Форум » Париж. Город » "Эндшпиль", 27 мая, ранний вечер, салон "Флер де Сите" » Ответить
"Эндшпиль", 27 мая, ранний вечер, салон "Флер де Сите"
Матильда де Людр: Время: 27 мая, около пяти Место: салон "Флер де Сите" Участвуют: Бернар де Вильнев, Матильда де Людр, Антуанетта-Франсуаза де Ларош-Эймон (НПС), может, еще кто-нибудь.
Ответов - 47, стр:
1 2 3 All
Матильда де Людр: Матильда надеялась все сделать «правильно», помочь попавшей в беду женщине-аристократке, побольше разузнать о загадочном маркизе де Сен-Пуассо, да и о том, что сама мадам де Ларош-Эймон хочет передать роялистам. И потом, конечно же, вернуться в гостиницу, чтобы найти де Вильнева. Но жизнь вносит в ваши планы свои коррективы, особенно если вы ранены, и постоянно испытываете организм на выносливость. Не удивительно, что больная нога баронессы в очередной раз взбунтовалась, причем в самый неподходящий для этого момент. И девушка оказалась в постели на попечении «матери» вместо того, чтобы спешить на встречу со своим спутником-вандейцем. Антуанетта-Франсуаза, надо отдать ей должное, вопросов не задавала. Хозяйка салона тоже. Однако мадемуазель де Людр к своему огромному огорчению пропустила уход Руонвиля. А потом и вовсе забылась в скоротечной болезненной дремоте, из которой в реальность ее вернула нестерпимая жажда. – Дитя мое, вам лучше? «Матушка», заметно оправившаяся с того момента, как Матильда столкнулась с ней на улице, заботливо подала девушке стакан воды и сочувственно протерла влажным платком блестящий от испарины лоб «дочери». – Кажется, да… Нетерпение вновь оказалось сильнее слабости, и Матильда торопливо села на постели, поправляя волосы. – Я задремала. Простите… мадам. В комнате кроме их двоих никого не было, и больше не было нужны называть Антуанетту-Франсуазу матерью. По правде говоря не так давно осиротевшую де Людр слегка коробило так вот обращаться к совершенно незнакомой женщине. Если бы не отчаянные обстоятельства, она вряд ли рискнула бы так вольно обходиться с именем своей покойной родительницы. – Который час? – Точно не знаю, - в комнате, что выделила им Лютеция, часов не оказалось, и мадам де Ларош-Эймон удрученно покачала головой. – Около пяти, полагаю. Месье Эжен обещал вернуться вечером. Поскорей бы! Сама Антуанетта-Франсуаза продолжала главным своим защитником и спасителем мнить маркиза, и буквально считала минуты до его появления. И время для бедняжки тянулось мучительно долго. – По поводу нашего дядюшки, - Матильда со вздохом потерла виски, после сна голова оставалась тяжелой и во многострадальной щиколотке неприятно пульсировала боль. – Я не вправе давать вам советы, но, так сталось, у меня тоже есть знакомые, что могли бы помочь вам. Быть может, вернее, чем это сделает де Руонвиль. Все, что мне нужно, добраться до гостиницы и встретиться с этими… этим человеком. Пожалуйста, помогите мне подняться. – Мне кажется, вам не стоит уходить, - вновь покачала головой дама. Но просьбу своей юной спутницы все же исполнила. Матильда, неуверенно покачиваясь от слабости, сделала несколько шагов по комнате, невольно кусая губы от боли. Но принятию окончательного решения, - идти или не идти, - помешал короткий стук в дверь. Обе женщины обернулись на мужской голос и уставились на мужчину на пороге, одна с ужасом, вторая с безграничным изумлением. – Вы? – наконец, выдавила Матильда, теряясь в догадках, каким образом Дюверже, которого она собиралась отыскать, отыскал ее сам. – Господи, вы?! Как, откуда?!
Бернар де Вильнев: В глазах де Вильнева полыхнула радость пополам с облегчением, - все же его непутевая попутчица нашлась, жива, почти здорова и не свела знакомства со Вдовой, - и тут же сменилась яростью. Несколько часов времени трех человек потрачено на то, чтобы отыскать эту девицу, Бонневиль места себе не находит, а она даже не потрудилась дать о себе знать! Матильду спасло от немедленной расправы лишь присутствие в комнате незнакомой Дюверже женщины. Дамы, - как сказала Лютеция, - назвались матерью и дочерью. Что, интересно знать, происходит? – Очень рад вас видеть в добром здравии, мадемуазель, - процедил он, закрывая за собой дверь и тяжело упираясь в нее плечом. После истории в Лоссе барон был уверен, что сильнее Матильда разозлить его просто не в состоянии. Сдается, он переоценил свою выдержку и недооценил таланты вандейской мадонны. – И очень давно мечтал познакомиться с вашей матушкой. Правда, уверен был, что это невозможно. Представите меня мадам?
Le sort: Антуанетта-Франсуаза стремительно менялась в лице. Довольно бесцеремонное вторжение в их с мадемуазель укромный уголок мрачного вида небритого мужчины в пыльном плаще заставило ее оторопеть, и теперь женщина заметно не успевала мыслями за происходящим. Этот человек знаком с Матильдой, - все, что успела уяснить мадам де Ларош-Эймон. Хорошо уже и это, значит, это не представитель новой власти, явившийся их арестовать. Но тем не менее бешенство, полыхающее в серо-голубых глазах незнакомца, не разглядел бы разве что слепой, а бывшая фрейлина ее величества если и страдала слепотой, то только очень избирательной (как в ее отношении к маркизу де Сент-Пуассо). «Кто этот мужчина, боже мой?! Любовник мадемуазель Матильды? Он смотрит на нее так, как будто собирается убить». Просьба «представить его матери» явно с этим бешенным взглядом не вязалась. – Сударь… Гражданин, раз вы уже вошли, проходите, - слабым голосом произнесла мадам, не имея ни малейшего понятия о том, что ей говорить дальше. – Быть может, вы поможете мне убедить Матильду вернуться в постель. В ее положении вставать, а тем более ходить, не следует.
Бернар де Вильнев: – Это совершенно безнадежно, смею вас уверить, - хмыкнул незваный гость, иронично взметнув бровь. – В ее положении мадемуазель уже почти сутки разгуливает по Парижу вместо того, чтобы лежать в постели, как ей велел врач. При этом мадемуазель не считает нужным задумываться о том, как себя чувствуют люди, не заставшие ее там, где они ее оставили. Иными словами, мадемуазель воспитана чрезвычайно дурно. Мадам, мне искренне жаль говорить столь нелицеприятные вещи о вашей дочери… И поэтому, как только мадемуазель отоспится сегодня ночью, она отправится домой, - мстительно завершил свою мысль Бернар. – В Париже ей делать нечего. Очень жаль, что ему некого отправить сопровождать Матильду обратно в Вандею. Но, если де Басси и правда организует ему переговоры с жирондистами, о результатах этих переговоров недурно было бы доложить в генеральный штаб. Придется просить у подполья добровольца для этой цели. А заодно ему можно будет перепоручить и баронессу.
Матильда де Людр: – Прекратите паясничать! – низким от напряжения голосом выдавила Матильда, почувствовав, как ее лицо и шею заливает стремительная краска стыда. В глубине души она и раньше знала, что об ее исчезновении будут беспокоиться, - и де Вильнев, и месье Бонневиль, которому его квартирная хозяйка вряд ли рассказала что-то связное. Поэтому прозвучавший вслух упрек особенно задел девушку. – Вы прекрасно знаете, что мадам никакая не мать мне. Мы вынуждены были назваться матерью и дочерью… Мадемуазель де Людр глубоко вздохнула, приготовившись к оправданиям. А оправдываться, надо сказать, баронесса не любила и не умела. – Я знаю, что виновата. И можете не напоминать мне об этом лишний раз. Но обстоятельства… Только не говорите мне, что вам плевать на обстоятельства. Клянусь, я бы ждала вас в гостинице. Там, где искать меня никому не пришлось бы. Но… Девушка лихорадочно пыталась уместить в пару фраз все свои приключения вчерашнего вечера и сегодняшнего дня, и, наконец, решила сконцентрироваться на главном. – Я не знаю, как вам удалось разыскать меня тут, но этой вот даме, - Матильда торопливо кивнула на Антуанетту-Франсуазу, - очень нужна помощь. Мадам состояла на службе у ее величества, а сегодня ей удалось бежать из республиканской тюрьмы, и теперь она вынуждена скрываться. Некий маркиз де Сент-Пуассо привел нас сюда, в салон. Обещал обо всем позаботиться, и исчез. Но зато появились вы.
Le sort: Сама Антуанета-Франсуаза в это время переводила настороженный взгляд с девушки на мужчину и обратно. То, что мадемуазель Матильда без колебаний рассказала незнакомцу о том, что мадам де Ларош-Эймон служила королеве и несколько часов назад бежало из заточения, вызвало на лице дамы заметно нездоровую бледность. По сути это означало только одно: юная спутница Антуанетты-Франсуазы безгранично доверяет этому человеку. Но повод ли это так же безрассудно ей самой ему довериться? Образ обходительного Эжена де Руонвиля накрепко засел в памяти мадам, и она не готова была сходу променять любезного маркиза на этого язвительного и замызганного господина. Однако он упомянул, что собирается увезти Матильду из Парижа. Намерение, как нельзя лучше совпадающее с чаяниями умирающей от страха перед гильотиной аристократки. – Да это так. Я, конечно же, не мать мадемуазель. И если она считает возможным рассказать вам историю нашего знакомства…. – мадам де Ларош-Эймон бросила полный горестного укора взгляд на баронессу де Людр, - мне не остается ничего иного, как молить вас о молчании и просить заступничества. Мне нужно уехать из Парижа, и как можно скорее. Я могу поехать с мадемуазель Матильдой?
Бернар де Вильнев: - Простите, сударыня, но туда, куда поедет Матильда, вам ехать не стоит. Это, я бы сказал, опасно. Все сходилось, так или иначе, и выходило, что глядящая на него сейчас с мольбой женщина – та самая дама, о которой только что рассказывали де Басси и Бонневиль. – Антуанетта-Франсуаза де Ларош-Эймон, не так ли? – уточнил он, глядя на беглянку. В глазах ее немедленно полыхнул ужас. Еще бы догадливость де Вильнева в данный момент должна была показаться мадам чем-то сверхъестественным. – Мне предоставляется счастливая возможность передать вам, что человек, который содействовал вашему побегу, жив и разыскивает вас, - мягко продолжил мужчина, смирив на время настойчивое желание немедленно и бурно устроить головомойку мадемуазель де Людр. – Ничего не опасайтесь, мы позаботимся о вашей безопасности. Насколько это вообще возможно в наши времена. Надо позвать сюда де Басси, ему наверняка будет интересно познакомиться с живым подтверждением истории, в которую, похоже, граф не особо-то сам и верил. – До нас доходили также известия, что вы знаете нечто важное… Для роялистов. Это правда?
Матильда де Людр: Поразительная осведомленность Дюверже потрясла Матильду не меньше, чем Антуанетту-Франсуазу. – Откуда во имя всего святого вам все это известно, ба… Девушка запнулась, внезапно сообразив, что она не знает, как называть Бернара в присутствии посторонних. Его реальным именем? Неосмотрительно, и Дюверже это не понравится. Он и так зол как черт, и мадемуазель де Людр не хотелось усугублять свое и без того отчаянное положение. «Бароном»? То же самое. «Комиссаром Рено»? Это до смерти напугает бедную де Ларош-Эймон. Тогда как, в таком случае?! – И какое счастье, что спасителя мадам… того кучера… не повесили. Я была уверена, что ему конец. Баронесса невольно заломила руки, заново переживая унизительное чувство отчаянной безысходности, охватившее ее на улице. Одиночка, даже отважный из отважнейших, бессилен перед слепой яростью толпы…
Бернар де Вильнев: - Свет не без добрых людей, - вынужден был признать вандеец. Спасение англичанина иначе, как чудесным, не назовешь. А может это и есть справедливость божья. – Но я очень рад, мадемуазель, что у вас хватило ума не вмешиваться в происходившее так же безрассудно, как в Лоссе. На мгновение Дюверже посетило желание сознаться, что и он не привел обещанный повстанческий приговор в исполнение, и комиссар Рено ныне жив и здравствует. К тому же наведывается в этот салон и может узнать свою «заступницу», если судьба нечаянно столкнет их в Париже. Но, - черт возьми, - собственным глупым благородством гордиться нечего, живой Рено им всем намного опаснее мертвого. – Вы можете звать меня Оливье. Гражданин Оливье, - отрекомендовался он мадам Ларош-Эймон, за одно разрешая сомнения Матильды. – И я очень вас прошу доверять мне.
Le sort: – Доверять вам? Есть ли у меня выбор? – Бывшая придворная дама, ныне преследуемая законом беглянка устало поправила покрывающий белокурые волосы чепец. – Если судьбе угодно было бы свести меня с людьми благородными и все еще верными присяги, что приносили они Бурбонам, я бы сказала им, что королеве, моей доброй и несчастной королеве Марии-Антуанетте, угрожает страшная опасность. Эти звери в людском подобии собираются поступить с ней так же, как с его величеством. Они готовят позорный процесс… Женщина тяжело вздохнула, и едва слышно добавила: - Когда я была в тюрьме… Они говорили мне, что единственная возможность для меня спасти свою никчемную жизнь – это дать показания против ее величества. Оклеветать ее, понимаете! Обвинить… - мадам де Ларош-Эймон судорожно сглотнула, слова давались ей с трудом. - … В распутстве и кровосмесительных связях с… с собственным сыном! Я отказалась, конечно же… Я не могла поставить подпить под подобной клеветой. И тогда мне зачитали смертный приговор. Если бы не те люди… Не Алый Первоцвет…
Матильда де Людр: - Что-ооо? Глаза мадемуазель де Людр округлились от ужаса и возмущения. – Боже мой, какая низость, как они посмели! К чести женщины, тем более королевы, вандейская мадонна относилась даже более трепетно, чем к самой жизни. – С каких это пор этим мерзавцам понадобился повод для того, чтобы кого-то отправить на гильотину?! Нет, убить – это для них слишком просто, обязательно нужно опозорить!!! Позабыв о ране, девушка заметалась было по комнате, и тут же, тихо охнув, опустилась на постель. – Мы должны что-то предпринять, Бернар… То есть, Оливье, простите. То, о чем говорит мадам… Этого просто невозможно допустить!
Бернар де Вильнев: - Успокойтесь, мадемуазель, - тихо, но с чувством потребовал барон. – Вам прекрасно известно, зачем мы с вами приехали в Париж. По крайней мере, я. Теперь я знаю, что времени у нас еще меньше, чем предполагалось. Спасибо за информацию, мадам. Хоть в ней и мало хорошего. Новость, преподнесенная беглянкой, была, мягко говоря, пугающей. Одно время упорно ходили разговоры, - и многие этому даже поверили, - что Марии-Антуанетте республиканцы не причинят вреда, удовлетворившись кровью Людовика. Но если уж патриоты замыслили казнить королеву, отвратить их от этой мысли вряд ли будет возможно мирным путем. Пожалуй, ситуация экстремальная, и даже помощь жирондистов, о которых толкует де Басси, придется ко времени. – Это очень хорошо, что вы оказались именно в этом салоне именно сегодня, и я вас нашел. Но все-таки хотелось бы подробностей, - взгляд Дюверже вопросительно уперся в Матильду. – Кто такой де Сент-Пуассо? Почему он взялся помогать вам? Почему привел сюда? Что вы ему рассказали о себе?
Матильда де Людр: - О-о, я понимаю ваше удивление, - не сдержала привычной шпильки мадемуазель де Людр. – Вы ведь никогда не верили в наличие в людях благородных порывов, не так ли. Когда началась вся эта шумиха, потом взрыв, и бочка, в которой пряталась мадам, оказалась буквально у меня под боком… Баронесса мучительно выбирала между желаемым и действительностью. По-хорошему, стоило бы рассказать де Вильневу не только о том, как Руонвиль бросился к ним с Антуанеттой-Франсуазой, предлагая помощь и убежище, но и о том, что именно он выдал толпе возницу. Но месье Эжену удалось не только полностью очаровать мадам де Ларош-Эймон, но и почти убедить Матильду в том, что происшедшее было ужасной случайностью. При этом девушка понимала, что в такого рода случайность ее спутник и злой демон Дюверже не поверит. И маркиза де Сент-Пуассо скорее всего постигнет судьба Рено. Пуля без излишних разбирательств. Не помогут даже намеки на сотрудничество с англичанами. Поэтому… пусть мужчины объясняются между собой сами. Она же не произнесет ни одного лишнего и опасного слова. - … Мы уговорились изображать из себя семью, если нас остановит патруль. Мои документы в порядке, документы месье тоже. А моя бедная матушка просто выронила свидетельство о благонадежности в суматохе. Маркиз сказал, что знает безопасное место. И … привез нас сюда. Почему именно сюда, клянусь, мне неизвестно. Но раз вы здесь, место действительно надежное? И мадемуазель де Людр устремила кристально-чистый в своей искренности взгляд на собеседника.
Бернар де Вильнев: – Не думаю, что за что-либо могу поручиться, мадемуазель. Де Вильнев страдальчески потер подбородок. Все возвращалось на круги своя: едва отыскавшись и наскоро извинившись, Матильда снова начинает демонстрировать свой «ангельский норов». Это, признаться, становится утомительно. – Вас послушать, так этот маркиз де Сент-Пуассо – сосредоточие всех земных добродетелей. Однако хозяйка салона поведала мне, что ничего о нем не знает, привел он вас в салон то ли наугад, то ли, что много хуже, зная, куда идет, но далеко не из тех источников, что мы с вами. Я же буквально полчаса назад выслушал историю о ваших похождениях от другого человека, и она была далеко не так радужна, как ваша. Сдается мне, вашу версию происшедшего стоит озвучить и для него тоже. Мадам, вы простите меня, если я на некоторое недолгое время похищу у вас вашу «дочь»?
Le sort: Не смотря на мягкий тон любезного по сути своей вопроса, мадам де Ларош-Эймон и в голову не пришло возразить гражданину Оливье. «Он в чем-то подозревает маркиза де Сент-Пуассо. Это ужасно, просто ужасно…и совершенно необоснованно!» Антуанетта-Франсуаза с трудом сдержала порыв, призывающий ее немедленно вступиться за доброе имя месье де Руонвиля. Главным образом потому, что ее пока вообще не спрашивали о том, какое мнение сложилось у нее об ее спасителе. Оставалось полагаться на благоразумие Матильды. Женщина бросила на девушку отчаянный взгляд, безмолвно умоляя о рассудительности. – Конечно же, сударь. Как вам будет угодно. Я прекрасно понимаю, что на общество мадемуазель вы претендуете по праву и по делу, я же лишь прошу о милости и участии.
Матильда де Людр: – От другого человека? Матильда вопросительно подняла бровь, в который уже раз поражаясь пугающей осведомленности де Вильнева о своих делах и похождениях. Сдержать любопытство, охватившее баронессу, не представлялось никакой возможности. – Кто же он таков?… Не смотрите на меня так, умоляю. В глазах вандейца мелькнуло уже хорошо знакомое мадемуазель де Людр раздражение, и девушка тут же сообразила, что она опять ему «не угодила». – Я готова последовать туда, куда вы скажете, побеседовать с кем угодно и повторить свой рассказ хоть сотню раз. От этого мое отношение к поступкам месье де Сент-Пуассо не изменится ни на йоту, - самоуверенно заявила баронесса, хотя в душе ее продолжала разрастаться червоточина сомнений. Мадам Флер-Сите не знает маркиза? Она сама уже задумывалась о чем-то подобном, прислушиваясь к их сегодняшней беседе. В поведении Эжена все же было что-то… странное, но невозможно же осудить человека на основании мелких подозрений! – Но если вы не хотите, чтобы я свалилась прямо в коридоре, вам придется подать мне руку, - язвительно завершила свою тираду девушка.
Бернар де Вильнев: – С чего вы взяли, что не хочу? – процедил мужчина, подхватывая баронессу под локоть так жестко, что усмотреть в этом жесте любезность не смогла бы даже дама с очень богатым воображением. - Я мечтаю о том, чтобы эта рана приковала вас к постели по крайней мере на неделю. Тогда я смог бы заниматься делами, а не беготней по Парижу в тщетных поисках некой безрассудной молодой особы… Счастье еще, что вчера за вас вступилась эта актриса, жена англичанина. Между прочим вам, уверен, будет очень интересно узнать девичью фамилию леди Блекней. Сен-Жюст. Маргарита Сан-Жюст… Вы до сих пор не в Консьержи, милая Матильда? Я просто поражен вашему везению… Продолжая сквозь зубы распекать мадемуазель де Людр, де Вильнев не забывал тащить ее по коридору в строну гостиной, где граф де Басси был оставлен им вести неравную битву с бутылкой коньяка. – Месье уже о вас наслышан… К сожалению, - предупредил Бернар Матильду уже на пороге. – И даже принимал участие в ваших поисках. Постарайтесь произвести на него впечатление лучшее, чем вы обычно производите на людей. Если это все еще возможно…
Эмильен де Басси: Де Басси, на какое-то время оставшийся в одиночестве, неуклонно погружался в блаженную дремоту. Даже тягучая боль в ране не мешала глазам графа потихоньку слипаться, а мыслям становиться ленивыми и путанными… В действительность Эмильена вернул голос де Вильнева. – А? Что? – роялист сонно мотнул головой и устало потер ладонью лоб. – Что там у Лютеции за дамы? Обнаружив, что из-за плеча вандейца на него таращится бледненькая темноволосая девушка, де Басси тут же понял, что последний вопрос можно было и не задавать. Если Дюверже привел эту юную особу сюда, вероятно, это и есть та самая «большая пропажа» Матильда. Надо бы по этому случаю кликнуть обратно в гостиную доктора… – Рад познакомиться с вами, мадемуазель. Тяжелый подъем мужчины с кресла с большой натяжкой можно было называть галантным. Поклон – тем более. Трудно было поверить, что этот серый от усталости человек всего несколько лет назад блистал при дворе. – Признаюсь, наслышан о вас, сударыня. И должен предупредить, хоть и запоздало, что Париж в наши дне весьма небезопасное место для прогулок. Эмильен разглядывал баронессу де Людр, ничуть этого не скрывая. Да она совсем еще ребенок, вроде той служанки булочницы. Ей не воевать, а по салонам с юношами кокетничать. Какая все же гадость эта революция!
Матильда де Людр: Самое время Матильде было начинать краснеть. Наслышан… Ну еще бы, понятно, от кого, и не трудно догадаться, о чем именно. – Если вы знаете во Франции безопасное место для таких и изгоев новой власти, как я и вы, потрудитесь назвать его мне, месье, - поддерживая марку «несносного создания» заявила баронесса. - В противном случае вам придется признать, что Париж ничуть не опаснее Вандеи, а Господь дал нам только один выбор – позорно бежать, оставив родину во власти оборванцев, или сражаться за свои богоданные права. И тогда говорить об опасности недостойно! Мадемуазель де Людр демонстративно вздернула подбородок, свято проповедуя правило: лучшая защита – нападение. И, насладившись эффектом, перешла к делу: - Гражданин Оливье уверил меня, что вы хотите поговорить со мной. О маркизе де Сент-Пуассо. Что именно вы желаете знать?
Бернар де Вильнев: - Маркиз де Сент-Пуассо – это тот человек, что привел женщину, бежавшую из тюрьмы с помощью ваших английских знакомых, сюда, в салон, - позволил себе пояснить де Вильнев, сочувственно наблюдая за выражением лица беспомощного перед буйным героизмом Вандейской Мадонны роялиста -. Матильда рассказала мне о том, чему оказалась свидетельницей и участницей, но мне показалось, что в двух историях, - ее и англичанина, - все еще достаточно неясностей, с которыми стоило бы разобраться. Я могу оставить вас вдвоем, господа? – иронично уточнил Дюверже главным образом у баронессы. – Вы никого не растерзаете, надеюсь, мадемуазель «я-ничего-не боюсь»? В противном случае у доктора Бонневиля прибавится пациентов, нам придется искать другие контакты с роялистами в Париже.
полная версия страницы