Форум » Зарисовки партизанской войны » Призрачны мечты о мире... » Ответить
Призрачны мечты о мире...
Альбер Рено: Время: 1 января 1795 года, полдень Место действия: развилка дороги на Сен-Брие и Жанвиль Участвуют: Альбер Рено, Раймон де Маруэн, Шарлотта де Монтерей, Чарльз Остин, НПС-ы
Ответов - 26, стр:
1 2 All
Альбер Рено: … - Вы совершаете большую ошибку, гражданин Рено, - хмурился генерал Юмбер, наблюдая за сборами комиссара. – Развилка дорог, ведущих в Сен-Брие и Жанвиль, подумать только. А прямиком в Лорж приехать ему не надо? Под «ним» генерал подразумевал некоего Маруэна, шуанского командира, написавшего Рено во всех отношениях подозрительную записку. - Возьмите хотя бы солдат. - Солдат я возьму, гражданин, - вздохнул Альбер, привычно подпоясывая строгое черное пальто трехцветным шарфом. – Подберите мне нескольких храбрецов из остатков вашей кавалерии. Но на развилку поеду один. Решение было не из легких. Особенно после того переполоха, что шуаны устроили позавчера. Не лучшее время для переговоров, но другой возможности может и не представится. - Я ничем не рискую, генерал, - добавил комиссар, успокаивая хмурого собеседника. - Кроме собственной жизни. - Как будто этого мало, - поморщился Юмбер. – Вы не последняя фигура в департаменте. И желанная цель для шуанов, не сомневайтесь. «И вообще с этими ублюдками не о чем договариваться» - читалось на мрачной физиономии Жана-Жозефа. Очередное поражение больно ударило по самолюбию генерала, но если в прошлый раз его люди все же приняли какое-то подобие боя, то позавчера инсургенты ударили исподтишка, и бригада разом лишилась самого необходимого. Чем он будет кормить людей, чем вооружать? Гражданин Юмбер не желал никаких переговоров, он жаждал реванша. Но гражданин чрезвычайный уполномоченный этого желания не разделял. - Незаменимых людей нет. Если со мной что-то случится, вся полнота власти переходит к вам. Не забудьте отправить нарочного к Баррасу, и через месяц получите нового комиссара, - Рено беспечно усмехнулся, и, глянув за окно, облегченно вздохнул. - Будет солнечный день. Вот чего бы мне не хотелось, гражданин, так это тащиться на встречу с шуанами под проливным дождем… Комиссар прекрасно понимал, каким образом записка Маруэна оказалась за обшлагом его сюртука. Что ж, если все заладится, гражданка Дюбуа сможет считать себя причастной к восстановлению мира в Бретани. А если не заладится… Никогда не лишним будет напомнить Маруэну, что из-за его неуступчивости может пострадать юная невинная девушка. Если, конечно, людей, решивших сражаться до последнего, в принципе беспокоят такие мелочи. Гражданка д‘Арсон, говоря о Маруэне, как-то спросила Рено «Не правда ли, он приятный собеседник?» Очень скоро ему предстояло узнать, так это, или нет. Небольшой отряд республиканских кавалеристов выехал вместе с комиссаром из Сен-Брие, но примерно за пол-лье до назначенного места Рено сделал своим спутникам знак остановиться. - Ждите меня тут, граждане. И смотрите в оба. Вокруг тянулись зимние поля, но и лес постепенно подступал все ближе к дороге. А поблизости от леса любому, носящему трехцветную кокарду, надо держать ухо востро. Республиканец пришпорил коня, одной рукой привычно придерживая высокую шляпу. Он хорошо знал, на что способен бретонский ветер. Вот и развилка, пустынная и безлюдная. Никто не едет в Жанвиль, никто не едет в Сен-Брие. Никто никуда не едет зимой в разгар гражданской войны. Альбе натянул поводья, стараясь не думать о том, сколь превосходную мишень он сейчас из себя представляет.
Раймон де Маруэн: Долго ждать своего собеседника Альберу Рено не пришлось. Не прошло и нескольких минут, как на дороге со стороны Жанвиля показался человек, одежда которого красноречиво свидетельствовала о его прошлом и настоящем. Брюки, сапоги и изрядно застиранная белая рубашка говорили о лучших временах, которые знал их владелец до революции, а висевшая на его плечах крестьянская куртка знаменовала превращение прежнего дворянина в «лесного брата». Отсутствие белого шарфа и нашивки со святым сердцем было неслучайным: идя на встречу с верным сыном республики, командир шуанов решил, что излишняя приверженность этим символам едва ли придаст вес словам о желании примириться. Вот и развилка дорог на Сен-Брие и Жанвиль, памятная тем, что здесь Маруэн видел в последний раз Джудит д'Арсон. Друг и соратник шуана, Чарльз Остин, говорил, что сейчас она в Сен-Брие, под бдительным оком комиссара Рено. При случае стоит узнать, что связывает чрезвычайного уполномоченного с этой женщиной, хотя здесь ответ лежал на поверхности: скорее всего, дело не в самой Джудит, а в ее упрямом и отважном кузене. Бернар де Вильнев не исчез из жизни своего бывшего друга, о нем приходилось думать и в связи с мадемуазель д'Арсон, и строя план перемирия. Быть может, и сегодня имя мятежного барона всплывет в беседе с его врагом. К чести комиссара, на встречу он явился в одиночку, не побоявшись довериться незнакомцу. Впрочем, ни малейшей опасности Раймон де Маруэн для гражданина Рено не представлял, идя на развилку двух дорог не только без товарищей, но и без оружия. На все воля Господа, и если Ему угодно, чтобы мир между частью повстанцев и республикой не состоялся, то так тому и быть. Впрочем, гражданин чрезвычайный уполномоченный вряд ли поверит, что его собеседник не несет с собой припрятанного под одеждой ножа или пистолета. Подходя к человеку, с которым ему предстояло иметь дело, Маруэн старался составить первое впечатление о будущем собеседнике. Высокий, худощавый, одет в черное и, разумеется, носит трехцветный пояс – примерно таким Раймон и представлял себе идеального служителя новой власти. Еще несколько шагов и можно будет приветствовать его, чтобы узнать, каков комиссар в разговоре. - Приветствую вас, гражданин Рено, - республиканское «ты» упорно не желало срываться с языка. – Вы, безусловно, отважный человек, раз приняли мое приглашение, и я вас за это благодарю. Что же, позвольте представиться: Раймон де Маруэн, бывший дворянин и бывший офицер Королевской католической армии. К вашим услугам.
Альбер Рено: Жизнь в очередной раз демонстрировала то, что соотечественники Рено и Маруэна называют «la grande cabriole». Бывший аристократ и бывший офицер оказался в рядах партизан и скрывался в лесах, носил застиранные рубашки и крестьянские куртки. А бывший простолюдин, которому в свое время не суждено было стать офицером из-за неблагородного происхождения, нынче возглавлял департамент, красовался в добротном пальто с шелковым шарфом и начищенных до блеска сапогах. Двое мужчин, пока они имели такую возможность, оценивающе разглядывали друг друга. Ведь они впервые встретились лицом к лицу. И, не обнаружив на одежде Маруэна характерной белой нашивки с красным сердцем, комиссар едва заметно усмехнулся. Быстро и неуловимо, краешком губ. Усмешка эта не имела ничего общего с дружелюбием, но Рено явился на развилку открытых всем ветрам дорог не для того, чтоб обзаводиться друзьями. - Раз вас видеть, месье Маруэн, - в свою очередь приветствовал он шуана. - Видеть именно тут, а не на гильотине, например. «Сегодняшняя встреча со мной дает вам отсрочку на встречу с ней. Если, конечно, вы проявите благоразумие». - После той записки, что… неожиданно… оказалась у меня в Сен-Брие, - Рено многозначительной паузой выделил слово «неожиданно», припоминая Ортанс, - Я не мог не приехать. Нам ведь есть, о чем поговорить. Гражданин чрезвычайный уполномоченный любил сопровождать разговор ходьбой, но сейчас привычка не казалась уместной. К тому же Альбер не хотел, чтобы собеседник заметил его хромоту. - В раздираемой гражданской войной и бедствиями стране рано или поздно должны найтись люди, желающие прекратить братоубийство. Думаю, мы как раз из их числа. Республика в моем лице предлагает вам, месье Маруэн, а так же шуанам, находящимся под вашим командованием, сложить оружие и подарить Бретани долгожданный мир. Я со своей стороны и от имени правительства готов предоставить вам гарантии вашей личной неприкосновенности, а так же обсудить прочие условия перемирия.
Раймон де Маруэн: Вот он – долгожданный момент, к которому пришлось идти через войны, кровь и предательство. Комиссар был человеком не только отважным, но и деловым. Он предпочел не тратить время на церемонии, а сразу приступить к делу, чем слегка озадачил Маруэна. Не то чтобы он хотел просить что-то несбыточное для себя, нет! Об этом Раймон даже не задумывался. Но одно из трех условий перемирия могло перечеркнуть все приложенные усилия. - Во время гражданской войны, гражданин Рено, личная неприкосновенность значит прискорбно мало, - грустно усмехнулся Маруэн. – Кому суждено погибнуть, тот встретит свою пулю – не от противников, так от союзников, миновав лезвие гильотины. Но я благодарен вам за готовность пойти навстречу. Позвольте же, я скажу о том, чего мне бы хотелось добиться на переговорах с вами. Перво-наперво я прошу Республику в вашем лице избавить от участи рекрутов бретонских крестьян. Поверьте мне, как человеку, прожившему с ними бок о бок немало времени: простой народ устал от войны намного больше нас с вами. Дайте же ему вернуться к привычной работе и вы увидите, что никто в Бретани больше не поднимет вилы как оружие. Другая моя просьба коснется веры в Бога, которую – вы, как мудрый человек, это понимаете, - не выбить из бретонского народа ни пушками, ни гильотиной. Как людям отказаться от Того, в Кого верили тысячи их предков? И стоит ли запрещать людям ходить в церковь и соблюдать привычные праздники, если от этого едва ли есть вред? Мне кажется, его было намного больше от Робеспьера и его последователей, которые поклонялись Верховному существу. Маруэн на миг остановился, переводя дыхание после тирады и готовясь приступить к третьей, самой спорной части своей речи. - И последней моей просьбой, гражданин Рено, будет возвращение отобранной в казну собственности ее хозяевам. Пусть хотя бы тем немногим, кто ни в чем не виноват перед Республикой- тихо прибавил Раймон, которому померещился за плечом комиссара тонкий силуэт женщины с зачесанными наверх темными волосами.
Альбер Рено: - Ваши требования вполне обоснованы, и я даже не сомневаюсь в том, что республика примет их, - ничего необычного шуан не упомянул, взаимные уступки, необходимые если не для примирения враждующих сторон, то хотя бы для временного перемирия между ними, как говорится, «витали в воздухе». – Однако вы ведь понимаете, месье Маруэн, - добавил, или, скорее, уточнил комиссар, - что покуда речь идет о вас одном и вашем отряде, ничего, кроме личной прикосновенности вашим людям, я не могу пообещать. Если бы перемирие подписали все командиры, или хотя бы большая их часть, тогда, разумеется, все, о чем вы говорите, вступило бы в законную силу… Ваш отказ от истерзавшей бретонскую землю войны, не скрою, послужил бы примером остальным. И, увидев, что вам ничего не угрожает со стороны республики, многие другие шуаны, я надеюсь, последовали бы вашему примеру. Но… Рено с легким сожалением пожал плечами. - Покуда на наши отряды продолжают нападать ваши соратники, покуда из-за пролива привозят и выгружают на бретонский берег оружие и фальшивые ассигнаты, покуда штаб месье Комартена исполняет распоряжения враждебно настроенной к республике эмиграции, я боюсь, рано заговаривать о возвращении имущества, конфискованного у тех, кто когда-либо противостоял революции. С рекрутскими поборами дело обстояло много лучше, тем более, что из мятежных бретонцев выходили никуда не годные новобранцы. Они предпочитали при первой же возможности дезертировать, вернуться домой и, в отместку республиканцам, податься в партизаны. Неприсягнувшие священники тоже мало беспокоили Альбера, пускай возвращаются и лопочут о грехах и искуплении. Главное, чтобы не вздумали проповедовать в пользу монархии. А вот конфискованная собственность – щедрый подарок. Если учесть, что до революции практически все земли в Бретани принадлежали кому-то из аристократов. Конечно, ряды последних за годы революции заметно поредели, но и оставшихся наберется достаточно. Короче говоря, подобные «подарки» просто так не делают.
Le sort: * * * На следующий день добраться до Лоржа не получилось. Дороги кишели патрулями, республиканцы жаждали реванша за разоренные склады. И папаша Жагю решил не рисковать. Береженого бог бережет. Сам он не боялся смерти, что такое смерть для старика, пережившего всю свою семью? Но рядом были молодые, к тому же теперь в их маленьком отряде появилась женщина, и она вроде как едет в важными известиями к его командиру. Глупо погибнуть – легко, но какой в том прок. Тем временем наступил новый, 1795 год, а вернее, праздник Святого Сильвестра, который в старой дореволюционной Франции отмечали 31 декабря. Патриоты нынче жили по кому-то своему календарю, в котором у Гионика не было никакого желания разбираться. Первый год республики, второй год республики, да провались оно все в геенну огненную! В путь шуаны отправились лишь на следующий день. Тоже праздничный. Раньше он назывался Jour des Étrennes, День подарков. Нынче подарков больше на дарили, настоящим подарком судьбы будет то, что они беспрепятственно доберутся до своих. Шли по полям, выбирая в качестве укрытия кустарник и редкие рощи. От дороги хмурый проводник предпочитал держаться подальше. И все же в конечном итоге к дороге пришлось свернуть. Зимнее бездорожье оказалось слишком мучительным. Особенно для женских ножек. Пробираясь через редкий пока еще лес, роялисты двигались к монконтурскому тракту. Но едва за черными мокрыми ветвями забрезжило открытое пространство, Жакез сделал своим людям знак «замереть и затаиться». На дороге гарцевал отряд республиканских кавалеристов. - Что ж вам тут надо, ироды? - сквозь зубы процедил старый мельник, разглядывая синих. Те с явной скукой глазели по сторонам, но не уезжали. - Это не патруль, - заключил шуан. – Вроде как ждут кого…
Шарлотта де Монтерей: Шарлотта чувствовала отчаянную неловкость от того, что невольно сделалась обузой для шуанов. Никто и ни в чем не упрекал маркизу, но всем ясно было, что девушка не в состоянии шагать по бездорожью так же долго и быстро, как мужчины. «Изнеженное создание, успевшее за полтора года позабыть о тяжелом труде в булочной. Зачем ты только ввязалась в эту войну?» На вопрос «зачем» сердце давало совершенно однозначный ответ, и к щекам Шарлотты приливала кровь каждый раз, когда она думала о бароне, и о том, что каждый новый шаг, пусть и дается он с заметным трудом, приближает ее ко встрече с Бернаром. В каком-то смысле жизнь сделалась проще, когда у нее появилась цель. Жаль только, что вопреки уверениям поэтов, любовь не дает человеку крыльев за спиной. А ноги мадемуазель де Монтерей после нескольких часов похода подкашивались от усталости. Еще и эти башмаки… Еще на ферме она отщипнула от рождественского пучка омелы небольшую веточку и спрятала на груди. Унося с собой хрупкое ощущение праздника. Который так и не случился, но обязательно случится. Нужно только немного потерпеть, потерпеть грязь, промозглый январский уже ветер, мокрые ветви, которые так и норовят хлестнуть по лицу. Потерпеть шляпу, которая не желает держаться на голове, перетерпеть необходимость прятаться и замирать при каждом предостерегающем жесте старого бретонца. Перетерпеть «синих». Гийоник махнул рукой, и маркиза де Монтерей послушно вжалась в ствол старой липы. Прислушиваясь к тихой ругани шуана. В голове вертелось очевидное. Если не патруль, то засада. В таком случае, зачем и на кого?
Чарльз Остин: Неожиданная заминка обеспокоила Чарльза да и только. Он и не ждал, что они доберутся до Лоржа легко и без приключений. Конечно же они наткнулись на "синемундирников". Он бы удивился встреть они на дороге девочку, собирающую подснежники, а тут на тебе,- "синие," - ну вот кого они могли еще здесь повстречать в самом деле? Чарльз укрылся за могучим стволом дерева, разглядывая солдат республики. - Им явно нечем заняться, - промолвил англичанин про себя, оценивая расслабленные позы и слыша короткие смешки и перебранки. Ждут они кого-то? Кого? Кого может ждать целый отряд вышколенных солдат? "Господи, да кого угодно, - упрекнул себя Остин. - Округу прочесывают." Чарльз понял, что времени терять не следует. Он сделал знак Гионику, что нужно двигаться дальше. Впереди была развилка. Придется, конечно, сделать небольшой круг, но что было делать? Не тащиться же, в самом деле, через патруль, прикинувшись заблудившимися путниками. Если Гионика еще можно было выдать за пробудившегося после спячки медведя, то англичанина сразу выдавала военная выправка; шуанов, спутников Гионика, - фанатичный блеск глаз, а маркизу, при всем её наряде, все же нельзя было принять за пастушка-крестьянина. Когда лошадиное ржание и французское гудение затихло за их спинами, коммандер было уж вздохнул с облегчением, но кинул случайный взгляд на тропу и замер. Замер лишь на мгновение, а потом резким взмахом руки приказал всем укрыться. Взгляд его потемнел, когда он узнал человека на развилке дороги. Узнал не только его, но и спутника. Что, черт возьми, тут происходит?! Сердце Остина ухнуло вниз. Он знал. Он все преотлично понял. Господи, Маруэн! Метущаяся ты душа! Даже ему, чужестранцу, было предельно ясно, что перемирия в Вандее - это все равно что гильотина, которая вдруг заржавела. - Уходим, - шепнул он, застывшему рядом Гионику. - Нас ждут в Лорже. Вот мы и узнали, кого охраняет отряд "синих". Он дал знак остальным, чтобы те углубились дальше в лес, чтобы миновать опасное препятствие. барону будет неприятно узнать, что шевалье все-таки пошел наперекор ему, выбрав собственный путь, показавшийся ему разумным. Чарльз жалел, что так и не смог его переубедить и сейчас, уходя с развилки, чувствовал себя так, словно предавал старого друга.
Альбер Рено: Разговор между комиссаром и командиром шуанов между тем продолжался. Мужчины не предполагали, что за ними наблюдают неожиданные зрители. И продолжали кружить по тонкому льду взаимного недоверия. Странный танец, в котором шагов на попятную столько же, сколько шагов навстречу. Еще три дня назад Рено был бы куда добрее, чем сегодня. Еще три дня назад он не стал бы говорить прямо в лицо шевалье де Маруэну, что его покладистость сейчас единственный аргумент против резни, которую собирается устроить в окрестностях Лоржа взбешенный последним нападением Вильнева генерал Юмбер. - Вы понимаете, что сейчас я не могу обещать вам многого, месье. Практически ничего из того, что вы просите. До тех пор, пока хотя бы некоторые шуанские отряды в Кот-тю-Нор не сложат оружие. Но одно я могу обещать совершенно точно. Если вы подадите своим товарищам по оружию добрый пример, в Бретани не повторится то, что случилось в Вандее. В противном случае… Не считайте это угрозой, Маруэн. Таковы правила игры. Штаб вашего бывшего барона Комартена осведомлен о них не хуже, чем я. Еще один бывший барон, Вильнев, - тоже. Они готовы жертвовать жизнью людей. А вы? Шевалье де Маруэн это понимал. Если бы он не понимал, если бы не устал от войны и не видел, что иллюзии уже не стоят проливающейся за них крови, он не искал бы встречи с комиссаром республики. Кто-то должен сделать первый шаг. - Мой отряд будет расформирован. Полагаюсь на ваши гарантии, - шуан принял свое решение. Он принял его еще до того, как пришел сюда. – И я от своего имени подпишу перемирие. Вашу руку, комиссар Рено. - С охотой, - Альберу приходилось в жизни пожимать достаточно рук, в том числе таких рук, после которых свои немедленно хотелось вымыть. Бывший аристократ вызывал у комиссара куда больше уважения, чем многие товарищи-якобинцы, граждане и патриоты. Как жаль, что на его месте сейчас не барон де Вильнев. Это многое упростило бы. Желание когда-нибудь пожать руку своему бывшему командиру, видимо, стоило относить к фантазиям, которым никогда не суждено стать былью.
Le sort: Старый мельник, не смотря на слова коммандера, не двинулся с места. Тяжелый взгляд папаши Жагю был прикован к двум мужским фигурам на развилке. И если Остин знал их обоих, а Шарлотта узнала бы только комиссара, Гионик, никогда не видавший Рено, сосредоточил свое внимание на де Маруэне. Недавняя размолвка шевалье с бароном Вильневым не была для Жагеза тайной. Так вот, выходит, как дело оборачивается. От слов до дела у Маруэна путь быстрый, раз-два, и он уже не товарищ по оружию, а предатель. Такое случалось. В гражданскую войну, когда отец сражался против сына, а брат шел против брата, случалось и не такое. Вот только тридцати серебренников не напасешься на каждого Иуду. Свинец надежнее. Подробности разговора шевалье с синепузым, - а тот, видать, птица важная, эко шарф нацепил, прихорошился, - не долетали до того места, где притаились шуаны. Никто из них не умел верно читать по губам, оставалось только догадываться, о чем речь. Но когда двое мужчин пожали друг другу руки, старик, не удержавшись, сплюнул под ноги. Он скорее дал бы отрубить себе руку, чем протянул бы ее республиканцу. - Продал нас, поганец, - губы старого шуана шевельнулись практически беззвучно. – Так гори же ты в аду! – выплюнул он свой приговор. И с неожиданной для своего возраста ловкостью вскинул ружье. Подумал ли Гионик в это мгновение о том, что выстрел его с головой выдает их местоположение синим, а синие неподалеку, и они, в отличие от пеших партизан, верхом? Или о том, что бой будет неравным, и вряд ли кому-то из них суждено вернуться сегодня в отряд? Или о том, что погибнет не только он сам и остальные мужчины, но и женщина, еще совсем девочка? Если и подумал, то эти размышления не остановили его, не удержали руку и не лишили зоркости глаза. Выстрел грохнул оглушительно, вспугнув с голых древесных ветвей стаю ворон. А Раймон де Маруэн покачнулся, и начал медленно оседать на дорогу.
Шарлотта де Монтерей: От звука выстрела Шарлотта вздрогнула. У нее было еще слишком мало времени, чтобы свыкнуться с этими смертоносными звуками. Пусть даже позавчера ей самой выдалось выстрелить и оборвать чью-то жизнь. Первым и естественным желанием было бежать. Бежать прежде, чем за первым выстрелом последует второй, третий, канонада. А на месте умирающего Паскуэтена окажется кто-то из шуанов, англичанин или... «Я не хочу умирать, - маркизу охватил внутренний протест. – Не тут, не сейчас. Я хочу увидеть Бернара!» Отскочив от дерева, она искала взглядом причину, по которой шуаны решили ввязаться в бой. Нелепая крестьянская шляпа, зацепившись за ветку, слетела с головы девушки, темные волосы тут же спутал ветер, так что Шарлотте пришлось досадливо взмахнуть рукой, чтобы вернуть себе способность хоть что-то видеть. Дорога, развилка, один человек на земле, в той извечно беспомощной позе, в которой нас настигает смерть. Второй рядом. У него трехцветный шарф, он кажется зол, растерян… О господи! Рено!! Девушка застыла в смятении перед лицом своего страшного парижского прошлого, хоть жизнь и не столкнула их с комиссаром лицом к лицу. «Он не видит меня, - мелькнуло спасительное. – Он меня не узнает. Да убейте же его кто-нибудь!»
Чарльз Остин: Выстрел разнесся по опушке леса и стало вдруг тихо. Настолько тихо, что коммандеру показалось, что он услышал последний вздох шевалье. Чарльз резко обернулся, кинулся назад, но успел лишь поймать на себе изумленный взгляд Раймона. Удивленный. Испуганный. Растерянный. Осуждающий... Или, быть может, Остину так просто казалось, глядя на то, как недавний друг и соратник оседает на землю. На груди его расцвело красное пламенное пятно. Нет, не может этого быть. Коммандер рванул у горла тугую пуговицу, чувствуя, что задыхается. Но шевалье распростерся на холодной французской земле, не прожив и трех дней в новом, полным для него надежд году, а ставшим проклятым и последним. - Что ж ты делаешь?! - рявкнул он на могучего, словно древний дуб, старика. Остин сбил его с ног, повалив на землю, скручивая тому руки и пытаясь вырвать оружие. - Нас же всех сейчас положат! Ты его убил, понимаешь ты? Ты. Его. Убил. Шепот Чарльза был ледяным, пронизывающим, страшным. Как же хотелось схватить ружье и выстрелить в этот испещренный горестями лоб. Как же хотелось не сдержаться! Коммандеру пришлось вывернуть себя морским узлом, чтобы не дать волю злым чувствам. Маруэн. Эх, Маруэн! Знал ли ты от чьей руки примешь смерть? Мысль эта легла черным крылом на лицо коммандера. - Если из-за тебя погибнет и эта девочка - я не обещаю, что смерть твоя будет простой и легкой. Не надейся, - изрек Остин, вырывая из рук Гионика оружие, затем бросил взгляд на тропу и понял - судьба не на их стороне. - Да куда ж тебя понесло, дуреха! - чуть не выкрикнул он в спину Шарлотты, видя как девушка в испуге кинулась не прочь, а прямиком в лапы своего давнего врага.
Альбер Рено: Альбер был ошарашен не менее остальных. Даже мысль о засаде казалась абсурдной. Засада на кого? Мгновение назад они с командиром шуанов пожимали друг другу руки, и теперь что? Кто и почему? Мысли гражданина чрезвычайного уполномоченного какой-то миг существовали сами по себе, потому что тело реагировало рефлекторно. Он разглядел среди кустов силуэты каких-то людей, сам оставаясь на местности, опасно открытой. И единственным спасением комиссару виделся конь. Не важно, что предстоит делать: атаковать или спасаться бегством. Кавалеристы будут на развилке с минуты на минуту, Рено не сомневался, что его товарищи отлично расслышали выстрел. Но за минуту много чего может произойти. Республиканец отшатнулся от тела человека, которому зловещее стечение обстоятельств не позволило стать его союзником, и, проклиная охромевшую полтора года назад ногу за медлительность, вскочил в седло. У него был пистолет, но Альбер не чувствовал себя сейчас в состоянии верно прицелиться. Да и пока еще не понимал, в кого именно. Он поднял коня на дыбы, рядом хлопнул еще один выстрел, на этот раз стреляли уже в него, Рено, потому что больше не в кого. Но на счастье не попали, ни в человека, ни в скакуна. «Сколько же вас там?» Сосчитать точно не представлялось возможности, мешал редкий зимний подлесок. Комиссару показалось, что двое мужчин сцепились между собой, но он мог и ошибаться относительно их намерений. Лучше всего Рено было видно какого-то крестьянского подростка. Коня даже не пришлось пришпоривать, он был изрядно напуган стрельбой, и рванулся вперед, едва всадник это позволил. Прочь с дороги, через кусты к мальчишке. Ветер взметнул над головой «подростка» ореол темных волос. «Да ведь это женщина, - решительно, сейчас комиссар рассуждал медленнее, чем действовал. – Да ведь это…» Он одновременно натянул повод и выхватил пистолет. И наполовину преуспел в обоих замыслах. Пуля предназначалась мужчине с ружьем, но, кажется, Альбер только ранил его. Хотя своей единственной пулей стоило бы распорядиться получше. Конь споткнулся на рыси, но полностью остановиться не успел, налетев на Шарлотту и сбив ее с ног.
Le sort: Боль и ярость Остина, на глазах которого только что убили друга, была естественна, хоть Гийоник ничуть ее не разделял. Вместо того, чтобы пристрелить республиканца, глупый англичанишка кинулся на него с упреками. И если бы только с упреками! Папаша Жагю был еще крепким стариком, но коммандер был моложе и сильнее, так что им обоим пришлось изрядно поваляться на земле, а время уходило. Оставшиеся два шуана попытались сделать то, что следовало: застрелить синепузого. Но и тот оказался не промах. А с минуты на минуту на развилку подоспеют его приятели. Они тут неподалеку. - Надо… сражаться… или… уходить… - прохрипел поверженный Жагез, выпустив ружье. Толку от него теперь? Ружье перезаряжать надо, а времени может уже и нет. А вот сбежать время может еще и есть, если не угрожать друг другу, не причитать, и не ловить ворон в седом январском небе. «А может, этот тоже предатель? – некстати мелькнуло у подозрительного партизана. – В отряд явился вместе с предателем, говорил, что побывал в плену у синих, да сбежал… А теперь вишь как ярится» - Мы все тут подохнем, - разозлился Гионик. – Но не из-за меня. Из-за тебя! Сопляк выискался. Жалостливый.
Шарлотта де Монтерей: Дальше все происходило мгновенно. Рено ее увидел. И узнал. Таково было ощущение Шарлотты, которая, не двигаясь с места, наблюдала за тем, как комиссар взбирается на коня, как стремительно приближается к ней этот страшный черный всадник, как мужчина выхватывает пистолет. «Я уже видела такое. Совсем недавно. Только тогда это было не со мной…» Надо было спасаться, в лесу еще можно укрыться. Но ноги маркизы де Монтерей словно вросли в землю, а главное, ей было страшно обернуться. Почему-то ужасно не хотелось быть застреленной в спину. Это некрасиво и неблагородно, а она все же аристократка, хоть и бывшая. Грохот выстрела вернул девушку к реальности. «Он стрелял не в меня. Оказывается. – Если бы Шарлотта могла расхохотаться, она бы рассмеялась. – Правильно, я не представляю угрозы для Республики. И никогда не представляла. Я – вечный объект торга. Только на этот раз не с отцом, а с…» Эта мысль маркизе не понравилась. Эта мысль наконец-то подстегнула ее к движению. Но было слишком поздно. Лошадиная морда надвигалась на Шарлотту со стремительной неотвратимостью. Девушка отшатнулась, и все же не успела полностью отступить с пути всадника. Удар был настолько силен, что она не удержалась на ногах, В ушах зазвенело, в глазах потемнело, дыхание захлебнулось коротким болезненным возгласом.
Чарльз Остин: - Уходи, - процедил коммандер Гионику. - Забирай своих людей и убирайтесь. Барон сам решит, что с тобой делать. Чарли хотел добавить что-то еще, но проглотил горькие слова, а потом стремительно поднялся, укрывшись за стволом дерева. Время убегало, как тяжелый песок. Остину казалось, что он слышит шелест каждой песчинки. Сколько у них еще оставалось времени в запасе? Пять минут? Он горько усмехнулся. За пять мучительно долгих и непростительно быстрых минут "синие" могли перестрелять их всех. - Что ж, костлявая, похоже мы с тобой, наконец, встретимся. Только очень тебя прошу - не будь нелепой, - пошутил себе под нос англичанин вскидывая пистолет. Он ясно видел Шарлотту. Скорее изумленную, чем испуганную. - Гарпун вам в шкаторину, - выругался он, наблюдая картину того, как конь Рено налетел на девушку, сбивая с ног. Шарлотта напомнила ему хрупкую куклу-танцовщицу, какие были в любимых музыкальных шкатулках его тетушек, будто сломалась, согнулась, её отбросило сторону. Понимая, что больше ждать невозможно коммандер выстрельнул, а потом, рискуя проглотить горячего свинца, кинулся на помощь маркизе.
Альбер Рено: Боль огнем обожгла плечо, Альбер покачнулся и едва не вылетел из седла, которое мгновение тому и сам собирался покинуть, бросившись к упавшей девушке. Комиссар оглянулся на мужчину в республиканской форме, вспоминая недавний рассказ часового. «Мы в форме, они в форме…» Этого человека он тоже знал, какая ирония. Мистер Смитти. «Ты нужен мне живым, коммандер, вот незадача. Или, может, уже и не нужен? Документы доставил, ловушку подготовил, в расход тебя…» Подумать легче, чем сделать. Кто кого пустит в расход в этом зимнем подлеске, сейчас трудно было спрогнозировать. Рено выронил пистолет, - рукав сюртука мгновенно пропитался кровью, и пальцы правой руки отказывались повиноваться республиканцу, - и утешил себя мыслью о том, что перезаряжать оружие все равно времени нет. Он успел бросить тревожный взгляд на упавшую Шарлотту. «Нет уж, если Небеса хранят эту женщину с такой настойчивостью, от КОБа, от гильотины, от бушующего моря, то и сейчас ей нечего опасаться». А затем за спиной Рено послышались тревожные окрики и разрозненные выстрелы. Подтягивалась кавалерия. Криво усмехнувшись Остину, - похоже, англичанин тоже располагал только одной пулей, и она уже нашла свою цель, - комиссар развернул коня, вновь пустив его рысью, на этот раз навстречу своим. Правая рук повисла плетью, в висках гулко пульсировала кровь, и к горлу подступала неприятная слабость. «Стрелок чертов, чтоб ему… Юмбер будет поносить меня за доверчивость, и будет прав». - Не стрелять, - крикнул Альбер солдатам. - То есть как, не стрелять? – засомневался командир эскорта, но команду чрезвычайного уполномоченного исполнил. - … И не преследовать, - глухо закончил комиссар, поравнявшись с кавалеристами своего сопровождения. В полном недоумении, синие остановились на развилке рядом с телом шевалье де Маруэна. Тот лежал на стылой земле лицом вверх, и широко распахнутых глазах мертвеца отражались тени низких облаков.
Чарльз Остин: - Вы живы, маркиза? - коммандер склонился над девушкой, дотронувшись ладонью до измазанной щеки и осторожно убирая со лба спутанные черные пряди. Глупый был вопрос. Остин отругал себя, но удар, который пришелся на француженку мог покалечить и здорового детину. Однако, маркизе снова не удалось оправдать ожиданий костлявой старухи. Шарлотта была жива. Больше того - она была почти невредима. Разве что отделалась синяками да ссадинами. Чарли не стал дожидаться пока испуганная, хотя, как ему показалось, больше изумленная девушка окончательно придет в себя. Не было у них времени. И да простят его тетушки, но коммандер не мог выкроить даже лишней минутки, дожидаясь, пока эта милая леди сотрет грязь с побледневшего лица, как того требовала учтивость, - он просто подхватил её на руки. - Держитесь крепче, маркиза, - заговорил коммандер, уходя дальше в лес, вслед за Гиоником, вслед за шуанами, чьи спины уже едва мелькали вдалеке. "Нелепо все как-то вышло, - хмурился англичанин. - Лес. Маруэн. Комиссар. Я его ранил, кажется." Ох, уж эти случайные пули. Случайные пули. Случайные смерти. Случайные встречи. Но от этого не менее судьбоносные.... Коммандер вдруг подумал, а что было б, если бы он попросту не заметил две фигуры на развилке дороги? Что было бы?
Шарлотта де Монтерей: Шарлотта послушно обвила руками шею англичанина. Но лишь на мгновение. Затем дурнота отступила окончательно, и девушка решительно рванулась из спасительных объятий коммандера: - Ну что вы, Остин, отпустите меня! Речь шла вовсе о непристойности. Маркиза прекрасно понимала, что с подобной ношей на руках Чарльз не сможет ни сбежать от республиканцев, ни защитить себя, если им предстоит защищаться. Загубить еще чью-нибудь жизнь? Нет, она не желала спасения подобной ценой. - Я.. Я в порядке. Я могу идти. «И даже бежать». Через плечо мужчины Шарлотта бросила тревожный взгляд на развилку. Последнее, что она помнила до своего краткого беспамятства, это странное выражение на лице комиссара Рено и стремительно надвигающуюся на нее конскую морду. Что-то успело произойти, что-то непредсказуемое. Она все еще видела свой полуторагодовалой давности кошмар, но Рено, вместо того, чтобы расквитаться с лже-Мари Жерар за ее парижское везение и помощь роялистам, вернулся к своим. Его темный сюртук мелькал вдали, и… больше ничего не происходило. - Нас не преследуют? – изумленно прошептала маркиза де Монтерей. – Но... почему?
Le sort: Примерно о том же самом задумались шуаны. Когда стало ясно, что обычное везение и заступничество бретонских духов вряд ли имеет отношение к великодушию республиканцев. Безоговорочное преимущество было на стороне синих, особенно после того, как на помощь «главному синепузому» подтянулись кавалеристы. И все же они до сих пор живы. К чему бы это? И если спутники Гионика были простыми деревенскими парнями, которые предпочитали радоваться тому, что сегодня верная смерть обошла их стороной, а не терзать голову раздумьями о том, почему старуха с косой отказалась от верной жатвы, то папаша Жагю оставался мрачен. Уж больно везучим виделся ему английский офицер. И из плена сбежал, и за убитого предателя вызверился, и республиканцы каким-то чудесным образом уклонились от неравного для шуанов боя. Подозрения старика не касались маркизы де Монтерей, и потому он делал в своих рассуждениях основополагающую ошибку. Очень опасную для коммандера Остина ошибку. Потому что когда отряд окончательно и бесповоротно укрылся в Лорже, и Гийоник понял, что вот теперь синие не настигнут их, даже если очень захотят, он сделал своим людям знак остановиться. - Поговорим, мистер, - предложил бретонец хмуро. Лес вокруг был скован зимним безмолвием, ни комиссара и его людей рядом, ни барона Вильнева и остальных партизан. Только четверо мужчин и женщина. И один из этих четверых, по мнению старика Жагеза, являлся тайным врагом остальных.
полная версия страницы