Форум » Париж. Город » "Еще одно чаепитие", салон "Флер де Сите", 27 мая, после двух » Ответить
"Еще одно чаепитие", салон "Флер де Сите", 27 мая, после двух
Альбер Рено: Время: 27 мая, после двух Место: салон "Флер де Сите" Участвуют: Мари Жерар, Альбер Рено, Лютеция Флер-Сите.
Ответов - 15
Альбер Рено: Переговорив с Сен-Жюстом, комиссар Рено отправился таки в свой кабинет, со злостью швырнул на стол бумаги, к чтению которых он потерял всякий интерес. Кроме одной, той самой записки сержанта Авари, которую Альбер перечитывал вновь и вновь, чувствуя, как щеки его заливает запоздалая краска бешенства. Так ведь можно, ни за что, ни про что, и на гильотину угодить. Ведомый старой привычкой, мужчина заметался было по комнате, перемалывая ярость в движение, и тут же с коротким стоном упал на стул. Ко всем прочим неприятностям, еще и больная нога! Сделав несколько глубоких вдохов, Альбер помассировал колено, заставляя себя успокоиться. В конце концов ему не собственноручно искать де Вильнева, с утра до ночи рыская по Парижу. Приказ будет отдан заставам, патрулям, разослан в секции Коммуны и общественные комитеты по надзору за неблагонадежными. Да и барон не из тех людей, что будут прятаться. За чем бы он ни явился в столицу, рано или поздно он себя проявит. А вот гражданку Жерар, тихую и невзрачную девушку, которая приведет его к опасному контрреволюционеру Алому Первоцвету, искать придется самому. Придя к такому выводу, комиссар сделал несколько кратких распоряжений секретарю, и, поймав перед Тюильри извозчика, отправился на Улицу Феронерри. – Гражданин Рено? Месье Руа хоть и взял за правило сегодня «ничему не удивляться», комиссара все же немного побаивался. КОБ, трибунал и гильотина в воображении парижан постепенно сливались в одно целое. – У нас сегодня суфле из… - Оставь, мне не до этого, - отмахнулся Альбер от любезностей человека за конторкой. - Вчера я был тут с девушкой по имени Мари Жерар. Помнишь ее? – Да, гражданин, припоминаю… Руа оглянулся в поисках хозяйки, но Лютеции Флер-Сите в зоне видимости не оказалось, а значит, помощи ждать не откуда. – Скажи, сегодня она тут случаем не появлялась? Портье обречено повел плечами. На счет того, чтобы помалкивать о местонахождении Мари Жерар, его никто не предупреждал. А значит… - Появлялась. Как раз около полудня. Ее привели какие-то сердобольные граждане, прямиком с погрома. Булочная, говорят, сгорела. Гражданка Флер-Сите отвела гражданке Жерар комнату в южном крыле. На первом этаже, пройдете через музыкальную гостиную, потом направо по коридору. Мне так сдается, это милое дитя останется служить у нас. Какое-то время. Рено вздохнул с заметным облегчением. Одной заботой меньше. Мари жива, а трагическая история с погромом, пожалуй, только на пользу легенде. Девочку нужно срочно пристроить, и потому ее рекомендуют в горничные актрисе. – Я поднимусь наверх, гражданин. Передай Лютеции, что я тут. Не утруждая себя обязательной писаниной в журнале, комиссар снял шляпу, пригладил волосы, и, привычно прихрамывая, отправился на поиски комнаты Мари.
Шарлотта де Монтерей: После того, как Лютеция оставила девушку, Мари так и не решилась покинуть комнату. Не только хозяйка салона маялась недоумением - Мари пребывала в состоянии не меньшего замешательства, разве что к нему на этот раз примешивалось некоторое облегчение. И пусть девушка уже сама сомневалась, "гражданами" или "месье" являются ее недавние спасители, робкая надежда на то, что предательство со стороны Лютеции им в ближайшее время не грозит, позволяло Мари видеть будущее не в таком мрачном свете, как обычно. Оперевшись локтями на стол, девушка сжала пальцами виски, невидящим взором гипнотизируя чай в чашке. Мысленно перебирая разговор с мадам Флер-Сите, Мари с тщанием припоминала каждое ее слово, пытаясь разобраться в сложившейся ситуации. Неужели, она все же ошиблась, и те, кого она приняла за роялистов, на самом деле действительно сотрудничают с Комитетом? А манеры и поведение - лишь привычка, приобретенная за границей, где местные "граждане" еще не забылись настолько, чтобы свергать богом данного короля и провозглашать всеобщеее равенство. Сомнения невольно отравляли душу, раня тем больнее, что еще полчаса назад Мари и в голову не пришло бы, что сероглазый "месье Оливье" может принадлежать к тем, кого нужно ненавидеть и бояться. А опасливая подозрительность, давно ставшая второй натурой, привычно нашептывала, что доверие для дочери маркиза - непозволительная роскошь. Время бежало, мысли спотыкались, а светлые и окончательные выводы так и не посетили темноволосую голову. Отчаявшись прийти к какому либо результату, Мари только и решилась пообещать себе при первой удобной возможности обмолвиться "гражданину Оливье" о близком знакомстве мадам Флер-Сите с некоторыми представителями КоБа, когда дверь комнаты скрипнула, являя растеряному взгляду девушки того самого представителя. - Гражданин комиссар? - уставившись на Рено, как на чудо господне, Мари забыла даже встать, чтобы приветствовать вошедшего, как полагается. Воистину, помяни черта, он тут же и появится...
Альбер Рено: – Рад, что ты тут, гражданка. И что ты в безопасности. – Альбер скупо улыбнулся. Он был бы более радушен, если бы не недавний разговор в Комитете и идиотская пискулька Авари, будь он неладен. – Я уже наслышан о том, что произошло. Мои соболезнования. Смерть гражданки Летуш не останется безнаказанной. Враги республики, подбивавшие народ на погромы, будут найдены и преданы суду… и революция, конечно же, позаботится о детях Дельфины. Где в данный момент находятся мальчишки-сыновья булочницы, Рено имел представление самое смутное. Но дети патриотки, они как ростки будущего могучего дерева, всегда найдут свой путь на поверхность к солнцу. Комиссар придирчиво оглядел бледненькую девушку, словно выискивая в ее миловидных чертах знаки граничащего с фанатизмом мужества, такого, с каким женщины Парижа шли на штурм Бастилии и Тюильри. Увы, в этом Мари Жерар мало напоминала свою покойную хозяйку. Но так даже и лучше, если учесть, что втираться в доверие ей предстоит отнюдь не к патриотам. – Понимаю, что мой вопрос прозвучит жестоко, но что именно произошло в булочной, Мари? Может быть, ты видела кого-нибудь… подозрительного? Профессиональные привычки окончательно возобладали в Рено над эмоциями. Сегодня он успел уже опросить множество свидетелей и участников беспорядков, с трудом собирая мозаику правды из разрозненных и порой откровенно не стыкующихся между собой рассказов. Возможно, юной служанке удастся и тут ему помочь.
Шарлотта де Монтерей: - Дети? - взгляд Мари, все так же недоумевающе упертый в гражданина комиссара, на миг плеснул паникой. Но тут же успокоился, когда девушка, с усилием собрав воедино туманные воспоминания об утреннем кошмаре, сообразила, что мальчуганы не остались без присмотра. - Дети с Мари-Клод остались... то есть, с гражданкой Ланде, - поспешила сообщить она Рено, радуясь, что хоть по одной, интересующей комиссара теме, может ответить более-менее внятно. С другими вопросами выходило гораздо сложнее. - Хлеба в этот раз мало привезли, - запинаясь, начала она. - А покупатели... граждане, то есть, волновались, что на всех не хватит, чуть веревку не оборвали. Все кричали, что много всяких сельских понаехало, весь хлеб скупают, поэтому его и не хватает. И когда Дельвина объявила, что хлеб заканчивается, все и началось... Прервавшись, девушка с силой потерла ладонями лицо, пытаясь привычным движением отогнать вновь подступающий вместе с воспоминаниями ужас. - Мы с Француазой в чулане заперлись. Да только им булочной мало показалось, они в дом полезли... "Они"... Короткое слово, три равнодушные буквы. Точно так же она назвала про себя тех, кто когда-то убил ее родителей и сжег родной дом. Не "люди", "граждане" или даже "народ" - а просто безликое и страшное "они". Те, кто приходит только грабить и убивать.
Альбер Рено: - И что же произошло потом, Мари? Рено видел волнение девушки, не заметить его в этот момент мог разве что слепой. И голос его смягчился, а в тоне прорезались успокаивающие, почти отеческие нотки. Особенно странно звучащие в устах человека, известного своей жесткостью и прямолинейностью. Но все это зарождающее сочувствие к гражданке Жерар, которая прожила сегодня далеко не лучший день своей жизни, не могло вынудить комиссара позабыть о главном. О желании знать, что все же случилось. – Ты видела мародеров? Как они выглядели? Можешь их узнать при встрече? Франсуаза – это видимо свояченица покойной Дельфины, эту женщину, абсолютно невменяемую после погрома, он припоминал. Там при всем желании толку не добьешься, одни лишь слезы да невнятные бормотания. А вот гражданку Ландэ, видимо, придется разыскать и расспросить. Не ему самому, разумеется, а тем уполномоченным гражданам, кто будет заниматься полным расследованием обстоятельств погрома. Комитет в данном случае больше интересовало, кто подстрекатели. И были ли эти люди агентами Жиронды. Ну и конечно же непосредственных убийц несчастной булочницы нельзя оставлять безнаказанными. Плохой пример для их возможных последователей. А голодные погромы, если судить по ситуации с продовольствием, будут продолжаться. По крайней мере до тех пор, пока готовящееся восстание не выплеснет недовольство народа в нужное Робеспьеру и якобинскому клубу русло.
Шарлотта де Монтерей: - Дом громить начали. Дельфина ругалась, и они ее убили. Рассказывать о случившемся утром второй... или уже третий?.. раз оказалось не чуть не легче, чем в первый. Фразы, срывающиеся с губ девушки, выходили короткими и рубленными. Почти равнодушными. Да, гражданку Летуш убили. Что? Нет, сама она этого не видела - они с Француазой в чулане сидели, но Этьен кричал, а "они" смеялись. Потом и до каморки добрались. Но их с Француазой убить не успели, там еще люди появились. Кого-то убили, кого-то разогнали. Сколько людей? Трое, кажется... или четверо. Нет, что за спасители и откуда взялись Мари не знает. Француаза говорила, что мадам Летуш за патрулем послала, может, они? Там еще пожар начался, так что она не приглядывалась... - А потом они спросили, что со мной делать, и я попросила, чтобы меня сюда отвели, - Мари ненадолго замолчала, пытаясь сообразить, что еще хотел от нее комиссар. Сможет ли она узнать мародеров? На мгновение непривычная мстительная радость пробила брешь в усталом безразличии девушки, и взгляд Мари вновь вернулся к лицу гражданина Рено. - Смогу, конечно. Я их всех почти знаю, это дружки Жана-большого, сына сапожника, - Мари была далека от того, чтобы пытаться щадить тех, кто лишил двух мальчуганов матери, а ее саму - места, которое она уже привыкла считать домом. За смерть ее родителей никто не ответил, так может, хоть в этот раз проявится справедливость. А чья - божья или революционная - ее уже почти не интересовало.
Альбер Рено: Комиссар поморщился. Не то, чтобы он всерьез надеялся, что мародерами окажутся агенты жирондистов или роялисты, но все равно «дружки сына сапожника» неприятно резанули ухо. Революционная сознательность народа проявлялась далеко не всегда, часто (все чаще, если уж признаваться самому себе откровенно) толпу просто захлестывала слепая жажда крови. – Спасибо за помощь, гражданка Жерар. Я распоряжусь арестовать этих молодцов, мы будем судить их по всей строгости революционных законов. За мародерство по всей строгости революционных законов предписано было ставить к стенке, и Альберу (тоже если признаваться самому себе откровенно) было ничуть не жаль выродков, разгромивших булочную Дельфины. Пусть их смерть послужит другим уроком… Рено остановил задумчивый взгляд на пустой чайной чашке на столе в комнате Мари. Гражданка Флер-Сите приняла девушку с обычным своим радушием, а между тем планы его меняются. Завтра же нужно свести гражданку Жерар со вдовой Террей. Время не терпит. – Как тебе здесь, у Лютеции? – поинтересовался мужчина, меняя тему разговора. – Я хочу, чтобы ты как следует отдохнула, потому что завтра я познакомлю тебя с одной гражданкой, которая обещала оказать тебе протекцию в поиске места горничной… само помнишь, у кого.
Шарлотта де Монтерей: Судить по всей строгости революционных законов? Девушка сжала губы, с трудом пытаясь найти в душе какой-нибудь отклик, кроме усталой опустошенности. Сожаление? Или, может, хоть капля раскаянья? Нет, сердце не запнулось, не сжалось, да и разум не торопился ужасаться тому, что Мари только что, произнеся несколько слов, отправила на смерть живых людей. Только слабое любопытство - интересно, Лютеция чувствует тоже самое, когда предает кого-нибудь в руки революционного правосудия? - Мадам Флер-Сите очень добра и внимательна, - придать голосу воодушевления не удалось, и Мари попыталась скрасить свои слова натянутой улыбкой. - Я здесь только и делаю, что отдыхаю, как пришла. И вот, чай пью, - она кивнула на стол и вдруг спохватилась: - Может быть, и вам чаю, гражданин комиссар? Он правда остыл, но я могу на кухню сходить еще попросить.
Альбер Рено: Мужчина криво улыбнулся. Сегодня у него выдался день чаепитий. Утро началось с чая у вдовы Террей, продолжилось чашкой кофе за разговором с Руонвилем, и Высшее Существо (или кто там надзирает за нами на небесах – Рено был умерен в религии, если он чертыхался или поминал Господа, то больше в силу привычки, нежели действительно адресуясь к Всевышнему или Врагу рода людского) явно дает Альберу понять, что кроме чая ему нынче ничего не светит. «Ну пусть хоть так. Волка ноги кормят, а ты, гражданин Рено, волк хромоногий, сегодня ничего толком не выбегал. Кроме замечательной новости о том, что роялисты пользуются твоим мандатом во вред Республике. Поэтому пей чай». – Спасибо, Мари, ты очень любезна. Поэтому ступай, и, если получится, прихвати с кухни пару корзин с кровью буржуа, - улыбка комиссара стала заметно ироничной: замечательное название пирожных, принятое во Флер де Сите, пришлось суровому республиканцу по вкусу. – Я не большой сластена, но живот, знаешь ли, сводит от голода, а поесть за день толком времени не было.
Шарлотта де Монтерей: - Пару к-корзин? Собственные недавние попытки угрызений совести и размышления о каре, обещанной комиссаром мародерам, изрядно сбили Мари с толку, помешав сразу понять, о чем именно говорит гражданин Рено. - Ах, ну да.. пирожные, - вовремя опомнилась девушка, не сообразив, что ее поспешная оговорка прозвучала еще нелепее. Пообещав голодному представителю власти вернуться с едой и всей возможной поспешностью, Мари торопливо направила свои стопы в сторону кухни. Возможно, будь на месте мадмуазель Жерар сама хозяйка салона, гражданину Рено не пришлось бы довольствоваться только чаем. Но Мари, находясь в этом доме на сомнительном положении то ли гостьи, то ли служанки, не чувствовала себя в праве давать указания на кухне. Однако же, стоило только девушке робко упомянуть ближайшему лакею о голодающем комиссаре в ее комнате, как в руки в ней попал поднос, где кроме свежезаваренного чая и пресловутых пирожных, поместились несколько тарелок с холодными закусками и свежим хлебом. Сопровождаемая любопытными взглядами и шлейфом аппетитных запахов, Мари поспешила вернуться в комнату.
Альбер Рено: – Это даже лучше, чем я ожидал, - комиссар удивленно втянул носом воздух, в который раз уже поражаясь запредельной ловкости помощников Лютеции. Подумать только, буквально в двух шагах от салона с утра бушевал голодный бунт, озверевшие люди убивали друг друга ради буханки хлеба, а тут подают к столу пирожные и заливное мясо. Однако революционная бдительность быстро уступила место здоровому чувству голода. Тем более что комиссар знал, что сомнительные контакты гражданки Флер-Сите им же и санкционированы. Поэтому вместо того, чтобы устроить на кухне допрос и требовать назвать ему имена спекулянтов, снабжающих салон продовольствием, Альбер молча взялся за нож и вилку. – Не стесняйся, ешь, - через минуту предложил он Мари, так же молча наблюдающей. – Одним чаем не проживешь. Пока есть возможность, возьми хлеба и мяса что ли. Патетическое «республика в кольце врагов, и скоро нам придется потуже затянуть пояса» Рено предпочел молча проглотить вместе с куском заливного. Наверное, это всем понятно и без слов, иначе народ не ввязывался бы в погромы. - Завтра утром я за тобой заеду, часов эдак в восемь. Пожалуйста, будь готова, - последние сдобные крошки с «корзины с кровью буржуа» упали на тарелку, и мужчина аккуратно вытер губы. – Кстати, гражданка Флер-Сите показывала тебе салон? Что ты о нем думаешь? О месте, о посетителях, о работниках? Лишняя проверка никогда не помешает, и Рено внезапно стало интересно, насколько наблюдателен его будущий агент.
Le sort: Мари не чувствовала голода, но счастливая возможность набить рот хлебом избавляла девушку от необходимости отвечать на вопрос комиссара немедленно. Что она думает о салоне? Много чего. Последние несколько часов голову Мари переполняли мысли самые разные, но Рено будет последним человеком на свете, с которым она ими добровольно поделится. – Лютеция была… немного занята сегодня, - осторожно начала девушка, жуя и не чувствуя вкуса пищи. Повар мадам, узнай он об этом, наверняка оскорбился бы на неблагодарную девицу до конца своих дней. – Да и я… После погрома. Простите, прошлый раз, когда я приходила сюда с вами и с гражданином судьей, и то успела увидеть больше, чем сегодня. Большой дом, везде чисто и прибрано, гражданка Флер-Сите содержит прислугу в строгости… Мари вовремя вспомнила, что она бывшая «горничная» и, честно играя свою роль, взялась потчевать комиссара своими наблюдениями о чистоте полов и блеске серебра в посудном шкафу. Демонстрируя якобы профессиональную привычку обращать внимание именно на такие мелочи в первую очередь, и одновременно избегая говорить о том, о чем её в сущности спросил собеседник.
Альбер Рено: Очень скоро комиссар сдался. Ну чего он в сущности хочет от гражданки, которую несколько часов назад едва не убили мародеры? Чудес наблюдательности и повода для массовых арестов? - Прости, что не даю тебе прейти в себя, Мари. После всего пережитого. Но время не терпит. Поэтому завтра… Рено не покидало желание как-то дополнительно заинтересовать девушку в ее будущем задании. Люди, как он успел заметить, охотнее исполняют те дела, необходимость и важность которых они понимают и принимают. – Нам с тобой нужно позаботиться о том, чтобы погромы закончились. А для этого мало расстрелять мародеров. Новый мир, - мир свободы равенства и братства, - рождается в крови и боли потому, что не все готовы… Не все хотят народу добра. Бывшие и их приспешники из кожи вон лезут, чтобы навредить революции. Контрреволюционные восстания, терракты, саботаж. Люди возле булочной не просто так друг с другом сцепились, агенты роялистов их спровоцировали, слово за слово… Эх, вот их бы найти да к стенке. Руки комиссара по мере того, как он говорил сами собой сжимались в кулаки, словно он держался уже за горло кого-то из вдохновителей голодных бунтов. – Но и тот, кого мы сейчас с тобой ищем… Алый Первоцвет… Тоже злейший враг республики. Может быть даже похуже тех, из-за кого убили Дельфину. У тебя будет возможность сделать мир лучше, помочь своей стране и всем честным французам.
Le sort: Выдержке Шарлотты де Монтерей могли позавидовать многие взрослые мужчины – больше года эта юная девушка, пережившая трагическую смерть отца и матери, затем казнь родственников, скрывала свое имя и происхождение, выдавая себя за деревенскую сиротку. И даже самые бдительные патриоты пока не заподозрили ее во лжи. И все же в эту минуту Шарлотта-Мари чувствовала, что выдержка ее оставляет. Желание влепить комиссару пощечину было настолько всепоглощающим, что девушка непослушными пальцами вцепилась в край столешницы. Мы поможем республике... Мы найдем и отправим на гильотину всех ее врагов. Мы, мы, мы… Господи, как же я вас ненавижу! – Я все понимаю, гражданин комиссар… Всем сейчас тяжело, революция в опасности. Не сомневайтесь, Дельфина много мне объясняла, что и как. Она в клуб ходила, газеты приносила, прокламации. Я все сделаю, как вы говорите, - пообещала она тихо, и не узнала собственного голоса, настолько он стал чужим и безжизненным. – Я вас не подведу. Это была ложь, но Мари не чувствовала стыда. Она привыкла лгать, и, видит Бог, не ее в том вина.
Альбер Рено: Альбер, если и расслышал предательскую дрожь в тихом голоске Мари, списал ее на волнение совсем иного толка. Как говорится, от ненависти до любви… И одно так часто путают с другим. Тем более, по разумению комиссара, бедная сельская девушка-сирота должна была быть в восторге от революции, ведь именно ради прав и свобод таких вот «мари» скатилась с эшафота голова короля и его титулованных приспешников. Ради таких вот «мари»… Что ж, каждому человеку дороги его заблуждения, и Альбер Рено, в прошлом сержант королевской кавалерии, ныне – уполномоченный комиссар Комитета Общественной Безопасности, - не был исключением из этого правила. – У тебя все получится, Мари, я уверен, - ободряюще улыбнулся он бывшей служанке булочницы. – Конечно, ты меня не подведешь. В уголках глаз, под ширмой располагающей улыбки мелькнуло что-то… Привычная уже жесткость, в последний год свойственная лицу этого мужчины гораздо более, чем искренность. Он не задумывался пока о том, что произойдет, если гражданка Жерар все же «подведет» его. Но… Рено машинально провел ладонью по лицу. Сегодня выдался безумный день, погром, история с лже-комиссаром. Еще не хватало сорваться на ком-то постороннем. – Мне нужно идти, много работы. Будь готова завтра… Допустим, к восьми утра. Уверен, ты поднимаешься раньше, но нам предстоит нанести визит даме. Альбер хмыкнул, припоминая роскошный пеньюар гражданки Террей, и, коротко распрощавшись со своим будущим агентом, вышел в коридор.
полная версия страницы