Форум » Париж. Город » "Врачебные тайны Нового Времени", 27 мая, ранний вечер, салон "Флер де Сите" » Ответить
"Врачебные тайны Нового Времени", 27 мая, ранний вечер, салон "Флер де Сите"
Эдуар Бонневиль: Время: 27 мая, около пяти вечера. Место: салон "Флер де Сите". Участвуют: Лютеция Флер-Сите, Эдуар Бонневиль.
Ответов - 18
Лютеция Флёр-Сите: Боль, которая пронзала Лютецию, все больше злила ее, но более всего даже не сама боль, а то положение в которое она её ставила. Чувство беспомощности страшило и нервировало хозяйку салона. Нет ничего хуже того, когда не можешь контролировать свое собственное тело, которое, выходя из-под власти, вдруг смывает все старания казаться спокойной, сильной, ироничной. В попытках прикратить кашель, Флер-Сите только больше начинала ему потдаваться, однако упрямо пыталась сказать ведущему ее под руку доктору, что не стоит беспокоится. Постепенно это упрямство перерастало по своим проявлениям в совсем детское - Лютеция незаметно для самой себя попыталась упереться ногами, отказываясь уходить. Они с Бонневилем были уже в коридоре, когда женщина смогла бросить: - Право, сударь, я скорее умру от любопытсва, чем от своей болезни! Ну же!... Ох, ладно! Отпустите меня. Дъявол! Так и быть, я пойду сама. Пол перед медово-карими глазами вдруг сделал зигзак, и Лютеция почувствовала, что ноги ее будто проваливаются в липкое болото.
Эдуар Бонневиль: - Сами. Как же. Пока Лютеция не успела опомниться и как следует начать сопротивляться - второе, впрочем, было маловероятно, - Бонневиль подхватил ее на руки. Хрупкое сложение бывшей маркизы и внушительная комплекция нормандца, вкупе с его решительным настроением, нисколько тому не препятствовали. - Где ваша комната, мадам?
Лютеция Флёр-Сите: Лютеция, к своему собственному удивлению, обескураженная действиями доктора, слабо повела рукой, указывая на дверь неподалеку. Все ее сознание еще сопротивлялось, но сил продолжать сопротивления у тела уже не было, и хозякая салона лишь обреченно вздохнула. - Вы опять будете поить меня теплым молоком? - скривилась она, - Или, может, есть лекарства и пострашнее?
Эдуар Бонневиль: - Не только поить, но и уложу вас в постель и прослежу за тем, чтобы вы уснули до следующего утра. Бонневиль толкнул коленом дверь, на которую указала Флер-Сите. Та легко подалась, и вскоре доктор и его пациентка оказались в спальне последней. - Мадам, вы можете сколь угодно противиться лечению, но теперь-то я уж точно от вас не отстану. А я очень, очень навязчивый человек... Усадив Лютецию в кресло, Эдуар откинул покрывало, аккуратно заправленное горничной, приподнял одеяло. На мгновение ему подумалось, что все это он уже видел совсем недавно - ведь вчера почти то же самое он проделывал в своей собственной квартире, когда оказывал помощь Матильде. Прошло чуть больше суток с тех пор, а казалось, будто между тем моментом и нынешним вечером лежит целая жизнь. - Вот так, мадам, - мужчина вновь поднял на руки ослабевшую от туберкулеза Лютецию, чтобы тут же опустить ее на постель. Внезапно его уставшую после бессонной ночи и недавних треволнений голову осенила мысль, которую он не преминул немедленно озвучить. - Я бы позвал горничную, чтобы она помогла вам раздеться, но, как мне кажется, вам не хочется, чтобы кто-то знал... Давайте я вам помогу.
Лютеция Флёр-Сите: Предложение мужчины, даже если оно было продиктованно исключительно благими намерениями, вызвало у рыжеволосой хозяйки салона, абсолютно естественную для нее - бывшей гетеры, реакцию. Медово чайные глаза чуть сузились, сверкнув насмешливым и, казалось, каким-то не добрым блеском. - Действительно, - едко заметила Лютеция, - служанка - лишний свидетель... Это замечание можно было бы понять как соглашение с суждением собеседника, если бы не тот насмешливый тон, с которым оно было произнесено. Женщина усилием воли заставила себя подняться и сесть на постели, повернувшись к доктору Бонневиль спиной. - Простите, сударь. Так уж меня приучила судьба - отовсюду ждать подвоха... К тому же, я никогда, за исключением нескольких незначительных встреч, не имела дел с докторами. Мне это просто было не нужно...-пожала Лютеция плечами, оправдывая свое поведение. Она медленно стала распускать волосы, и огненые, въющиеся пряди заструились по тонким пальцам. Лицо ее по-прежнему было бледным, а на лбу выступила испарина. - Доктор, у вас есть жена? - внезапно спросила женщина, смотря остекленевшим взглядом впереди себя. Казалось, что ей неведомо слово "смущение". Скорее смутится собеседник, чем ее охватит это чувство.
Эдуар Бонневиль: Бонневиль вообще был необидчив, так что, даже если женщина и пыталась уколоть его своим замечанием, он пропустил его мимо ушей. - У меня была жена, мадам. Возможно, будет вскоре, но сейчас такие времена, что ничего сказать определенно нельзя, - принявший действия Флер-Сите за согласие принять его помощь, нормандец присел на край кровати и стал ослаблять шнуровку корсажа, изрядно сдавливавшего дыхание несчастной. - А с докторами вам все-таки придется теперь встречаться. По меньшей мере, со мной. Расправившись с одной деталью дамского туалета, он помог Лютеции снять платье и бросил его на спинку стула. - Не стану вам повторять все то, что уже наговорил утром, но все-таки прошу подумать о моих словах. Подыщите жилье за городом. И доверьтесь хотя бы одной служанке, чтобы она приносила вам питье, помогала, если вы внезапно занеможете, а также могла привести меня к вам.
Лютеция Флёр-Сите: - Н-да, сударь... Ваша работа опаснее для счастливого брака, чем та обстановка, в которой сейчас находится Франция! - Лютеция, казалось не слышала увещеваний доктора по поводу заботы о здоровье или, что вероятнее, сознательно уводила разговор в сторону. Усталость и измученность в глазах женщины уступили место насмешливой лукавости, с которой она имела обыкновение общаться с людьми. Перед доктором, как можно было подумать, стоял все тот же ребенок, который, вздумав расшалится еще в коридоре, решил продолжить свои проказы; или же просто достойная дщерь Евы, для которых, как считают многие мужчины, луковство и ребячество обычное дело, тем более, если женщина красива. - Правда... Если ваша невеста не живет еще с вами... Впрочем, это дела не меняет... Хозяйка салона, будучи в одной сорочке, мягко обволакивающей изгибы ее тела, юрко нырнула под одеяло, продолжая усмехаться своему Асклепию. - Всего лишь любопытсво, доктор!... Всего лишь любопытство...
Эдуар Бонневиль: - Ну что ж, в таком случае, должен сказать, что здесь мы с вами очень похожи, - решил подыграть Лютеции нормандец. - Я тоже до крайности любопытен. Возможно, это было решающей причиной, по которой я подался в медицину. Вы же знаете, мадам, от доктора, как и от священника, тайны быть не может. Сказав это, Бонневиль от души рассмеялся. Возможно, в положении, в котором пребывала хозяйка дома, то было не слишком уместно, но ее гость не мог припомнить, сколько раз повторял эту фразу перед тем, как попытаться найти со своими пациентками язык куда более общий, нежели между прихожанкой и духовником. - Простите меня, мадам, но иногда разговоры о счастливом браке не могут не вызвать улыбки. И почему вы так дурно обо мне думаете? Окно спальни мадам Флер-Сите выходило в тенистый двор. Эдуар слегка приоткрыл створку и, убедившись, что воздух был не такой гнилостный и вредоносный, как со стороны улицы, широко распахнул окно. - Моя первая супруга не могла на меня пожаловаться... Клянусь! - поймав, недоверчивый взгляд Лютеции, воскликнул Бонневиль. - Да и вторая, вернее, будущая, признаться, тоже. Грозный призрак Люсиль, обиженной на него раз и навсегда, вновь встал перед незадачливым женихом. Интересно, что бы она сказала, застав его здесь, в спальне этой женщины?.. - Впрочем, уверяю вас, мадам, моя жизнь весьма скучна и однообразна, не считая всяких любопытных заболеваний, которые мне приходилось наблюдать. Но это развлечение очень на любителя, очень...
Лютеция Флёр-Сите: - Я? О вас?- удивленно заметила хозяка салона, нехотя укладываясь в кровать, - С чего бы это мне думать о вас плохо? Поверьте, вот уж кто должен думать о мужчинах плохо, так это я, но, к сожалению или к счастью, я чаще думаю дурно о таких же дочерях Евы, коей сама являюсь. Лютеция устроилась поудобнее, высоко подоткнув подушки. Она все еще продолжала покашливать, но заметно было, что приступ утихает, оставляя жертве бледность кожи и измученность во взгляде. - Это мы склонны видеть в каждой себе подобной соперницу, пусть даже она просто пациентка твоего жениха, мужа..не важно... Поэтому и говорю, что работа у вас трудная... Я сказала опасная? И это, наверное, тоже...- женщина устало улыбнулась, вымученно, без обычной своей ироничности, хотя и попыталась придать лицу лукавое выражение. - Что касается конкретно вас... Поступки ваши, которые распространились и на меня и о которых я слышала, не позволяют думать о вас дурно... А вы зачем-то стали оправдываться. Немного помолчав, с улыбкой смотря на собеседника, Лютеция добавила: - Скучна и однообразна, говорите? Дьявол! Как же я вам завидую, сударь!
Эдуар Бонневиль: Бонневиль охотно покачал головой. - Это несомненное преимущество в наше время, мадам, однообразие. Но только если нарочно избегать потрясений. Вы ведь знаете Марата, а он, как я с удивлением узнал, мой коллега. Подумать только... Говорят, во времена Людовика Одиннадцатого его цирюльник Оливье нередко вникал в дела правления и даже давал советы своему королю. Теперь вот и король не понадобился, а медики по-прежнему не чужды забот о благе государства... В иное время Эдуар воздержался бы от столь откровенно контрреволюционных высказываний, однако он уже достаточно себя скомпрометировал, чтобы сожалеть о насмешливом тоне, который он себе позволил в отношении Друга народа. - Ну так что, мадам, мне самому сходить на кухню?
Лютеция Флёр-Сите: Лишь хмыкнув на упоминание о Бешенном, Лютеция вяло потянулась за шалью, которая лежала под платьем на стуле, и, заплетя волосы в косу, откинула их назад. Ответив на вопрос доктора молчанием, она какое-то время лишь смотрела на него, нахмурившись. В глазах женщина читалось и недовольство и растерянность. - ... Вы были правы, доктор, когда говорили о том, что мне нужно посвятить кого-то из прислуги... в тайну моего физического состояния. - Наконец пробормотала она очень тихо, - Если вам будет не сложно, спуститесь на кухню и позовите служанку по имени Мадлон. Пусть придет и принесет с собой молока.... Только ничего ей не говорите, кроме того, что это мое приказание. А сами...идите к господину Оливье... Узнайте, как разрешились ваши поиски. - Лютеция подняла голову и мягко улыбнулась. - Я знаю, что вам хотелось бы знать...
Бернар де Вильнев: ... С «господином Оливье» Бонневиль столкнулся сразу же за дверью. – Да, это она. Матильда, - не скрывая облегчения, сообщил доктору барон. – Господь хранит блаженных. И нас с вами за компанию. Будь я проклят, если позволю этой юной особе остаться без присмотра еще раз. Мгновение подумав, де Вильнев добавил. – Пока мадемуазель полна раскаяния… Что, признаться, дело совершенно неожиданное и, боюсь, долго не продлится… Могу я настоять на ее возвращении в Вандею? Что вы об этом думаете, как врач? С ее ранением стоит ли путешествовать?
Эдуар Бонневиль: На лице Бонневиля выписалось такое облегчение, словно все силы национальной гвардии, пытавшие его самыми изощренными способами, неожиданно ушли в казарменную столовую. Он набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул. - Хвала Господу. Она цела? Если сумела сюда добраться, видимо, да... Ваша спутница, насколько я могу судить по ее поведению, девушка весьма крепкая, но, тем не менее, я бы не стал ее мучить длительными переездами, да что там, даже просто обилием движений еще несколько дней. Нормандец оглянулся: ему показалось, будто где-то рядом заскрипели половицы, но барон де Вильнев оставался спокоен, так что Эдуар успокоил себя мыслью, что он сделался слишком боязливым, и теперь ему чудится поблизости постороннее присутствие. - Имей я хоть малую толику влияния на мадемуазель Матильду, я бы запретил ей куда-либо выходить. Но, боюсь, это бесполезно...
Бернар де Вильнев: - Не смотрите на меня так, Эдуар, - вздохнул Дюверже. – Никакого влияния на мадемуазель я не имею. Ни толики. Ну, разве что грубую физическую силу могу применить при случае. Барон возмущенно пожал плечами. С подчиненными, категорически не желающими слушать своих командиров, последний раз он сталкивался во времена взбунтовавшейся солдатни. В остальном ему, бывшему офицеру, субординация в боевой операции казалась абсолютно логичной и жизненно необходимой. Но у Матильды, похоже, имелась иная точка зрения. Однако долго жаловаться на женщину Бернар счел делом недостойным, поэтому уже будничным, лишенным мрачной язвительности тоном добавил: - Раз отправить ее в Сомюр пока не удастся, постараюсь занять мадемуазель заботами о мадам де Ларош-Эймон. Дама перенесла сильнейшее нервное потрясение – тюрьма, приговор, полное опасностей бегство, - а Матильда, по крайней мере на словах, светоч христианского милосердия. Вот пусть и посидит пока в салоне, утешая бедняжку. Жаль, это не надолго. Мадам умоляет поскорее увезти ее из Парижа, и, пожалуй она права. Где-нибудь в Лодноне или Вене ей будет много безопаснее. Скорблю о том, что и мадемуазель де Людр нельзя препроводить туда же… Де Вильнев задумался. Технически можно было выдумать какое-нибудь «важное поручение», и с ним отправить баронессу в Англию. Согласится ли она?
Эдуар Бонневиль: - Я бы очень хотел верить, что мадам де... Ларош-Эймон, верно? мадам де Ларош-Эймон не захочет расставаться со своей новой знакомой, - вздохнул Бонневиль, которого строптивые дочери Евы стали понемногу приводить в отчаянье. - Думаю, я не буду столь уж не прав, если скажу, что впереди нас ожидают еще больше трудности, но позволять мадемуазель Матильде в них ввязываться было бы... Жестоким? Неразумным? Бессмысленным? Каждое из этих определений подходило к данному случаю - и каждое было в корне неверным. Время, в котором всем участникам последних событий привелось жить, диктовало свои правила, и они зачастую разительно отличались от тех, по которым их приучали жить с детства. Почтенный эскулап не договорил, только пожал плечами, понимающе глядя на барона. - Могу я ее увидеть? Хотелось бы убедиться, что все это мне не померещилось. Да и следует осмотреть нашу знакомую...
Бернар де Вильнев: – Блажен, кто верует, - буркнул вандеец, продолжая сокрушаться о несовершенстве мироздания, - в то, что хорошо там, где нас нет. Я могу понять благие намерения маркиза де Монтерея. Жива его дочь, или нет, но, дав Матильде это поручение, он наверняка верил, что посылает ее подальше от войны. Беда в том, что и Париже тоже идет война, - вздохнул барон, уже успевший побывать за последние двое суток в трех перестрелках. - И это еще вопрос, где крови льется больше… Конечно, можете. Вовсе не обязательно просить у меня разрешение на это. Де Вильнев почти умоляюще глянул на достойного последователя Асклепия. – Напугайте ее, доктор. Заражением, ампутацией. Чем-нибудь, но только убедите, прошу вас, сидеть в комнате, а не разгуливать по городу в поисках «приключений»!
Эдуар Бонневиль: - О, не сомневайтесь, буду стараться изо всех сил. Лучше было бы, конечно, свозить ее в госпиталь и показать, что бывает с теми, кто любит геройствовать, но это будет излишней роскошью... - озвучил свои мысли Бонневиль, потирая давно не бритый подбородок. Более того, он был бы не прочь запереть девушку, предварительно приковав ее цепями к ножке кровати - по всей вероятности, это было единственным способом удержать вандейскую мадонну от очередных безумств, чреватых неприятностями как для ее здоровья, так и для самой жизни. Следуя старой привычке вечно сверяться с ходом времени, доктор достал из кармана часы, пробежался взглядом по потускневшему циферблату, после чего отцовское наследство было спрятано обратно. - А она рассказала, что за человек был с ней?
Бернар де Вильнев: - Рассказала. Некий маркиз де Сент-Пуассо. По словам Матильды он герой, рыцарь без страха и упрека, их с мадам де Ларош-Эймон заступник и спаситель. Может, этот ваш англичанин ошибся? Хотя и мадемуазель… Тоже… Бернар вспомнил вандейскую мадонну, направляющую на него пистолет в отчаянной попытке спасти Рено от расстрела. Что ж, надо признать, своего она в конечном итоге добилась. Но насколько правдоподобен в таком случае рассказ девушки о маркизе, если ее фантазия способна выставить героем даже республиканского комиссара, чьи люди только что запытали насмерть старика-священника. Надо будет как-то осторожно предупредить де Басси о том, что Матильда… нет, не лжет, разумеется, ведь она сама искреннее верит в свои слова… Но иногда искажает факты в угоду своей романтичной натуре. – Я оставил ее за разговором с гражданином Басси. Все подробности сможем потом узнать у него, как и соображения относительно всей этой истории. Еще минута, и двое мужчин могли опробовать предложение де Вильнева на практике. За закрытой дверью слышны были негромкие голоса, и барон осторожно потянул дверную ручку, не забыв в полголоса предупредить: «Свои…»
полная версия страницы