнули с ближайшего чердака стаю сонных голубей, и возмущенные птицы, сорвавшись с насиженного места, лихорадочно кружили в небе. – Я почти уверен, что встречал вас ранее, - продолжил барон, приглядывая подходящее место для спуска с небес на землю грешную. - Но вот имя…
Анри д'Ольме: - Ваше лицо тоже кажется мне знакомым, - заметил «Мартен», поскальзываясь и судорожно хватаясь за вычурный флюгер. – Черт... А насчет имени – я его сам не помню, могу ли я просить, чтоб его помнил кто-то еще? Лицо нового знакомого, который, впрочем, не представился, и вправду ассоциировалось у «Мартена» с преследовавшими его видениями. Но «национальный агент» не мог даже внятно сформулировать, что это за видения и откуда они взялись, не говоря уже о попытке разобраться, к какому периоду его жизни они относятся и не галлюцинации ли это вообще. Попытка решить эту дилемму сейчас обещала новый приступ головной боли, и «Франсуа» отступился. - Смотрите, чердачное окно. Можно забраться внутрь, и тогда нам не придется прыгать с крыши. Это ведь фигуру доктора я видел там, внизу? Вас привел Бонневиль?
Бернар де Вильнев: - Минуту терпения, месье, не хотелось бы будить какого-нибудь революционного художника утренним вторжением в его мансарду… Совсем недалеко я знаю подходящий чердак… Да, мое появление на вашем подоконнике – заслуга доктора Бонневиля. Вам повезло, что к вам пригласили именно его. Таким, как вы… и как я, чего скрывать… в наши времена от головной боли и прочих недугов прописывают одноразовое успокоительное на площади Революции… Опасно балансируя, Дюверже преодолел крутой черепичный скат и перебрался на следующую крышу. Последнюю в их маршруте. Сверху виден был уже знакомый барону черный двор, - вот тут он вчера предлагал помощь Мари Жерар, кто ж мог знать, что эта юная милая девушка – знакомая настоящего комиссара Рено, - и растерзанная толпой и пожаром булочная. – Сюда, - свесившись с карниза, Дюверже пнул ногой оконную раму. С тихим треском она вывалилась вовнутрь, освобождая беглецам путь на чердак. – Со вчерашнего дня в этом доме никто не живет.
Анри д'Ольме: От упоминания революционных художников «Мартена» передернуло, и он послушно последовал за провожатым. От осознания, сколь велика была сегодня его удача, по спине пробегал холодок – любой другой доктор на месте Бонневиля привел бы такого пациента прямиком на гильотину, и считал бы себя героем. Когда роялист совсем уже ощутил себя бродячим котом, и даже свыкся с перемещением по крышам – и без того свежий утренний воздух казался здесь, наверху, еще свежее, - новый знакомый наконец нашел подходящий чердак и «Мартен» осторожно, опасаясь внезапного головокружения, полез за ним. На чердаке было довольно пыльно и пахло гарью. Роялист провел пальцем по балке. На перчатке остались следы копоти. - Внизу что-то сильно горело. Сделав это ценное замечание, «Мартен» сообразил, что стоит на деревянной крышке, скрывающей спуск на нижние этажи. Сделав шаг в сторону, он осторожно сдвинул сбитый из досок щит, под которым обнаружилась узкая лесенка.
Бернар де Вильнев: – Да, народ вчера разгромил булочную. На первом этаже дома. В Париже не хватает хлеба, зато в избытке зрелища. Света зарождающегося дня все еще не хватало, чтобы разогнать мрак, царящий в пустом доме. Так что по шаткой чердачной лесенке мужчинам пришлось спускаться практически на ощупь. Оказавшись в коридоре, Бернар поморщился. Запах старой сырой гари сродни запаху из могилы: огонь уже оставил это место, на прощание пометив уютное некогда человеческое жилье печатью хаоса и запустения. Возможно, позже тут поселятся какие-нибудь неприхотливые санкюлоты, говорят, Париж переполнен оборванцами, приветствующими революцию… - Надеюсь, перекрытия несильно обгорели. Пол под ногами жалобно поскрипывал, но держался, и все же де Вильнев спешил оказаться внизу, на улице. В поисках лестницы на первый этаж им пришлось миновать пару смежных комнат, одна из которых, судя по обгорелым останкам постели, была когда-то спальней покойницы Дельфины. В полумраке барон едва не наступил на груду тряпья. И невольно шарахнулся в строну, когда куча эта с жалобным вздохом зашевелилась. Затем из-под рваного одеяла высунулась вихрастая голова ребенка. – Господи, а ты что тут делаешь? – Не удержался от отчаянного вопроса вандеец, приглядевшись, признав в мальчике сына булочницы.
Этьен Летуш: – Сплю, - Этьен демонстративно протер глаза и спросонья заскулил: - Дяденьки, чего вам надо? Со вчерашнего дня он чувствовал себя брошенным, всеми позабытым и никому не нужным. Мальчик, не смотря на юный свой возраст, видел уже достаточно смертей, в том числе и казни на гильотине – в Париже убивали достаточно. Но понимания смерти конечно же не имел. Поэтому мама для него пока просто «исчезла». От этого маленького внутреннего обмана, правда, лучше не становилась. Какие-то чужие люди делали вид, что им не безразлична судьба сиротки, тетка по словам соседки сошла с ума, злая гражданка тащила Этьена прочь от дома, суровый мужчина, опоясанный трехцветным шарфом, обещал пристроить в приют… Все это пугало куда больше, чем исчезновение матери. Пользуясь суетой, Этьен вырвался из рук всех этих неприятных ему взрослых и сбежал. Поплутал по городу, а к вечеру вернулся… домой. Дома у него больше не было, никто не бранил за грязные следы на лестнице и не звал к ужину. Поплакав в темноте, ребенок завернулся в уцелевшее от огня тряпье и заснул. И вот теперь последовало пробуждение, такое же безрадостное, как прошедший вечер. – Вы грабить пришли? – с простодушным цинизмом поинтересовался он у незваных гостей. – Или за хлебом? Хлеба нет… Ни крошки. Эту нехитрую истину Этьен выяснил еще вчера вечером в тщетных попытках найти хотя бы старый сухарь на ужин. На улице в этот момент захлопали выстрелы: мужчины и мальчик одновременно обернулись к окну.
Анри д'Ольме: «Мартен» молча слушал диалог своего нового товарища – или все же старого?.. – и мальчика. Он не видел ничего удивительного в том, что беспризорник забрался в брошенную булочную, некоторый интерес представлял только тот факт, что он был знаком со спасителем «Мартена». Любопытные знакомства у парижских роялистов... Когда грянули выстрелы, «национальный агент» прижался к стене, чтобы не маячить в оконном проеме, и осторожно выглянул на улицу. По мостовой топал патруль. Судя по выражению лиц, республиканцы были злы на весь белый свет. На их месте «Мартен» тоже был бы зол, конечно – подняли ни свет, ни заря, заставили искать неизвестно кого и, самое главное, неизвестно где. Патруль с умеренной добросовестностью обшаривал закоулки, периодически постреливая в воздух. - Синие, - сказал, будто сплюнул, «Мартен». – Изображают облаву. Впрочем, изображают качественно... Как бы им не пришло в голову заглянуть сюда. В висок некстати толкнулась тупая боль, и вандеец с силой провел тыльной стороной ладони по лбу, пытаясь унять зарождающийся приступ. Ко всем чертям, он не похож на нервную барышню, и привык терпеть и не такое... Боль отпустила так же внезапно, как и появилась. «Мартен» бросил на спутника быстрый взгляд – заметил тот, или нет? Хорошо бы, нет...
Эдуар Бонневиль: - Что же они так долго? - беспокойно прошептал Эдуар, хотя с исчезновения сослуживца его брата на крыше гостиницы прошло не так много времени. В столь опасной обстановке каждая секунда могла оказаться решающей в схватке за жизнь, и оттого-то время тянулось невероятно. Как ни старался Бонневиль сохранять внешнее спокойствие, дабы, не приведи Господь, какой-нибудь бдительный патриот не заподозрил в двух мужчинах, прогуливавшихся рано утром по столичным улицам, в контрреволюционном умысле, тревога без труда читалась на его лице. Шуткам и легкомысленной радости от необычности происходящего, если и присутствовал некий намек на них, теперь не было места, и подтверждением тому были вполне реальные выстрелы. До булочной оставалось всего ничего, только за угол завернуть, но именно там спутников поджидал сюрприз, и сюрприз этот носил крайне неприятный характер. - Стоять! Кто такие? Что забыли в такую рань на улице? Документы, граждане. Слово "граждане" тощий краснолицый верзила в форме сержанта национальной гвардии произнес с нескрываемым ехидством. Трое солдат за его спиной заспанными глазами разглядывали любителей утреннего парижского воздуха в лице графа де Басси и барона де Бонневиля. - Гражданин, я врач, возвращаюсь от пациента, - ровным голосом отозвался нормандец, с неохотой запуская руку во внутренний карман сюртука. - Полагаю, оказание помощи занемогшим патриотам только приветствуется, верно? Эдуар хотел было сказать, что его спутник - аптекарь или хирург, но промолчал, не зная, насколько документы Эмильена позволяют эту ложь.
Эмильен де Басси: Сам де Басси не спешил раскрывать рот. Хоть и понимал, что отмолчаться не удастся. Если бы он мог хотя бы заявить, что не знаком с Бонневилем… Пустое, когда двое мужчин шагают куда-то вместе в начале шестого утра, убедить патрульных, что они при этом впервые видят друг друга не получится. Документов у графа не было. Никаких. Те, что были, стали достоянием сержанта, арестовавшего роялистов вчера утром. А новыми бумагами Эмильен просто не успел обзавестись. Да еще простреленная рука. Кажется, они влипли… Как это обычно бывает, глупо и нелепо. В двух шагах от условленного с де Вильневом места встречи. Мужчина стиснул зубы, меряя взглядом расстояние до ближайшей подворотни. Будь он один, рискнул бы. В крайнем случае пуля в спину, быстрая смерть… Но он не один. Так что же делать, черт возьми?!
Бернар де Вильнев: Про отсутствие у графа де Басси документов знал по крайней мере еще один человек. И этот человек с напряженным вниманием изучал происходящее на улице из окна второго этажа. Разговор патрульных и задержанных тут был хорошо слышен. И последствия задаваемых гвардейцами вопросов вообразить труда не составляло. Барон лихорадочно прокручивал в голове простую и неприятную арифметику. Два плюс два – четыре. Пуля в пистолете одна. Еще одна – у Мартена. Двоих, если повезет, они отправят на тот свет сразу. Оставшиеся двое начнут вопить… Что обычно орут эти ублюдки – К оружию, республика в опасности? – и численность патриотов на улице резко и опасно возрастет. Будет огромным счастьем, если солдаты позабудут про доктора Бонневиля и его спутника и сосредоточатся на охоте за «настоящими роялистами». И еще большим счастьем – если де Басси и Бонневиль не сообразят геройствовать, а просто унесут отсюда ноги. А они с Мартеном… Как-то выкрутятся. Крыша недалеко. Молчание внизу затягивалось, и де Вильнев решительно вскинул пистолет, метя в тощего верзилу с трехцветной кокардой на груди. - Документы там ни к черту, - хриплым шепотом сообщил он «национальному агенту». – Буду весьма признателен, если вы окажете доктору Бонневилю любезность и пристрелите солдата справа от сержанта.
Анри д'Ольме: Когда патруль остановил спешащую по улице парочку, «Мартен» закусил губу, прикидывая, смогут ли доктор и его спутник убедить солдат в своей благонадежности. Но слова коллеги-роялиста развеяли сомнения «национального агента», и он поднял оружие и всадил пулю в грудь указанного кандидата на тот свет. Хлопнувший выстрел поверг патруль в ступор, который продолжался ровно до того момента, пока тело убитого не коснулось мостовой. «Франсуа» тихо понадеялся, что у Бонневиля и его товарища хватит самообладания, чтобы как можно быстрее покинуть место действия. - Откуда стреля... – вопль сержанта оборвался вместе с выстрелом де Вильнева. Оставшиеся без руководства солдаты потеряли к утренним прохожим всякий интерес и попытались укрыться от новых выстрелов за углом дома напротив. Было видно, как напряженно они высматривают стрелков. Но вопли «Они здесь, сюда, скорее!» намекали на необходимость дальнейшего отступления. Довольный результатом «Мартен» одобрительно глянул на товарища. - А теперь нам пора уносить ноги...
Эдуар Бонневиль: Ни де Басси, ни Бонневиль, к их счастью, не растерялись и вскоре благополучно свернули в проулок, где днем ранее доктор вместе с мадам Флер-Сите укрывались от ярости парижской черни. Гвардейцы не спешили их догонять, занятые невидимыми стрелками, но беспокойство за барона и Мартена оттого лишь возросло. - Похоже, нам все-таки придется послушаться нашего друга, - отдышавшись, сказал Эдуар. - До салона отсюда совсем близко. Он осторожно выглянул из этого своеобразного убежища, удостоверяясь, нет ли поблизости носителей синих мундиров. Преследовать подозрительных граждан более не входило в планы гвардейцев, а потому можно было продолжить путь до заведения Лютеции.
Бернар де Вильнев: Де Вильнев меланхолично кивнул. Потеряв двоих, солдаты оставили Бонневиля и де Басси в покое, но теперь они стерегли выход из дома. Возвращаться на крышу барону не хотелось категорически, уже достаточно светло для того, чтобы превратить два человеческих силуэта на фоне утреннего неба в отличные мишени. – Из булочной есть черный ход. Попробуем его. А ты, малец, не вертись здесь, - вспомнил Бернар про мальчишку. Стрелкам с низу не разобрать, что за фигура мелькнет в оконном проеме – мужчина или ребенок. Шлепнут парня за милую душу. – А ну дуй вниз, да держись подальше от окон.
Этьен Летуш: Этьен не заставил себя упрашивать дважды. Еще в то мгновение, когда взрослые принялись внезапно палить в окно и прямо над ухом мальчика загрохотали выстрелы, он уже готов был дать деру. Теперь же, получив «добрый совет», совпадающий с собственными чаяниями, со всего духу припустил к лестнице. Слетев по ступенькам и стараясь не заглядывать в обгоревшую до черноты булочную Летуш-младший бросился к двери. И тут же над головой мальчишки сухо треснул выстрел: Этьена спасло лишь то, что стрелок ожидал появления во дворе взрослого мужчины, а не мальчишки. Коротко взвизгнув, мальчик повалился на колени, от страха даже не сообразив зареветь, хоть коленку сбил больно и до крови. Вскочил и нырнул обратно в спасительную темноту черного хода, врезавшись в следовавшего за ним к выходу де Вильнева, подобно пушечному ядру. – Дяденька, там… Не надо туда! Сын революционно-сознательной гражданки Дельфины, Этьен был по натуре истинным маленьким республиканцем. Насколько он вообще разумел эти вещи, а разумел он немного. Но даже нахватавшись мудреных словечек, вроде «тиран Капет», «австриячка», «равенство», «революция», и играя с приятелями в восковых кукол и маленькую гильотину, он по-детски помнил добро. Этот хмурый взрослый человек вчера спас его на улице, к тому же он увел Мари. Значит, «свой», хотя патриотки, что хаживали к его матери обсуждать казни на площади Революции, вряд ли согласились бы с подобной простой трактовкой.
Анри д'Ольме: «Мартен», сообразив, что республиканцы только что чуть не пристрелили мальчишку, мгновенно озверел и остро пожалел о том, что пистолет разряжен. Но делать было нечего. - Похоже, мы в ловушке, - это короткое замечание прозвучало до ужаса банально. – Они даже мальца не выпустят. И по крышам не уйдем... Кстати, а подвал здесь есть? Погреб, что угодно. Можно поджечь этот дом повторно и спрятаться там. Вряд ли солдаты полезут в огонь. А когда все прогорит, никому не придет в голову, что кто-то мог остаться в живых.
Бернар де Вильнев: Барон с некоторым сомнением глянул на своего спутника. Опыт сидения в подвале у него был, и довольно свежий. Подвал – это ловушка, и вряд ли пожар успеет охватить дом до такой степени, чтобы помешать гвардейцам ворваться вовнутрь. Но и на крыше с мальцом им делать нечего. А патриоты, мерзавцы, быстро подсуетились, окружив булочную. Видать, со вчерашнего дня, еще с погрома патрули усилены. – Может, и есть. Не знаю. Я тут не жил и даже хлеба здесь мне ни разу купить не довелось. – Поморщился вандеец. Машинально удерживая порывающегося сбежать мальчика. – Тише, постреленок. Тише. В прятки играть умеешь? Где обычно прячешься? Вопрос был задан просто «для проформы», Дюверже даже в голову не приходило, что сын булочницы как-то может им помочь.
Этьен Летуш: – В погребе. Там еще лаз есть, - заявил Этьен, шмыгая носом. – Темный… Когда из пушек в городе стреляли, в подвале у стены пол провалился, - начал оживленно рассказывать мальчик. – Мама ругалась, но каменщика позвать денег не было. Она его досками заложила и соломой засыпала, а нас с братом вздула, чтоб и нос не смели туда совать. Но Жан все равно лазил туда, я видел! – запоздало наябедничал мальчик. – Туда и взрослый может протиснуться, - заверил он, деловито оглядывая мужчин. – Но что там внизу, Жан мне не сказал. Пугал только...
Анри д'Ольме: «Мартен» бросил быстрый взгляд в сторону двери, представил собственный труп, нашпигованный пулями и оседающий на пороге булочной, и с интересом глянул на мальчика. - Если тебе все еще интересно, что там, можем посмотреть вместе. С нами можешь не бояться. Покажешь, где этот лаз? Этьен выглядел не по-детски серьезным. Сверкнув глазищами в полумраке дома, он нырнул куда-то под лестницу, что вела на второй этаж. Оттуда послышался невнятный возглас, и мужчины поспешили за своим юным провожатым. Вход в погреб скрывался за очередным деревянным щитом в полу. Он был тяжеловат для мальчика, и «Мартен» помог Этьену сдвинуть его в сторону. Из прохода повеяло сыростью и гнилыми овощами. - Вы хорошо видите в темноте? – обратился роялист к старшему из своих спутников. – Свечу бы... Или две. Бог знает, как далеко тянется этот лаз, и есть ли вообще из него второй выход.
Бернар де Вильнев: Искать свечи на пожарище – дело неблагодарное. Да и время поджимало. Как только солдаты почувствуют себя уверенно, - а это дело от силы четверти часа созвать к булочной патрули и поднять по тревоге ближайшую секцию нацгвардии, - они перейдут к активным действиям. Если из обещанного мальчишкой лаза нет выхода, свет их только выдаст во время обыска дома, который наверняка последует. Если есть… - У меня есть огниво, у вас порох, внизу солома… Спускайтесь, Мартен. С огнем как-нибудь разберемся. В погреб вела шаткая лесенка, и, судя по запаху плесени, преобладающему над запахом гнили, тут давно уже не хранили продукты. В Париже нынче голодная весна. Первым вниз по-хозяйски юркнул мальчишка, Вильнев спустился последним: стоя на выщербленной временем ступеньке, он придержал крышку люка, - единственного источника света в подвале, - давая себе и остальным последнюю возможность осмотреться. Старая кладка на стенах, видно дом строился на фундаменте другого, более древнего жилища. Пара пустых бочек, одна пустая капустная кадка, груды крысиного помета по углам, - какое романтическое место для смерти! Доски и ворох соломы, накрытый старой мешковиной, как и обещал сын булочницы, прикрывали провал в стене. Но главное – вот удача, - старый огарок свечи в грязной глиняной плошке, сиротливо примостившийся на каменном уступе. Порывшись в кармане, барон швырнул своему спутнику огниво. – Зажгите свечу, Мартен. Потом я закрою люк.
Анри д'Ольме: Вандеец поймал огниво, и спустя несколько секунд погреб осветился тусклым маленьким огоньком. Осветился – громко сказано, но лучше такой свет, чем вовсе никакого. Оставив свечу на уступе, «Мартен» деловито убрал завал, открывая узкий проход. Мальчик не погрешил против истины – взрослый мужчина действительно мог туда протиснуться, но именно что – протиснуться. «Мартен» посветил огарком в проход. Высота лаза позволяла идти во весь рост, а легкий ветерок, которым тянуло из прохода, намекал на то, что эта крысиная нора все же сквозная. И, похоже, расширяется... Перестав гадать, роялист полез под землю, справедливо рассудив, что, раз он идет впереди, свеча должна остаться у него. Судя по звуку шагов, Вильнев и Этьен последовали за «национальным агентом». Через десяток шагов «Мартен» споткнулся и едва не упал – лаз выводил в другой проход, с крепью. Здесь было посвободнее, и Этьена, сунувшегося было вперед, пришлось придержать за плечо. - Не суетись... – мягко попросил вандеец. Под землей было прохладно, мальчишка начинал ежиться, и «Мартен» прикрыл его полой плаща. Так они и шли, пока проход не вывел их в какой-то подземный зал. Роялист смотрел преимущественно под ноги, а вот гражданин Летуш – по сторонам, и он первым заметил неладное и довольно громко ойкнул. - Что? О-о... «Мартен» сбросил плащ, вручил его мальчишке и осторожно пошел вдоль стены, рассматривая ряды черепов. Казалось, вся стена сложена из них. Присмотревшись, роялист понял, что ярусы черепов проложены берцовыми костями, а верх стены украшен затейливыми узорами из ребер и фаланг пальцев, да так, что не сразу и поймешь, что узор составлен из человеческих останков. - Похоже, мы попали в костницу. – голос вандейца прозвучал приглушенно и невыразительно.
Бернар де Вильнев: – И я просто безмерно этому счастлив, - скривился идущий последним Дюверже, который не знал, на чем ему остановиться: креститься или чертыхаться. Это ж угораздило – живьем и добровольно забраться в старую могилу к мертвецам. Определенно, гражданка Летуш – земля ей пухом, - по делу драла своих пацанов, чтобы не совали нос, куда ни попадя. – Если их хоронили не через дыру в подвале булочной, где-то поблизости должен быть вход… Выход… Не важно, будем надеяться, он не замурован наглухо. Посветите мне, Мартен. Только осторожнее, порох. Присев на корточки, барон взялся заряжать оба своих пистолета. – Давайте сюда и ваш тоже. Истлевшие кости меня не беспокоят, а вот живые граждане, что ждут нас где-то наверху… Тут может сложиться по-всякому. Пламя свечи дрожало, задыхаясь. И по спине де Вильнева внезапно зазмеился липкий холодок страха. Если они лишатся огня, то свежие кости двух незадачливых роялистов и одного невезучего мальчишки останутся в этих подземных лабиринтах навечно, рядом с костями, замурованными в стены. Пожалуй, говоря, что его не пугают мертвецы, мужчина слегка погорячился. То есть, конечно, не сами мертвые, уж они-то безобидны, но перспектива нелепой кончины никого не обрадует. За спиной тоскливо всхлипнул Летуш. Он жался ко взрослым, и в то же время старался держаться от них подальше. Там кости, тут пистолеты. – Все будет хорошо, - криво улыбнулся вандеец. Обнадеживая себя, мальчишку, «национального агента» и за одно груду старых мощей. – Мы выберемся. И кстати… Меня зовут Бернар.
Анри д'Ольме: - Рад знакомству, - хмыкнул «Мартен», между делом уже начавший придумывать своему спутнику хоть какое-то прозвище. Не станешь же орать в случае необходимости «эй, ты!», да и думать о соратнике обезличенно было неудобно. Когда Бернар закончил перезарядку, от огарка остался жалкий огрызок. «Национальный агент» тихо мерз – и от холода (его плащ оставался на мальчишке, Этьен закутался в одежку, как только мог), и от осознания того, что костница запросто может приобрести еще троих постояльцев. Вот уж мечта любого республиканца – роялисты, добровольно устраивающиеся в могилах... Устроив пистолет за поясом, «Мартен» двинулся вдоль стены, стараясь не коситься на скалящиеся черепа. Он повидал в своей жизни немало мертвецов, но такое количество аккуратно разложенных останков поражало воображение. У дальней стены костницы обнаружились четыре ступеньки перед покосившейся дубовой дверью. Дверь висела на одной петле, и роялист без труда открыл ее, обнаруживая еще один проход. Здесь было не так промозгло, зато внезапный порыв сквозняка едва не погасил огарок. Прикрывая огонек ладонью, «Мартен» пошел по проходу и скоро уткнулся в дощатую перегородку. В ответ на пинок сапогом доски подались с такой охотой, что роялист чуть не упал. С этого момента проход пошел вверх, и скоро вся компания стояла перед новой дверью. Добротная оковка намекала на то, что их путешествие тут и окончится, причем бесславно, но «Мартену» пришла в голову совершенно шальная мысль. И он вежливо постучал носком сапога в нижний край двери. Прислушался и постучал еще раз. С той стороны донеслось отчетливое «Боже мой!».
Бернар де Вильнев: – Откройте, прошу вас. Не дайте пропасть христианским душам, - хрипло попросил де Вильнев, обнадеженный этим простым восклицанием с другой стороны двери. Эдак запросто поминать Господа в последние годы стало предосудительно, французы оставили бога, и бог оставил Францию. – Если не взрослым, то хотя бы детской. Мужчина слегка тряхнул мальчика, тот послушно пискнул. И, похоже, просьба, подкрепленная детским всхлипом, подействовала. С надрывным скрипом заскрежетали петли, давно не смазанные. Обрывая путину, дверь медленно приоткрылась. – Боже всемогущий, кто вы и как оказались внизу? – прошелестел их невольный спаситель, чье темное облачение безошибочно выдавало в говорящем священника. В этот момент на глаза ему попался пистолет барона, и служитель божий испуганно отпрянул. Он попытался захлопнуть дверь, но предусмотрительно выставленная Дюверже рука помешала священнику осуществить задуманное. – Не бойтесь, святой отец, мы не причиним вам вреда. Огарок в ладони «национального агента», зашипев, погас окончательно. Обратной дороги не было. – Милосердие не бывает наполовину. Не по христиански это. Выпустите нас. В заметной растерянности человечек в сутане переводил взгляд с одного мужчины на другого. Затем глянул на кутающегося в чужой не по росту плащ мальчишку и обречено кивнул головой – Проходите. На все воля божья. Если бы я не спустился в подвал за свечами, вас никто бы и не услышал.
Анри д'Ольме: «Мартен» от капнувшего на руку горячего воска зашипел в такт погасшему огарку и живенько протиснулся в дверь. Надо же. Церковь. - Что это за место? – мягко поинтересовался роялист у святого отца. – Куда мы попали? - Это Сакре-Кер*, сын мой. Наша церковь совсем невелика и далеко не богата, но была построена почти два века назад. Сюда мало кто приходит, - в голосе священника звучала одновременно гордость и печаль. – Следуйте за мной. - Церковь Сердца Христова... – совсем тихо, для одного Бернара повторил «Мартен». Название церкви показалось ему невероятно знакомым, хотя ассоциировалось отчего-то отнюдь не с богослужениями. Святой отец вывел их из подвала и провел по длинному коридору, где в стенах, в аккуратных раках, покоились мощи святых. Похоже, не одному «Мартену» в этом месте вспомнилась костница. Когда компания оказалась во внутренних помещениях церкви, «национальный агент» почувствовал, как медленно отпускает его не то подземный холод, не то напряжение минувшего часа. «Франсуа» до боли хотел увидеть дневной свет. *Имеется в виду не та Церковь Сердца Христова, которая сейчас существует в Париже
Бернар де Вильнев: – Вас не закрыли патриоты? Храм выглядел старым, но отнюдь не заброшенным. – Нет, сын мой. Видите ли, я присягнул новой власти… Священник вновь глянул на пистолет. Он был неглуп, и понимал, кто перед ним. Одного тона, с которым де Вильнев выплюнул ненавистное «патриоты» хватило, чтобы расставить все точки над i. – Если решитесь стрелять, делайте это сейчас, а не возле алтаря, - пробормотал он, отводя взгляд. – В кого? - не сразу понял вандеец. И, сообразив, что именно имеет ввиду человек в сутане, возмущенно вскинул голову. – Бросьте, отец, судить о деяниях слуги божьего не в моих правилах. Но если уж мы заговорили об убийствах… Бернар в задумчивости провел пальцами по рукояти пистолета. Оружие характерно пахло свежей пороховой гарью: для знающего человека нет вернее знака, что оно недавно побывало в бою. – У нас совсем мало времени. Всем будет лучше, если мы исчезнем и навсегда позабудем об этой встрече. Но... Вы никогда не практиковали принимать исповедь на ходу? – Признаться, нет, - растерянно улыбнулся священник. И, внимательно глянув на собеседника, осторожно добавил. – Если вы ищете отпущения грехов, то можете вернуться сюда позже. Как я уже говорил, это тихое место. Только пожалуйста… В следующий раз входите в другую дверь. Например, в эту. Он отодвинул засов, и Дюверже невольно прикрыл глаза ладонью, спасаясь от яркого света. Грядущий день обещал быть солнечным. – Это черный ход. Отчего-то мне подумалось, что тут место менее людное.
Анри д'Ольме: «Мартен» задержался в дверях и поймал за руку Этьена, что попытался было выскользнуть вслед за Бернаром. - Святой отец, у нас есть к вам еще одна просьба... Не могли бы вы приютить этого мальчика? Он сегодня спас жизни двоих людей, и с нашей стороны было бы черной неблагодарностью таскать его за собой по Парижу. Сами понимаете... Священник улыбнулся, принимая из руки роялиста мальчишескую ладошку. Этьен дернулся было за мужчинами, которым уже начинал потихоньку доверять, но «Мартен» наклонился, чтобы заглянуть ребенку в глаза: - Мы обязательно вернемся тебя навестить. Вот, держи, – роялист вручил Этьену пулю. – На память. И присматривай тут за нашим ходом, вдруг он нам еще пригодится? Не слушая возражений, «национальный агент» вручил священнику несколько ассигнатов – «на церковь, отче, на церковь...» - и направился следом за Бернаром.
Бернар де Вильнев: Решив не смущать более случайных прохожих видом двух пистолетов у себя за поясом, де Вильнев поплотнее запахнулся в плащ. Благодаря вмешательству республиканского патруля разминувшись с де Басси, вандеец знал лишь одно место, которое он готов был счесть безопасным. И куда можно было препроводить «Мартена». Однако злоупотреблять гостеприимством мадам Флер-Сите становилось уже не просто неучтиво: постоянное присутствие роялистов в ее доме, могло повредить самой Лютеции. «Последний раз, - мысленно пообещал Бернар. – И только на время, пока граф не подыщет нам другое убежище». На утренних улицах тем временем становилось людно. Жители столицы просыпались рано, вслед за солнцем. Взвинченный событиями предыдущего часа, Дюверже с трудом подавлял в себе желание при виде каждого человека в республиканской форме, - а солдаты попадались на пути роялистов все чаще, и спешили по направлению, прямо противоположному тому, куда двигались беглецы– хвататься за оружие. И вообще наплевать на конспирацию и держать руку на рукояти пистолета постоянно. – Похоже, мы разворошили осиный улей, - пробормотал он, кивая спутнику на очередной республиканский отряд. – И все из-за вас, Мартен. Можете собой гордиться. Что вы делаете в Париже, кстати? Вот черт, битому неймется… Мужчинам пришлось спешно нырнуть в ближайшую подворотню. На перекрестке национальные гвардейцы останавливали прохожих и громогласно требовали документы. Если задуматься, прогуливаться под землей оказалось куда безопаснее, чем по земле. Если только знать, куда именно и как добираться. Увы, подобными выдающимися знаниями барон не владел. О парижских катакомбах он знал лишь понаслышке, и сегодня столкнулся с подземными туннелями впервые в жизни.
Анри д'Ольме: - Если бы я помнил, что я делаю в Париже... – сказал, как выругался, «Мартен». – Я бы делал то, зачем приехал, а не шлялся по улицам, влипая в неприятности. Хотите верьте, хотите нет – я ничего о себе не помню. Практически ничего. Я совершенно определенно где-то вас видел, но где и при каких обстоятельствах... «Национальный агент» чертыхнулся себе под нос. - Меня сегодня занесло в Тюильри, где я умудрился потерять сознание в кофейне. Меня привел в чувство некто Огюстен Робеспьер. Он даже привез меня к себе домой, куда-то на улицу Сен-Флорантен. Хозяйка дома, где Робеспьер снимает квартиру, поначалу вроде как узнала меня, потом сочла, что ошиблась. Но мне показалась знакомой и квартира, и некоторые вещи в ней – например, картина на стене... О, как я мог забыть – вензель на картине совпал с вензелем на рукоятях моих пистолетов. Поразительное совпадение, и хорошо, наверное, что я никому не стал рассказывать об этом.
Бернар де Вильнев: - Веселенькая история, - пробормотал де Вильнев без особой радости. Бонневиль мельком упомянул, что «национальный агент» потерял память в результате ранения, и теперь воспоминания возвращаются к нему лишь урывками во сне или в бреду, как сегодня в ночь. Барон попытался представить себя в подобной ситуации… и не смог. Да еще и времена настали такие, что и в здравом разуме человек может погибнуть из-за любого неосторожно оброненного слова, что уж говорить о Мартене. Если бы не Эдуар… - Вам бы уехать… Может быть у де Басси есть связи, и мы сможем переправить вас в Англию. Машинально Дюверже вытащил из-за пояса пистолет, тот, что отдал ему попутчик, глянул на вензель на рукоятке. Гравировка рождала воспоминания, смутные, но явственные. Да, конечно, Военная Академия. Сколько ему было, шестнадцать? Как раз накануне выпуска, «старички», без пяти минут офицеры, умудрились повздорить с компанией курсантов, на пару лет младших, заводилой среди которых был лионец д’Ольме. Ссора как водится закончилась дракой, драка - прообразом попойки… Затем начальство всех примерно наказало, особенно старших, с четырнадцатилетних какой спрос? Как обычно, стоит памяти подкинуть одну зацепку, а дальше воспоминания, как страницы книги, разворачиваются сами собой. Потом, уже после революции, после своего дезертирства во время боев Вандее он узнал, что одним из отрядов командует его знакомец по академии. Они даже виделись мельком, но ни разу встречались лицом к лицу: повстанцы предпочитали тактику партизанских боев, и отряды разных командиров редко объединялись для больших сражений. – Анри? – осторожно спросил де Вильнев, переводя взгляд с вензеля на его владельца. – Анри д’Ольме?
Анри д'Ольме: «Мартен» встал, как вкопанный. Он вспомнил, где видел своего спасителя. - Вильнев. Бернар де Вильнев. Академия. С невнятным счастливым воплем д’Ольме от души облапал своего соратника, но тут же отпустил его – Бернар продолжал сжимать в руках заряженный пистолет, а получить пулю в живот – по чистой случайности - вандеец не хотел. - Черт возьми, да! Безмерно счастливый роялист вдруг посерьезнел, и повторил: - Анри д’Ольме. Гильом Рауль... Д’Ольме... Мой младший брат. Вот оно что. Бернар, я должен вернуться туда, на Сен-Флорантен. Мой брат был военным инженером, и Бог знает, что они сделали с ним. Там наверняка остались его документы, чертежи... Стоп. Нет, не так. Сначала я должен понять, кой черт занес меня в Париж. О, черт. Я же видел вас не только в Академии. Анри существенно понизил голос: - И название этой церкви мне не зря показалось знакомым... Я ведь не ошибся?
Бернар де Вильнев: - Не ошиблись. Вы партизанили в Бретани, насколько я слышал. А потом присоединились к Королевской католической Армии. Мы виделись в Шатийон-сюр-Севр, когда в штабе собирали командиров независимых отрядов для обсуждения совместных действий. Это было… С месяц тому. Барон нахмурился. Он разделял радость д’Ольме от «обретения себя», но самого главного, - как и зачем он оказался в Париже, - Анри так и не вспомнил. Пока собеседник пытался осознать обрушившиеся на него откровения, Бернар в свою очередь продолжал прокручивать в голове собственные воспоминания. Увидев в штабе знакомое лицо, он, помнится, спросил у адъютанта маркиза де Монтерея, кто это. И выслушал в ответ историю о верном королю офицере и его гильотинированной семье. Историю, по тем временам совершенно обычную. Как пример, можно было привести мадемуазель де Людр, лишившуюся родни в пламени гражданской войны. Первое, что вспомнил д’Ольме – имя брата. И теперь Дюверже гадал, стоит ли предостеречь его о том, что на Сен-Флорантен ничего, кроме разрывающих сердце воспоминаний, он не обнаружит, а Гильом Рауль наверняка давно уже мертв и похоронен в безымянной общей могиле на окраине Парижа.
Анри д'Ольме: Вандеец слушал товарища, не перебивая. Слово за словом, еще кусочек прошлого, еще один мост к утерянной, казалось бы, памяти. Вот она, истина – протяни руку, и коснешься. Вот они, все видения леса и посиделок у костра, боев, сражений и вылазок... Анри вдруг стало нестерпимо жаль убитую с полгода назад лошадь, но даже эта жалость носила оттенок ликования – он вспоминал. В виске закололо, и д’Ольме неосознанным жестом потер его, потом виновато глянул на Вильнева. - Не нужно в Англию. Я обязательно пойму, зачем я здесь. Мне кажется, это важно. А пока... Может, пока я смогу чем-то помочь? Вы ведь тоже не зря приехали сюда.
Бернар де Вильнев: Ответить «да» и «нет» было одинаково сложно. Согласиться, значит, взять на себя ответственность за человека, который все же не совсем здоров. Отказаться… Но ведь помощь ему понадобится, а д’Ольме – не какой-нибудь от отчаяния схватившийся за оружие мальчишка-аристократ, а боевой офицер. – У меня задание генштаба, - помедлив, отозвался де Вильнев, с неудовольствием ощущая, что он начинает заражаться подозрительностью от де Басси. – Но об этом потом… В более располагающей к разговорам обстановке. На счастье беглецов большинство дворов в Париже были проходными, а каждый дом имел черный ход. Пугая сонных котов и путаясь в вывешенном на просушку исподнем, роялисты все же постепенно приближались к салону Флер-Сите. – Это довольно специфическое место, поэтому прощу вас ничему не удивляться, - шепотом попросил барон своего спутника, когда они, наконец, оказались у заветной двери. – Это временное укрытие. К сожалению, я сам не могу предложить вам ничего более надежного. Я позавчера приехал, и полагаюсь пока что на рекомендации наших парижских товарищей. Молю бога, чтобы Бонневиль и де Басси уже были здесь.
Эмильен де Басси: Дверь распахнулась за мгновение до того, как Дюверже дотянулся до дверной ручки. – Вы живы, хвала Создателю! Входите скорее, пока мы не перебудили весь дом… Де Басси и Бонневиль вернулись в салон намного раньше де Вильнева и д’Ольме, ведь им не пришлось блуждать по подземным лабиринтам и пробираться к дому Лютеции окольными путями. Вернулись, и все это время провели, как на иголках. Ждать и догонять – худшее из возможных занятий, а если учесть, в каком отчаянном положении им пришлось оставить барона и «национального агента», не трудно догадаться, что ожидание это выдалось не из приятных. – Подумать только, уже втрое утро подряд то я, то вы начинаем с перестрелки с республиканцами. Эмильен с бесцеремонной радостью сгреб Бернара в дружеские объятья, ощупал его с придирчивостью заботливой няньки и, лишь убедившись, что вандеец вернулся целым и невредимым, вздохнул с облегчением. – Где вы так задержались? – поинтересовался он укоризненно. – Прогуливались по Люксембургскому саду? Мы с доктором чуть с ума не сошли от беспокойства.
Эдуар Бонневиль: С виду оба вандейца были невредимы, что позволило Бонневилю облегченно вздохнуть. Опасность если не миновала, то беда, свидетелями которой они с де Басси едва не стали, все-таки не случилась, и одно это можно было считать чудом. Будь доктор более религиозен, он бы не преминул сказать, что Бог на стороне роялистов, но это утверждение, ввиду развешанных повсюду триколоров и дрожащих от страха дворян и священников, было, по меньшей мере, слишком смелым. - Да, мы уже передумали все, что только могло прийти в голову, - Эдуар последовал примеру графа и, не сдерживая чувств, поочередно стиснул барона и "Мартена", с первым из которых он познакомился лишь два дня назад, а второго знал и того меньше. - Такое ощущение, будто прошло несколько часов... Кстати, спасибо за помощь с патрулем. Если бы не меткий выстрел, пришлось бы долго объясняться с гвардейцами.
Бернар де Вильнев: - Я догадался. Неожиданно для себя самого барон был тронут той радостью, с которой его встречали новые товарищи. Особенно Эмильен. А ведь не далее как позавчера вечером граф был всерьез настроен отправить подозрительного вандейца на тот свет. – Простите меня, де Басси. Я ведь знал, то у вас нет документов, и все равно потащил с собой, - покаянно пробормотал де Вильнев, с особым вниманием изучая потертый паркет у входа. – Впредь обещаю по возможности совать в петлю только свою голову. Теперь, между прочим, нам срочно нужны новые документы. В первую очередь гражданину Мартену… Кстати, познакомьтесь с месье д’Ольме, как оказалось, мы вместе учились в военной академии… Эдуар, вы не представляете, как я вам благодарен за то, что вы не поленились меня разбудить. Опоздай мы на четверть часа, и… Впрочем, не будем о дурном, все позади.
Эдуар Бонневиль: - Месье д'Ольме? - удивленно переспросил Эдуар, переводя взгляд с Бернара на их нового знакомого. - Значит, вы все-таки вспомнили свое имя? Или... или что-то еще случилось?
Анри д'Ольме: Отвечая на приветствие доктора, Анри не смог сдержать вздох облегчения. Все-таки Бонневилю и его спутнику удалось уйти невредимыми. - Нет, доктор, ничего не случилось. Просто Бернар меня вспомнил... А я вспомнил его. Представляете, республиканцы все-таки загнали нас сегодня в могилу. – д’Ольме мягко улыбнулся, вспоминая подземный холод. – В самую настоящую. Выбрались мы просто чудом. Анри с интересом рассматривал помещение, куда привел его Вильнев. Гостиница?.. Салон?..
Эмильен де Басси: – Идемте в комнату, - первым вспомнил об осторожности де Басси. – Даже в салоне прислуга просыпается рано. Увидят, услышат, проболтаются, а то и донесут сознательно. Не будем создавать хозяйке лишние проблемы. Крошечная комнатушка, простой приют «голову преклонить» стала нестерпимо тесной, когда в ней втиснулись сразу четверо мужчин вместо тех двух, что тут ночевали. – Документы я вам достану, об этом можете не беспокоиться, - шепотом заговорил де Басси, усаживаясь на кровать и жестом приглашая остальных последовать его примеру. - Если есть какие-то пожелания, говорите, потому что ни каждый из вас сойдет за санкюлота. Если писарь напишет в свидетельстве о благонадежности «сапожник» или «пекарь», даже малограмотный рекрут национальной гвардии в такое не поверит. Что до всего остального… Мое предложение в силе, барон. Постараюсь организовать вам встречу со сторонниками Бриссо как можно скорее.
Бернар де Вильнев: - Вы с похвальной настойчивостью толкаете меня на тропу бездарных переговоров с негодяями, - мрачно откомментировал де Вильнев напоминание графа. – Я уже говорил вам, я согласен встретиться с жирондистами, санкюлотами, в одиночку с «адской колонной» синих, с самим дьяволом, если только это пойдет на пользу нашему делу. Вы спрашивали, зачем я в Париже, д’Ольме, - барон обернулся к Анри. - Я в Париже затем, чтобы организовать освобождение королевы и дофина. Силой или хитростью, войной или миром, любой ценой и любыми средствами.
Анри д'Ольме: Вандеец с интересом поднял глаза на соратника, словно оценивая, по силам ли ему задуманное. Перевел взгляд на Бонневиля, на графа... - Это прекрасно, - мягко констатировал д’Ольме. – Я с вами, Бернар. Полагаю, вам в таком деле не помешает еще один человек, верный короне. Кроме того, я задолжал вам за сегодняшнюю прогулку... Офицер улыбнулся краешком губ. - Не люблю оставаться в долгу, так что можете располагать мной, как сочтете нужным.
Бернар де Вильнев: - Не стану говорить, что я и сам не люблю долги и не люблю быть должен. Обстоятельства таковы, месье д’Ольме, что, уверен, жизнь предоставит наши счета к оплате гораздо раньше, чем всем нам хотелось бы, - отозвался де Вильнев. Затем барон обернулся к доктору Бонневилю. – Наши дальнейшие действия теперь во многом зависят от вашего разговора с Сен-Жюстом, Эдуар. Поразительное стечение обстоятельств и практически знак свыше. Постарайтесь не упустить эту возможность увидеться с королевой и его величеством. Формально юный Луи оставался «дофином», но многие роялисты, в том числе вожди Вандеи, признали мальчика своим королем. И Дюверже не был исключением, он успел присягнуть Людовику XVII, пусть и заочно.
Эдуар Бонневиль: - Его... ах, да, дофином... - нормандец неуверенно потер подбородок. - Непривычно называть его королем. Кто бы мог подумать, что потомка Людовика Святого будут фамильярно именовать Шарлем Капетом... За последние три четверти часа Бонневиль неоднократно теребил крышку старых отцовских часов, отсчитывая время, прошедшее с исчезновения барона из поля зрения его спутников. Теперь же не мешало узнать, сколько оставалось до встречи с депутатом Конвента, от милости которого нынче зависело очень многое. На то, чтобы привести себя в порядок и добраться до места, названного Люсиль, у него оставалось порядка двух с половиной часов. - Очень хочется верить, что его хваленая бдительность будет спать спокойным революционным сном во время нашей беседы... Жаль, что у меня нигде не завалялось трехцветной кокарды, тогда, возможно, я бы сошел за патриота.
Бернар де Вильнев: - Будьте осторожны, доктор. Очень прошу вас, - пропустив шутку Бонневиля мимо ушей, де Вильнев оставался серьезным. Купите кокарду, повяжите трехцветный шарф… Это выглядит продажно и глупо, но подумайте о том, что если вы понравитесь Сен-Жюсту, то судьба, быть может, дает вам шанс оказать Франции неоценимую услугу. А если не понравитесь, - добавил он хмуро, - то прямиком после беседы отправитесь в Консьержи. И тогда, не сомневайтесь, приговор народных судей будет быстр, суров и неизменно справедлив. Мужчина невольно стиснул кулаки. Лицемерие – сложная и опасная игра, а Эдуар создавал впечатление человека доброго, честного и прямодушного. Если он оговорится хотя бы в мелочи, погубит в первую очередь себя. – Ступайте домой. Я слышал, этот Сен-Жюст - щеголь и франт, так что вам придется еще и принарядиться. А времени осталось не так уж и много.
Эдуар Бонневиль: - Да, вы правы, - со вздохом пробормотал Бонневиль, смиряясь с неизбежным в лице верного соратника Робеспьера. Попытка подсластить собственную участь сомнительной шуткой не удалась, и оставалось лишь идти вперед, невзирая ни на какие внутренние преграды, прежде не позволявшие доктору близко сходиться с пылкими приверженцами революционного строя, общение с которыми сводилось к необходимому минимуму. - После встречи я вернусь сюда. Вы ведь останетесь пока что во "Флер-Сите"?.. Да, Бернар, совершенно вылетело из головы, - тут же добавил Эдуар, уже схвативший свою сумку. - Этот Рено собирался приставить к той актрисе, Марго Сен-Жюст, новую служанку. И он отчего-то интересовался мной. Но это вряд ли связано с гражданином депутатом, здесь что-то иное.
Бернар де Вильнев: – Дьявольщина, он настроен серьезно, мой старый приятель Альбер! Дюверже едва не проболтался о том, что Мари Жерар – начинающий агент комитета, но вовремя вспомнил про методы де Басси и запнулся, понимая, что без этого факта объяснить все перипетии истории со служанкой друзьям будет довольно проблематично. – Он интересовался вами? Это плохо. – Разговор требовал срочной смены темы, и барон решил попросту проигнорировать «служанку» - Рено был когда-то моим сержантом, в армии, еще до революции. Он знал вашего брата. Шапочно, конечно же, как одного из офицеров, но ваше имя наверняка показалось ему знакомым. Быть может поэтому…
Эдуар Бонневиль: - Мир тесен, безо всяких сомнений. Прошлое, даже чужое, оказывается, штука весьма непреклонная, просто так отступаться не хочет и будет преследовать человека так долго, как это только возможно. Известность Шарля в армейских кругах теперь могла сослужить не самую лучшую службу его младшему брату, но даже если так, то сам Эдуар Бонневиль еще ни в чем, не считая происхождения, не успел очернить себя в глазах нового порядка, а немного непринужденного притворства, вероятно, помогут ему сойти за своего в обществе его представителей. - Но ничего не попишешь, менять имя уже поздно. Да и мало ли Бонневилей, если посудить... На мгновение перед глазами нормандца встало лицо покойного деда, воздевшего перст и вещавшего о доблестном прошлом их рода. Как славно, что Господь прибрал его задолго до наступления времен, когда подобные вещи обесценились, если не сделались и вовсе преступлением. - Как мне ни жаль, вынужден вас покинуть, господа, - доктор отвел руку в сторону. - Не знаю, какую проверку устроит мне гражданин депутат, но постараюсь его не разочаровать. Бонневиль раскланялся с присутствовавшими мужчинами и покинул комнату, постаравшись как можно бесшумнее ступать по коридору, спустился к выходу и, не столкнувшись ни с кем из служителей салона, очутился на улице, где немедленно растворился в оживающей парижской суете.
полная версия страницы