Форум » Париж. Город » "Эндшпиль", 27 мая, ранний вечер, салон "Флер де Сите" » Ответить
"Эндшпиль", 27 мая, ранний вечер, салон "Флер де Сите"
Матильда де Людр: Время: 27 мая, около пяти Место: салон "Флер де Сите" Участвуют: Бернар де Вильнев, Матильда де Людр, Антуанетта-Франсуаза де Ларош-Эймон (НПС), может, еще кто-нибудь.
Ответов - 47, стр:
1 2 3 All
Матильда де Людр: Матильда надеялась все сделать «правильно», помочь попавшей в беду женщине-аристократке, побольше разузнать о загадочном маркизе де Сен-Пуассо, да и о том, что сама мадам де Ларош-Эймон хочет передать роялистам. И потом, конечно же, вернуться в гостиницу, чтобы найти де Вильнева. Но жизнь вносит в ваши планы свои коррективы, особенно если вы ранены, и постоянно испытываете организм на выносливость. Не удивительно, что больная нога баронессы в очередной раз взбунтовалась, причем в самый неподходящий для этого момент. И девушка оказалась в постели на попечении «матери» вместо того, чтобы спешить на встречу со своим спутником-вандейцем. Антуанетта-Франсуаза, надо отдать ей должное, вопросов не задавала. Хозяйка салона тоже. Однако мадемуазель де Людр к своему огромному огорчению пропустила уход Руонвиля. А потом и вовсе забылась в скоротечной болезненной дремоте, из которой в реальность ее вернула нестерпимая жажда. – Дитя мое, вам лучше? «Матушка», заметно оправившаяся с того момента, как Матильда столкнулась с ней на улице, заботливо подала девушке стакан воды и сочувственно протерла влажным платком блестящий от испарины лоб «дочери». – Кажется, да… Нетерпение вновь оказалось сильнее слабости, и Матильда торопливо села на постели, поправляя волосы. – Я задремала. Простите… мадам. В комнате кроме их двоих никого не было, и больше не было нужны называть Антуанетту-Франсуазу матерью. По правде говоря не так давно осиротевшую де Людр слегка коробило так вот обращаться к совершенно незнакомой женщине. Если бы не отчаянные обстоятельства, она вряд ли рискнула бы так вольно обходиться с именем своей покойной родительницы. – Который час? – Точно не знаю, - в комнате, что выделила им Лютеция, часов не оказалось, и мадам де Ларош-Эймон удрученно покачала головой. – Около пяти, полагаю. Месье Эжен обещал вернуться вечером. Поскорей бы! Сама Антуанетта-Франсуаза продолжала главным своим защитником и спасителем мнить маркиза, и буквально считала минуты до его появления. И время для бедняжки тянулось мучительно долго. – По поводу нашего дядюшки, - Матильда со вздохом потерла виски, после сна голова оставалась тяжелой и во многострадальной щиколотке неприятно пульсировала боль. – Я не вправе давать вам советы, но, так сталось, у меня тоже есть знакомые, что могли бы помочь вам. Быть может, вернее, чем это сделает де Руонвиль. Все, что мне нужно, добраться до гостиницы и встретиться с этими… этим человеком. Пожалуйста, помогите мне подняться. – Мне кажется, вам не стоит уходить, - вновь покачала головой дама. Но просьбу своей юной спутницы все же исполнила. Матильда, неуверенно покачиваясь от слабости, сделала несколько шагов по комнате, невольно кусая губы от боли. Но принятию окончательного решения, - идти или не идти, - помешал короткий стук в дверь. Обе женщины обернулись на мужской голос и уставились на мужчину на пороге, одна с ужасом, вторая с безграничным изумлением. – Вы? – наконец, выдавила Матильда, теряясь в догадках, каким образом Дюверже, которого она собиралась отыскать, отыскал ее сам. – Господи, вы?! Как, откуда?!
Бернар де Вильнев: В глазах де Вильнева полыхнула радость пополам с облегчением, - все же его непутевая попутчица нашлась, жива, почти здорова и не свела знакомства со Вдовой, - и тут же сменилась яростью. Несколько часов времени трех человек потрачено на то, чтобы отыскать эту девицу, Бонневиль места себе не находит, а она даже не потрудилась дать о себе знать! Матильду спасло от немедленной расправы лишь присутствие в комнате незнакомой Дюверже женщины. Дамы, - как сказала Лютеция, - назвались матерью и дочерью. Что, интересно знать, происходит? – Очень рад вас видеть в добром здравии, мадемуазель, - процедил он, закрывая за собой дверь и тяжело упираясь в нее плечом. После истории в Лоссе барон был уверен, что сильнее Матильда разозлить его просто не в состоянии. Сдается, он переоценил свою выдержку и недооценил таланты вандейской мадонны. – И очень давно мечтал познакомиться с вашей матушкой. Правда, уверен был, что это невозможно. Представите меня мадам?
Le sort: Антуанетта-Франсуаза стремительно менялась в лице. Довольно бесцеремонное вторжение в их с мадемуазель укромный уголок мрачного вида небритого мужчины в пыльном плаще заставило ее оторопеть, и теперь женщина заметно не успевала мыслями за происходящим. Этот человек знаком с Матильдой, - все, что успела уяснить мадам де Ларош-Эймон. Хорошо уже и это, значит, это не представитель новой власти, явившийся их арестовать. Но тем не менее бешенство, полыхающее в серо-голубых глазах незнакомца, не разглядел бы разве что слепой, а бывшая фрейлина ее величества если и страдала слепотой, то только очень избирательной (как в ее отношении к маркизу де Сент-Пуассо). «Кто этот мужчина, боже мой?! Любовник мадемуазель Матильды? Он смотрит на нее так, как будто собирается убить». Просьба «представить его матери» явно с этим бешенным взглядом не вязалась. – Сударь… Гражданин, раз вы уже вошли, проходите, - слабым голосом произнесла мадам, не имея ни малейшего понятия о том, что ей говорить дальше. – Быть может, вы поможете мне убедить Матильду вернуться в постель. В ее положении вставать, а тем более ходить, не следует.
Бернар де Вильнев: – Это совершенно безнадежно, смею вас уверить, - хмыкнул незваный гость, иронично взметнув бровь. – В ее положении мадемуазель уже почти сутки разгуливает по Парижу вместо того, чтобы лежать в постели, как ей велел врач. При этом мадемуазель не считает нужным задумываться о том, как себя чувствуют люди, не заставшие ее там, где они ее оставили. Иными словами, мадемуазель воспитана чрезвычайно дурно. Мадам, мне искренне жаль говорить столь нелицеприятные вещи о вашей дочери… И поэтому, как только мадемуазель отоспится сегодня ночью, она отправится домой, - мстительно завершил свою мысль Бернар. – В Париже ей делать нечего. Очень жаль, что ему некого отправить сопровождать Матильду обратно в Вандею. Но, если де Басси и правда организует ему переговоры с жирондистами, о результатах этих переговоров недурно было бы доложить в генеральный штаб. Придется просить у подполья добровольца для этой цели. А заодно ему можно будет перепоручить и баронессу.
Матильда де Людр: – Прекратите паясничать! – низким от напряжения голосом выдавила Матильда, почувствовав, как ее лицо и шею заливает стремительная краска стыда. В глубине души она и раньше знала, что об ее исчезновении будут беспокоиться, - и де Вильнев, и месье Бонневиль, которому его квартирная хозяйка вряд ли рассказала что-то связное. Поэтому прозвучавший вслух упрек особенно задел девушку. – Вы прекрасно знаете, что мадам никакая не мать мне. Мы вынуждены были назваться матерью и дочерью… Мадемуазель де Людр глубоко вздохнула, приготовившись к оправданиям. А оправдываться, надо сказать, баронесса не любила и не умела. – Я знаю, что виновата. И можете не напоминать мне об этом лишний раз. Но обстоятельства… Только не говорите мне, что вам плевать на обстоятельства. Клянусь, я бы ждала вас в гостинице. Там, где искать меня никому не пришлось бы. Но… Девушка лихорадочно пыталась уместить в пару фраз все свои приключения вчерашнего вечера и сегодняшнего дня, и, наконец, решила сконцентрироваться на главном. – Я не знаю, как вам удалось разыскать меня тут, но этой вот даме, - Матильда торопливо кивнула на Антуанетту-Франсуазу, - очень нужна помощь. Мадам состояла на службе у ее величества, а сегодня ей удалось бежать из республиканской тюрьмы, и теперь она вынуждена скрываться. Некий маркиз де Сент-Пуассо привел нас сюда, в салон. Обещал обо всем позаботиться, и исчез. Но зато появились вы.
Le sort: Сама Антуанета-Франсуаза в это время переводила настороженный взгляд с девушки на мужчину и обратно. То, что мадемуазель Матильда без колебаний рассказала незнакомцу о том, что мадам де Ларош-Эймон служила королеве и несколько часов назад бежало из заточения, вызвало на лице дамы заметно нездоровую бледность. По сути это означало только одно: юная спутница Антуанетты-Франсуазы безгранично доверяет этому человеку. Но повод ли это так же безрассудно ей самой ему довериться? Образ обходительного Эжена де Руонвиля накрепко засел в памяти мадам, и она не готова была сходу променять любезного маркиза на этого язвительного и замызганного господина. Однако он упомянул, что собирается увезти Матильду из Парижа. Намерение, как нельзя лучше совпадающее с чаяниями умирающей от страха перед гильотиной аристократки. – Да это так. Я, конечно же, не мать мадемуазель. И если она считает возможным рассказать вам историю нашего знакомства…. – мадам де Ларош-Эймон бросила полный горестного укора взгляд на баронессу де Людр, - мне не остается ничего иного, как молить вас о молчании и просить заступничества. Мне нужно уехать из Парижа, и как можно скорее. Я могу поехать с мадемуазель Матильдой?
Бернар де Вильнев: - Простите, сударыня, но туда, куда поедет Матильда, вам ехать не стоит. Это, я бы сказал, опасно. Все сходилось, так или иначе, и выходило, что глядящая на него сейчас с мольбой женщина – та самая дама, о которой только что рассказывали де Басси и Бонневиль. – Антуанетта-Франсуаза де Ларош-Эймон, не так ли? – уточнил он, глядя на беглянку. В глазах ее немедленно полыхнул ужас. Еще бы догадливость де Вильнева в данный момент должна была показаться мадам чем-то сверхъестественным. – Мне предоставляется счастливая возможность передать вам, что человек, который содействовал вашему побегу, жив и разыскивает вас, - мягко продолжил мужчина, смирив на время настойчивое желание немедленно и бурно устроить головомойку мадемуазель де Людр. – Ничего не опасайтесь, мы позаботимся о вашей безопасности. Насколько это вообще возможно в наши времена. Надо позвать сюда де Басси, ему наверняка будет интересно познакомиться с живым подтверждением истории, в которую, похоже, граф не особо-то сам и верил. – До нас доходили также известия, что вы знаете нечто важное… Для роялистов. Это правда?
Матильда де Людр: Поразительная осведомленность Дюверже потрясла Матильду не меньше, чем Антуанетту-Франсуазу. – Откуда во имя всего святого вам все это известно, ба… Девушка запнулась, внезапно сообразив, что она не знает, как называть Бернара в присутствии посторонних. Его реальным именем? Неосмотрительно, и Дюверже это не понравится. Он и так зол как черт, и мадемуазель де Людр не хотелось усугублять свое и без того отчаянное положение. «Бароном»? То же самое. «Комиссаром Рено»? Это до смерти напугает бедную де Ларош-Эймон. Тогда как, в таком случае?! – И какое счастье, что спасителя мадам… того кучера… не повесили. Я была уверена, что ему конец. Баронесса невольно заломила руки, заново переживая унизительное чувство отчаянной безысходности, охватившее ее на улице. Одиночка, даже отважный из отважнейших, бессилен перед слепой яростью толпы…
Бернар де Вильнев: - Свет не без добрых людей, - вынужден был признать вандеец. Спасение англичанина иначе, как чудесным, не назовешь. А может это и есть справедливость божья. – Но я очень рад, мадемуазель, что у вас хватило ума не вмешиваться в происходившее так же безрассудно, как в Лоссе. На мгновение Дюверже посетило желание сознаться, что и он не привел обещанный повстанческий приговор в исполнение, и комиссар Рено ныне жив и здравствует. К тому же наведывается в этот салон и может узнать свою «заступницу», если судьба нечаянно столкнет их в Париже. Но, - черт возьми, - собственным глупым благородством гордиться нечего, живой Рено им всем намного опаснее мертвого. – Вы можете звать меня Оливье. Гражданин Оливье, - отрекомендовался он мадам Ларош-Эймон, за одно разрешая сомнения Матильды. – И я очень вас прошу доверять мне.
Le sort: – Доверять вам? Есть ли у меня выбор? – Бывшая придворная дама, ныне преследуемая законом беглянка устало поправила покрывающий белокурые волосы чепец. – Если судьбе угодно было бы свести меня с людьми благородными и все еще верными присяги, что приносили они Бурбонам, я бы сказала им, что королеве, моей доброй и несчастной королеве Марии-Антуанетте, угрожает страшная опасность. Эти звери в людском подобии собираются поступить с ней так же, как с его величеством. Они готовят позорный процесс… Женщина тяжело вздохнула, и едва слышно добавила: - Когда я была в тюрьме… Они говорили мне, что единственная возможность для меня спасти свою никчемную жизнь – это дать показания против ее величества. Оклеветать ее, понимаете! Обвинить… - мадам де Ларош-Эймон судорожно сглотнула, слова давались ей с трудом. - … В распутстве и кровосмесительных связях с… с собственным сыном! Я отказалась, конечно же… Я не могла поставить подпить под подобной клеветой. И тогда мне зачитали смертный приговор. Если бы не те люди… Не Алый Первоцвет…
Матильда де Людр: - Что-ооо? Глаза мадемуазель де Людр округлились от ужаса и возмущения. – Боже мой, какая низость, как они посмели! К чести женщины, тем более королевы, вандейская мадонна относилась даже более трепетно, чем к самой жизни. – С каких это пор этим мерзавцам понадобился повод для того, чтобы кого-то отправить на гильотину?! Нет, убить – это для них слишком просто, обязательно нужно опозорить!!! Позабыв о ране, девушка заметалась было по комнате, и тут же, тихо охнув, опустилась на постель. – Мы должны что-то предпринять, Бернар… То есть, Оливье, простите. То, о чем говорит мадам… Этого просто невозможно допустить!
Бернар де Вильнев: - Успокойтесь, мадемуазель, - тихо, но с чувством потребовал барон. – Вам прекрасно известно, зачем мы с вами приехали в Париж. По крайней мере, я. Теперь я знаю, что времени у нас еще меньше, чем предполагалось. Спасибо за информацию, мадам. Хоть в ней и мало хорошего. Новость, преподнесенная беглянкой, была, мягко говоря, пугающей. Одно время упорно ходили разговоры, - и многие этому даже поверили, - что Марии-Антуанетте республиканцы не причинят вреда, удовлетворившись кровью Людовика. Но если уж патриоты замыслили казнить королеву, отвратить их от этой мысли вряд ли будет возможно мирным путем. Пожалуй, ситуация экстремальная, и даже помощь жирондистов, о которых толкует де Басси, придется ко времени. – Это очень хорошо, что вы оказались именно в этом салоне именно сегодня, и я вас нашел. Но все-таки хотелось бы подробностей, - взгляд Дюверже вопросительно уперся в Матильду. – Кто такой де Сент-Пуассо? Почему он взялся помогать вам? Почему привел сюда? Что вы ему рассказали о себе?
Матильда де Людр: - О-о, я понимаю ваше удивление, - не сдержала привычной шпильки мадемуазель де Людр. – Вы ведь никогда не верили в наличие в людях благородных порывов, не так ли. Когда началась вся эта шумиха, потом взрыв, и бочка, в которой пряталась мадам, оказалась буквально у меня под боком… Баронесса мучительно выбирала между желаемым и действительностью. По-хорошему, стоило бы рассказать де Вильневу не только о том, как Руонвиль бросился к ним с Антуанеттой-Франсуазой, предлагая помощь и убежище, но и о том, что именно он выдал толпе возницу. Но месье Эжену удалось не только полностью очаровать мадам де Ларош-Эймон, но и почти убедить Матильду в том, что происшедшее было ужасной случайностью. При этом девушка понимала, что в такого рода случайность ее спутник и злой демон Дюверже не поверит. И маркиза де Сент-Пуассо скорее всего постигнет судьба Рено. Пуля без излишних разбирательств. Не помогут даже намеки на сотрудничество с англичанами. Поэтому… пусть мужчины объясняются между собой сами. Она же не произнесет ни одного лишнего и опасного слова. - … Мы уговорились изображать из себя семью, если нас остановит патруль. Мои документы в порядке, документы месье тоже. А моя бедная матушка просто выронила свидетельство о благонадежности в суматохе. Маркиз сказал, что знает безопасное место. И … привез нас сюда. Почему именно сюда, клянусь, мне неизвестно. Но раз вы здесь, место действительно надежное? И мадемуазель де Людр устремила кристально-чистый в своей искренности взгляд на собеседника.
Бернар де Вильнев: – Не думаю, что за что-либо могу поручиться, мадемуазель. Де Вильнев страдальчески потер подбородок. Все возвращалось на круги своя: едва отыскавшись и наскоро извинившись, Матильда снова начинает демонстрировать свой «ангельский норов». Это, признаться, становится утомительно. – Вас послушать, так этот маркиз де Сент-Пуассо – сосредоточие всех земных добродетелей. Однако хозяйка салона поведала мне, что ничего о нем не знает, привел он вас в салон то ли наугад, то ли, что много хуже, зная, куда идет, но далеко не из тех источников, что мы с вами. Я же буквально полчаса назад выслушал историю о ваших похождениях от другого человека, и она была далеко не так радужна, как ваша. Сдается мне, вашу версию происшедшего стоит озвучить и для него тоже. Мадам, вы простите меня, если я на некоторое недолгое время похищу у вас вашу «дочь»?
Le sort: Не смотря на мягкий тон любезного по сути своей вопроса, мадам де Ларош-Эймон и в голову не пришло возразить гражданину Оливье. «Он в чем-то подозревает маркиза де Сент-Пуассо. Это ужасно, просто ужасно…и совершенно необоснованно!» Антуанетта-Франсуаза с трудом сдержала порыв, призывающий ее немедленно вступиться за доброе имя месье де Руонвиля. Главным образом потому, что ее пока вообще не спрашивали о том, какое мнение сложилось у нее об ее спасителе. Оставалось полагаться на благоразумие Матильды. Женщина бросила на девушку отчаянный взгляд, безмолвно умоляя о рассудительности. – Конечно же, сударь. Как вам будет угодно. Я прекрасно понимаю, что на общество мадемуазель вы претендуете по праву и по делу, я же лишь прошу о милости и участии.
Матильда де Людр: – От другого человека? Матильда вопросительно подняла бровь, в который уже раз поражаясь пугающей осведомленности де Вильнева о своих делах и похождениях. Сдержать любопытство, охватившее баронессу, не представлялось никакой возможности. – Кто же он таков?… Не смотрите на меня так, умоляю. В глазах вандейца мелькнуло уже хорошо знакомое мадемуазель де Людр раздражение, и девушка тут же сообразила, что она опять ему «не угодила». – Я готова последовать туда, куда вы скажете, побеседовать с кем угодно и повторить свой рассказ хоть сотню раз. От этого мое отношение к поступкам месье де Сент-Пуассо не изменится ни на йоту, - самоуверенно заявила баронесса, хотя в душе ее продолжала разрастаться червоточина сомнений. Мадам Флер-Сите не знает маркиза? Она сама уже задумывалась о чем-то подобном, прислушиваясь к их сегодняшней беседе. В поведении Эжена все же было что-то… странное, но невозможно же осудить человека на основании мелких подозрений! – Но если вы не хотите, чтобы я свалилась прямо в коридоре, вам придется подать мне руку, - язвительно завершила свою тираду девушка.
Бернар де Вильнев: – С чего вы взяли, что не хочу? – процедил мужчина, подхватывая баронессу под локоть так жестко, что усмотреть в этом жесте любезность не смогла бы даже дама с очень богатым воображением. - Я мечтаю о том, чтобы эта рана приковала вас к постели по крайней мере на неделю. Тогда я смог бы заниматься делами, а не беготней по Парижу в тщетных поисках некой безрассудной молодой особы… Счастье еще, что вчера за вас вступилась эта актриса, жена англичанина. Между прочим вам, уверен, будет очень интересно узнать девичью фамилию леди Блекней. Сен-Жюст. Маргарита Сан-Жюст… Вы до сих пор не в Консьержи, милая Матильда? Я просто поражен вашему везению… Продолжая сквозь зубы распекать мадемуазель де Людр, де Вильнев не забывал тащить ее по коридору в строну гостиной, где граф де Басси был оставлен им вести неравную битву с бутылкой коньяка. – Месье уже о вас наслышан… К сожалению, - предупредил Бернар Матильду уже на пороге. – И даже принимал участие в ваших поисках. Постарайтесь произвести на него впечатление лучшее, чем вы обычно производите на людей. Если это все еще возможно…
Эмильен де Басси: Де Басси, на какое-то время оставшийся в одиночестве, неуклонно погружался в блаженную дремоту. Даже тягучая боль в ране не мешала глазам графа потихоньку слипаться, а мыслям становиться ленивыми и путанными… В действительность Эмильена вернул голос де Вильнева. – А? Что? – роялист сонно мотнул головой и устало потер ладонью лоб. – Что там у Лютеции за дамы? Обнаружив, что из-за плеча вандейца на него таращится бледненькая темноволосая девушка, де Басси тут же понял, что последний вопрос можно было и не задавать. Если Дюверже привел эту юную особу сюда, вероятно, это и есть та самая «большая пропажа» Матильда. Надо бы по этому случаю кликнуть обратно в гостиную доктора… – Рад познакомиться с вами, мадемуазель. Тяжелый подъем мужчины с кресла с большой натяжкой можно было называть галантным. Поклон – тем более. Трудно было поверить, что этот серый от усталости человек всего несколько лет назад блистал при дворе. – Признаюсь, наслышан о вас, сударыня. И должен предупредить, хоть и запоздало, что Париж в наши дне весьма небезопасное место для прогулок. Эмильен разглядывал баронессу де Людр, ничуть этого не скрывая. Да она совсем еще ребенок, вроде той служанки булочницы. Ей не воевать, а по салонам с юношами кокетничать. Какая все же гадость эта революция!
Матильда де Людр: Самое время Матильде было начинать краснеть. Наслышан… Ну еще бы, понятно, от кого, и не трудно догадаться, о чем именно. – Если вы знаете во Франции безопасное место для таких и изгоев новой власти, как я и вы, потрудитесь назвать его мне, месье, - поддерживая марку «несносного создания» заявила баронесса. - В противном случае вам придется признать, что Париж ничуть не опаснее Вандеи, а Господь дал нам только один выбор – позорно бежать, оставив родину во власти оборванцев, или сражаться за свои богоданные права. И тогда говорить об опасности недостойно! Мадемуазель де Людр демонстративно вздернула подбородок, свято проповедуя правило: лучшая защита – нападение. И, насладившись эффектом, перешла к делу: - Гражданин Оливье уверил меня, что вы хотите поговорить со мной. О маркизе де Сент-Пуассо. Что именно вы желаете знать?
Бернар де Вильнев: - Маркиз де Сент-Пуассо – это тот человек, что привел женщину, бежавшую из тюрьмы с помощью ваших английских знакомых, сюда, в салон, - позволил себе пояснить де Вильнев, сочувственно наблюдая за выражением лица беспомощного перед буйным героизмом Вандейской Мадонны роялиста -. Матильда рассказала мне о том, чему оказалась свидетельницей и участницей, но мне показалось, что в двух историях, - ее и англичанина, - все еще достаточно неясностей, с которыми стоило бы разобраться. Я могу оставить вас вдвоем, господа? – иронично уточнил Дюверже главным образом у баронессы. – Вы никого не растерзаете, надеюсь, мадемуазель «я-ничего-не боюсь»? В противном случае у доктора Бонневиля прибавится пациентов, нам придется искать другие контакты с роялистами в Париже.
Эмильен де Басси: – Ну, не думаю, что мадемуазель нанесет моему здоровью больший урон, чем те ублюдки-гвардейцы сегодня поутру. Граф страдальчески качнул простреленной рукой. – Простите, сударыня, вырвалось. Милейшие люди, разумеется, отцы семейств и тому подобное. Но трехцветная кокарда, - вот занятное наблюдение, - мигом превращает человека в зверя… Ступайте, Бернар, успокойте доктора, а то он уж извелся. А я побеседую с вашей знакомой. Героическая поза Матильды в иных обстоятельствах от души развеселила бы роялиста, но сейчас рана и усталость свели на нет все потуги девушки продемонстрировать свою независимость. – Значит, его имя де Сент-Пуассо, и к тому же маркиз. Расскажите мне о нем, прошу вас. Откуда этот человек взялся, как он вам показался, что он вам говорил, что делал? Рассказ англичанина накрепко засел в памяти Эмильена, и, если речь в данном случае идет о предателе или агенте Комитета, им всем нужно быть очень осторожными.
Матильда де Людр: – Дух противоречия в который уже раз сослужил мадемуазель де Людр скверную услугу. Чем яснее она понимала, что ее собеседников интересует именно личность Эжена де Руонвиля, тем менее хотела делиться с ними своими собственными подозрениями на счет маркиза. К тому же, если Бернар сказал правду, и вознице каким-то чудом удалось уцелеть, избежав петли и праведного гнева разъяренной толпы, то о том, что там произошло между ним и де Сент-Пуассо, он может рассказать и сам. Поэтому история, изложенная Матильдой, выдалась великолепным образчиком краткости. И в конце баронесса по привычке не сдержалась от упреков. – Гражданин Оливье, - она иронично поджала губы, - даже не удосужился рассказать вам о том, о чем с ним говорила мадам де Ларош-Эймон. А ведь речь идет о судьбе королевы… Благо, «гражданин Оливье» уже удалился на поиски доктора и не мог слышать этого обвинения, так что Матильда могла вдоволь позлословить о нем в отместку за все прошлые (и наверняка грядущие) «любезности». – Чем расспрашивать меня о маркизе, виновном лишь в том, что он решил, поддавшись благородному порыву, помочь мадам, может, вам стоит озаботиться опасностью, угрожающей ее величеству?
Эмильен де Басси: - Видите ли, мадемуазель, помочь королеве… Действительно помочь, не патетическими разговорами, а делом, могут только люди хорошо организованные, так же хорошо информированные о всех планах патриотов, подготовившие план побега в мельчайших деталях… А главное, живые. Де Басси, кажется, начинал понимать причину беспокойства де Вильнева. Стоящая перед ним девушка была без сомнения отважна, Господь наделил ее благородным сердцем, великодушием и беззаветной преданностью интересам своего класса, но вандейской мадонне категорически не хватало осмотрительности. – И если… По какой-нибудь чертовски несчастливой случайности я, вы, барон… мы все окажемся на гильотине, то, лишившись головы и жизни, помочь ее величеству мы уже ничем не сможем, понимаете? Вы же сами сегодня были свидетельницей тому, как мелочь, вроде не вовремя соскочившей с оси ступицы, срывает тщательно подготовленный и буквально выстраданный план и ставит его участников на грань гибели. Прошу вас впредь не упрекать нас с гражданином Оливье в мелочности, от этой мелочности зависит жизнь многих, тех, кого вы никогда не встречали, ваша собственная и, возможно, жизнь королевы и дофина. Мне, между прочим, пришлось переселить из гостиницы нескольких роялистов только потому, что существовала вероятность того, что вы попали в лапы республиканцев. И они могли явиться обыскать отель, в котором вы ночевали. Все происходящее очень серьезно, мадемуазель, это война, и малейшая наша с вами промашка может оказаться последней ошибкой в нашей жизни. Мы не в Вандее. Там каждый крестьянин сейчас готов с вилами в руках броситься на тех, кто носит трехцветные кокарды. В Париже же каждый оборванец, нацепивший такую кокарду, охвачен паранойей революционной бдительности. И немедленно выдаст вас, едва вы на мгновение потеряете осторожность.
Матильда де Людр: Матильда слушала, не перебивая. Что ей оставалось? На ум девушке некстати пришла хромая женщина, кликнувшая патруль. Случайность? Если верить столичному роялисту, это происходит сплошь и рядом. А вот заступничество леди Блэкней не просто случайность, а настоящее чудо. Не появись рядом актриса, баронесса наверняка оказалась бы за решеткой, как неблагонадежная. А там… - Даже если бы меня схватили республиканцы, сударь, клянусь, я никогда не выдала бы «гражданина Оливье», и никогда не назвала бы им ни цели нашего появления в Париже, ни адресов, что нам дали в Нантере, - тихо, но твердо заявила мадемуазель де Людр, когда де Басси, наконец, выговорился. – Ваше право не верить мне… Я же вижу, вы считаете меня взбалмошной и недалекой девицей, - в голосе юной дамы зазвучала почти детская обида. – И наверное со стороны оно так и выглядит… Но я не такова! Я готова умереть за королеву, за наше дело, за… Даже за гражданина Оливье, хотя он заслуживает этого в последнюю очередь!
Эмильен де Басси: – Я уверен, гражданину Оливье было бы очень лестно это услышать, - ухмыльнулся Эмильен. И тут же снова стал серьезным. – Мадемуазель, не романтизируйте войну, не нужно. Если вы попадете в республиканскую тюрьму, и патриоты будут подозревать, что вы утаиваете от них что-то важное, то одними расспросами дело не закончится. Пытки – обычное дело на допросах, и я уверен, что в той же Вандее наши товарищи тоже порой допрашивают пленных с пристрастием. В общем, я в любом случае не стану полагаться на любые героические обещания молчать. И не советую вам давать оные. Де Басси привычно потянулся к коньяку, но потом, глянув на Матильду, передумал. – Значит, никаких подозрений в отношении маркиза де Сент-Пуассо у вас не возникло? Может быть, это просто разные люди – тот, кто предал англичанина и тот, кто помог вам? – принялся рассуждать вслух роялист. – Что ж, такое тоже возможно. Он, этот ваш спаситель, обещал за вами вернуться, надеюсь? Мне стоит с ним встретиться. Сейчас каждый человек на счету. «А главное, устроить очную ставку между Руонвилем и Мобреем. Только тогда все выяснится окончательно и бесповоротно» Сообразив внезапно, что он так и не предложил девушке присесть, и она все еще стоит перед ним, напряженная как струна и с детской обидой в глазах, граф, охваченный запоздалым раскаянием, кивнул на кресло. – Аресты, пытки… Мадемуазель, мне нет прощения, война войной, но мне стоило начать разговор с вопроса о том, как вы себя чувствуете!
Матильда де Людр: – Не беспокойтесь, со мной все в порядке, - Матильда рассеянно качнула головой, пытаясь унять разыгравшееся воображение. Пытки, господи, он ведь не шутит. Когда-то не так давно она гарцевала на коне перед де Вильневом с требованием уважать пленных на устах. Не удивительно, что он смотрел на нее, как на сумасшедшую. Как страшно жить, когда даже самые благородные из людей потеряли благородство. Мадемуазель де Людр умудрялась оставаться экзальтированной и доверчивой девушкой даже в хаосе революционных бурь. – Нет, то есть да… У меня нет в запасе обличительных фактов в отношении Эжена де Руонвиля, - вздохнула она, спасая уже не столько маркиза, сколько свою пошатнувшуюся веру в человеческое благородство. Старая истина, - благими намерениями выложена дорога в ад, - неизменно оставалась в моде. – Я от всей души надеюсь, что мы обретем в лице де Сент-Пуассо верного соратника. Я… Девушка, наконец, присела в предложенное ей де Басси кресло и неловко пождала перевязанную ногу. – Простите, что заставила вас и ваших людей волноваться. Я, признаться, не ожидала что всего за сутки гражданин Оливье обретет такие обширные связи
Эмильен де Басси: - Гражданин Оливье умеет располагать к себе людей, - граф иронизировал, главным образом сам над собой, припоминая подробности их знакомства с вандейским эмиссаром. – Во всяком случае, мужчин, хмм… Дальнейшее к деловому разговору уже не относилось, но в де Басси после коньячных возлияний внезапно пробудилось светское любопытство. – Но на вас его обаяние кажется не действует, да, мадемуазель Матильда? Откинувшись в кресле, Эмильен рассеянно улыбнулся. - Это… Неожиданно. Знаете, барон очень переживал за вас. И тогда, когда не смог исполнить данное доктору обещание вернуться за вами вчера вечером… Это между прочим моя вина, я запер его в подвале. И потом, когда выяснилось, что вы пропали. Мы даже умудрились ввязаться в погром булочной потому, что там, как выяснилось, прислуживала бывшая горничная родственников каких-то де Монтереев. Бернар сказал, что в штабе вам поручили разыскать их. Видите, гражданин Оливье вовсе не так уж ужасен, как вы вообразили.
Матильда де Людр: Мадемуазель де Людр удивленно раскрыла глаза. Шарлотта де Монтерей. Господи, как она могла позабыть о просьбе маркиза. То есть, конечно, же не позабыть… Но и ничего не предпринять. А Бернар, выходит, уже нашел кого-то из тех, кто может пролить свет на судьбу бедной девушки. Так быть может именно поэтому он столь категоричным тоном грозился отправить ее обратно в Вандею. Не потому ли, что искать и спасать больше некого?! – И…Что сказала горничная? Ее бывшие хозяева, они живы, что с ними, где они?! Баронессе хотелось расспросить своего собеседника и о Монтереях, и о погроме, и о подвале, в голове ее сейчас роилось такое огромное множество вопросов, что девушка решительно затруднялась превратить их в связную последовательность.
Эмильен де Басси: – Не имею понятия, мадемуазель. Видите ли, булочную, где служила бедняжка, разгромила чернь, хозяйка булочной была убита, в доме орудовали мародеры. Девушке чудом… И не без вмешательства барона удалось уцелеть, и, как вы понимаете, момент для расспросов был не самый подходящий. По ее просьбе мы привели Мари сюда, в салон, но я не уверен, что гражданин Оливье о чем-то с ней успел побеседовать. Навалились другое заботы… «Например, мы выяснили, что исчезли вы», - последний комментарий де Басси озвучивать не стал, он и без слов находил его вполне очевидным. – Мне кажется, она все еще тут, и Лютеция обещала ей место прислуги. Впрочем, не уверен, думаю, об этом вам стоит справиться у самого барона. Надеюсь, малышка хоть что-нибудь знает об интересующих вас людях… человеке. Бернар обмолвился, что генштаб ищет девушку, дочь кого-то из руководителей восстания. Именно поэтому поиски получили вам. Самого Эмильена сейчас гораздо больше занимала личность маркиза де Сент-Пуассо, чем Шарлотты де Монтерей. Но все же ничто человеческое не был чуждо графу, и если бы он как-то мог помочь в поисках мадемуазель, он сделал бы это без колебаний.
Матильда де Людр: Чуда не произошло, но у них по крайней мере появилась хоть какая-то зацепка в деле де Монтереев. Что уже неплохо. – Мадам Лютеция – удивительно великодушная женщина, - с легкой неуверенностью в голосе заметила Матильда. Приютила их с Антуанеттой-Франсуазой, теперь, оказывается, принимает участие еще и в судьбе девушки-служанки. – Она ведь… Она роялистка? Подобное предположение плохо вязалось с наличием республиканского салона, что держала гражданка Флер-Сите, но зато прекрасно объяснило бы, отчего и де Вильнев, и этот де Басси чувствуют себя в ее доме так вольготно.
Эмильен де Басси: Ответить «да» было бы проще всего, но в случае с Лютецией простоты не было. Рассказывать Матильде все то, что он по пути в салон излагал доктору Бонневилю, де Басси не стал, - уж больно эта юная особа склонна к максимализму, - но и оставить вопрос вовсе без ответа не смог. – Лютеция помогает тем, кто нуждается в помощи. И тем, кто может эту помощь оплатить. Возможно, данный факт покажется вам циничным, но не спешите судить людей, не зная их. Дом мадам Флер-Сите за последние полгода приютил многих беглецов, и, в конце концов, добродетель тоже имеет свою цену.
Матильда де Людр: - За деньги? Матильде очень хотелось не поверить своим ушам. Столь велико было разочарование. После всего, сказанного де Басси, образ отважной Лютеции, ловко водящей за нос республиканцев и спасающей роялистов, заметно поблек в воображении баронессы. – И кто же будет расплачиваться? За меня, за мадам де Ларош-Эймон, за ту служанку, наконец? Мысль о том, что в результате она обязана маркизу де Сент-Пуассо еще и финансово, заставила мадемуазель де Людр окончательно прикусить язык. О, теперь она понимает, о чем разговаривали де Руонвиль и хозяйка салона наедине. Об оплате. Как все же хорошо, что она не поделилась ни с кем своими сомнениями. Месье Эжен благороден вдвойне, если в такое нелегкое время позволил себе расплачиваться за безопасное пристанище для каких-то совершенно незнакомых ему женщин.
Эмильен де Басси: - Мадемуазель, слово дворянина, об это вам беспокоиться совершенно нет необходимости, - как граф и ожидал, «вандейская мадонна» поняла его превратно. Оставалось только в который уже раз мысленно посочувствовать де Вильневу. – Если золото или презренные республиканские бумажки, которые они называют новыми деньгами, помогут спасти жизнь достойным людям, то у нас достаточно и того, и другого. А мадам нужно содержать свое заведение: покуда в нем собираются патриоты, тут безопасно скрываться от преследований роялистам. Поэтому ни о чем, совершенно ни о чем не беспокойтесь… Де Басси никак не мог избавиться от менторского тона, но он, черт побери, разговаривал с женщиной… Да какой женщиной, с ребенком! И тут граф ничего не мог с собой поделать, покровительственные нотки прорезались в его голосе сами по себе.
Матильда де Людр: Матильда с показной тщательностью изучала свои руки, будто надеялось высмотреть там что-то новое, доселе ей неведомое. Ложь, предательство, продажность, взаимная подозрительность. Как много нового и как скоро открывалось вандейской мадонне в Париже об их «святой войне». Поистине не даром говорят, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным. – Благодарю за совет, сударь. Я постараюсь… Ни о чем не беспокоиться. Но, знаете, это довольно затруднительно, потому что я приехала в Париж именно потому, что ни о чем не беспокоиться не могу! Щеки девушки опасно вспыхнули от сдерживаемого с трудом раздражения. Не удивительно, что от их борьбы так мало толку, ведь пока они в Вандее с оружием в руках сражаются против республиканцев, роялисты в столице играют в какие-то гнусные продажные игры, подозревая всех и вся в предательстве. – Я хочу поговорить с той горничной. – Если она собирается действовать, начинать надо с малого. Тем более, что большего пока не позволяет больная нога. - Вы сказали, она все еще в салоне. Как мне ее найти?
Эмильен де Басси: - Быть может вам сначала отдохнуть, прийти в себя после всех потрясений? Да и мадам Ларош-Эймон вас ждет, уверен, волнуется о вас… Тон мужчины оставался мягко-покровительственным. Решительно, де Басси отказывался воспринимать сидящую напротив него героиню партизанской войны всерьез. – Видите ли, хозяйка этого дома пока не знает наверняка, кто вы такая. Поэтому соблюдайте осторожность: вокруг прислуга, в салоне «отдыхают» честные патриоты, кто-то что-то увидит, кто-то что-то заподозрит… Мне точно неизвестно, где именно Лютеция поселила Мари, вы же не станете врываться во все комнаты этого дома подряд? Сама мадам почувствовала себя неважно, и сейчас под присмотром врача. Дождитесь возвращения барона, очень вас прошу. Поверьте, так будет лучше для всех нас. Сам Эмильен не видел большой беды в том, если Матильда поболтает со служанкой, но лишний раз распоряжаться в чужом доме ему не хотелось. И вообще, будь его воля, он бы посадил мадемуазель под замок, пока она не исчезла снова. Де Вильнев, кажется, грозился отправить ее обратно в Вандею. Замечательная мысль…
Матильда де Людр: Матильда едва не вспылила. От очередной колкости баронессу удержала лишь мысль, что она едва знакома со своим не к месту иронично-заботливым собеседником. Пусть думает, что хочет. Тем более, что со стороны она сейчас, - несчастная и хромая, - и правда выглядит больше обузой, чем соратницей в борьбе. Если несколько минут назад мадемуазель де Людр радовалась, что де Вильнев оставил ее с де Басси наедине, то теперь этот тет-а-тет начинал тяготить девушку. Барона она все же худо-бедно знала, да и он знал, что она готова сражаться с республиканцами наравне с мужчинами. Этот же столичный роялист того и гляди покровительственно погладит ее по голове, как маленькую девочку. – Вы правы, конечно же, - Матильда вымученно улыбнулась, являя собой в это мгновение образчик кротости и покладистости. – Дождемся барона. «Который некстати исчез, не иначе как нарочно оставив ее в компании их парижского союзника». Если Бернар намеревался таким образом преподать мадемуазель еще один урок, то девушка чувствовала, что урок этот она усвоила уже в полной мере.
Бернар де Вильнев: Ждать де Вильнева никому долго не пришлось. Негромкие шаги в коридоре возвестили о возвращении вандейского эмиссара за мгновение до того, как он сам возник на пороге, пропустил в комнату доктора Бонневиля и по обыкновению плотно прикрыл за собой дверь. – Вот теперь я уверен, мадемуазель, что вы нездоровы, - иронично усмехнулся Дюверже, оценив напряженно-скромную позу Матильды, с видом пай девочки восседающей на краешке предложенного ей Эмильеном стула. – Вы буквально на себя не похожи. По сему я привел вам врача. И на этот раз, уж будьте любезны, исполняйте все его предписания в точности.
Эдуар Бонневиль: - Мадемуазель Матильда! - лицо Эдуара просияло , когда он окончательно и бесповоротно убедился в том, что беглянка, а не кто-то иной, пускай и изумительно на нее похожий, нашлась и пребывала нынче в относительной безопасности салона мадам Флер-Сите. - Не выразить, как я рад, что вы нашлись. Теперь уж я вас никуда не отпущу, будьте уверены... Нормандец подошел к девушке, мимоходом кинув на графа радостный взгляд. Впрочем, сам Эмильен уже достаточно пообщался с мадемуазель де Людр, чтобы испытывать тот же восторг, что и его новый знакомый. - Но сперва я должен извиниться перед вами за то, что случилось вчера вечером, - тихо добавил Бонневиль, извиняющеся глядя в темные глаза юной особы, - а также за то, что позволил себе оставить вас и тем самым подверг опасности... Несмотря на острый приступ раскаянья, от привычек, диктуемых ремеслом, Эдуар отделаться не мог, а потому пальцы его вскоре очутились на руке девушки. Как он и думал, Матильда де Людр оказалась на редкость жизнестойкой - пульс был почти ровный, не выдавая признаков бушевавшей недавно лихорадки.
Матильда де Людр: - Доктор Брнневиль! Матильда бросила умоляющий взгляд на эскулапа. Это она должна извиняться перед ним за свою вздорность, а не наоборот. Да еще в присутствии де Вильнева, на вдохновенном лице которого ясно написано было, что он все слышит, все запоминает, а главное, не раз еще припомнит мадемуазель де Людр все происходящее. – Я… Сама не знаю, что на меня нашло. – Девушка в растерянности прикусила губу. Ее вчерашнее возмущение поведением Люсиль сегодня казалось вандейской мадонне глупым ребячеством. Особенно по сравнению с пережитым на улице. – Но, не смотря на всю мою глупость и неосмотрительность, - добавила она ласково, - ваши золотые руки сделали свое дело. Я… почти хорошо себя чувствую, честное слово. Слова Матильды полностью подтверждали наблюдения самого доктора. Как девушка не старалась доконать себя, молодой здоровый организм уверенно шел на поправку. – Мне сказали, что вы нашли кого-то, возможно осведомленного о судьбе мадемуазель де Монтерей, - позволив Бонневилю продолжать все его манипуляции, баронесса устремила требовательный взгляд на Дюверже. – Я хочу поговорить с этой горничной…служанкой, или кто она такая есть.
Бернар де Вильнев: – Нет! – вырвалось у де Вильнева торопливо-непреклонное. В свете того, что рассказала ему про Мари Лютеция, после разговоров с гражданкой Жерар у Матильды появится отличный шанс снова повидаться с так полюбившимся ей в Лоссе Альбером Рено. Подобного развития событий Бернар не намерен был допустить. Другое дело, что и рассказывать всем им, - Боневилю, Матильде, де Басси… особенно де Басси, - о том, что юная служанка булочницы работает на КОБ, вандеец не хотел. Пока не хотел. Мысленно подбирая для Мари оправдания, находя их и тут же находя найденное неубедительным и недостаточным. Что ж, значит, мадемуазель де Людр в очередной раз суждено стать жертвой его «дурного нрава». – В этом нет необходимости, я поговорю с девушкой сам. Мне, надеюсь, она доверяет больше, чем вам, мадемуазель. А значит, больше вероятность, что он скажет мне нечто такое, что не скажет вам.
Эдуар Бонневиль: Бонневиль почувствовал, что пришла пора поддержать Бернара и самому вмешаться в усмирение праведных порывов баронессы, пускай дело это было нелегким, если не обреченным заведомо на неудачу. Девицы, внушившие себе нечто и не желающие отступать от собственных фантазий, были порой опаснее самого разумного недруга, потому как их слова и особенно поступки предсказать было невозможно, не говоря уже о последствиях их деяний. - Мадемуазель Матильда, позвольте мне все-таки настоять на том, чтобы в ближайшее время вы воздержались от встреч и прогулок, даже в соседнюю комнату. Избыток потрясений только повредит вашему здоровью. Да, именно так, - спокойно отвечал нормандец на возмущенный взгляд девушки, уже готовой разразиться пылкой отповедью. - Вы меня много обяжете, если последуете моему совету.
Матильда де Людр: Матильда обречено оглянулась. Что она, слабая девушка, могла сейчас противопоставить настойчивости сразу трех мужчин, наперебой убеждающих ее отправляться в постель и не мешаться у них под ногами? Когда де Вильнев был один, еще можно было взбунтоваться. Но теперь… - Я всего лишь хочу помочь, - заметила баронесса горько. – Вам, маркизу де Монтерею, королеве, Франции. Да, я могу запереться в четырех стенах и страдать, если вам всем того угодно, но какой от того прок?
Бернар де Вильнев: - Матильда, даже не сомневайтесь в том, то мы ценим ваши старания, - вздохнул барон. В чем-то мадемуазель де Людр все же была права. Она могла бы помочь. И очень. Бернар сходу мог предположить множество ситуаций, особенно тех, где речь идет о сборе информации, в которых женщина добилась бы большего, чем мужчина. Беда в том, что вандейская мадонна хочет играть именно в мужские игры, в те, где она заведомо слабее своих противников. - Но, видите ли, время жертв и настоящего риска еще не наступило… В нашем деле. Не растрачивайте силы по пустякам, они вам еще понадобятся. К тому же мадам де Ларош-Эймон очень к вам расположена. Вы взялись спасать ее, так не бросайте начатое на полпути. Дама наверняка сейчас с ума сходит, утешьте ее, пообещайте, что мы вывезем ее из Парижа в ближайшие дни. Служанка подождет… К тому же она, похоже, ничего и не знает, - пришлось напоследок солгать де Вильневу, дабы окончательно разохотить Матильду от расспросов Мари. Может, знает, а может, и нет. А может, сама и донесла когда-то на дочь маркиза. Иначе с чего вдруг Рено решил именно ее приставить соглядатайницей к актрисе?
Эмильен де Басси: - Барон прав, мадемуазель, - пробормотал граф, меланхолично поглаживая раненую руку. Коньяк притуплял боль, но едва опьянение рассеивалось, проклятая рана начинала вновь беспокоить Эмильена. Днем де Басси удавалось не обращать на нее внимания, но к вечеру ему сделалось хуже; с заметным неудовольствием мужчина поймал себя на том, что его начинает бить легкий озноб – знак грядущей лихорадки. Хорошо, что доктор еще не ушел. – И если роль сиделки при мадам де Ларош-Эймон кажется вам недостаточно героической, я готов вам предложить роль сиделки при моей особе, - страдальчески усмехнулся граф и виновато глянул на Эдуара. - Походный лазарет, месье Бонневиль. При модном республиканском салоне и недурном ресторане. Такого, уверен, вы еще не практиковали.
Эдуар Бонневиль: Уж лучше в ресторане, набитом якобинцами, чем в Консьержери, подумал Бонневиль, но озвучивать свою мысль не стал, чтобы и без того не омрачать всем настроение. - Отчего же, граф, - усмехнулся нормандец, - вы даже не можете себе представить, куда меня заносил служебный долг. И поверьте, ресторан среди мест скопления болящих тоже числится. Хотя и не столь роскошный, это верно. Заметив, что Эмильен побледнел, а взгляд его делается рассеянным, медик воспользовался этим как предлогом положить конец страданиям вандейской мадонны, переключив ее внимание на дела менее героические, но ничуть не менее значимые для успеха подполья. - Мадемуазель Матильда, вы меня премного обяжете, если поможете немного поухаживать за нашим другом, - Эдуар поднялся сам и помог подняться де Басси, поддерживая его под руку, холодную и слегка подрагивавшую. - Попросите, пожалуйста, принести грелку, а я пока что отведу месье до его комнаты.
Эмильен де Басси: Граф благодарно оперся на руку врача. Идти сам он все еще мог, но вымотанный событиями сегодняшнего дня организм все настойчивее требовал отдыха, и ноги де Басси заметно отказывались ему повиноваться. – Грелку? Мадемуазель, не спешите, я не какая-то трепетная старушенция, остывающая на ходу, - тем не менее слабо запротестовал пациент. - Доктор, увольте. Мне всего лишь нужно как следует отоспаться. Просто немного покоя. По-хорошему у Эмильена оставалась еще куча недоделанных дел, особенно нерешенных вопросов с документами. Он ведь так и не встретился с депутатом Ланжюине, и хотя мнение бывшего земельного адвоката относительно подлинности баронства де Вильнева роялиста больше не интересовало, но зато переговоры с бриссотенцами он надеялся устроить именно через этого пользующегося немалом авторитетом в Конвенте бретонца. Однако человек предполагает, а бог располагает. Документы, переговоры, Ланжюине… Только бы донести голову до подушки и на пару минут закрыть глаза…
Матильда де Людр: Выслушав пожелание доктора и пациента, Матильда приняла строну врача. Неожиданное и обычно нехарактерное для баронессы проявление здравомыслия. В остальном же внезапный приступ слабости графа на время примирил всех участников этой сцены, и дела политические отступили на задний план перед делами насущными житейскими. Бонневиль повел де Басси отдыхать, мадемуазель де Людр самоотверженно возложила на себя обязанности сиделки. Подозрительный маркиз Руонвиль, скорбящая Антуанетта-Франсуаза, таинственный англичанин… Все было до поры позабыто. А если и не позабыто, то «отложено» до более подходящего момента.
полная версия страницы