Форум » Зарисовки партизанской войны » Маски долой! » Ответить
Маски долой!
Раймон де Маруэн: Время: 27-29 декабря 1794 года Место действия: Лоржский лес Участвуют: Чарльз Остин, Раймон де Маруэн.
Ответов - 36, стр:
1 2 All
Раймон де Маруэн: Прощаясь с мадемуазель Дюбуа, Раймон надеялся, что больше ему не придётся вовлекать Ортанс в опасные игры. Как бы отважна ни была дочь мэра, политика и шпионаж – неподходящее занятие для женщин, а тем более – для молоденьких девушек. Маруэн понимал, во что втянул свою юную знакомую и единственным оправданием для себя считал то, что действовал во имя установления мира между республиканской властью и хотя бы небольшим числом повстанцев. Не будь Ортанс, кто знает, сколько бы пришлось ждать и обороняться, проливая напрасную кровь, прежде чем удалось бы встретиться с комиссаром! Уже идя по лесу вместе со Смитом в направлении ставки своего отряда, Маруэн вдруг понял, что именно в рассказе Ортанс о чудесном спасении англичанина вызвало недоверие. Девушка случайно услышала от комиссара, что на берегу произошла схватка и были взяты в плен несколько человек – да, это похоже на правду. В реальности истории с переодеванием дочери мэра в новобранца Раймон тоже не сомневался, вспоминая свой маскарад в день святой Люции. Какую только личину не приходится надевать, чтобы добиться своих целей! Однако от своих людей командир шуанов слышал, что злополучное судно прибыло в бухту из Британии вечером 19 декабря. Англичанин оказался в руках республиканцев в тот же день. Судя по словам Ортанс, мистер Смит провёл в заключении не так много времени. Но где в Сен-Брие мог почти неделю прятаться человек, вряд ли знающий этот город или имеющий в нём хороших знакомых? Безусловно, эта деталь повествования не была существенной – как бы то ни было, курьер избежал объятий гильотины и благополучно добрался до человека, которому должен что-то сообщить. Тем не менее, у Маруэна на душе было неспокойно. Если по городу, полному республиканских солдат, спокойно разгуливает англичанин, связанный с шуанами, то, воля ваша, что-то здесь подозрительно… - Вашей удачливости можно позавидовать, мистер Смит, хоть это и греховно, - задумчиво протянул Раймон, отводя рукой очередную ветку, чтобы она не ударила по лбу ни его, ни идущего следом англичанина, - Бог послал вам на помощь рыжего ангела с острым язычком, а затем ненадолго наказал ваших врагов слепотой, чтобы вы могли беспрепятственно находиться в Сен-Брие до встречи со мной… и с моим другом де Маруэном. Я удивлён тем, как легко вы смогли спрятаться от служителей республики. В маленьком городе все так или иначе знакомы друг с другом и появление чужого человека вряд ли осталось бы незамеченным. Тропинка петляла между стволов и Раймон про себя радовался тому, что его спутник вряд ли знает местные окрестности и все дороги, ведущие к ним, а поэтому не станет удивляться тому, что путь лежит вовсе не в Треге.
Чарльз Остин: Мысли Чарльза были не менее беспокойны, чем думы месье Куртина. Они уже четверть часа шли в хмуром молчании, и коммандер успел поразмыслить немало. А что еще оставалось делать, когда тропинка казалась такой бесконечной и то и дело петляла между деревьями и кустарником? Мысли сами засыпали голову, как мелкий, колючий снег, припорошил курчавые волосы. Он снова с глухой печалью вспомнил промозглый вечер 19го. В груди защемило от тоски и бессильной злобы. Неожиданные потери всегда били больнее всего – били наотмашь, словно вымоченными розгами по лицу. Люди, имена, друзья, соратники – это были его люди. Коммандер все еще помнил, как они с криками падали в прибрежную грязь и застывали бездвижные. Кто был виноват? Их капитан? Коммандер знал, что не избавиться от чувства вины долго, но сострадать и плакать он будет потом, когда все утрясется. Не сейчас, нет, когда холодная, чревоточащая мысль не давала ему покоя. У Остина было достаточно времени все обдумать и передумать. И чем дольше Чарльз думал об этой предрождественской стычке, тем все яростнее убеждался, что республиканцы знали, что «Орион» прибудет в бухту. Таких случайностей не бывает. Англичанин в них не верил, как не верил в то, что Робин Гуд был добрым разбойником. Мужчина напряженно смотрел во впереди идущего, спрашивая себя – не ошибся ли он, доверившись этому человеку? Ведь именно из их лагеря, судя по всему, утекает информация. Догадывается ли об этом сам командир отряда, некто Маруэн? Знал ли об этом Брассар? Чарльз нахмурился еще больше и погрузился в свинцовые мысли, поэтому не сразу услышал вопрос своего нового знакомого: - Не знаю насколько мне повезло. Дальше будет видно, - хрипло ответил он. - Если бы не гостеприимство мадемуазель Джудит и отвага Ортанс, боюсь, я бы разделил уже давно участь Брассара. Остин сдернул с головы назойливый чепчик, стянул через голову платье – пора было завершать затянувшийся маскарад.
Раймон де Маруэн: "Мадемуазель Джудит?!" - едва не переспросил Маруэн, резко повернувшись к собеседнику. Слова были готовы сорваться с губ, но Раймон огромным усилием сдержал себя. Скоро из-за деревьев должно было показаться укрытие отряда повстанцев. Ветер уже донёс неясный шум, выдававший присутствие людей. Пришло время открыться мистеру Смиту, сбросить фальшивое имя так же, как англичанин скинул чужое платье. Однако мысли командира шуанов стремились в памятный вечер в поместье д'Арсонов и в памяти вновь возникал образ его хозяйки. Джудит, величественно-гордая красавица с ясными синими глазами, не потерявшая присутствие духа даже тогда, когда ей пришлось покинуть родной дом под республиканским конвоем, незаметно завладела чувствами Маруэна. Тем не менее, сейчас ему пришлось внять голосу разума, шептавшему, что в Сен-Брие живёт не одна женщина, наречённая в честь библейской Юдифи, поэтому не стоит питать излишние надежды насчёт слов англичанина. - Мы почти добрались, мистер Смит, - сказал Маруэн с едва заметной улыбкой. - И коль скоро вы избавились от чужой личины, позвольте мне сделать то же самое. Я не Огюст Куртин, я - тот, к кому вы намеревались попасть в ту кровавую ночь на побережье. Раймон де Маруэн к вашим услугам. Словно в подтверждение его слов, из-за покрытых снегом зарослей раздался условный знак, неотличимый для несведущего человека от крика потревоженной птицы. Командир шуанов отозвался, давая знать, что идёт не чужак, и вновь обратил внимание на своего спутника, готовый ловить каждое его слово.
Чарльз Остин: «Мог бы и сразу догадаться», - укорил себя коммандер. Кто ж еще это мог быть, как не главный предводитель шуанов? Кажется, их путешествие подошло к концу. До слуха Остина донеслись приглушенные звуки и голоса. Лагерь был неподалеку. Чарльз даже сумел различить очертания нескольких фигур. Что ж, славно. Наконец, хоть немного можно было выдохнуть. Республиканцы остались в негостеприимном Сен Брие, греть толстые животы и затачивать гильотину. Воздух свободы закружил Чарльзу голову. Захотелось напиться и рассказать парочку скабрезных анекдотов. Хорошая мужская компания – этого должно было быть вполне достаточно, чтобы воспрянуть духом и набраться сил. - Вечер на побережье ощутимо врезался мне в память, - поддакнул коммандер, дотронувшись до зарубцевавшегося шрама у виска. – Скажу откровенно – меня смутило внезапное появление господ в синих мундирах. Ваши люди уверили нас, что встреча пройдет инкогнито и безопасно. В итоге, мои люди отведали свинца и ныне кормят рыб в бухте. Нет, Остин вовсе не хотел упрекать мсье Маруэна. Просто наболевшие вопросы слишком долго не давали ему покоя. - Я не верю в случайности, мсье. – Чарльз говорил спокойно и холодно. Даже легкий акцент исчез. Серые глаза коммандера смотрели холодно, и читался в них не упрек, а скорее угрюмая настороженность. Знали ли сам Маруэн, что в его лагере завелась синяя крыса? Вполне возможно. Поэтому пользуясь тем, пока они находились наедине, Остин, надорвав подкладку плаща, вручил Раймону злосчастный конверт, не подозревая, что партия уже давно разыграна наперед. - Я действительно удачлив, – усмехнулся англичанин. – Уж не знаю проклятье это мое или просто счастливчик судьбы, но синемундирники не нашли пакет. Жаждали теснее со мной познакомиться. Век не забуду эти рожи. К слову, пришла пора и мне раскрыть тайну моего имени. Мужчина оправил плащ и мундир, выпрямил спину и с почтением произнес: - Коммандер Чарльз Остин. Ваш соратник и, надеюсь, друг.
Раймон де Маруэн: - Добро пожаловать в наш лагерь, мистер Остин, - сказал Маруэн, старательно подавив грозивший вырваться наружу вздох. Упрёк англичанина, пусть и невольный, был предсказуем. Республиканские солдаты патрулировали окрестности Сен-Брие и ближайших городов, поэтому, происходи встреча роялистов и с людьми мистера Остина в менее уединённом месте, предположение о роковой случайности прозвучало бы правдоподобно. Но появиться в лютую метель в самим Богом забытой бухте синие просто так не могли. Поглощённый мыслями о письме комиссару и последующих переговорах, Раймон настойчиво гнал мысли о предателе, таившемся в отряде, однако они вновь и вновь возвращались. Не будучи тонким знатоком человеческой природы, Маруэн не знал, кого заподозрить в пособничестве синим, поэтому, на всякий случай, решил говорить с Остином наедине. Тайным осведомителем республиканцев мог оказаться любой из шуанов, так к чему лишние глаза на важной встрече? Проведя Остина мимо гревшихся у костров повстанцев и то и дело отвечая на приветствия, Раймон остановился у дверей скрытой в лесных зарослях хижины, которую он в шутку именовал своей резиденцией. Громкое слово плохо вязалось с низкой и тесной бревенчатой постройкой, когда-то бывшей частью деревни, которую давно покинули жители и со временем окончательно поглотил лес. Внутреннее убранство жилища командира шуанов было по-спартански строгим. У окна располагался стол, рядом с которым стояли стулья, сколоченные из деревянных чурбанов, а чуть поодаль, у стены, находилась накрытая плащом кровать. Напротив неё помещался сложенный из камней очаг с прибитыми сверху полками, призванный служить единственным источником тепла в помещении. По счастью, с утра в нём осталось немного углей. Маруэн разжёг огонь, мысленно посетовав на то, что в условиях гражданской войны приходилось самому заниматься вещами, которые раньше можно было поручить слугам, и жестом пригласил нового друга усесться за стол. Теперь можно было приступать к беседе. - Поверьте, мистер Остин, для меня появление синих в бухте было не меньшей неожиданностью, чем для вас и ваших людей. После стычки с республиканцами, окончившейся нашей победой, я прибыл с бароном де Вильнёвом в поместье Джудит д'Арсон, где мне пришлось остаться до следующего утра из-за бушевавшей непогоды. Затем, вернувшись в отряд, я услышал о событиях прошедшего вечера, но до сих пор не обнаружил того, кто выдал синим наши планы. Им может оказаться любой, поэтому будьте осторожны, имея дело с моими людьми. Может статься, что планы республиканцев сменятся и вместо перемирия, которого жажду я, они решат воспользоваться слабостью и разобщённостью большинства шуанских отрядов, чтобы покончить с нами, не тратя времени на слова. Пакет, который чудом сберёг Чарльз Остин, лежал на столе в отблесках пламени из очага. Срывать с него печать Маруэн не торопился – сейчас предстоял сложный разговор на весьма и весьма скользкую тему.
Чарльз Остин: В лицо Чарльзу дохнуло долгожданным теплом, когда он, шагая за Маруэном, вошел внутрь приземистой хижины. Наконец-то, можно скрыться от этого промозглого ветра! Англичанин был непритязательным и совсем не охоч до роскоши, поэтому скромность жилища командира шуанов его не смутила. Бывали дни и более хмурые. Лучше уж спартанская обстановка мятежников, чем застенки комиссариата. Компания здесь более радушная. Остин бросил ненужную уже корзину с женскими тряпками в угол, радуясь про себя, что вовремя успел скинуть с себя нелепый маскарад. Лица, которые он успел рассмотреть в лагере, были словно выточены из гранита. Суровые, как зимний декабрьский ветер; простые, как ладонь. Одно дело, когда над тобой смеется рыженькая веснушчатая девчушка, совсем другое, когда усмехаются эти неулыбчивые люди. Чарльз итак чувствовал, как настороженные взгляды прожигали ему спину, кода он шел мимо костров: голоса замирали, шутки обрывались на половине. Доверие вещь хрупкая и Остин понимал, что придется его заслужить, как и научиться доверять, не всем, но некоторым, если ему нужна помощь вандейцев. Она была остро необходима. Чарльз никогда не верил россказням хвастунов о том, как те выбирались из стана врага в одиночку. Это были бабушкины сказки. Даже самый опытный и отважный солдат не спасется без помощи в чужой, охваченной бушующей ненавистью и идеей, стране. Чарли примостился на грубо сколоченном стуле, вытащил трубку, закурил. Табак был уже не таким крепким, но коммандер умел радоваться малому. Он внимательно выслушал своего нового соратника, мысленно анализируя слова Раймона. Морщина на лбу, говорила о том, что думы Остина, если не сердиты, но безрадостны. Наконец, он заговорил. Заговорил тихо, но четко. Чарльз помнил, что каждое слово, каждая неосторожно высказанная мысль может сказаться плачевно на здоровье присутствующих. - Республиканцы хитры, как лисы в курятнике. Вы знаете, мсье Маруэн, действительно стоит подумать раз, эдак, сто, прежде чем идти на перемирие. Республика сильна - вы, уж простите, в шатком положении. Отряды разобщены, вас не так много, как вы бы хотели. Вы сильны духом, это не мало, но если брать каждого по отдельности – слабости найдутся у всех. Даже у вас. Вы знаете, что комиссар навещал мадмуазель Джудит? По счастью, я находился неподалеку. Тот еще лис. Таких врагов стоит остерегаться. Вы ведь ее знаете, не так ли? Как и мсье Вильнев. Похоже, наш общий недруг решил воспользоваться родственными связями. Комиссару известно, что вы побывали в поместье девушки. Наверняка, вы слышали про декрет о заложниках. Так вот, будьте уверены, что Рено им с удовольствием воспользуется. Для него одной головой больше, одной меньше – он смотрит на них, как на переспелые яблоки в осеннюю пору – с надоедливым пресыщением. – Чарльз едко усмехнулся и продолжил. - Даже, если эта головка ни в чем не повинной Джудит – ему все равно. Лишь бы укротить шуанов. Это я говорю к тому, что вы должны либо до конца верить в вашу идею и победу – отринув все, либо быть готовыми, что возможные переговоры могут быть более суровыми, чем вы ожидаете.
Раймон де Маруэн: Маруэн слушал рассуждения нового друга, изредка кивая в знак согласия. Англичанин говорил правду. Немногочисленные отряды роялистов, уцелевшие после двух лет кровавой войны, действительно не могли найти общий язык, чтобы объединиться для окончательного боя или примирения. К тому же, из-за Ла-Манша давно не приходило указаний и лидеры шуанов, тяготясь бездействием, все чаще ополчались друг на друга. За примером далеко ходить не приходилось - стоило вспомнить недавний разговор с бароном де Вильневом. Между тем, с губ Остина слетело хорошо знакомое Раймону имя и Маруэн замер, на миг забыв об остальном. В голове эхом раздавалось: "Комиссар навещал мадемуазель д'Арсон... Навещал мадемуазель д'Арсон... Навещал... Комиссар?!" В голове две части головоломки моментально сложились в одну: Джудит, в доме которой был Чарльз, и кузина Бернара де Вильнева, пленившая Маруэна глазами ундины и отчаянным нравом – одно лицо. Каким-то чудом ей удалось избежать ареста, но над ней нависла смертельная опасность. Если барон не сложит оружие, его двоюродную сестру ждет плаха – в полном соответствии с одним из людоедских законов нового времени. Этого нельзя допустить. Маруэн схватил со стола пакет, резким движением сорвал печать и впился взглядом в ровные чёрные строчки. В жилище командира шуанов, несмотря на день, царил полумрак, и чтение отозвалось резью в глазах, но Раймон не отрывался от бумаги. Время стоило очень дорого, любое промедление, откладывавшее переговоры с республиканцами, могло обернуться лишними смертями. Комиссар не знает жалости, он готов остановить шуанов ценой жизней невиновных людей, в том числе прекрасной женщины, вырвавшей из лап смерти одного из своих врагов в синих мундирах… Окончив чтение, Раймон тяжело вздохнул. - Посмотрите, мистер Остин, - сказал он тоном бесконечно уставшего человека, - наши английские друзья вместе с оружием передали приказ выступить против синих. В то время как в Лондоне прекрасно известно, что это лишь продлит агонию и сделает наши ряды еще меньше. Вы были тысячу раз правы, когда говорили о том, что мы слабы и разобщены. Да, среди нас есть чистые сердцем фанатики, вроде моего друга де Вильнева, которые скорее умрут с оружием в руках, чем уступят синим хоть на миг. Я же не верю, что остатки инсургентов способны изгнать со своей земли республиканцев, как бы ненавистны те ни были. Наши враги вооружены и у них есть прекрасные командиры, вроде Юмбера и Гоша. За нами – опустошённая войнами Бретань и тени Кателино, Лескюра, Ларошжаклена и других благородных людей, веривших в победу. Я не хочу напрасных смертей, Остин. Я знаю, кем меня сочтут наши товарищи в Бретани и за Ла-Маншем, но я не подчинюсь приказу и не подниму оружие против синих. Я уже начал искать пути к переговорам с комиссаром, поручив Ортанс Дюбуа тайно подбросить ему моё письмо, и встречусь с ним во что бы то ни стало. Попытка установить перемирие – то немногое, что я могу сделать для своих людей, для их родных, которым грозит участь заложников, и… - взгляд Маруэна заметно потеплел, - для той женщины, в доме которой вы недавно нашли приют.
Чарльз Остин: Чарльз отложил трубку, выпустив дым из ноздрей, напоминая сейчас злого огнедышащего дракона. Как пойти в наступление? Как бросить все силы на разгромление республики? Остин слушал Раймона и не верил. Он рисковал собственной жизнью, больше того – он рисковал жизнью своих людей и все это, ради чего? Доставить приказ, гласящий – незамедлительно сложить свои головы на баррикадах? Господи, англичанин многое повидал за годы своей службы короне, но доставлять подобные приказы, преступные приказы ему приходилось впервые. - Это бессмысленно, - с трудом выговорил он, бросая ненужный уже листок бумаги на грубый, необтесанный стол. - Бросить вас в жернова. Зачем такие чудовищные жертвы? – недоумевал он. – Ведь каждому понятно, что сопротивление истощило себя, и переговоры были бы самым разумным вариантом. О чем думали ваши толстопузые лидеры, сидя в спокойном Лондоне? Коммандер позволил себе вспылить. Не любил он, когда его собственные командиры вели себя не просто глупо – бесчестно, а Чарльза сейчас только и поддерживала, что собственная честь. Честь и теплые воспоминания о рыжем воробышке. Остин снова набил трубку. Снова закурил. В комнате повис сизый, едкий дым, но Чарльз, словно не замечал того, что в хижине уже топор можно вешать – он думал, мысленно перечитывал приказ и не мог поверить. «Да почему собственно-то – нет?» - отругал он себя. Война, по другую стороны Ла-Манша, для многих – обыкновенная партия в шахматы. Когда не видишь крови, не ощущаешь на собственное шкуре ударов приклада и обжигающего поцелуя свинца – все кажется простой игрой. Интересно, что почувствует братец Брассара, прожигающий остатки состояния на его родине, когда узнает, что его брат, Жиль, был расстрелян холодным декабрьским днем? Заплачет? Быть может, а потом просто разопьет бутылку шампанского и утешится. - Чертовы радетели за свободу Франции, - выругался Чарли. – Сердобольные восторженные шуты. Остин взлохматил курчавые темные волосы, собираясь с мыслями. Нужно было что-то предпринимать. Решаться. - Да, Раймон, ты прав, ты абсолютно прав. Триста акул им всем в задницу, хотя вполне хватило и одной, но подчинится этому приказу – отправить себя на дно кормить рыб. И не только себя. Чарльз вскинул на Маруэна серый, стальной взгляд. - От вашего решения зависят судьбы ваших людей, – он помедлил. - Судьбы тех, кто вам дорог. Каждая смерть должна быть оправдана, - высокопарно продолжил коммандер. – Война – это лишь умение вовремя договориться. Да, быть может, я слишком много болтаю, как пьяный боцман, но я с вами, мой друг. Сен Брие мне уже знаком. В переговорах участвовать тоже приходилось. Есть ли там люди, помимо мисс Ортанс и мисс Джудит есть ли кто-то, кому мы могли бы довериться? - спросил коммандер. – Хотя знаете, сейчас, именно в эту минуту, я бы с удовольствием замутил шторм в трюме. Чарльз ухмыльнулся. - Говоря языком сухопутных крыс – не мешало бы промочить горло.
Раймон де Маруэн: Маруэн не верил тому, что слышал. После того, как он едва ли надеялся найти единомышленника среди других командиров повстанцев, единомышленник отыскал его сам, оказавшись иностранным офицером. "Вот ведь как, - подумал Раймон, грустно усмехнувшись, - англичанин Остин сумел понять то, что не хочет брать в голову непримиримый де Вильнев, да и не он один…» Внезапно в голове Маруэна мелькнула идея, подсказанная красноречивым Чарльзом. В Сен-Брие помощи искать было решительно не у кого. Не втягивать же в очередной раз в опасные игры бойкую Ортанс или Джудит, о судьбе которой Раймон тревожился с того момента, как покинул ее поместье! Однако оставался барон де Вильнев, которого можно было попытаться переубедить с помощью ораторских талантов Чарльза. Если к увещеваниям Раймона Бернар оставался глух, то, возможно, речи посланника роялистской верхушки окажутся более весомыми? - Я рад, что мы с тобой сошлись во мнениях, Чарли, - сказал Маруэн, подойдя к полке над камином и снимая оттуда два небольших стакана и бутылку белого вина. Ее в числе прочих вещей шуаны отобрали у отряда синих, разгромленного под Керно в тот памятный день, когда Раймон впервые оказался в поместье Джудит д'Арсон. Перед глазами мигом встал тонкий силуэт в ореоле разметавшихся по плечам волос, но предаваться романтическим грезам сейчас не стоило. Возвращаясь за стол к собеседнику, командир шуанов плеснул вина ему и себе, посетовав, что в быту повстанцев нет места изящным бокалам и куртуазным разговорам, а затем распахнул настежь окно. В помещение ворвался зимний ветер, пахнущий морозной хвоей и порохом отдаленных выстрелов, и Маруэн, вдохнув свежий запах, заговорил: - Я знаю, Чарльз, кто может нам помочь. В нескольких милях отсюда, под Керно, расположился со своими людьми барон Бернар де Вильнев – талантливый военный, один из самых влиятельных командиров наших отрядов и мой добрый друг. Умнейший человек, но упрямее него не найдется никого во всей Бретани. К несчастью, мы с ним не сошлись во мнениях по поводу перемирия с республикой. Бернар намерен воевать до конца, не веря в поражение, и, признаться, я испытываю уважение перед подобной силой духа. Но влияние барона на наших товарищей настолько велико, что они будут сражаться вместе с ним, пока не погибнут. Я не хочу этого, Остин! И поэтому я прошу тебя помочь мне перетянуть де Вильнева на нашу сторону. Тогда мир с республикой приблизится, а война, то затухающая, то разгорающаяся, наконец-то окончится. Разгорячившись не то от вина, не от представившейся картины о том, как Бернар де Вильнев внимает доводам гонца из Англии, Раймон прибавил: - Отдыхай и набирайся сил, Чарли! Решено, через несколько дней мы отправляемся к де Вильневу. Как бы упрям он ни был, он не может не внять голосу разума. Если мы сможем его переубедить, половина дела будет сделана. И наши толстопузые лидеры, - Маруэн улыбнулся, процитировав меткое выражение Остина, - со временем поймут, что неразумно ввязываться в бой, исход которого заранее ясен.
Раймон де Маруэн: Ни Остин, ни Маруэн не намеревались откладывать дело в долгий ящик, поэтому через два дня, двадцать девятого декабря, они направились в ставку барона де Вильнева. Шли пешком – два всадника могли бы привлечь внимание оказавшихся поблизости республиканцев и разделить участь бедняги Лозье, упокой Господи его душу! В дороге оба мужчины молчали. Не только для того, чтобы быть незамеченными, но и чтобы лучше обдумать предстоящий разговор с самым непримиримым из шуанских командиров. Маруэн, хорошо знакомый с Бернаром де Вильневом, вспоминал их последнюю беседу, произошедшую после очередного разгрома республиканского отряда. Тогда барон, еще больше уверившись в будущем триумфе, говорил о скором возвращении прежнего флага над Бретанью. Раймон, напротив, полагал, что эта победа – выигрыш в тактике, но поражение в стратегии. Каждое столкновение с синими будет усугублять и без того огромную пропасть между двумя воюющими сторонами, а чтобы поставить противнику шах и мат, у повстанцев не хватит сил. На помощь из Британии Маруэн больших надежд не возлагал. Лондонская верхушка роялистов слишком напоминала врача, который дает больному ровно столько снадобья, чтобы продлить жизнь, но не излечить болезнь окончательно. К тому же, Раймон в последнее время не раз ловил себя на мысли, что боится погибнуть в очередном столкновении с республиканцами до того, как состоятся переговоры о перемирии. Смерти он не боялся, нет. Но было бы печально умереть, не осуществив свою главную цель и не увидев напоследок мадемуазель д'Арсон. Шедший рядом Остин сосредоточенно думал о чем-то своем и Маруэн, глядя на него, мысленно просил святого Ива, покровителя Бретани, чтобы красноречие англичанина оказалось сильнее убеждений барона де Вильнева. Хотя одним ударом пробить такую стену было нельзя, Раймон надеялся, что Бернар задумается, услышав вести из Англии от очевидца. Между тем, дорога подошла к концу. В лагере де Вильнева Маруэна знали как друга и соратника командира, поэтому его и Остина встретили довольно радушно. Пока прибывших расспрашивали о том, как им удалось добраться до Керно живыми и невредимыми, и предлагали им горькую можжевеловую настойку, скорый на ногу юнец с неровно пришитой на шляпу белой кокардой, отправился за бароном. Раймон глубоко вдохнул, готовясь к разговору, обещавшему быть нелегким.
Бернар де Вильнев: За те десять дней, что прошли после расставания двух командиров, отряд де Вильнева успел, разбив республиканцев под Керно, пройтись рейдом до границы департамента и даже пересечь ее, наведавшись в соседний Морбиан. Там Дюверже встретился с еще одним бароном, Комартеном, возглавляющим штаб шуанов в отсутствие графа де Пюизе, а так же с Кадудалем и Буасарди. Все они ждали известий из Лондона, но курьеры запаздывали, в проливе штормило, и связь между двумя штабами роялистов сделалась особенно нерегулярной. Да чего там говорить о Лондоне, если даже связь между партизанскими отрядами, сражающимися на территории одной провинции, действовала с перебоями. Единственный связной, которого Маруэн отправил к барону, так и не добрался до цели, так что Бернар прибывал в счастливом неведении относительно событий на Подкове Дьявола. Да и в поместье д’Арсонов тоже. Вильнев был рад по возвращении обнаружить, что Керно не постигла месть синих. Он не мог с уверенностью судить, то ли его записка подействовала на республиканцев столь чудесным образом, то ли новая власть уже не так кровожадна, как диктатура Робеспьера. Но в любом случае был благодарен своим врагам за то, что на этот раз они не последовали в Бретани традициям адских колонн Тюрро, разорявших Вандею. Лесная база партизан, отстроенная неподалеку от Керно в самом сердце Лоржского леса тоже оказалась нетронутой. Именно там сейчас шуаны угощали Маруэна и Остина незаменимым зимой в лесу горячительным. - Раймон! Десятидневной давности разногласия между старыми друзьями были забыты, смазанные последовавшими сражениями, маршами и новыми сражениями. По крайней мере со стороны Дюверже. Так что сейчас он приветствовал Маруэна чистосердечно и не скрывая радости. Если Вильнева можно было сравнить с Дон Кихотом Лоржа, то место Санчо Пансы при бароне занимал старый Гионик. Который, впрочем, ничем не напоминал жизнерадостного упитанного кастильца, и более походил на сурового лесного духа. Тенью следующего за Бернаром. Папаша Жагю немедленно признал в спутнике Маруэна «не местного» и одарил английского коммандера подозрительным взглядом, в свое время неприятно поразившим Джудит. - Рад, что нашел время заглянуть, - продолжал между тем Дюверже, протягивая Раймону руку. – Ты без обоза? Шторм опять не дал нашим английским друзьям причалить? А это кто с тобой?
Чарльз Остин: В этот раз Чарльз знакомился с Францией не по роскошным приемам, которые устраивались в прежние времена, а по узловатым тропинкам и колючему ветру, серому безразличному небу и горячему свинцу, который встретил его так гостеприимно у Подковы Дьявола десять дней назад. Дорога в лагерь Вильнева была долгой, но не показалась Чарльзу утомительной. Мысли его помогали скрасить однообразие дороги. Коммандер недоумевал приказу, который он, наконец, доставил ценой таких усилий. Да, быть может, для самих французов, роялистов, людей потерявших на этой войне слишком многое – приказ показался бы здравым, разумным, в какой-то степени даже вдохновляющим, но для Чарльза, до сей поры сражавшегося по ту строну Ла Манша, все казалось очерчено черными красками. Времени было предостаточно, чтобы обдумать каждую строчку. И чем больше коммандер размышлял, тем больше у него возникало вопросов. Высадка десанта в помощь роялистам зимой, в месяцы, когда море было неспокойным и злым, казалось ему не просто нелепой, а попусту глупой. Ему ли было не знать, человеку, который в море провел больше времени, чем на суше, как опасны бывают зимние штормы. Хмурые мысли отравляют душу. Вот и Чарли был мрачен, когда они, наконец, добрались до лагеря очередного предводителя шуанов. «Все они обречены», - с тоской подумал он, следуя за Маруэном. - Все до одного». Встретили их радушно. Французская речь и шутки впивались в сознание коммандера, оставляя почему-то горькое послевкусие. Даже можжевельная настойка не вернула коммандеру былого оптимизма. - Раймон! Остин сумрачно посмотрел на человека, который, судя по всему, и был главным вдохновителем шуанов и ярым противником перемирия. Что ж, коммандеру были знаком подобный склад людей. И это, не придавало ему энтузиазма. - Я тот английский друг, которому все-таки посчастливилось выжить у берега Сен-Брие. Прием был радушным. Мои люди досыта наелись французским свинцом. Хотя, - Чарльз ухмыльнулся, – свинец-то, скорее всего, был английским. Коммандер выпрямил спину, подмигнул папаше Жагю в ответ на его мрачный взгляд, а затем представился: - Чарльз Осин, коммандер английского флота. Ваш британский связной, что попал в неожиданную засаду. Чудом остался жив. Привез пакет с другого конца пролива.
Бернар де Вильнев: - Выжить? Вильнев был сообразительным, а главное опытным, человеком, так что у него хватило ума сходу уяснить, что отряд Маруэна, похоже, не был столь удачлив в боях, как его собственный. И английского оружия, на которое многие имели неосторожность рассчитывать, тоже не предвидится. Что ж, не впервой, обойдемся своими силами. - Барон Бернар де Вильнев, командир этих людей, - в свою очередь отрекомендовался он англичанину, сделав при этом кивок в сторону своих «владений»: лагерь выглядел большим и оживленным, слухи о поражении синих у Керно, как водится, мгновенно разлетелись по департаменту, и к отряду Дюверже во время его рейда стали массово присоединяться крестьяне. «Оружие новобранцам пригодилось бы, – вновь подумалось барону. - Очень. Но его не будет. Придется снова охотиться за обозами». В любом случае вряд ли он может упрекать за это неудобство своего гостя. Скорее «благодарить» расторопного противника. Который тоже не сидит, сложа руки. - Вы даже не представляете, коммандер Остин, как много людей и с каким нетерпением ждут связного из-за пролива. То есть вас. Рад, что судьба вас хранила. Идемте, поговорим там, где нам никто не помешает... Обещая разговор в укромном месте, предводитель шуанов позвал своих гостей за собой в довольно неожиданное путешествие. Остановившись у присыпанного прелой листвой холма, он негромко окликнул кого-то невидимого, не по-французски, а на языке, унаследованном местными жителями от своих кельтских предков. И в ответ на этот оклик перед мужчинами распахнулась сплетенная из ивовых прутьев крышка лаза, ведущего под землю. Вместо непроглядной темноты, там, где-то вдалеке, брезжил теплый свет. - У бретонцев есть много легенд о таинственном лесном народце. Сейчас мы у него в гостях. Эти пещеры тянутся на много лье. Правда построили все это не фейри, а разбойники. Еще в начале века. А теперь унаследовали мы. Бретань постоянно против чего-то бунтует, - усмехнулся барон. – Спускайтесь смело, это надежное убежище.
Раймон де Маруэн: Барон де Вильнев оставался верен себе и тем, кого он считал друзьями. Тем не менее, искренняя радость в его глазах и голосе больно кольнула Маруэна в сердце. Нежелание скрещивать копья с Бернаром боролось с мыслями о войне, которая каждый день уносит чьи-то жизни в Кот-дю-Нор. Что же, выбор так выбор: либо проверенная временем и скрепленная общим делом дружба, либо хрупкий мир с республиканцами. Раймон знал, куда склонится для него чаша весов, но в глубине души боялся себе в этом признаться. Узкий подземный ход вилял и петлял, то сужаясь, то расширяясь, пока не привел троих мужчин в укрытие, будто сошедшее со страниц древней легенды. Вековой мрак, царивший под землей, рассеивали факелы на стенах, сиденьями служили несколько Бог весть как оказавшихся здесь валунов. Маруэну некстати вспомнилось старое сказание о спящем под землей зачарованным сном волшебнике Мерлине, обманутом хитрой волшебницей. Верно, он залег в такой же пещере, ожидая вместе со своим королем рокового для Бретани мига. До которого, быть может, осталось совсем немного. Для Раймона же его Судный день уже начался. Маруэн знал, что выйдет из-под земли предателем – по отношению к другу или по отношению к своим людям. Начинать беседу не хотелось, но молчание слишком давило. Поэтому пришлось начать издалека. - С того момента, как мы расстались в поместье мадемуазель д'Арсон, Бернар, многое случилось. Об опасностях, которые пришлось ему пережить, коммандер Остин расскажет сам, я же сообщу тебе об участи твоей кузины. Утром двадцатого декабря, уже покинув ее дом, я стал невольным свидетелем ареста Джудит республиканскими солдатами. К счастью, ее не задержали надолго, и сейчас она смогла вернуться в свой дом в Сен-Брие. Однако над бедной девушкой нависла новая беда: к ней приходил комиссар Рено, местный чрезвычайный уполномоченный, и пригрозил декретом о заложниках. Свидетелем этому был присутствующий здесь Чарльз Остин, которому чудом удалось бежать из тюрьмы и найти укрытие в доме д'Арсонов в Сен-Брие.
Бернар де Вильнев: После слов Маруэна под сводами подземной пещеры снова воцарилось молчание. Слышно было, как потрескивают факелы, и где-то далеко, приглушенная толщей ставших приютом роялистов недр, неторопливо струится старинная бретонская песня. Digedélonla P'edon war bont an Naoned An deiz all o kanañ Digedélonlénik An deiz all o kanañ Digedélonla Digedélonla me gwelet ur plac'h yaouank War ar pont o ouelaс Digedélonlénik War ar pont o ouelaс Digedélonla…* По-народному поучительная история о юноше, утонувшем в попытке достать со дна глубоководной Луары девичье кольцо, напоминала о том, что в жизни очень важно соизмерять свои желания со своими возможностями. Наконец, невидимый певец умолк, а Вильнев, наоборот, заговорил. - Комиссар Рено, значит… Рассказать Дюверже о его бывшем сержанте, да еще в таком контексте, было равносильно удару под дых. Так вот кто, оказывается, тот самый эмиссар Барраса, что явился умиротворять Бретань. Рено. Опять Рено. За все в жизни надо платить. За малодушие тоже. Хотя тогда, в Лозье, сам Бернар думал, что это великодушие. В отместку, сожаление о выстреле, сделанном в воздух, а не в человека, будет преследовать его до гробовой доски. А теперь еще и Джудит. Как все быстро, сразу, и… некстати. Он предупреждал ее. Но что проку в словах, когда им противостоят штыки. Даже если бы кузина безоговорочно послушалась его советов, все равно не успела бы уехать. - Давайте сначала поговорим о пакете, доставленном коммандером, - подняв на Маруэна потемневший взгляд, обозначил круг своих приоритетов Бернар. – Я хочу знать, что пишет нам де Пюизе. Если Раймон надеялся услышать что-то другое, что ж… он будет разочарован. Со своими чувствами Вильнев намерен был разобраться потом, в одиночестве. У командира, который ведет людей на смерть, слабостей быть не должно. ----------------------------------------- *Когда я был на Нантском мосту, Я увидел девушку, которая плакала у реки. Я спросил ее, почему она плачет. – Мое золотое кольцо упало в воду, - Ответила она…
Чарльз Остин: Место, куда попал Остин, напомнило ему старые сказки и легенды. Мрак пещеры, её низкие своды и шепчущий ветер - Чарльзу казалось, что вот сейчас, из подземных лабиринтов, вылезет бородатый хмурый гном, с кузнечным молотом на крепком плече. Сумрачный дух земли. Искусство гномов ковать оружие, наверное, пригодилось бы в это неспокойное время, хотя волшебные мечи вряд ли способны были защитить от горячей свинцовой пули. Чарльз молча выслушал мужчин, отметив про себя решительность и решимость обоих. Правда, у командиров шуанов они подпитывались совершенно разными чувствами. То, как легко Вильнев смёл рассказ о личном и перешел к делу, говорило о твердом характере и железной воле. Чувства на войне были не к месту. Коммандер понимал его. Жертвовать чем-то во имя высокой цели – это было даже благородно. Правда, чаще всего, жертвовать приходилось людьми. Своими. Остин запустил руку во внутренний карман плаща. - Новости с другой стороны Ла-Манша весьма решительные, - коммандер протянул барону пакет. - Ваши зовы о помощи, наконец-то, были услышаны. Речь уже идет не о скудном провианте и паре ящиков оружия. Почему-то именно сейчас ваши идейные вдохновители бросают свои силы, чтобы прижать республику. Точнее, чтобы вы бросили все ваши силы. Почему именно сейчас –для мня странная загадка. Видимо роялистам в Лондоне, между шампанским и третьей переменой блюд, захотелось развеять скуку, – прозвучало едко, но Остин не мог сдерживать своего гнетущего недовольства и недоверия.
Бернар де Вильнев: - Когда имеешь дело с чужой войной, она примерно такой и представляется, коммандер, - комментарий англичанина с большой натяжкой показался французу уместным. Что бы ни произошло с мистером Остином на пути в Лорж и в эту пещеру, он оставался на бретонской земле гостем недолгим и случайным. И рассуждает соответственно. – Спасением от скуки между переменой блюд. Если бы вашего короля обезглавила чернь, ваш дом был разорен, а головы ваших друзей украшали пики санкюлотов, возможно, вы бы иначе смотрели на некоторые вещи. Печати на документах были сломаны, из чего Вильнев сделал вывод, что шевалье де Маруэн приказы из Лондона уже прочел. Теперь наступила его, барона очередь. Развернув бумаги и отступив в круг света, очерченный ближайшим факелом, Дюверже жадно пробежал взглядом по витиеватым строкам. Граф Жозеф всегда изъяснялся пространно, даже когда ситуация требовала прямой и ясной команды. Не изменил себе он и на этот раз. - Господи, наконец-то! - воскликнул шуан, добравшись до подробностей скорой высадки десанта. Вернее всего мы верим тому, что созвучно нашим чаяниям, и Вильнев не видел повода усомниться в том, что подспудно смущало английского офицера. Речь о десанте заходила не в первый раз, и барону казалось естественным и закономерным, что пришло время де Пюизе исполнить то, что он так упорно планировал, а англичане, - в конце концов, - решили предоставить французским роялистам давно обещанные корабли. - Вы злоязыкий, но добрый вестник, сударь. Вы читали это, Раймон? При поддержке шести тысяч вооруженных добровольцев и с Божьей помощью мы вышвырнем синих из Бретани еще до наступления весны!
Раймон де Маруэн: - До наступления весны… - задумчиво повторил Маруэн, обращаясь, скорее, не к барону, а к себе. – До наступления весны, Бернар, никого из нас не останется в живых, если мы опять ввяжемся в большую войну с республикой. Ты веришь в шеститысячный десант? Я – нет. Вот рядом с нами стоит коммандер Остин, чьи товарищи совсем недавно погибли на Подкове Дьявола, отправленные туда нашими английскими друзьями. Горсточка отважных моряков да немного оружия – вот и вся их помощь за долгое время. Какое чудо, какая сила заставила бы маркиза де Пюизе всерьез обеспокоиться судьбой Бретани? А республика набирает силу. Ее войска возглавляют генералы Юмбер и Гош, проводящие время в казармах, а не на балах и в салонах английских красавиц. Если войска синих возьмутся сражаться всерьез, то Бретань вновь захлебнется кровью. Я не хочу поднимать оружие, Бернар. Наше время прошло, мои люди устали проливать свою и чужую кровь на войне, исход которой был ясен еще после гибели юного Ларошжаклена. Лучшее, что мы можем сделать для нашей земли – подписать мирный договор с республиканцами. Худой мир лучше доброй ссоры – не так ли говорит древняя пословица? Раймон умолк, глядя в суровые голубые глаза барона де Вильнева. Когда последние слова затихли в воздухе, пещеру ненадолго окутала тишина, даже напев, доносившийся будто из другого мира, затих. Маруэну показалось, что на всей земле не осталось никого, кроме них – неуязвимого в своей вере барона, храброго англичанина, волею судьбы втянутого в чужую гражданскую войну, и его самого, готового пожертвовать всем ради мира в Бретани. Хоть он и казался призрачно-далеким, подобно блестевшему на дне кольцу из бретонской песни.
Бернар де Вильнев: - Вы не верите де Пюизе, вы не верите англичанам, вы не верите своим соратникам по оружию, не верите мне, возможно, не верите себе самому. Кому же вы верите, Раймон? Комиссару Рено, быть может? Верить Рено – одна из тех ошибок, которые ни в коем случае не стоит совершать. Предатель, значит. Вот к чему мы пришли. Сложим оружие, побратаемся с гражданами, забудем прошлые обиды. Бернару казалось, что ему снится какой-то дурной сон. Какой-нибудь крестьянин мог устать от войны, затосковать по семье и пашне. Но даже в крестьянах стойкости сейчас было больше, чем в шевалье де Маруэне, аристократе, в свое время присягавшем королю, ныне казненному, и Франции, которой больше не существует. Полосатая республика не в счет. В иных обстоятельствах малодушие друга разозлило бы Дюверже. Разочаровываться в людях всегда неприятно. Но сейчас у него была надежда, надежда, заключенная в витиеватых строках послания человека, которого шуаны, так или иначе, но признавали за своего лидера. А надежда ценней раздражения. Даже если с поля боя дезертирует толковый солдат, бой еще не окончен. - Знаете что, шевалье… А катитесь-ка вы к дьяволу, - предложил барон со странной улыбкой. – Или к Рено, что практически одно и то же. Кто я такой, чтобы препятствовать вашему выбору. Кто вы такой, чтобы говорить мне, что будет лучше для нашей земли?
Чарльз Остин: Казалось, что в сводах пещеры, где вели беседу два непримиримых друга и англичанин, словно усилился мрак. Два командира, два друга, две абсолютно разные личности. Они словно позабыли, что их общий язык – французский. Не слышали друг друга, да и не хотели слышать. Один - непримиримый воин, готовый драться до последнего вздоха, второй – человек, готовый договориться, больше дипломат, чем солдат. Чарли понимал обоих: одержимость и бескомпромиссность барона, попытку трезво взглянуть на вещи де Маруэна. Вильнев был прав. Это была не война Остина, но на этой земле уже были люди, которые все-таки не были ему безразличны и чужды. И пусть Ла-Манш разделял две страны, две вечно воюющие империи, но в этот раз коммандер пришел сюда не просто как равнодушный связной, не как высокомерный англичанин. - Я хочу вас предостеречь, барон. Я до самого последнего момента не знал, что кроется в этом пакете и содержание его стало для меня сюрпризом. – Чарльз запахнул плащ, чувствуя, как его пробирает зябкость. – Подготовка десанта в такие короткие сроки... – коммандер нахмурился и покачал головой. - Я не мог не услышать хоть каких-то новостей, движений, приказов о подготовке судов. Ведь собрать шеститысячную армию –работа нелегкая: команда, продовольствие, оружие, тактика, знание местности. Всего и не перечесть так сразу. Вам не кажется это странным? Меня это беспокоит. Вы делаете отчаянный шаг, доверяя чернилам. Зимой только безумец взялся бы проводить несколько десятков кораблей по охваченному штормами морю.
Бернар де Вильнев: - Но вы ведь как-то добрались до Бретани, коммандер, - возразил барон. – Значит, нет ничего невозможного. К несчастью, Дюверже был кавалерийским офицером, а не моряком. Даже оставаясь бретонцем и неплохо зная опасную и непредсказуемую природу пролива, насколько ее может знать человек, не ходивший под парусом. К тому же он просто недостаточно хорощо знал англичанина. Для того, чтобы поставить его мнение выше бумаги, скрепленной печатями двух графов, де Пюизе и д’Артуа. Причем последний, вполне вероятно, стал бы регентом спасенной от республиканской заразы Франции, увенчайся операция с десантом тем успехом, на который де Вильнев надеялся. - Вы должны понять, мистер Остин, стратегически зимний десант одновременно и опасен, и даст нам большие преимущества над стоящей на зимних квартирах бригадой Юмбера. Хотя бы потому, что республиканцы рассуждают примерно, как и вы. Они не ждут большой активности от нас, полагаясь на скверную погоду в Ла Манше. Помимо стратегического преимущества, нельзя забывать и о политической ситуации. Среди вождей нового Конвента нет согласия, и многие готовы поддержать возрождение монархии. В том числе и с оружием в руках. Ждать наступления лета – упускать момент и инициативу. Бернар рассуждал о войне, полностью игнорируя даже возможность мира. Перемирие с синими было совершенно вне его системы ценностей. Тем более перемирие с Рено. Тут уже в ход шло личное нежелание иметь дело с комиссаром.
Чарльз Остин: - Я-то? Разумеется, на своем «Орионе», на корабле. Ведь я, к счастью, не Христос, по воде ходить не умею. Но понимаете, барон, одно дело небольшой шлюп, маневренный и незаметный, совсем другое - десяток кораблей. – Остин говорил негромко, все еще помня о том, что где-то неподалеку может все слышать человек, который играл по ту сторону шахматного поля. - Даже в одиночку судно подвергает себя опасности, а прибытие целой эскадры, как ни парадоксально, может сделать их уязвимыми. Взять хотя бы мое прибытие в Бретань. Вы уверены в своих людях, Вильнев? Уверены, что до комиссара не доберутся сведения о десанте и он не примет меры? Узнал же он каким-то волшебным образом, о прибытии моего судна. Моих людей перестреляли как собак, а сам я потом вдоволь угостился кулаками верных псов гражданина Рено.
Бернар де Вильнев: - Ах, вот вы о чем. Подробностей, связанных со злоключениями Остина, барон не знал, но опасения предательства были естественными для участников гражданской войны. С обеих сторон воздвигнутых волей рока, истории, человеческих страстей и заблуждений баррикад. - Нет, в своих людях я не уверен, коммандер, - Дюверже адресовал своему еще несколько минут тому назад другу и соратнику де Маруэну взгляд столь красноречивый, что его трудно было не счесть оскорбительным. - Но, сударь, заботясь об одних, мы губим других. Что по-вашему ожидает участников десанта, если они высадятся в назначенное время в назначенном месте, вступив в противоборство со стихией и одержав победу… А берег окажется пуст? Если мы объединим свои силы – победим. Иначе синие перебьют нас поодиночке. Очень простая математика. И к сожалению, не оставляющая простора толкованиям.
Раймон де Маруэн: - Идемте, коммандер, - тяжело сказал Маруэн, не пропустивший ни слова из диалога Остина и де Вильнева. - Каждый из нас идет по дороге, которую избрал себе сам. Барон сделал свой выбор. Как и я. Раймон шагнул навстречу Бернару, навек оставшемуся по другую сторону баррикад, и заговорил, чувствуя, как на плечи давит невидимая тяжесть: - Вы правы, барон. Не в моей власти учить вас, что делать, равно как и объяснять, что сейчас лучше для Бретани. Но моей последней просьбой к вам будет задуматься перед тем, как броситься на синих с очередным десятком храбрых англичан. Своим упрямством вы, вероятно, подписываете смертный приговор себе и наверняка - семьям всех ваших людей. И мадемуазель д'Арсон, чья вина лишь в том, что она родилась вашей кузиной. Прощайте же, барон де Вильнев! Маруэн покидал пещеру, обуреваемый целым калейдоскопом чувств. Уверенность в своей правоте временами сменялась горьким ощущением от потери близкого друга, а ему на смену приходила тревога за Джудит д'Арсон. Раймон догадывался, что для кузины Бернара де Вильнева он лишь мимолетный знакомый, но чувствовал себя ответственным за ее судьбу. Молодая женщина осталась совсем одна - барона больше заботила вечная война с республиканцами. Помня содержание декрета о заложниках, Маруэн сжимал кулаки в бессильной ярости и просил всех святых, чтобы комиссар нашел его письмо раньше, чем мадемуазель д'Арсон взойдет на эшафот. Между тем короткий зимний день близился к концу и на лес опустились серые декабрьские сумерки. Поднявшись наверх, Раймон чуть отдалился от входа в пещеру и устало прислонился к стволу древнего дуба. Вокруг не было никого - шуаны понемногу устраивались на ночлег, кроме озиравших окрестности дозорных. Лес молчал глухо и недобро, тая в себе тьму опасностей. Неожиданно Маруэн почувствовал себя очень одиноким. Сколько их осталось, близких Раймону людей? Арман Лекерек да новый друг в лице Чарльза Остина - вот и все, не считая бесконечно далекой Джудит д'Арсон. Внезапно Маруэна осенило: коммандер Остин же был у нее в Сен-Брие и знает, где живет женщина, прочно овладевшая сердцем командира шуанов. Спросить бы об этом у англичанина, а потом отправить ей письмо. Мысль эта так воодушевила Раймона, что на его лице появилась улыбка - в первый раз за долгий трудный день.
Чарльз Остин: Чарльз смотрел в спину Раймону, стремительно покидавшего пещеры. Нелегко было видеть, как люди, сражающиеся на одной стороне, за одни идеалы вдруг расходились уязвленные и обиженные. На войне выигрывал тот, кто был сплочен, а об отрядах шуанов Чарльз сказать такого не мог. - Чертовы лягушатники, - выругался он в сердцах. Убеждать и разубеждать каждого Остин не собирался. Знал - это бесполезно. Да и не чувствовал, что имеет на это право. Это была их земля. Одно его беспокоило – странный приказ командования. Чем больше Чарли прокручивал его в голове, тем приходил в большее недоумение. Предатели существовали еще со времен Христа. Ведь именно один из них погубил Спасителя. Один из самых преданных учеников его. Чарли нахмурился. Сомнение его уже готово было перерасти в убежденность. Лживые ниточки могли плестись еще с того самого момента, когда нога его ступала по британской земле. Кто знает, кем на самом деле был подписан лживый документ. На войне только глупец верил в благородство воинской чести. Война – это политика, а измена всегда стояла молчаливой тенью за ее спиной. - Нет, Бернар. Я понимаю, что такое жертвы и сам жертвовал. Ведь я – человек военный. Нам всегда приходится выбирать и выбор наш поневоле делает нас палачами. Я предостерегаю вас от поспешных действий, потому что не доверяю содержанию этого письма. Я был в Англии, слышал новости и просто не мог не знать о такой скорой и значимой подмоге роялистам.
Бернар де Вильнев: - Вы не доверяете содержимому письма, которое сами же доставили? – удивленно переспросил Дюверже. У них выходил странный разговор, и Вильнев приписывал сомнения англичанина «дурному влиянию» малодушия де Маруэна, потому что иные объяснения ему не приходили в голову. - Но вы же его не на улице нашли, - напомнил французский офицер английскому. - Вы не доверяете распоряжению собственного командования доставить эти документы шуанам? Или не доверяете нашему командованию? С какой бы стати, что такого решительно дурного вы можете сказать о дяде нашего короля? Граф д’Артуа был младшим братом погибшего на гильотине Людовика XVI, но Бернар, следуя традициям вандейцев, нынешним королем Франции полагал маленького Луи-Шарля, все еще томящегося в Тампле. И вот ему лидер роялистов-эмигрантов приходился дядей. - Послушайте, вы, как человек военный, знаете, что приказы не обсуждают. Их исполняют. Если бы ваш адмирал приказал вам умереть, вы бы стали спорить? Умирать по приказу – долг солдата, он дает присягу своей стране отдать, если понадобится, за не жизнь. Меня тоже удивляет этот приказ, - барон едва заметно улыбнулся. – Эмиграция так долго бездействовала, что мы привыкли целиком полагаться на свои силы. Десант – это подарок. Неожиданной щедрости. Пакет сегодня же отправится по эстафете дальше, в штаб к Комартену. Посмотрим, что решат остальные наши командиры. Но вы сами видите, коммандер, как Республика боится нас. Если бы мы не представляли для нее никакой угрозы, разве комиссар Рено вспомнил бы о «Декрете о заложниках»? Вильнев брезгливо дернул плечом. Убивать стариков, детей и женщин, чтобы досадить мужчинам – это очень по-республикански. Пожалуй, ничего иного от Рено он и не ожидал. - А вы, значит, познакомились с моей кузиной Джудит? Мир тесен… Я так понимаю, мадемуазель еще не арестована?
Чарльз Остин: Коммандер не разделял воодушевления барона де Вильнева. Рассуждал он здраво, как и положено человеку, ведущему за собой людей. Те видели в нем символ, борца за свободу, видели надежду, что все действительно будет так, как им видится. Монархия восторжествует. Если бы только у Чарли были весомые доказательства своих подозрений. Он всегда прислушивался к внутреннему голосу – странная черта для военного – ведь, прежде всего, он должен был исполнять приказы несмотря ни на что. Сомнение – удел философов. Если бы полководцы сомневались, то не одерживали бы победы. Все это Чарли понимал и сердцем, и умом, но именно собственная рассудочная дотошность и заставляла его, словно остерегаться чего-то. Коммандер вдруг ясно вспомнил, что в комендатуре он все-таки потерял над собой контроль. Отключился и пришел в себя только в камере. Сколько он был без сознания? Все ли время беспамятства он провел в камере? Честно на эти вопросы мог ответить только один человек, но его уже не было в живых. Неожиданный вопрос барона, живой интерес к своей кузине, заставил его отвлечься от раздумий: - Да, мадемуазель д‘Арсон была очень заботлива. Мужественная женщина. Стоять перед гражданином Рено и не дрогнуть – дорогого стоит, – он усмехнулся. – Нет, пока еще она не арестована, но думаю, это ненадолго.
Бернар де Вильнев: - В таком случае, мне, вероятно, стоит поспешить. Его кузина и правда легкая добыча для комиссара. Но лишь в том случае, если она находится в Сен-Брие, а не в отряде самого Вильнева. Конечно, условиями, подходящими для комфортного пребывания в лесу дамы, повстанцы не располагали. Но, по мнению Дюверже, застенки не располагали ими еще в большей степени. Потом верные люди в городской администрации выпишут для Джудит новые документы, он отошлет ее куда-нибудь подальше от войны. Лишиться имени – не такая уж большая потеря, если на кону угроза лишиться жизни. - Скажите мне, кроме визита Рено к мадемуазель, ничего подозрительного вы не заметили? За домом не следят? Сами вы вышли из него свободно? За угрозами комиссара резонно было предположить ловушку, иначе с чего бы Альберу так откровенничать. Значит, самому соваться в город опасно. А отправлять кого-то из отряда в потенциальную западню - недостойно. Если бы планировалась обычная боевая операция, барон не колебался бы. À la guerre comme à la guerre. Но сейчас речь скорее о личном деле. Что ж, придется рискнуть.
Чарльз Остин: - Не могу ничего гарантировать. Я предпринял кое-какие меры, чтобы меня не заметили, - усмехнулся Чарли, вспомнив маскарад и рыженькую хорошенькую девушку. – От комиссара я могу ожидать всего, потому что будь я на его месте, то непременно выставил караул к дому мадмуазель д‘Арсон – слишком уж вы крупная рыба. Он понимает, что рано или поздно вы должны будете о себе заявить. «Декрет о заложниках» метод действенный. Будьте осторожны. А в моих интересах сейчас поскорее добраться до Лондона, мсье. Миссию свою я выполнил, - он кивнул барону. – Здесь очень сырой воздух, вы не находите? Пожалуй, выберусь наружу и проветрю свои старые кости. Остин не сомневался, что Лоржский лес летом, несомненно, прекрасен, но, сейчас, зимой, слякоть, мокрый снег и холод делали его мрачным. Коммандер, снова оказавшись под серым французским небом, ловя настороженные неприветливые взгляды, искал Маруэна. - Вы знали, что все будет именно так, мой друг, - первое, что сказал Чарли, подходя к французу, когда нашел его, в одиночестве стоявшего под сенью могучего дуба.
Раймон де Маруэн: - Знал, Чарли, - отозвался Маруэн, вырванный из своих размышлений вопросом друга. – Бернар… то есть, барон де Вильнев по-прежнему остается фанатиком своей идеи воевать до конца. Такие люди наиболее опасны. Простого возмутителя спокойствия можно переубедить, циника и интригана – переманить, но с уверенным в своей правоте человеком не сделаешь ничего. Видит Бог, Чарли, я пытался удержать барона от смертельного риска. Я не верю ни в помощь из Лондона, ни в успех нашего оружия. Я не знаю, кто более опасен – явный враг в лице республиканцев или тайный, в виде английских роялистских кругов, из которых едва ли кто-то рискнет явиться в Бретань лично. Они хотят отрезать нам все возможности примирения с синими, посылая приказы о выступлении, но разбить их не могут и не желают. Не то чтобы Раймон не был уверен в правильности своего решения, но разрыв с бывшим соратником и другом дался ему нелегко. От этого слова командира шуанов порой напоминали попытку оправдаться - не перед Чарльзом, перед собой. Маруэн ненадолго остановился, переводя дух, и затем снова обратился к Остину. - Что ты намереваешься делать дальше, друг мой? Останешься в Бретани или вернешься в Лондон?
Чарльз Остин: Остин видел – Маруэну нелегко было смириться с неизбежным: разрывом со своим соратником, командиром шуанов и просто давним другом. У каждого была своя правда. У Маруэна – попытаться найти компромисс и положить конец кровавым распрям. У Вильнева – биться до последнего солдата и отстаивать то, что отняла у него республика. Коммандер, как человек, вверивший служению Отечеству собственную жизнь, осознавал, что подпитывало жгучую ненависть барона. Ведь кому, как не ему было знать, что значило отстаивать свою честь и достоинство. Как бы он поступил, окажись на месте командира шуанов? Но Чарльз понимал и отчаянные попытки Раймона избежать бессмысленных смертей. Старый мир рухнул. От его былого великолепия осталась лишь жалкая горсточка отважных людей. Разобщенных, пусть и горячих сердцем. Увы, чтобы сломить республику и положить ее на лопатки, этого было недостаточно. - Раймон, у меня не остается иного выхода, кроме как отправиться в Лондон. Я должен подтвердить или опровергнуть собственные подозрения. Даст Бог – мы еще свидимся. Мой «Орион» еще не раз будет пересекать Ла-Манш, будь в этом уверен.
Чарльз Остин: Свежесть лесного воздуха, завывание ветра, зыбкий туман, застилавший землю, напомнили Чарльзу об Англии и стихии, с которой он связал свою жизнь. Высокие деревья - точно стройные мачты его «Ориона», а шелест леса – шепот моря в ночной тишине каюты. Коммандер скучал. Сейчас, предоставленный сам себе, он осознал, что ему не хватает качки под ногами, скабрезных шуточек его команды и настоящего забористого табака в любимой трубке. Где это все теперь? Прошлое - словно рассказ из давно прочитанной книги, а будущее было еще менее ясным, чем размытые буквы на мокрой бумаге. Чарли любил одиночество, но сейчас тоска по тому, что он потерял, сдавило его дыхание так же крепко как, глоток шотландского виски. Остин не любил, когда на него накатывала безысходность. Спастись от нее можно было либо в хмельном забытье в объятьях пышной красотки, либо в честном мужском разговоре, соизмеряя свою прямоту количеством выпитого, а собеседника - количеством сказанных несмешных шуток. С безысходностью нужно было бороться и, если на красотку рассчитывать не приходилось, то мужское общество обещало развеять хандру. Англичанин готов был даже разговориться с медведем, только бы не быть в одиночестве. Впрочем, Россия была далеко. Чарли окончательно устав от промозглого ветра, исполосовавшего, казалось, все его кости, вернулся в пещеры. - Жаль, что вам так и не удалось договориться, - ему и в самом деле было искренне жаль, что командиры шуанов не смогли найти общего языка. Наверное, они оба понимали, чем это несогласие может обернуться для обоих отрядов, но это был их выбор. – Для меня же я не вижу более разумного выхода, как вернуться в Лондон. Разумный выход? Тетушка Агнес сказала бы, что он попросту сбрендил.
Бернар де Вильнев: - Я полностью согласен с вами, коммандер. Дюверже встретил вернувшегося англичанина довольно сухо. Он прекрасно запомнил брошенное Раймоном «идемте, коммандер», и предполагал, что мистер Остин покинет его лагерь вместе с Маруэном. Однако, этого не произошло. Есть ли смысл задаваться вопросом, почему именно? Английский офицер хочет поскорее вернуться к своим соотечественникам? Странно было бы осуждать его за это. Он полагает, что барон де Вильнев может как-то ему в этом посодействовать? А вот тут все далеко не так просто… - Так что мне заранее жаль вас разочаровывать. Раз вы не смогли вернуться в Англию на своем собственном корабле, подыскать вам иное судно может оказаться затруднительно. Не бойтесь, я не предлагаю вам остаток жизни провести в лоржском лесу, - командир шуанов натянуто улыбнулся, прекрасно понимая сомнительную ценность подобной шутки. - Контрабандисты все еще курсируют через пролив. Но далеко не так часто, как нам бы того хотелось. Виной тому погода и республиканские патрули, прочесывающие побережье. С появлением в департаменте нового чрезвычайного уполномоченного, боюсь, ситуация только ухудшится. Бернар хорошо знал хватку Рено, и не сомневался в том, что его «старый друг» возьмется за умиротворение Бретани на совесть. Любыми доступными ему средствами. - Она уже ухудшилась, что вы, кажется, имели несчастье испытать на собственной шкуре. Поэтому какое-то время вам придется влачить сухопутное существование в обществе французов, вроде меня или Раймона. Селяви, мистер Остин. Если появится подходящая оказия отправить вас домой, не сомневайтесь, мы ею воспользуемся. А пока… Вообще говоря, тут довольно безопасно, если не соваться на рожон. И возможно мне даже удастся организовать для вас дамское общество. Если уже знакомая вам мадемуазель д’Арсон согласится покинуть Сен-Брие.
Чарльз Остин: - Благополучие мадемуазель д’Арсон висит на тоненькой ниточке. Она рисковала, укрывая меня в своем доме. Во Франции женщины более отважны, чем в моей родной Британии. Это я признаю, - усмехнулся коммандер. – Кстати, Бернар, вы знали, что дочь мэра Дюбуа, Ортанс, является связным Маруэна? Это благодаря ей я был вызволен из застенок. Уж не знаю, как ей это удалось, но девчушка, переодевшись желторотиком, увела меня буквально из-под носа Рено. Отважная, очень храбрая девушка. Вам бы не помешал человек в городе. Если вы не против моей компании, то я готов сопровождать вас. Ведь вы не явитесь в Сен-Брие всем отрядом, ведь так? А надежный человек под рукой всегда пригодится.
Бернар де Вильнев: - Да? – озадаченно переспросил шуан. То, что женщинам свойственен героизм не менее, чем мужчинам, не было для Дюверже секретом. Матильда де Людр, сражавшаяся в Вандее наравне с отцом и братьями, Лютеция, снабжавшая информацией подполье роялистов в Париже, даже его кузина, как выяснилось, укрывала у себя в доме сбежавшего от Рено англичанина. И все же история о мадемуазель Дюбуа звучала невероятно даже на фоне того, что Бернар знал об участии нежных дочерей Евы в гражданской войне. - Вы хотите сказать, что она, эта Ортанс, вызволила вас из плена сама, без всякой посторонней помощи? И она, значит, дочь мэра Сен-Брие…. «Дюбуа» было для де Вильнева просто именем. С человеком, стоящим за этим именем, бывший барон если и встречался, то не спешил вспоминать. Впрочем, его семейство никогда не жило в Сен-Брие, - владения Вильневых располагались возле Ламбаля, - и никогда не славилось той демократичностью нравов, что отличало, например, д’Арсонов. - … и, я так понимаю, хорошо знакома с моей кузиной? – завершил свои умозаключения роялист, и они отчего-то ему не понравились. Джудит Бернар не доверял. Даже понимая, что казнь отца вероятнее всего навсегда отвратила молодую женщину от республики. Но мадемуазель д’Арсон хотя бы аристократка, а мадемуазель Дюбуа, судя по всему, нет. Помогая шуанам, она ставит под угрозу репутацию, а может быть и жизнь своего отца. Почему? - Знаете, коммандер, я бы с огромным удовольствием заявился в Сен-Брие всем отрядом, а лучше даже в компании господ Кадудаля и Комартена, и сменил бы цвет флага на ратуше. Но… Не на этот раз. А от вашего общества я не откажусь в любом случае.
Чарльз Остин: Чарли задумчиво провел ладонью по обросшему щетиной подбородку. - Представьте мое удивление, когда я понял, что под мундиром скрывается хрупкая рыжеволосая девочка, - рассмеялся коммандер. - Сюрприз оказался неожиданно приятным. Честно – я был даже немного смущен, ведь я успел уже затравить парочку совсем нескромных анекдотов. А я-то недоумевал, отчего же этот желторотик, так краснеет и так на меня смотрит глазами, аки синие блюдца из сервиза моей тетушки Агаты. Жаль, что женщинам запрещено воевать, пожалуй, толк бы все же был. Мы даже и не подозреваем, какая сила скрывается за всеми этими шпильками, лентами и вышиванием. «Взять хотя бы моих тетушек», - добавил он про себя, останавливая проснувшийся вдруг поток красноречия. Воспоминание о побеге, воспоминания на холодную, не воспаленную лихорадкой голову заронили в коммандере думы, которые он гнал от себя в доме Джудит. Тогда было достаточно простого понимания, что ему удалось избежать казни, а мысли были сосредоточены на предстоящем побеге. Вильнев, сам того не осознавая, пробудил в нем подозрения. Не слишком ли он легко поверил в то, что молодая девушка без посторонней помощи смогла организовать побег военнопленного? Чарльз нахмурился, припоминая, что с его воробышком был еще один субъект в синем мундире. Кто он? Пособник шуанов или же влюбленное робкое сердце, которое не устояло перед обаянием мадемуазель Ортанс? Чарли не отбрасывал ни того, ни другого – жизнь штука удивительная, но все могло оказаться прозаичнее, как царапины на грубо сколоченном столе. Англия могла дать ему ответы на вопросы, но, быть может, и Ортанс способна была ответить на некоторые из них? Коммандер бросил на Бернара взгляд, в котором уже читалось не только живая гусарская удаль, но и некоторая угрюмость. - Ортанс помогал синемундирник. Не помню, как его имя. То ли Буваре, то ли Боре, тогда, увы, я не был способен делать здравые умозаключения, - но память вдруг оживила темное забытье. Чарли хлопнул себя по колену и поспешил добавить: - Я вспомнил, что говорила Ортанс. Это был тот самый солдат, с которым встретились шуаны в поместье мадемуазель д‘Арсон. Она спасла их от гибели, потому что ваши соратники вознамерились с ними разделаться. Этот солдат, - недолгая пауза, и коммандеру все же удалось выудить из закоулков памяти имя. – Буайе. Да, точно – Буайе. Со слов мисс Дюбуа он помог мне в благодарность сохраненной собственной жизни и жизни его товарища. Такая вот удивительная сделка с совестью.
полная версия страницы