Форум » Зарисовки партизанской войны » Маски долой! » Ответить
Маски долой!
Раймон де Маруэн: Время: 27-29 декабря 1794 года Место действия: Лоржский лес Участвуют: Чарльз Остин, Раймон де Маруэн.
Ответов - 36, стр:
1 2 All
Бернар де Вильнев: - Но вы ведь как-то добрались до Бретани, коммандер, - возразил барон. – Значит, нет ничего невозможного. К несчастью, Дюверже был кавалерийским офицером, а не моряком. Даже оставаясь бретонцем и неплохо зная опасную и непредсказуемую природу пролива, насколько ее может знать человек, не ходивший под парусом. К тому же он просто недостаточно хорощо знал англичанина. Для того, чтобы поставить его мнение выше бумаги, скрепленной печатями двух графов, де Пюизе и д’Артуа. Причем последний, вполне вероятно, стал бы регентом спасенной от республиканской заразы Франции, увенчайся операция с десантом тем успехом, на который де Вильнев надеялся. - Вы должны понять, мистер Остин, стратегически зимний десант одновременно и опасен, и даст нам большие преимущества над стоящей на зимних квартирах бригадой Юмбера. Хотя бы потому, что республиканцы рассуждают примерно, как и вы. Они не ждут большой активности от нас, полагаясь на скверную погоду в Ла Манше. Помимо стратегического преимущества, нельзя забывать и о политической ситуации. Среди вождей нового Конвента нет согласия, и многие готовы поддержать возрождение монархии. В том числе и с оружием в руках. Ждать наступления лета – упускать момент и инициативу. Бернар рассуждал о войне, полностью игнорируя даже возможность мира. Перемирие с синими было совершенно вне его системы ценностей. Тем более перемирие с Рено. Тут уже в ход шло личное нежелание иметь дело с комиссаром.
Чарльз Остин: - Я-то? Разумеется, на своем «Орионе», на корабле. Ведь я, к счастью, не Христос, по воде ходить не умею. Но понимаете, барон, одно дело небольшой шлюп, маневренный и незаметный, совсем другое - десяток кораблей. – Остин говорил негромко, все еще помня о том, что где-то неподалеку может все слышать человек, который играл по ту сторону шахматного поля. - Даже в одиночку судно подвергает себя опасности, а прибытие целой эскадры, как ни парадоксально, может сделать их уязвимыми. Взять хотя бы мое прибытие в Бретань. Вы уверены в своих людях, Вильнев? Уверены, что до комиссара не доберутся сведения о десанте и он не примет меры? Узнал же он каким-то волшебным образом, о прибытии моего судна. Моих людей перестреляли как собак, а сам я потом вдоволь угостился кулаками верных псов гражданина Рено.
Бернар де Вильнев: - Ах, вот вы о чем. Подробностей, связанных со злоключениями Остина, барон не знал, но опасения предательства были естественными для участников гражданской войны. С обеих сторон воздвигнутых волей рока, истории, человеческих страстей и заблуждений баррикад. - Нет, в своих людях я не уверен, коммандер, - Дюверже адресовал своему еще несколько минут тому назад другу и соратнику де Маруэну взгляд столь красноречивый, что его трудно было не счесть оскорбительным. - Но, сударь, заботясь об одних, мы губим других. Что по-вашему ожидает участников десанта, если они высадятся в назначенное время в назначенном месте, вступив в противоборство со стихией и одержав победу… А берег окажется пуст? Если мы объединим свои силы – победим. Иначе синие перебьют нас поодиночке. Очень простая математика. И к сожалению, не оставляющая простора толкованиям.
Раймон де Маруэн: - Идемте, коммандер, - тяжело сказал Маруэн, не пропустивший ни слова из диалога Остина и де Вильнева. - Каждый из нас идет по дороге, которую избрал себе сам. Барон сделал свой выбор. Как и я. Раймон шагнул навстречу Бернару, навек оставшемуся по другую сторону баррикад, и заговорил, чувствуя, как на плечи давит невидимая тяжесть: - Вы правы, барон. Не в моей власти учить вас, что делать, равно как и объяснять, что сейчас лучше для Бретани. Но моей последней просьбой к вам будет задуматься перед тем, как броситься на синих с очередным десятком храбрых англичан. Своим упрямством вы, вероятно, подписываете смертный приговор себе и наверняка - семьям всех ваших людей. И мадемуазель д'Арсон, чья вина лишь в том, что она родилась вашей кузиной. Прощайте же, барон де Вильнев! Маруэн покидал пещеру, обуреваемый целым калейдоскопом чувств. Уверенность в своей правоте временами сменялась горьким ощущением от потери близкого друга, а ему на смену приходила тревога за Джудит д'Арсон. Раймон догадывался, что для кузины Бернара де Вильнева он лишь мимолетный знакомый, но чувствовал себя ответственным за ее судьбу. Молодая женщина осталась совсем одна - барона больше заботила вечная война с республиканцами. Помня содержание декрета о заложниках, Маруэн сжимал кулаки в бессильной ярости и просил всех святых, чтобы комиссар нашел его письмо раньше, чем мадемуазель д'Арсон взойдет на эшафот. Между тем короткий зимний день близился к концу и на лес опустились серые декабрьские сумерки. Поднявшись наверх, Раймон чуть отдалился от входа в пещеру и устало прислонился к стволу древнего дуба. Вокруг не было никого - шуаны понемногу устраивались на ночлег, кроме озиравших окрестности дозорных. Лес молчал глухо и недобро, тая в себе тьму опасностей. Неожиданно Маруэн почувствовал себя очень одиноким. Сколько их осталось, близких Раймону людей? Арман Лекерек да новый друг в лице Чарльза Остина - вот и все, не считая бесконечно далекой Джудит д'Арсон. Внезапно Маруэна осенило: коммандер Остин же был у нее в Сен-Брие и знает, где живет женщина, прочно овладевшая сердцем командира шуанов. Спросить бы об этом у англичанина, а потом отправить ей письмо. Мысль эта так воодушевила Раймона, что на его лице появилась улыбка - в первый раз за долгий трудный день.
Чарльз Остин: Чарльз смотрел в спину Раймону, стремительно покидавшего пещеры. Нелегко было видеть, как люди, сражающиеся на одной стороне, за одни идеалы вдруг расходились уязвленные и обиженные. На войне выигрывал тот, кто был сплочен, а об отрядах шуанов Чарльз сказать такого не мог. - Чертовы лягушатники, - выругался он в сердцах. Убеждать и разубеждать каждого Остин не собирался. Знал - это бесполезно. Да и не чувствовал, что имеет на это право. Это была их земля. Одно его беспокоило – странный приказ командования. Чем больше Чарли прокручивал его в голове, тем приходил в большее недоумение. Предатели существовали еще со времен Христа. Ведь именно один из них погубил Спасителя. Один из самых преданных учеников его. Чарли нахмурился. Сомнение его уже готово было перерасти в убежденность. Лживые ниточки могли плестись еще с того самого момента, когда нога его ступала по британской земле. Кто знает, кем на самом деле был подписан лживый документ. На войне только глупец верил в благородство воинской чести. Война – это политика, а измена всегда стояла молчаливой тенью за ее спиной. - Нет, Бернар. Я понимаю, что такое жертвы и сам жертвовал. Ведь я – человек военный. Нам всегда приходится выбирать и выбор наш поневоле делает нас палачами. Я предостерегаю вас от поспешных действий, потому что не доверяю содержанию этого письма. Я был в Англии, слышал новости и просто не мог не знать о такой скорой и значимой подмоге роялистам.
Бернар де Вильнев: - Вы не доверяете содержимому письма, которое сами же доставили? – удивленно переспросил Дюверже. У них выходил странный разговор, и Вильнев приписывал сомнения англичанина «дурному влиянию» малодушия де Маруэна, потому что иные объяснения ему не приходили в голову. - Но вы же его не на улице нашли, - напомнил французский офицер английскому. - Вы не доверяете распоряжению собственного командования доставить эти документы шуанам? Или не доверяете нашему командованию? С какой бы стати, что такого решительно дурного вы можете сказать о дяде нашего короля? Граф д’Артуа был младшим братом погибшего на гильотине Людовика XVI, но Бернар, следуя традициям вандейцев, нынешним королем Франции полагал маленького Луи-Шарля, все еще томящегося в Тампле. И вот ему лидер роялистов-эмигрантов приходился дядей. - Послушайте, вы, как человек военный, знаете, что приказы не обсуждают. Их исполняют. Если бы ваш адмирал приказал вам умереть, вы бы стали спорить? Умирать по приказу – долг солдата, он дает присягу своей стране отдать, если понадобится, за не жизнь. Меня тоже удивляет этот приказ, - барон едва заметно улыбнулся. – Эмиграция так долго бездействовала, что мы привыкли целиком полагаться на свои силы. Десант – это подарок. Неожиданной щедрости. Пакет сегодня же отправится по эстафете дальше, в штаб к Комартену. Посмотрим, что решат остальные наши командиры. Но вы сами видите, коммандер, как Республика боится нас. Если бы мы не представляли для нее никакой угрозы, разве комиссар Рено вспомнил бы о «Декрете о заложниках»? Вильнев брезгливо дернул плечом. Убивать стариков, детей и женщин, чтобы досадить мужчинам – это очень по-республикански. Пожалуй, ничего иного от Рено он и не ожидал. - А вы, значит, познакомились с моей кузиной Джудит? Мир тесен… Я так понимаю, мадемуазель еще не арестована?
Чарльз Остин: Коммандер не разделял воодушевления барона де Вильнева. Рассуждал он здраво, как и положено человеку, ведущему за собой людей. Те видели в нем символ, борца за свободу, видели надежду, что все действительно будет так, как им видится. Монархия восторжествует. Если бы только у Чарли были весомые доказательства своих подозрений. Он всегда прислушивался к внутреннему голосу – странная черта для военного – ведь, прежде всего, он должен был исполнять приказы несмотря ни на что. Сомнение – удел философов. Если бы полководцы сомневались, то не одерживали бы победы. Все это Чарли понимал и сердцем, и умом, но именно собственная рассудочная дотошность и заставляла его, словно остерегаться чего-то. Коммандер вдруг ясно вспомнил, что в комендатуре он все-таки потерял над собой контроль. Отключился и пришел в себя только в камере. Сколько он был без сознания? Все ли время беспамятства он провел в камере? Честно на эти вопросы мог ответить только один человек, но его уже не было в живых. Неожиданный вопрос барона, живой интерес к своей кузине, заставил его отвлечься от раздумий: - Да, мадемуазель д‘Арсон была очень заботлива. Мужественная женщина. Стоять перед гражданином Рено и не дрогнуть – дорогого стоит, – он усмехнулся. – Нет, пока еще она не арестована, но думаю, это ненадолго.
Бернар де Вильнев: - В таком случае, мне, вероятно, стоит поспешить. Его кузина и правда легкая добыча для комиссара. Но лишь в том случае, если она находится в Сен-Брие, а не в отряде самого Вильнева. Конечно, условиями, подходящими для комфортного пребывания в лесу дамы, повстанцы не располагали. Но, по мнению Дюверже, застенки не располагали ими еще в большей степени. Потом верные люди в городской администрации выпишут для Джудит новые документы, он отошлет ее куда-нибудь подальше от войны. Лишиться имени – не такая уж большая потеря, если на кону угроза лишиться жизни. - Скажите мне, кроме визита Рено к мадемуазель, ничего подозрительного вы не заметили? За домом не следят? Сами вы вышли из него свободно? За угрозами комиссара резонно было предположить ловушку, иначе с чего бы Альберу так откровенничать. Значит, самому соваться в город опасно. А отправлять кого-то из отряда в потенциальную западню - недостойно. Если бы планировалась обычная боевая операция, барон не колебался бы. À la guerre comme à la guerre. Но сейчас речь скорее о личном деле. Что ж, придется рискнуть.
Чарльз Остин: - Не могу ничего гарантировать. Я предпринял кое-какие меры, чтобы меня не заметили, - усмехнулся Чарли, вспомнив маскарад и рыженькую хорошенькую девушку. – От комиссара я могу ожидать всего, потому что будь я на его месте, то непременно выставил караул к дому мадмуазель д‘Арсон – слишком уж вы крупная рыба. Он понимает, что рано или поздно вы должны будете о себе заявить. «Декрет о заложниках» метод действенный. Будьте осторожны. А в моих интересах сейчас поскорее добраться до Лондона, мсье. Миссию свою я выполнил, - он кивнул барону. – Здесь очень сырой воздух, вы не находите? Пожалуй, выберусь наружу и проветрю свои старые кости. Остин не сомневался, что Лоржский лес летом, несомненно, прекрасен, но, сейчас, зимой, слякоть, мокрый снег и холод делали его мрачным. Коммандер, снова оказавшись под серым французским небом, ловя настороженные неприветливые взгляды, искал Маруэна. - Вы знали, что все будет именно так, мой друг, - первое, что сказал Чарли, подходя к французу, когда нашел его, в одиночестве стоявшего под сенью могучего дуба.
Раймон де Маруэн: - Знал, Чарли, - отозвался Маруэн, вырванный из своих размышлений вопросом друга. – Бернар… то есть, барон де Вильнев по-прежнему остается фанатиком своей идеи воевать до конца. Такие люди наиболее опасны. Простого возмутителя спокойствия можно переубедить, циника и интригана – переманить, но с уверенным в своей правоте человеком не сделаешь ничего. Видит Бог, Чарли, я пытался удержать барона от смертельного риска. Я не верю ни в помощь из Лондона, ни в успех нашего оружия. Я не знаю, кто более опасен – явный враг в лице республиканцев или тайный, в виде английских роялистских кругов, из которых едва ли кто-то рискнет явиться в Бретань лично. Они хотят отрезать нам все возможности примирения с синими, посылая приказы о выступлении, но разбить их не могут и не желают. Не то чтобы Раймон не был уверен в правильности своего решения, но разрыв с бывшим соратником и другом дался ему нелегко. От этого слова командира шуанов порой напоминали попытку оправдаться - не перед Чарльзом, перед собой. Маруэн ненадолго остановился, переводя дух, и затем снова обратился к Остину. - Что ты намереваешься делать дальше, друг мой? Останешься в Бретани или вернешься в Лондон?
Чарльз Остин: Остин видел – Маруэну нелегко было смириться с неизбежным: разрывом со своим соратником, командиром шуанов и просто давним другом. У каждого была своя правда. У Маруэна – попытаться найти компромисс и положить конец кровавым распрям. У Вильнева – биться до последнего солдата и отстаивать то, что отняла у него республика. Коммандер, как человек, вверивший служению Отечеству собственную жизнь, осознавал, что подпитывало жгучую ненависть барона. Ведь кому, как не ему было знать, что значило отстаивать свою честь и достоинство. Как бы он поступил, окажись на месте командира шуанов? Но Чарльз понимал и отчаянные попытки Раймона избежать бессмысленных смертей. Старый мир рухнул. От его былого великолепия осталась лишь жалкая горсточка отважных людей. Разобщенных, пусть и горячих сердцем. Увы, чтобы сломить республику и положить ее на лопатки, этого было недостаточно. - Раймон, у меня не остается иного выхода, кроме как отправиться в Лондон. Я должен подтвердить или опровергнуть собственные подозрения. Даст Бог – мы еще свидимся. Мой «Орион» еще не раз будет пересекать Ла-Манш, будь в этом уверен.
Чарльз Остин: Свежесть лесного воздуха, завывание ветра, зыбкий туман, застилавший землю, напомнили Чарльзу об Англии и стихии, с которой он связал свою жизнь. Высокие деревья - точно стройные мачты его «Ориона», а шелест леса – шепот моря в ночной тишине каюты. Коммандер скучал. Сейчас, предоставленный сам себе, он осознал, что ему не хватает качки под ногами, скабрезных шуточек его команды и настоящего забористого табака в любимой трубке. Где это все теперь? Прошлое - словно рассказ из давно прочитанной книги, а будущее было еще менее ясным, чем размытые буквы на мокрой бумаге. Чарли любил одиночество, но сейчас тоска по тому, что он потерял, сдавило его дыхание так же крепко как, глоток шотландского виски. Остин не любил, когда на него накатывала безысходность. Спастись от нее можно было либо в хмельном забытье в объятьях пышной красотки, либо в честном мужском разговоре, соизмеряя свою прямоту количеством выпитого, а собеседника - количеством сказанных несмешных шуток. С безысходностью нужно было бороться и, если на красотку рассчитывать не приходилось, то мужское общество обещало развеять хандру. Англичанин готов был даже разговориться с медведем, только бы не быть в одиночестве. Впрочем, Россия была далеко. Чарли окончательно устав от промозглого ветра, исполосовавшего, казалось, все его кости, вернулся в пещеры. - Жаль, что вам так и не удалось договориться, - ему и в самом деле было искренне жаль, что командиры шуанов не смогли найти общего языка. Наверное, они оба понимали, чем это несогласие может обернуться для обоих отрядов, но это был их выбор. – Для меня же я не вижу более разумного выхода, как вернуться в Лондон. Разумный выход? Тетушка Агнес сказала бы, что он попросту сбрендил.
Бернар де Вильнев: - Я полностью согласен с вами, коммандер. Дюверже встретил вернувшегося англичанина довольно сухо. Он прекрасно запомнил брошенное Раймоном «идемте, коммандер», и предполагал, что мистер Остин покинет его лагерь вместе с Маруэном. Однако, этого не произошло. Есть ли смысл задаваться вопросом, почему именно? Английский офицер хочет поскорее вернуться к своим соотечественникам? Странно было бы осуждать его за это. Он полагает, что барон де Вильнев может как-то ему в этом посодействовать? А вот тут все далеко не так просто… - Так что мне заранее жаль вас разочаровывать. Раз вы не смогли вернуться в Англию на своем собственном корабле, подыскать вам иное судно может оказаться затруднительно. Не бойтесь, я не предлагаю вам остаток жизни провести в лоржском лесу, - командир шуанов натянуто улыбнулся, прекрасно понимая сомнительную ценность подобной шутки. - Контрабандисты все еще курсируют через пролив. Но далеко не так часто, как нам бы того хотелось. Виной тому погода и республиканские патрули, прочесывающие побережье. С появлением в департаменте нового чрезвычайного уполномоченного, боюсь, ситуация только ухудшится. Бернар хорошо знал хватку Рено, и не сомневался в том, что его «старый друг» возьмется за умиротворение Бретани на совесть. Любыми доступными ему средствами. - Она уже ухудшилась, что вы, кажется, имели несчастье испытать на собственной шкуре. Поэтому какое-то время вам придется влачить сухопутное существование в обществе французов, вроде меня или Раймона. Селяви, мистер Остин. Если появится подходящая оказия отправить вас домой, не сомневайтесь, мы ею воспользуемся. А пока… Вообще говоря, тут довольно безопасно, если не соваться на рожон. И возможно мне даже удастся организовать для вас дамское общество. Если уже знакомая вам мадемуазель д’Арсон согласится покинуть Сен-Брие.
Чарльз Остин: - Благополучие мадемуазель д’Арсон висит на тоненькой ниточке. Она рисковала, укрывая меня в своем доме. Во Франции женщины более отважны, чем в моей родной Британии. Это я признаю, - усмехнулся коммандер. – Кстати, Бернар, вы знали, что дочь мэра Дюбуа, Ортанс, является связным Маруэна? Это благодаря ей я был вызволен из застенок. Уж не знаю, как ей это удалось, но девчушка, переодевшись желторотиком, увела меня буквально из-под носа Рено. Отважная, очень храбрая девушка. Вам бы не помешал человек в городе. Если вы не против моей компании, то я готов сопровождать вас. Ведь вы не явитесь в Сен-Брие всем отрядом, ведь так? А надежный человек под рукой всегда пригодится.
Бернар де Вильнев: - Да? – озадаченно переспросил шуан. То, что женщинам свойственен героизм не менее, чем мужчинам, не было для Дюверже секретом. Матильда де Людр, сражавшаяся в Вандее наравне с отцом и братьями, Лютеция, снабжавшая информацией подполье роялистов в Париже, даже его кузина, как выяснилось, укрывала у себя в доме сбежавшего от Рено англичанина. И все же история о мадемуазель Дюбуа звучала невероятно даже на фоне того, что Бернар знал об участии нежных дочерей Евы в гражданской войне. - Вы хотите сказать, что она, эта Ортанс, вызволила вас из плена сама, без всякой посторонней помощи? И она, значит, дочь мэра Сен-Брие…. «Дюбуа» было для де Вильнева просто именем. С человеком, стоящим за этим именем, бывший барон если и встречался, то не спешил вспоминать. Впрочем, его семейство никогда не жило в Сен-Брие, - владения Вильневых располагались возле Ламбаля, - и никогда не славилось той демократичностью нравов, что отличало, например, д’Арсонов. - … и, я так понимаю, хорошо знакома с моей кузиной? – завершил свои умозаключения роялист, и они отчего-то ему не понравились. Джудит Бернар не доверял. Даже понимая, что казнь отца вероятнее всего навсегда отвратила молодую женщину от республики. Но мадемуазель д’Арсон хотя бы аристократка, а мадемуазель Дюбуа, судя по всему, нет. Помогая шуанам, она ставит под угрозу репутацию, а может быть и жизнь своего отца. Почему? - Знаете, коммандер, я бы с огромным удовольствием заявился в Сен-Брие всем отрядом, а лучше даже в компании господ Кадудаля и Комартена, и сменил бы цвет флага на ратуше. Но… Не на этот раз. А от вашего общества я не откажусь в любом случае.
Чарльз Остин: Чарли задумчиво провел ладонью по обросшему щетиной подбородку. - Представьте мое удивление, когда я понял, что под мундиром скрывается хрупкая рыжеволосая девочка, - рассмеялся коммандер. - Сюрприз оказался неожиданно приятным. Честно – я был даже немного смущен, ведь я успел уже затравить парочку совсем нескромных анекдотов. А я-то недоумевал, отчего же этот желторотик, так краснеет и так на меня смотрит глазами, аки синие блюдца из сервиза моей тетушки Агаты. Жаль, что женщинам запрещено воевать, пожалуй, толк бы все же был. Мы даже и не подозреваем, какая сила скрывается за всеми этими шпильками, лентами и вышиванием. «Взять хотя бы моих тетушек», - добавил он про себя, останавливая проснувшийся вдруг поток красноречия. Воспоминание о побеге, воспоминания на холодную, не воспаленную лихорадкой голову заронили в коммандере думы, которые он гнал от себя в доме Джудит. Тогда было достаточно простого понимания, что ему удалось избежать казни, а мысли были сосредоточены на предстоящем побеге. Вильнев, сам того не осознавая, пробудил в нем подозрения. Не слишком ли он легко поверил в то, что молодая девушка без посторонней помощи смогла организовать побег военнопленного? Чарльз нахмурился, припоминая, что с его воробышком был еще один субъект в синем мундире. Кто он? Пособник шуанов или же влюбленное робкое сердце, которое не устояло перед обаянием мадемуазель Ортанс? Чарли не отбрасывал ни того, ни другого – жизнь штука удивительная, но все могло оказаться прозаичнее, как царапины на грубо сколоченном столе. Англия могла дать ему ответы на вопросы, но, быть может, и Ортанс способна была ответить на некоторые из них? Коммандер бросил на Бернара взгляд, в котором уже читалось не только живая гусарская удаль, но и некоторая угрюмость. - Ортанс помогал синемундирник. Не помню, как его имя. То ли Буваре, то ли Боре, тогда, увы, я не был способен делать здравые умозаключения, - но память вдруг оживила темное забытье. Чарли хлопнул себя по колену и поспешил добавить: - Я вспомнил, что говорила Ортанс. Это был тот самый солдат, с которым встретились шуаны в поместье мадемуазель д‘Арсон. Она спасла их от гибели, потому что ваши соратники вознамерились с ними разделаться. Этот солдат, - недолгая пауза, и коммандеру все же удалось выудить из закоулков памяти имя. – Буайе. Да, точно – Буайе. Со слов мисс Дюбуа он помог мне в благодарность сохраненной собственной жизни и жизни его товарища. Такая вот удивительная сделка с совестью.
полная версия страницы