Форум » Зарисовки партизанской войны » Оценщик и капитан спасут Бретань » Ответить
Оценщик и капитан спасут Бретань
Симон Кадье: Время: 29 декабря 1794 года Место: город Сен-Брие Участвуют: Симон Кадье, капитан Гапен
Ответов - 9
Симон Кадье: Гражданин Кадье вылетел из дома д’Арсонов с такой скоростью, словно его преследовало все адское воинство. Хотя на самом деле он бежал от всего одной женщины, которая даже не вышла его проводить. Бешенство застилало Симону глаза, и не удивительно, что в нескольких шагах от порога он налетел на прохожего, больно ударившись в чье-то крепкое плечо. - Что, отшили тебя, гражданин? – ухмыльнулся этот кто-то. Кадье невольно схватился за щеку: там, клеймом его позора, четко пропечаталось очертание маленькой женской ладони. - Не твое собачье дело, - рявкнул он, поднимая глаза на не к месту наблюдательного гражданина. Тот был коренаст, широк в плечах, а главное, носил капитанский мундир республиканской армии. То есть явно не тянул на проходимца. - Тебя прислал комиссар Рено? – запоздало сообразил Кадье. Он сам попросил у гражданина чрезвычайного уполномоченного солдат, но, по правде говоря, не ожидал, что тот окажется столь предупредителен. На кой черт ему сейчас солдаты? Чтобы насмехаться над его разбитой мордой? И ведь не отошлешь капитана ко всем чертям, он при исполнении. Впрочем, даже если бы офицер и не был при исполнении, Симон поостерегся бы ему грубить. Республиканец выглядел, как человек, который не останется в долгу. Ни словом, ни делом.
Капитан Гапен: С того дня, как капитан Гапен вместе с Джудит д’Арсон побывал на опознании в комендатуре, он уяснил одно: эта женщина каким-то образом знакома с его недругом Маруэном. Планы, которые гражданин чрезвычайный уполномоченный, вероятно, строил по этому поводу, были слишком сложны для понимания бывшего булочника, Гапен никогда не мнил себя отличным стратегом. Зато он был непревзойденным практиком и твердо держался на ногах в смутной реальности охваченной пламенем гражданской войны родины. Так вот практичность подсказывала капитану, что за домом «той бывшей» и самой «бывшей» стоит как следует присматривать. На всякий случай. К сожалению, официально выставить караулы Гапен не мог. Он поручил это дело Полетт, но из маркитантки вышел никудышный соглядатай. «Слишком глупа и ветрена», - вынужден был признать капитан, и занялся слежкой самостоятельно. В свободное от службы время и на свой страх и риск. Гражданина, который совсем недавно схлопотал по физиономии, - об этом нетрудно было догадаться, даже не будучи агентом сыска, - Гапен сегодня мельком видел в комендатуре. Жизненный опыт подсказывал капитану, что женщины обычно просто так не раздают пощечины, а мужчины долго их помнят. Этот явно взбешен. Может быть, от его злости будет какой-нибудь прок планам самого Гапена? - Нет, гражданин, комиссар меня не присылал, - ухмыльнулся парижанин. - Кто ж мог подумать, что тебе понадобится защита от бабы. Хотя я бы, на твоем месте, к ней не лез, шуанам не понравится. А уж они по морде бьют ловчее.
Симон Кадье: - Шуанам? – зло переспросил Симон. Местные словно помешались на этих бандитах, все разговоры о них! Однако раздражение быстро уступило место привычной для Кадье деловой сметке. Он вспомнил, что гражданин Рено тоже упоминал д’Арсонов и их имущество в контексте переговоров с мятежниками. А теперь и капитан туда же. И оба ничего не говорят прямо, черт их побери! Или виноват он сам, не желая дослушать предупреждение до конца? - Никак не возьму в толк, гражданин, какая связь между инсургентами и этой вздорной девицей, - гражданину оценщику наскучило тереть щеку, да и след от пощечины, пожалуй, уже расплылся и потерял свои позорные для мужчины очертания. – Однако если связь имеется, твой долг мне о ней сообщить – заключил Кадье веско, припомнив, что за душой у него сразу несколько грозных мандатов, а сверх того распоряжение комиссара оказывать ему всяческое содействие.
Капитан Гапен: - Это долгая история, гражданин, - капитан с недобрым прищуром оглянулся на дом д’Арсонов. – Не хочу отрывать тебя от важных дел. Но коли ты ничем не занят, по дороге в порт есть один недурной погребок… В нынешние голодные времена за пристойный обед можно было оставить в трактире целое состояние, но сидр и кальвадос по-прежнему оставались дешевыми, так что напиться добрым французам было куда проще, чем сытно поесть. Но, в любом случае, разглагольствовать посреди улицы, оставаясь беззащитной мишенью для злого декабрьского ветра, Гапену не хотелось. За бутылочкой самогона разговор пойдет душевнее, в этом бравый вояка даже не сомневался. Да и гражданину не мешает хлебнуть горячительного, экий он прямо зеленый от злости из-за того, что схлопотал по физиономии
Симон Кадье: Симон не стал колебаться или медлить. - Веди, - кивнул он офицеру. Куда бы ни свернула беседа, пообедать все равно надо. Гражданский долг за щеку не положишь. От «недурного погребка» за полквартала тянуло характерным запахом жаренной рыбы и лука. Незамысловатые дары моря, хоть и добывались с трудом, особенно в такую погоду, как стояла сейчас, все же вносили некое разнообразие в скудный рацион жителей революционной Бретани. - Я угощаю, - предложил Кадье, с сомнением глядя на невзрачные блины из гречневой муки, столь любимые местными жителями, и совершенно не впечатлившие гостя из Парижа. Хмель после вина, поданного ему в доме у Джудит, уже успел выветриться, рукоприкладство любезной хозяйки немало тому поспособствовало. Поэтому к мутной бутыли яблочного кальвадоса гражданин оценщик отнесся с куда большим уважением, чем к галетам. - Ну так что же, капитан, за знакомство, - провозгласил он, разливая самогон по стаканам. - И рассказывай. Свою долгую историю.
Капитан Гапен: Как и обещал, Гапен начал издалека. Задумчиво скручивая в пальцах многострадальный блин, - ему, булочнику, оставившему свое благородное ремесло ради революционной войны, нынешняя убогая выпечка тоже давно стала поперек горла, - республиканский офицер поведал Кадье давнюю историю о засаде, в которую угодил его отряд, о главаре банды инсургентов Маруэне, оставившем на груди капитана сабельную отметину. О том, что тогда негодяю удалось ускользнуть из Жанвиля, и с тех пор он продолжает портить Республике кровь. Затем рассказ перетек к событиям недавним, и, собственно участии в них Джудит д’Арсон. - Баба-то твоя «бывшая», - заключил Гапен. – Огромное поместье, особняк в городе. Шуаны ее не тронули. Не смотря на то, что она, якобы, республиканцев прятала. Зато как прослышала она про то, что Маруэн арестован, прибежала к комиссару, дескать, опознаю арестованного, мы давно с ним знакомы. Разволновалась, видать. За дружка своего. Да только дружок до сих пор на свободе разгуливает, хоть по нему давно свинцовая пилюля плачет. В рассказе капитана, вздумай Кадье навести справки, было изрядно домыслов. В частности, об отношениях Джудит и шуана, но Гапен был человек простой, и потому мыслил просто, подгоняя происходящее под собственный житейский опыт.
Симон Кадье: Слушая Гапена, Кадье то и дело мрачно кивал. Злые откровения офицера многое объясняли, в частности, они объясняли предупреждение комиссара в отношении собственности д’Арсонов. Объясняли… Но не до конца. По мнению гражданина оценщика мало быть «бывшей» и слыть любовницей роялиста, пусть даже и отпетого бандита, для того, чтобы претендовать на возвращение особняка в случае амнистии. А ведь Рено говорил именно об этом. Простоватый по облику и умозаключениям капитан вряд ли задумывался о подобной мелочи, - а вероятнее всего вообще не знал о ней, - однако Кадье ситуация насторожила. - И что же, теперь ты стережешь своего Маруэна тут, в городе? Ждешь, пока он соскучится по своей юбке? – грубовато уточнил Симон, ловко подстраиваясь под манеру разговора собеседника. Он был умелым притворщиком и при необходимости легко сходил за своего среди людей любого круга. Но с простолюдинами, конечно, поладить проще, чем с надменными «бывшими». – Смело, ничего не скажешь. В лесу-то его ловить опаснее будет. Кадье не удержался от возможности слегка поддразнить Гапена. Раз уж тот в свою очередь оказался невольным свидетелем его, Симона, унижения. И добавил, пытаясь разобраться в собственых сомнениях: - Странно, что гражданин чрезвычайный уполномоченный не прогуливается тут вместе с тобой. Или его этот неуловимый шуан не интересует?
Капитан Гапен: Капитан не обиделся на грубоватый упрек в трусости. Солдат – человек подневольный и делает то, что прикажут. На свой страх и риск отправиться в Лорж сводить счеты с Маруэном он не мог. - Комиссар Рено – высокого полета птица, - пояснил он почти с уважением. - И ему велено организовать в Кот дю Нор это, как его, гражданское перемирие. Чтобы, дескать, все граждане возлюбили республику и друг друга. А я человек маленький. И я думаю, нечего мириться с бывшими. Потому как враги они, и горло народное грызть за свои замки да привилегии никогда не перестанут. Выждут, отдохнут, соберутся с силами. И все по новой. И потому не будет от меня пощады бывшим господам. И Маруэну пощады не будет. И я знаю, гражданин, что и комиссар так же думает. Мы б перебили их всех, коли б могли. Да только не всегда выходит. Приходится выкручиваться. Республиканец возмущенно треснул кулаком по столу.
Симон Кадье: Гражданское перемирие в департаменте не устраивало и Кадье. Истинные причины в застольной беседе он озвучивать не стал бы, но они были довольно просты. Возвращать имущество аристократам Симон считал большой глупостью. Это выбивало почву из-под ног финансовых махинаторов, вроде Кадье. А гражданин оценщик не желал упускать выгоду. Сделать своим союзником Рено не удастся, комиссар из тех, кто добивается власти через идею. Неподкупный, вроде Робеспьера. К тому же гражданину чрезвычайному уполномоченному, видать, важнее выслужиться пред Баррасом, чем пополнить свои карманы ассигнатами. А вот одержимый свое маленькой личной вендеттой Гапен может пригодится. - Ты настоящий патриот, гражданин, - провозгласил Симон. – Зачем перемирие? В Сен-Брие, я слышал, расквартирована сейчас целая республиканская бригада. Неужели у генерала Юмбера не хватает сил и опыта распугать сов? Ему стоило бы поучиться у Трюдо. «Делать нечего, придется поучаствовать по мере сил в этой местечковой войне, - решил для себя Кадье. – А за одно проучить как следует эту дрянь голубых кровей, что разукрасила мне физиономию».
полная версия страницы