Форум » Париж. Город » "О добрых патриотах", 27 мая, после полудня » Ответить
"О добрых патриотах", 27 мая, после полудня
Анри д'Ольме: Место: Тюильри, кофейня и окрестности Участники: Анри д'Ольме, Огюстен Робеспьер Время: после полудня
Ответов - 17
Анри д'Ольме: Париж изменился разительно. Мартен и сам не мог бы сказать, как именно. На улицах появились гипсовые бюсты, вот только Франсуа не помнил этих людей и не мог сказать, за какие заслуги их в таком количестве расставили по городу... Там, где он подсознательно ожидал увидеть вывеску галантерейной лавочки, оказалась оружейная мастерская. С ее порога здоровяк в красном колпаке декламировал что-то по памяти, часто сбиваясь и подбирая слова. Каждое новое предложение он начинал – «Во имя Единой и Неделимой Республики!», и Мартен торопливо прошел мимо, чувствуя, как в висок, отныне украшенный едва зажившим шрамом, начинает биться знакомая тупая боль. С улицы Риволи Мартен свернул к садам Тюильри. Отдельные здания вызывали воспоминания, как вспышки света – он, носивший тогда другое имя и другую одежду, проезжал здесь на лошади... Гулял с дамой, вот только ни лица, ни имени ее... Франсуа прибыл в Париж только утром, но уже успел набраться впечатлений под завязку. По рекомендации лейтенанта Деларю, он повесил на шляпу трехцветную кокарду, внутренне содрогаясь от отвращения. Этот шаг оказался верным – на Мартена косились, он привлекал внимание, в первую очередь тем, что вертел головой, пытаясь рассмотреть получше преображенную столицу, но кокарда словно отводила от него чужие взгляды. Не в силах удержаться, Мартен направился ко дворцу. Эти здания словно притягивали его; «национальному агенту» казалось, что внутри ждет разгадка всех секретов, которые появились после контузии и навязчиво, как нож в теле, напоминали о себе. Сады Тюильри тоже изменились, и далеко не в лучшую сторону. Возникало чувство, что кто-то собирался здесь сеять, но передумал в последний момент. ...Резкий запах кофе ударил в нос, развернул Мартена так резко, словно он находился в строю. Там, где кофе, наверняка есть какая-нибудь еда, а он с утра обходился парижским воздухом. Выйдя на террасу Фельянов, Франсуа направился к ближайшей кофейне. Вывеска гласила «Привет и братство», и Мартен, скептически усмехнувшись, вошел внутрь. Убранство кофейни подошло бы какому-нибудь ресторану, но хозяин был одет очень просто, на груди его красовался трехцветный бант. Такой же бант украшал тяжелый кованый подсвечник без свечей, должный, очевидно, служить украшением стойки. - Кофе, гражданин? Мартен тяжко вздохнул: - Не надо кофе. Что вы можете предложить? - Настоящие патриоты пьют кофе, - назидательно сказал хозяин. – А вам? Лимонад? Франсуа почуял в словах парижанина издевку, но сдержался, хоть его так и подмывало устроить небольшой погром. - Да. Лимонад. И что-нибудь поесть. - Пирожные? - А кроме?.. - Ничего, кроме пирожных. Есть ягодные пироги. - Годится. В ожидании заказа Мартен облюбовал столик в самом дальнем углу, подальше от очередного гипсового бюста. Двумя пальцами Франсуа вытащил из вшитого в подкладку кармана удостоверение КОСа и принялся его рассматривать так вдумчиво, словно видел впервые в жизни. А ведь имя, которым он сейчас пользовался, подарила ему как раз эта бумажка...
Огюстен Робеспьер: Огюстен Робеспьер всегда любил вкусно поесть. Может быть, потому, что ему чрезвычайно редко предоставлялась подобная возможность. Школярская диета сменилась неудобоваримой стряпней Шарлотты, а воспоминания о бабушкиных блинчиках становились все более смутными. Бон-Бон вполне отдавал себе отчет в том, сколь ничтожное значение имеют радости желудка в то время, как Отечество в опасности, но молодой организм настоятельно требовал своего. Именно поэтому, перекусив дома водянистым супом, он решил до начала заседания подкрепиться в кофейне. Почти стыдливо заказав себе пару пирогов и кофе, он примостился в уголке, разглядывая посетителей - знакомых лиц, к счастью, не встретилось.
Анри д'Ольме: ...Удостоверение оставалось удостоверением, не добавляя ничего нового к тому, что уже успел вспомнить Франсуа, и к тому, что он успел забыть. Убрав бумажку на место, Мартен флегматично сжевал кусок пирога, запив его чересчур кислым лимонадом, и обхватил голову руками. Вспоминать было нужно, жизненно необходимо, что-то зависело от этого – что-то очень важное. Париж не оправдал надежд роялиста – идея о том, что знакомые улицы потянут за собой воспоминания, ничуть не подтвердилась. Отдельные образы не в счет, это было как раз то прошлое, которое стоило забыть. Мартен понял, что засыпает. Он не так хорошо оправился после ранения. Смертельно хотелось спать и что-нибудь от головной боли. «Гильотину», услужливо подсказал внутренний голос. На лошадиный манер тряхнув головой, Франсуа отогнал посланцев Морфея, чтобы влить в себя остаток отвратительно кислого питья. Мартен устал, а следовало еще позаботиться о сегодняшнем ночлеге, найти не самую паршивую гостиницу... Франсуа поднял голову и его взгляд уперся в картину над стойкой, прямо над головой хозяина. «Чтоб тебя!...» - едва не застонал «национальный агент». На картине во всех подробностях была изображена казнь, и человека под ножом гильотины Мартен хорошо знал. Да что там, его знала вся Франция и далеко за ее пределами... - Ваше Величество, - одними губами прошептал «агент». – Господи... ...Голоса и крики. Анри приподнимается в седле, чтобы отряд видел своего лейтенанта и не терял духа. Лютая в злобе толпа... Везде... Люди, лица, протянутые руки... Теплое летнее солнце... И жестокий мороз января... Мартен закрыл глаза. Бледностью он мог бы поспорить с гипсовым бюстом у входа. Головная боль стала совершенно нестерпимой, и Франсуа, теряя сознание, медленно сполз под столик.
Огюстен Робеспьер: Франсуа Мартен был бы немало удивлен, если бы знал, что обратно на стул его водрузил никто иной, как Огюстен Робеспьер. Увидев, как молодой человек теряет сознание, он тут же поспешил помочь - триколор служил лучшей рекомендацией, а впрочем, в силу природного добросердечия, Огюстен был вполне способен так же позаботиться и о сомлевшем аристократе. О причинах этого внезапного обморока весьма красноречиво говорил свежий шрам, возможно, незнакомец был еще и попросту голоден. Как бы то ни было, у хозяина обнаружился флакончик с нюхательной солью, повернувшиеся в их сторону посетители вернулись к своим тарелкам, и Огюстен принялся приводить своего неожиданного подопечного в чувство.
Анри д'Ольме: Мартен с трудом разлепил глаза. Вокруг снова была та же кофейня, и выкрики «ça ira» отступили куда-то в глубины памяти... Роялист не удержался и снова глянул на стену над стойкой. Картина висела на своем месте. Внутренне содрогнувшись, Франсуа непроизвольным жестом коснулся виска, как бы проверяя, действительно ли цела его бесшабашная голова. Взгляд «национального агента» уперся в триколор на груди нежданного помощника, потом метнулся к лицу. Нет, Франсуа не знал этого человека, но мог бы поручиться, что видел его раньше. Скорее всего, издалека... Такое лицо тяжело забыть. Хотя... Вполне возможно, что этот парижанин просто похож на кого-то из тех, кого знал прежний Мартен, когда еще не был Мартеном. - Спасибо, - с мягкой улыбкой роялист отстранил руку незнакомца, сжимавшую флакон с нюхательной солью. – Мне уже легче. «Черт возьми, как у них тут принято? Могу я поблагодарить его за помощь, или это проявление дурного аристократизма? Да ну, не могли они от этого отказаться, это слишком даже для них...» Как обратиться к незнакомцу, Мартен тоже с трудом соображал. Наверное, на "ты". Или все же на "вы"? - Не хотел беспокоить, - Франсуа решил обойтись вовсе без местоимений.
Огюстен Робеспьер: -Ничего страшного, - заверил его Огюстен, - вы, очевидно, еще не совсем здоровы, а здесь довольно душно и... - он доверительно понизил голос, - ... и совершенно невыносимо пахнет пережаренными кофейными зернами. Вам следовало бы немедленно отправиться домой и прилечь.
Анри д'Ольме: Мартен устроился на стуле поудобнее и вежливо сообщил: - Боюсь, я временно бездомный. Я только утром прибыл в Париж и пока не определился, где тут можно остановиться... Простите, если бы не ранение... Ужасно глупо себя чувствую. Висок напоминал о себе ровным гулом, что предвещало возможность очередного обморока. Из кофейни следовало срочно уходить, но разговор с дружелюбным республиканцем следовало завершить, чтобы не обидеть человека, бескорыстно, а главное – вовремя пришедшего на помощь.
Огюстен Робеспьер: -Вы все еще бледны, - встревоженно заметил Огюстен, - может быть, имеет смысл найти вам врача? Он чуть было не обмолвился, что мог бы помочь и с вопросом жилища, однако вовремя прикусил язык. Максимильен наверняка бы не одобрил подобное радушие по отношению к совершенно незнакомому человеку - мало ли кто может нацепить трехцветную кокарду? Это хоть и священный символ, однако, в отличие от католических реликвий, не привлечет гром небесный на голову маловера, нацепишего ладанку с мощами. Однако Огюстен не мог и ретироваться безо всяких пояснений, коли уж решился проявить человеколюбие.
Анри д'Ольме: - Врача? - Франсуа с новым интересом глянул на республиканца. Тот словно читал мысли "национального агента" - врач оказался бы как нельзя более кстати. Но от этого любезного приглашения придется отказаться. Единственный лекарь, которого могла предложить Республика роялисту - это Сансон с его гильотиной. Найти бы доктора "из бывших", которому без опасения можно доверить мозги... - Меня зовут Франсуа Мартен. Боюсь, все что могли сделать врачи, они уже сделали... Вот только справиться с амнезией пока никому не удалось. Мартен не стал уточнять, что последний доктор, который его пользовал, был коновалом из "синей" роты Деларю.
Огюстен Робеспьер: Огюстен не был твердо уверен, что "амнезия" - это именно то, что пришло ему в голову, однако переспрашивать у едва пришедшего в себя гражданина Мартена не стал, сочтя это необоснованной жестокостью. Заметив себе непременно спросить у Субербиеля, что это за болезнь такая, Бон-Бон покачал головой: -Да, вы в сложном положении... Огюстен Робеспьер, к вашим услугам. Немного подумав, он уточнил: -У вас нет никаких знакомых или родственников в Париже? Я мог бы вас проводить к ним.
Анри д'Ольме: - Амнезия, - повторил Мартен с той же улыбкой. - Я ничего не помню. Нет, не так... Я помню, чем отличается вилка от ножа, кавалерист - от пехотинца, где в Париже сады Тюильри, а где - Бастилия... Впрочем, ее разрушили, кажется... Но я ничего не помню о себе. Я очнулся неподалеку от Парижа, на дорожной заставе, среди трупов в форме Внутренней Армии. Меня подобрала рота лейтенанта Деларю. Я даже свое имя знаю только из удостоверения, вот. Франсуа протянул Робеспьеру заветную бумажку.
Огюстен Робеспьер: При виде листа с печатями и хорошо знакомыми подписями у Огюстена на душе стало значительно легче, ибо гербовая бумага неизменно радует сердце любого юриста, неважно, практикующего или отошедшего от дел. Ибо - улика! Доказательство! Он быстро, но без поспешности ознакомился с удостоверением гражданина Мартена и успокоенно кивнул: -Вам повезло, что документы уцелели. Возможно, вас сможет опознать кто-то из членов Комитета, а после разыскать ваших близких. Придти в Тюильри было правильным решением.
Анри д'Ольме: - Я пришел сюда случайно. - Мартен понял, что нужно очень быстро прощаться и немедленно уходить. Его волновала даже не процедура опознания; Робеспьер был прав - в кофейне было очень душно. Еще минута обмена любезностями, и вновь потребуется нюхательная соль. Франсуа поднялся и вышел из-за стола. - Если не возражаете, я бы вышел на свежий воздух. Мартена шатнуло, он едва успел ухватиться за спинку стула и обругать себя последними словами. В глазах потемнело, он замер, восстанавливая дыхание.
Огюстен Робеспьер: Робеспьер сокрушенно покачал головой, подхватывая покачнувшегося Мартена под локоть: -Не спешите так, иначе вам снова станет худо. Пойдемте, я вас провожу - до начала заседания еще предостаточно времени. Он призадумался - куда именно проводить? Сказав "а", следовало говориь и "б", этого требовала порядочность и хорошие манеры. -... к себе. Если позволите предложить вам гостеприимство.
Анри д'Ольме: Мартен размышлял недолго. Почему бы нет, собственно говоря... - Был бы весьма вам благодарен. Франсуа не собирался пользоваться гостеприимством Робеспьера дольше времени, необходимого на предельно краткий отдых. В любом случае, участие этого молодого человека могло оказаться скорее опасным, нежели полезным. Мартен, взяв себя в руки, последовал наконец за новым знакомцем. На свежем воздухе национальному агенту сразу полегчало, и он снова начал присматриваться к окружающей обстановке, донельзя похожий на дикого зверя, которого затащили в большой город и выпустили в центре людной площади. - Кажется, я бывал в Париже... До того, как было переименовано большинство улиц. Я едва не заблудился, пока нашел Тюильри.
Огюстен Робеспьер: -Думаю, нам лучше взять фиакр, - чуть нахмурился Огюстен, - у вас такой вид, будто вы вот-вот снова потеряете сознание... Помимо того, что его новый знакомый действительно имел весьма бледный вид и мог самостоятельно не добрести до Сен-Флорантен, фиакр был полезен и в том смысле, что меньше любопытных глаз смогут проследить за Робеспьером-младшим.
Огюстен Робеспьер: Эпизод завершен
полная версия страницы