Форум » Зарисовки партизанской войны » Выбор » Ответить
Выбор
Бернар де Вильнев: Время: 30 декабря 1794 года, вечер. Место действия: Сен-Брие. особняк д'Арсонов, затем застава на выезде из города. Участвуют: Джудит д'Арсон, Бернар де Вильнев, Чарльз Остин, Шарлотта де Монтерей, Симон Кадье, капитан Гапен, НПС-ы
Ответов - 70, стр:
1 2 3 4 All
Джудит д'Арсон: Джудит упала, а с губ ее сорвался короткий, пронзительный крик боли. Правую сторону лица обожгло словно раскаленным железом и по щеке быстро расползлось безобразное рваное клеймо. Подтверждение власти гражданина Кадье. Подтверждение того, что все оценщики весьма щепетильны в вопросах возврата долга. Голову молодой женщины заволокло туманом. Джудит пыталась совладеть с неожиданно онемевшим дыханием и с так некстати навернувшимися слезами, но боль стянула ее до самых кончиков пальцев, а слезы побежали по лицу против воли. "Никто не любит острых на язык женщин", - горько усмехнулась она про себя. Мстительный, злой удар оживил в ней воспоминания, так тщательно похороненные совсем недавно. Мрачная тень Консьержери снова встала у нее за спиной. Это было еще более некстати, потому что делало ее слабой, безвольной, а сейчас Джудит нужна была хоть толика силы духа. Когда комната перестала расплываться, а гулкий звон в ушах стих, закусив губу, чтобы не застонать, она, уперевшись ладонями в холодный пол, повернулась к злорадному мужчине. Ладони дрожали, но видит Бог, в глазах этой упрямой женщины плескалась уже не просто презрительная насмешка и даже не ярость. В них горел вызов. Джудит знала, что во сто крат слабее Симона Кадье, и еще во столько же раз беспомощнее, но неприкрытая ненависть в ее взоре, могла заставить отшатнуться сейчас самого Барраса. - Вы даже не представляете насколько вы сейчас близки к истине! - вздернув подбородок выплюнула она.
Симон Кадье: - Тем лучше. Симон Кадье был из той толстокожей породы людей, которым не дано оценить чужую твердость духа. А может, Джудит д’Арсон числилась далеко не первой в списке его жертв. Уничтожить хозяев, чтобы затем по своему усмотрению распоряжаться их собственностью. Что может быть проще? И даже не стоит приписывать славу первооткрывателя этого приема гражданину оценщику. Все уже придумали задолго до него. Продолжая двигаться к намеченной цели, Кадье наклонился и рывком поставил молодую женщину на ноги. - Я сказал, что мы побеседуем наверху. И мы побеседуем наверху, - рявкнул он, хотя чувства, обуревающие Симона, были сейчас далеки от плотского вожделения. Скорее это было желание сломать, подчинить себе чужую волю. Желания гражданина оценщика в отношении гражданки д’Арсон вообще претерпевали серьезные метаморфозы. Поначалу он намеревался отомстить за пощечину и силой заполучить то, что мужчина желает от женщины, особенно от женщины, которая категорически ему отказала. Затем, чтобы выгородить себя перед Рено, явно принимающего участие в судьбе Джудит, Кадье решил выставить ее пособницей шуанов отправить на гильотину. А сейчас, в эту самую минуту, не отказался бы увидеть хорошенькую гордую головку мадемуазель насаженной на пику. В Париже два года назад с этим было намного проще. «Обидчица» гражданина оценщика между тем едва держалась на ногах, что в какой-то степени приближало Кадье к заветному моменту свершения мести. «И то, и другое, и третье, - внезапно решил Симон. – И честь, и доброе имя, и жизнь. Вырисовывается удачная сделка». И, подхватив жертву на руки, он поволок ее на второй этаж.
Джудит д'Арсон: Все вокруг снова померкло, закружилось, а к горлу поступила тошнота. Охваченная дурманом, страхом и ненавистью , стянутая, как обручем цепкими злыми объятиями гражданина Кадье, в Джудит билась лишь одна мысль: "Он хочет, чтобы я его умоляла. Он хочет, чтобы я склонила голову и плакала". Как бы ни так! Еще в Консьержери мадемуазель д'Арсон поклялась себе, что никогда больше не будет слабой и, если этот, заранее уверенный в своем превосходстве, мужчина рассчитывал поглумиться над ней и её телом, то Джудит готова была защищаться со всей свирепостью дикой кошки. Она откинула голову, борясь с головокружительной предательской слабостью, оперевшись кулаками в каменную грудь противника. "Ну, уж нет. Только не в этот раз!" - исступленно пронеслось в ее голове. Джудит вцепилась в лицо Симона, оставляя на его щеке кровавые борозды. Молодая женщина, конечно, не могла тягаться с мужской силой, обрушавшейся на нее, но вовсе не собиралась спокойно с этим мириться. Чарли, Бернар и его люди остались внизу. Внизу было тихо. И кто знает, успеют ли они придти к ней на помощь, да и придут ли вообще? - Вы поплатитесь за это, мерзкий ублюдок! - выкрикнула испуганная и рассерженная Джудит. Ей действительно было страшно, страшно до одури, но смешавшись с яростью и гневом, это горькое чувство в результате дало нечто удивительное - оно придало ей храбрости. Впрочем, храбрость наедине с таким человеком, было делом опасным и безрассудным, но об этом молодая женщина просто не задумывалась. Кадье уже затащил ее в комнату. Джудит успела схватить первую подвернувшуюся вещь, ею оказалась книга, увесистый том Руссо, (о, Господи, какая ирония) Руссо был настолько же наивен, как и попытки женщины защитить свою честь безобидным фолиантом, но, тем не менее, французский мыслитель полетел в голову оценщика.
Симон Кадье: - Понятно, откуда у тебя в голове эти глупости, - процедил Симон, внезапно и некстати продемонстрировав эрудицию. Растоптав тяжелым сапогом книгу (слово – тоже оружие, но не в этом случае), он швырнул молодую женщину на кровать. Щеку саднило, Кадье ненавидел эти дурацкие отметины от ногтей, что так любят оставлять насильникам их жертвы, но сейчас он не думал о них. Ярость и похоть мешались в груди мужчины, сбивая дыхание и туманя разум. Он не замечал собственной крови и не чувствовал боли. Однако следы торопливых сборов в комнате гражданин оценщик все же удосужился разглядеть. Даже свеча еще горела, и домашнее платье было второпях брошено на кресло. - А ведь я явился вовремя, - криво усмехнулся он. – Потом ищи-свищи. Продолжая ухмыляться, он швырнул на то же кресло скомканный листок бумаги, по сути своей смертный приговор для шпионки. На нем усилиями Кадье и Гапена был начерчен подробный план складов и казарм, расписано время смены караулов и даже примерно указано количество солдат. Что бы сейчас Симон ни сотворил с Джудит д’Арсон, гражданину чрезвычайному уполномоченному придется с этим смириться. Потому что он действует на благо республики. И никто не осмелится в этом усомниться. Показания двух патриотов, чиновника и офицера, против слова «бывшей». Хотя совершенно необязательно оставлять этой дикой кошке саму возможность говорить. Кадье торопливо распустил свой трехцветный кушак, ловкость жертвы в желании защитить себя ему решительно не нравилась. Постель жалобно скрипнула, принимая вес мужчины. Навалится всем телом, заломить руки… Этот трехцветный шелк будет отлично смотреться на женской шее. Главное, затянуть как следует. Нет, не задушить, это слишком просто. Скорее придушить, раз и навсегда отучив противиться чужой силе.
Бернар де Вильнев: Дюверже, при появлении республиканцев отступивший в спасительную темноту столовой, - благодарение короткому зимнему дню и нехватке свечей в большей части особняка царил полумрак, - не имел возможности воочию наблюдать происходящее в прихожей. Но отголоски разговора его кузины с представителем новой власти шуан все же слышал. Абсурдное, и в то же время такое правдоподобное обвинение, брошенное Кадье в лицо Джудит, вынудило бывшего барона горестно усмехнуться в темноте. Вольно или невольно, он все же есть и будет причиной всех бед мадемуазель д’Арсон. И у молодой женщины нет никаких оснований любить его за это. Кузина, пожалуй, влепила бы Бернару пощечину, знай она, что предложение гражданина оценщика подняться наверх, де Вильнев счел хорошей новостью. Но если бы Джудит просто арестовали на пороге и немедленно увели в комендатуру, выручить ее было бы гораздо труднее, чем сейчас. «Это не засада. Это просто скверное совпадение. Синие не ожидают, что в доме есть кто-то еще, кроме старой служанки…» Солдаты и правда не предчувствовали опасности. И потому, уяснив, что больше ничего интересного в прихожей они не увидят, двинулись исполнять приказ. Двое направились на кухню, явно рассчитывая при исполнении революционного долга еще и поживиться домашней стряпней. А еще двое вознамерились осмотреть гостиную и столовую. «Главное, никакого шума, - роялист вжался в стену, окончательно сливаясь с темнотой. - Один выстрел, и по всему городу поднимется тревога. А значит, сорвется операция на фуражных складах…» Бернару не хотелось думать о том, стоит ли жизнь Джудит жизней его товарищей, нет в мире того мерила и тех весов, на которых можно установить меру жертвенности и меру вины. Скрип половиц, приглушенный разговор. «Да им плевать на Мари, - неожиданно понял Дюверже, когда два волонтера прошагали прямиком мимо него, направляясь к буфету. – Серебро что ли красть будут? О Господи…» На войне трагедия и буффонада порой ходят рука об руку. В спальне гражданин Кадье стягивал шею беспомощной женщины шелковым трехцветным шарфом, а внизу солдаты чертыхались в попытке вскрыть штыком замок на буфете с посудой д’Арсонов. Первый даже не понял, отчего он умер, сабля Вильнева взметнулась и опустилась коротким отблеском в полумраке. Второй успел обернуться, и смешался, в недоумении пялясь на офицерский мундир Бернара. Машинально накрыв рукой рот синего, шуан ткнул его в живот саблей с такой силой, что кончик лезвия воткнулся в доски буфета. - Мародеров расстреливают, - злым шепотом сообщил шуан, глядя в стекленеющие глаза республиканского солдата. – Но на тебя мне пулю жалко… Оставались еще двое. И англичанин, который обещал позаботиться о Мари.
Чарльз Остин: Чарльз выполнил приказ Вильнева беспрекословно, быстро и бесшумно скрывшись в комнате служанки мадемуазель д'Арсон. Почти сразу следом вошла и Мари, причитая в полголоса. - Все будет хорошо, - подбодрил мужчина испуганную женщину. - Мы не дадим вас в обиду. Коммандеру самому бы очень хотелось верить в силу собственных обещаний. Франция встретила его, как обиженная, словно когда-то брошенная им женщина - зло и холодно. Англичанин хоть и не был сейчас один, влившись в отряд шуанов, но как никогда чувствовал, что он на чужбине. Одобряюще улыбнувшись Мари, он усадил ее в мягкое кресло, а затем попросил слушаться его сейчас, именно с этой минуты беспрекословно. Послушания явно не доставало в этот пустынном доме, и коммандер очень надеялся, что служанка не станет вдруг упираться, беря пример со своей хозяйки. В Библии были прописаны семь смертных грехов, но Остин с большой охотой добавил бы к ним еще и женское упрямство. Мари примолкла, перестав нашептывать молитву себе под нос, но смотрела на коммандера с неодобрением. "Надо бы при случае спросить, чем же я ей так не мил", - усмехнулся про себя Остин и задул свечу, одиноко освещавшую скромную обстановку комнаты. Спальня погрузилась во мрак. Чарльз метнулся к двери и слегка ее приоткрыл. Стали слышны голоса, затем прогрохотал жесткий, бесцеремонный топот чужих подошв, и коммандер ощутил едкий запах опасности. "Засада? - забилось в голове мужчины. - Нас вычислили? Предали? Мы окружены? " Но тут же позабыл обо всем, чуть не рванувшись вон из комнаты - вскрик Джудит, как бритвой рассек окаменевший воздух особняка. Быть может, Чарльз так бы и поступил не раздумывая, ведь кому, как не ему, человеку военному, было не знать, что вытворяли солдаты с одинокими беззащитными женщинами, но тут в кухню вразвалку, посмеиваясь, вошли республиканцы. Коммандер чуть прикрыл дверь, заставляя себя дышать ровнее. Двое вошли неспешно. Грубо, по-хозяйски, отломали лежавший на столе хлеб, а затем стали шарить по полкам. Кухню огласил дикий гогот, когда солдаты разыскали бутылку вина. Значит явно никуда не торопятся, значит точно их целью не являются шуаны. От осознания того, что синемундирники так просто, забавы ради, разгуливают в доме женщины, которая спасла ему жизнь и оскверняют ее стол, в нем вспыхнула ярость. - Мари, -шепнул он, касаясь ее плеча. - Тебе нужно спрятаться. Не спорь, так надо, если хочешь добра своей Джудит. Предложение было явно из ряду вон, но сейчас не действовали законы учтивости. Остин вытащил из-за пояса кинжал. Видеть, как дерутся мужчины пожилой женщине вовсе не обязательно. Не было в этом ни геройства, ни храбрости. Смерть всегда уродлива. По разные стороны баррикад. Осталось заманить молодчиков в теплую спальню. Он грохнул дверцей шкафа, привлекая внимание жрущих чужое рагу "синих", а сам укрылся за дверью. - Жак, пойди проверь, что там. Может отыщешь хорошенькую служанку, - послышалось довольное хрюканье. - Развлечемся, не все же одному гражданину Кадье развлекаться с "бывшей". Он с "бывшей", а мы со служанкой "бывшей". Республиканец грубо заржал, явно считая похабную шутку остроумной. - Что? - ухнуло сердце коммандера, едва до него дошел смысл сказанного. - Джудит? Милая ясноглазая девочка? Он очень надеялся, что этого не слышала Мари, наливаясь кипельной яростью. С первым он справился быстро. Он ведь не ожидал, что в комнате скрывается вовсе не испуганная женщина, а рослый сильный мужчина, умеющий убивать. Всего-то и нужно было, призраком возникнуть за его спиной и, зажав крепкой ладонью рот, перерезать глотку. В комнате запахло теплой сталью. Кровь впитывалась в протертый ковер. Ждать прихода второго пришлось не долго. Уже успев захмелеть, он с пьяным хохотом ввалился в спальню: - Жак! Решил первым поразв...а-а-А, - солдат испуганно икнул, увидев Жака, захлебнувшегося в собственной крови. Француз выругался, неуклюже попятился, и Чарли понял, - вот сейчас, немедленно, в это мгновение, - пока этот дурак не стал орать и палить с перепугу. Он кинулся на республиканца, с размаху повалив того на пол. Удар, еще один удар, но к своей досаде Чарли сам не понял, как пьяный, разъяренный солдат подмял его под себя. Он грязно ругался, пыхтя и потея от напряжения, но коммандер верил, что в этой схватке победителем будет только он. В конце концов, он всегда знал, что жизнь его заберет только море, а не грубый солдафон, воняющий чесноком и кислым вином. Хрустнули позвонки и грузное тело "синего" рухнуло на деревянный пол. Остин пружинисто поднялся и, даже не взглянув на поверженного, поспешил к барону.
Бернар де Вильнев: Дюверже не стал ничего спрашивать у англичанина. Свежие пятна крови на мундире Остина говорили сами за себя. Бернар полагал, что и он сам с саблей наголо имеет право опустить рассуждения о судьбе республиканских солдат. Оставалось свести счеты с их командиром. И при этом не допустить того, чтобы излишне сведущий в шпионаже женщин гражданин в момент появления шуанов прикрылся Джудит, словно щитом. По лестнице на второй этаж мужчины практически бежали. Дверь в спальню была распахнута, Кадье не потрудился ни запереть ее, ни хотя бы закрыть. При виде отвратительной картины неравной борьбы, в которой женщина безнадежно проигрывала… нет, не мужчине, но зверю, в которого порой оборачивается мужчина, Вильневу отчего-то вдруг вспомнилась Шарлотта, горящая булочная и такой же точно ублюдок, готовый идти по трупам, чтобы заполучить свое. Санкюлоты, выродки Коммуны могли напялить дорогой сюртук вместо красного колпака, но в остальном это мало что меняло. Вильнев достаточно повидал за последние три года, свыкся с «ужасами войны», утратив лоск и галантность аристократа и королевского офицера. Это избавляло его от необходимости проявлять благородство там, где оно противоестественно. Рубить республиканца с плеча барон не стал по куда более прозаическим соображениям. Он просто представил себе, сколько крови прольется на его бедную кузину. Поэтому шуан просто слегка тронул шею Кадье острием сабли и почти по-дружески попросил. - Поднимайся. Медленно. Иначе порежешься.
Симон Кадье: Порой одного легкого прикосновения достаточно для того, чтобы охладить любую страсть и притушить любой запал. Особенно если это прикосновение стали. Пальцы гражданина оценщика разжались, выпустив трехцветный шелк. Кадье замер, даже дыхание задержал, только в висках пульсировали обрывки ярости и недоумения. «Кто посмел? Как? Почему? Где солдаты?» И самая абсурдная в его положении мысль: «Вот незадача медленно подниматься с полуспущенными штанами, когда в тебя тычут саблей». Республиканец завозился, неловко дернув головой, и тут же убедился, что незнакомец не шутит, и клинок его отлично заточен. Симон пытался если не угадать, то хотя бы разглядеть, чья рука направляет смертоносное оружие. Что за нежданный защитник выискался у Джудит д’Арсон, и каким образом он просочился сквозь оставленных на первом этаже волонтеров? К несчастью, глаз на затылке человеческая природа не предполагала. Однако дело происходило в дамской спальне, и Кадье, медленно, как и было велено, сползая с женщины и с постели, удалось краем глаза разглядеть отражение своего обидчика в зеркале трюмо. И его, как ранее солдата в столовой, сбил с толку синий мундир, в который по случаю визита в Сен-Брие вырядился Вильнев. - Ты об этом пожалеешь, служивый, - пошипел Симон, проглотив горький ком страха, скопившийся в горле. – Как только взглянешь на мои документы.
Бернар де Вильнев: - Что, нынче Комитеты выдают мандаты на изнасилование? По всей форме, подпись и печать? Любознательность Дюверже не простиралась настолько далеко, чтобы по-настоящему желать взглянуть на бумаги этого ублюдка. Хотя, если судить по отголоскам недавней сцены внизу, предполагалось, что это кто-то из нынешних вершителей судеб бретонцев. Ничего, этому больше ничего вершить не придется… Решив, что его пожелание двигаться медленно республиканец исполняет чересчур буквально, барон ускорил дело резким рывком за воротник сюртука Кадье. А затем толкнул гражданина оценщика к Остину. - Чарльз, будьте любезны, проследите, чтобы месье не совершал никаких излишних телодвижений. Самого Вильнева сейчас больше занимала кузина. - Джудит! «Шарлотта…» Почему-то сейчас эти два женских образа мешались в голове Бернара. Возможно потому, что для того, чтобы по-настоящему понять, что женщина беззащитна и нуждается в помощи, нужно увидеть это воочию. Но он никогда и не отказывал кузине в помощи, скорее, мадемуазель сама искала самостоятельности. Тогда отчего у собственной очевидной правоты такой горький привкус? - Джудит… Склонившись над сжавшейся на измятых простынях молодой женщиной, он ласково провел ладонью по ее щеке, смазывая дорожки слез, а потом, приподняв, просто сгреб в охапку, крепко прижал к груди. - Все хорошо. Все закончилось. Теперь все будет хорошо, слышишь.
Джудит д'Арсон: Джудит хотелось бы потерять сознание. Сейчас, когда она была в безраздельной власти гражданина оценщика, лишиться чувств было бы милосердно. Но разум был на удивление холоден, в сердце горела остервенелая, но такая беспомощная ненависть, и даже страх куда-то исчез. Лишь горькое, иступленное отчаяние от собственного бессилия судорожной жилкой билось на шее измученной молодой женщины. - Ненавижу, - прохрипела она, когда довольный Кадье навалился на нее всем телом. Джудит со стоном отвернулась, не желая смотреть в лицо ухмыляющемуся насильнику. Кричать у нее не было сил.Кушак, стянувший горло, едва позволял вздохнуть. Если бы она только могла высвободить руки! На столике, рядом с кроватью, (Господи, совсем же рядом!) лежал нож, которым еще вчера Джудит разрезала страницы в книге, так безжалостно растоптанной Кадье. Молодая женщина знала, что сейчас не задумываясь могла бы перерезать горло мужчине, чьи руки так жадно шарили по ее телу, разрывая тонкую ткань платья. Она попыталась дернуться, вырваться, когда губы Кадье, припали к ее шее, а руки обхватили нежную кожу бедер, но гражданин оценщик лишь сильнее сжал ее запястья. Просто чудо, что он их еще не вывернул. - Господи, помоги! - взмолилась молодая женщина, понимая, что просто не вынесет того, что последует дальше. Господь откликнулся быстро и послал ей роялиста и англичанина. - Я думала, ты уже не придешь, - глухо произнесла Джудит, прижимаясь мокрой от слез щекой к груди шуана. Голос все еще плохо ее слушался. Было смешно и нелепо, но страх пришел следом за спасением. По телу молодой женщины побежали мурашки. И конечно же, это была лишь испуганная дрожь от осознания того, что она только что висела на волоске от смерти и бесчестия, а не оттого, что другой, уже родной мужчина, сжимал ее в своих крепких объятиях, утешая. - Я думала, вас убили. Я уже не надеялась ни на что, - зашептала Джудит, слыша, как бьется сердце барона. Становилось легче. - Прости меня, Бернар. За мое упрямство. Но ведь столько всего уже произошло, что я думала, глупая, что разве может быть еще хуже, чем есть.
Симон Кадье: Бернар? Бернар! Теперь Кадье окончательно уразумел, с кем имеет дело. Все же не зря он наводил справки о родственниках д’Арсонов. Распрекрасная вырисовывается акварель. Под носом у бригадира Юмбера и гражданина Рено, в самом сердце Сен-Брие, где добрым патриотам предполагается чувствовать себя в полной безопасности, безнаказанно разгуливают шуаны-роялисты. Пускай не свободно, а вырядившись республиканцами. Ему, Симону Кадье, сейчас от этого не легче. В ситуации, в которой оказался гражданин оценщик, чтобы выжить, надо было быстро соображать. Но пока все соображения гражданина сводились к тому, что дело плохо. Неизвестно, сколько в доме еще шуанов, но на солдат, которых он привел с собой, явно рассчитывать нечего. Бедолаги уже на небесах. Взгляд Кадье метнулся к окну. Броситься к нему, поднять шум, звать на помощь? Пустое. Его зарубят раньше, чем он сумеет проорать «К оружию!», «Отечество в опасности!», или что там было принято кричать в таких случаях в Париже. Да и он, кстати, не в Париже, санкюлоты на подмогу не ринутся, местные только порадуются тому, что одним синим стало меньше. Симон же не хотел умирать. Его сейчас устраивали любые цвета, кроме красного – цвета собственной крови. Глядя на то, как де Вильнев утешает свою кузину, Кадье кусал губы от отчаяния. Как только голубки наворкуются, они вспомнят о нем, и все, конец.
Бернар де Вильнев: - Мы с коммандером немного задержались. Нельзя было поднимать шум. Чтобы как-то сгладить будничную жестокость сказанного, Дюверже нежно погладил кузину по пушистым волосам. Он помнил, что в детские годы мадемуазель д’Арсон стыдилась своих кудряшек, а позже, когда с легкой руки Марии-Антуанетты пышные прически вошли в моду, гордилась ими. Медово-каштановые завитки, настойчивые в своем желании противостоять щипцам, пудре и лентам. Упрямые, как и их хозяйка. Перехватив руку Джудит, блуждающую по отвороту ненавистного им обоим республиканского мундира, Бернар осторожно поцеловал тонкие пальцы молодой женщины. Принимая ее извинения и принося свои за то, что они с Остином оказались недостаточно расторопны. - Но дальше задерживаться становится опасно, - напомнил де Вильнев. - Кто знает, каких еще гостей принесет нелегкая. Спускайтесь вниз, Джудит. Ступайте к Мари. Мы с Чарльзом закончим здесь сами. И через минуту присоединимся к вам. И опять барон начал распоряжаться прежде, чем успел задуматься о том, готова ли его кузина беспрекословно повиноваться его приказам.
Джудит д'Арсон: Джудит была не из той категории женщин, кто считает своим долгом выплакать все до последней слезы, но так и не утешиться. Молодая женщина считала, что она итак выплакала достаточно. Еще в пору своего заключения в Консьержери, в день казни своего бедного отца и последовавшей за ней смерти матушки. С тех самых пор, мадемуазель едва пролила и пол слезинки, за исключением этого такого зыбкого, такого нескончаемого вечера. Однако, в отличии от ее прежних обидчиков , которые так и остались упиваться своей властью в мрачной парижской тюрьме, сейчас у молодой француженки была возможность отомстить за каждую пролитую слезу. Она бросила надменный взгляд на гражданина оценщика и поднялась с развороченной постели. - Мне нужно переодеться, право слово, - хрипло бросила Джудит, цепко прижимая к груди разорванный корсаж платья - замолкла, откашлялась, продолжила. - Я же не могу явиться перед Мари в таком виде. Голос ее, если и не обрел былую силу, но разговаривала молодая женщина спокойно, даже холодно. Не обращая внимание на мужчин, она схватила из шкафа первое подвернувшееся под руку платье и скрылась за ширмой. "Что же, они убивать его станут? Как только я переступлю порог своей комнаты, так сразу?" - спрашивала она себя, стягивая разорванное платье. По спине побежал холодок, но совсем не от стылого воздуха в комнате. Сердце Джудит застучало быстрее, а лоб прорезала беспокойная морщинка. Самые верхние, на этом наряде они всегда были очень тугими, крючки никак не поддавались и Джудит досадливо плюнула. Длинные пышные волосы , все равно делали незаметной эту маленькую туалетную огрешность. Она пригладила складки на юбке и вышла к своим сумрачным гостям. - Вы его убьете? - прямо спросила молодая женщина, подходя к Дюверже. Даже сейчас, зная, что гражданин Кадье жалок и беспомощен, она чувствовала, что этот человек пугает ее. Но ведь все страхи нужно было брать под уздцы, а мадемуазель д'Арсон отлично умела это делать.
Симон Кадье: Трое мужчин терпеливо ждали, пока молодая женщина переоденется. Двое из них, не смотря на крушение старого мира, все еще оставались галантны. Третий же совершенно не спешил на тот свет. Наконец гражданка д’Арсон появилась из-за ширмы и задала тот самый сокровенный вопрос, занимающий ум Симона Кадье последние несколько минут. Самых долгих и неприятных в жизни гражданина оценщика. «Вы убьете меня?» Нет, проклятые роялисты сейчас его расцелуют и с миром отпустят. - … И совершите большую ошибку, Вильнев… Кадье не узнал своего голоса. Что за слабое козье блеяние? Какая-то часть натуры Симона не желала унижаться. «Заткнись, Кадье, и умри, как мужчина». Но гражданин оценщик тут же мысленно расхохотался себе в лицо. «Всем наплевать, геройски ты умрешь, или издохнешь, умоляя о пощаде. Суть в том, чтобы выжить. Любой ценой и любым способом».
Бернар де Вильнев: - Что поделать, приходится совершать ошибки, - поморщился барон. – В вашем случае я ошибусь без всякого сожаления. Да, мы его убьем. Откровенный вопрос заслуживал такого же откровенного ответа. – Идите же, не стоит затягивать, - поторопил он Джудит. - Или… Глядя в сухие глаза кузины и на ее упрямо вздернутый подбородок, Бернар внезапно высказал предположение, которое вряд ли позволил бы себе в иных обстоятельствах. - Или вы хотите присутствовать, Джудит? Война ожесточила сердца не только мужчин, но и женщин. К тому же после того, что этот человек намеревался сотворить с мадемаузель, она имеет право на возмездие.
Джудит д'Арсон: - И совершите большую ошибку, Вильнев... Даже голос гражданина оценщика ей был неприятен, но тем не менее. Можно было поддаваться эмоциям сколько угодно, отстаивать справедливость, честь, свое доброе имя, но какой прок от этого порыва душевного благородства, если враг либо мертв, либо просто смеется в лицо? - Я не намерена его убивать, - все решив про себя, отчеканила Джудит. Молодая женщина опустила ресницы, не желая встречаться взглядом ни с Остином, ни, уж тем более, с ее дорогим кузеном. - И вам не позволю. Упрямства мадемуазель д'Арсон было не занимать.
Чарльз Остин: Чарли опешил от того, что только что произнесла молодая женщина. - Но, как же так, Джудит, неужели вам его жаль? - выдохнул он, кивнув на гражданина Кадье. Всего несколько мгновений назад эта невозможная мадемуазель плакала на руках у барона, чудом оставшись в живых, а сейчас требовала пощадить ее обидчика. Остин всегда знал, что разобраться в том, что творится в головке хорошенькой женщины невозможно, и сейчас воочию убедился, что это так. Коммандер разозлился, ему снова захотелось курить, и он бросил взгляд, полный праведного гнева в сторону шуана. - Ваша кузина, -буркнул он. - Была бы моей - слушать бы не стал. Поперек седла, вот и весь разговор. Остин выругался на родном языке, намеренно не замечая холодного взгляда, которым одарила его женщина напротив. - Вам бы полком командовать, - усмехнулся он, глядя на непроницаемое лицо хозяйки особняка.
Бернар де Вильнев: - Этот полк долго не протянул бы, - вздохнул Дюверже. - Однако мы, французы, галантная нация. Поэтому позвольте спросить вас, кузина, мон шер ами, как вы намерены поступить с этим гражданином? Учитывая нашу ограниченность во времени и то, что, обретя свободу, ваш пылкий поклонник отправится прямиком к ближайшему республиканскому патрулю. Вильневу в это мгновение хотелось кого-нибудь убить. Вовсе не обязательно заслужившего хороший удар саблей Кадье, а кого угодно, просто для того, чтобы на ком-то сорвать злость. «Прости меня, Бернар», а потом и четверти часа не прошло, а все по новой! Черт побери, в прошлый раз ему удалось обернуть христианское милосердие Джудит себе на пользу. Тот малый, что стрелял в него в поместье, получив нежданную свободу, вернулся к своим и в конечном итоге привел синих в засаду под Керно. Но здесь и сейчас барон не видел от великодушия в отношении гражданина оценщика никакого проку.
Джудит д'Арсон: - Он не отправится, - Джудит словно и не замечала гневного взгляда коммандера, не слышала плохо скрываемой досады в голосе Дюверже. Она дотронулась ладонью до правой щеки на которой горела багровая отметина. "Смерть? После всего, что было? Ну уж нет! Не так скоро", - пронеслась злая мысль в пушистой головке мадемуазель д'Арсон. Она смотрела на гражданина Кадье с холодным презрением. Без стеснения, сполна наслаждаясь тем, что теперь гражданин оценщик всецело был в ее, Джудит, власти. Она не стала поджимать губ, обиженно кричать, припоминая беды, которые свалились на её голову, благодаря Симону, молодая женщина не стала даже смеяться ему в лицо, а просто деловито бросила: - Я уверена, вы знаете цену, которую вы можете заплатить за вашу жизнь. Мне нужна бумага, подтверждающая, что гражданка Джудит д'Арсон выкупила свое имущество и более на него посягнуть никто не в праве. Купчая с вашей подписью. Мне, кажется, это справедливая сделка, не так ли, гражданин Кадье? Молодая женщина перевела взгляд на рассерженного Вильнева. - Не смотри на меня так, - вздохнула она. Все-таки они всегда были слишком разными. - Но тебе придется сохранить ему жизнь. Она хотела было сказать "пожалуйста", но вежливость сейчас походила на склеенную по кусочкам вазу.
Бернар де Вильнев: Барон запоздало подивился неожиданной практичности мадемуазель. - Ты совсем не слушаешь меня, Джудит, - в голосе шуана явно слышалось сожаление. – У нас. Нет. Времени. Составлять купчую. Не здесь и не сейчас. Через четверть часа начнется пожар на армейских складах. И к этому моменту мы должны оказаться за городской заставой. Впервые де Вильнев позволил себе упомянуть о том, что он явился в Сен-Брие не только ради спасения своей родственницы из лап синих. Имелись и другие причины. И еще неизвестно, что сам Дюверже полагал более важным, безопасность Джудит или запланированную роялистами диверсию. Время песком утекало сквозь пальцы. Им бы быть сейчас далеко отсюда. Но сначала пустые споры, потом нежданный визит республиканцев. Скоро наступит тот момент, когда его собственные люди больше не смогут ждать своего командира. И Гийоник подожжет пороховой фитиль. Так договорено. Таков приказ, который он сам отдал. - Ты хочешь, чтобы я сохранил жизнь этому человеку? Хорошо. Шагнув в Кадье, Вильнев на ходу перехвалил саблю за лезвие у самой рукояти и, почти не размахиваясь, резко двинул пленника гардой по голове. Коммерция явно никогда не была сильной стороной барона. Не успело бесчувственное тело Симона кулем осесть на пол, а шуан уже привычно ухватил мадемуазель д’Арсон за руку, увлекая прочь из комнаты. - Все, за сим торги окончены, - объявил он на ходу. - Надеюсь, мы уберемся отсюда прежде, чем он очнется.
полная версия страницы