Форум » Зарисовки партизанской войны » Мошенничество - это хорошая сделка, столкнувшаяся с плохим законом » Ответить
Мошенничество - это хорошая сделка, столкнувшаяся с плохим законом
Симон Кадье: Время: 29 декабря 1794 года Место: город Сен-Брие Участвуют: Альбер Рено, Симон Кадье, Джудит д'Арсон
Ответов - 29, стр:
1 2 All
Симон Кадье: Гражданин, который прибыл в Сен-Брие в большом дорожном экипаже около полудня 9 нивоза, являл собой наглядную иллюстрацию тому, что в республиканской Франции все еще существует представление о моде, и некоторые мужчины если и не следуют ей безоглядно, то все же предпочитают быть хорошо и дорого одетыми. Прекрасного покроя вишневый сюртук, белоснежная сорочка, безукоризненно аккуратно повязанный шейный платок незнакомца давали понять, что он знает себе цену, а свободно распущенные волосы (вместо подвязанных лентой на старый дореволюционный манер) и небольшая трехцветная кокарда в петлице выдавали приверженца новых демократических порядков. Самому месье, а вернее и точнее, гражданину было на вид немного за сорок, природа наделила его крепким телосложением и крупными чертами лица, так что какой-нибудь злопыхатель из «бывших» мог при случае заподозрить, что, не смотря на дорогую одежду и представительный вид, благородством происхождения этот человек не отличается. Добравшись до здания городского совета, приезжий справился там о гражданине Рено. И, узнав, что последний предпочитает мэрии комендатуру, иронично приподнял брови. Да, ему, конечно же, говорили, что в департаменте объявлено военное положение, но пробираться через солдатские кордоны, чтобы повстречаться со слугой народа… Право же, в девяносто третьем в Париже дело было обставлено куда демократичнее. Эта ирония словно прилипла к лицу парижанина. Во всяком случае когда он через полчаса входил в импровизированный кабинет гражданина чрезвычайного уполномоченного, отголоски недавних ироничных умозаключений все еще поблескивали в глубине темных глаз столичного гостя.
Альбер Рено: Одной из обязанностей комиссара было принимать посетителей. Люди извечно приходят жаловаться представителям власти. На других представителей власти, а так же на должников, кредиторов, соседей, врагов, друзей и членов семьи. На холодную зиму, жаркое лето, бурное море и вселенскую несправедливость. Такова человеческая природа. Порой человеку жизненно важно просто выговориться. А с тех пор, как республика попыталась отделить церковь от государства, и возможность исповедоваться стала менее доступной, катастрофически возросло число доносов и ходоков к властям. С этим положением вещей решительно было невозможно бороться, и Рено пришлось смириться. - Гражданин Кадье, - сообщил секретарь. – По вопросу недвижимости «бывших» и прочей республиканской собственности, выставленной на национальные торги. Альбер обладал вредной привычкой захламлять рабочий стол рабочими же бумагами, поэтому пока гражданин Кадье просачивался в дверь, комиссар был занят тем, что освобождал место для очередной порции документов, которые наверняка прибыли вместе с посетителем. По вопросу, значит, недвижимости «бывших». На ум тут же пришла гражданка д'Арсон, видимо как чуть ли не единственная «бывшая» в департаменте, не находящаяся в эмиграции или в лесах с партизанами. - Обустраивайтесь по своему вкусу, гражданин Кадье, - приветствовал гражданин чрезвычайный уполномоченный своего очередного посетителя. Обстановка кабинета не располагала к большим удобствам, но пара стульев в распоряжении визитеров все же имелась. – Чем могу помочь?
Симон Кадье: Кадье, кстати имя парижанина было Симон, сделал именно то, чего ожидал от него комиссар. Протянул Рено большую папку с бумагами. - Не стану без толку отвлекать вас от дел, гражданин комиссар. Буду краток. Тут выписки из государственных архивов, касающиеся вашего департамента. Что и когда было конфисковано, у кого и по какому случаю. Моя задача проверить состояние имущества, обновить реестр и представить комиссии соответствующий отчет. Может статься, что что-то не было учтено, или не все документы добрались до столицы. Сами понимаете, порядок у нас еще не всегда и не везде. Так же мне нужно будет определить и составить список перспективных объектов для торгов. Распродавать дома и имения за бесценок – не в интересах республики. У меня имеются все необходимые документы, - Кадье протянул Рено в дополнение к папке еще и конверт. – Но мне бы желательно получить завизированные вами полномочия, и… - говорящий на мгновение замялся, - силовую поддержку, гражданин. Полагаю, мне придется много разъезжать по окрестностям. А у вас, говорят, неспокойно.
Альбер Рено: - То есть солдат? – уточнил Альбер. – Вы смелый человек, гражданин Кадье. Если настроились «разъезжать по окрестностям». А граждане из направившей вас комиссии по-моему плохо представляют, с чем вам придется иметь дело. Пока не прекратится восстание, не уверен, что на торгах удастся что-то выгодно продать. Комиссар принялся просматривать документы приезжего. Порядок есть порядок. Ничего подозрительного его поднаторевший в выявлении подделок взгляд не обнаружил, и Рено взялся за перо. - Свидетельство о благонадежности я вам сейчас завизирую. Распоряжение о всевозможном содействии составлю… Строки привычно сползали с кончика пера на бумагу, и финалом этого почти магического действа стала сурового вида печать с новой государственной символикой и напоминанием о свободе, равенстве и братстве. Свободе в такой строгости было, кажется, не совсем уютно, но в тесноте братства о каком уюте может быть речь… - Я б начал вашу опись с городских домов, гражданин Кадье. Бретань – редкой красоты край, тут множество старинных замков и родовых усадеб. А так же новостей о том, что очередного неосторожного республиканца нашли повешенным, расстрелянным или заколотым вилами прямо на лоне величественной природы.
Симон Кадье: - Однако вы так спокойно об этом рассуждаете, гражданин, - не удержавшись, отпустил шпильку Симон. – Не беспокойтесь за меня, мне случалось бывать в передрягах. Я буду осторожен, но работа есть работа. Настоящий патриот не боится трудностей. Он встряхнул в воздухе подписанный комиссаром документ, помогая чернилам скорее просохнуть. - И кстати вы заблуждаетесь в отношении интереса состоятельных людей к красотам вашего департамента. У меня уже есть доверенности от нескольких потенциальных покупателей, которые готовы расплатиться за свои приобретения немедленно. Вандейский мятеж… кажется, тут вы называете его как-то иначе, шуанерия, да?.. их ничуть не смущает. Жизнь продолжается, гражданин Рено. Кого-то убивают, кто-то лишается головы и привилегий, а кто-то на коне и чувствует себя хозяином жизни, вселяется в опустевшие дворцы и покровительствует искусствам. Да здравствует республика, комиссар!
Альбер Рено: Альбер и сам грешил порой изрядным цинизмом, - что и неудивительно, учитывая его образ жизни и причастность, прямо или косвенно, к сотрясающим страну в кровавых схватках переменам. Однако грубоватая ирония Кадье оставила гнусное послевкусие. Гражданин прав, жизнь продолжается, но на коне почему-то последнее время слишком много подлецов и стяжателей. Не желая выдавать своей внезапной неприязни, Рено отвел взгляд от лица Симона, от его такой многозначительной и красноречивой ухмылки знающего жизнь пройдохи, и принялся проглядывать содержимое папки, что принес посетитель. Мысль о Джудит пришла и не отпускала. Однажды он уже размышлял о том, что угроза продажи дома гражданки д'Арсон на торгах могла бы сделать молодую женщину сговорчивее. Но вот теперь, когда мимоходом задуманное грозилось превратиться в реальность, собственная идея уже не казалась Альберу такой привлекательной. Да и в чем, собственно, сговорчивее могла стать кузина его бывшего капитана? Говорили, что в начале революции она была республиканкой. И эти убеждения даже стоили ей брака. Потом все смыла кровь Жерве д'Арсона. Республиканские идеи отправились в корзину вместе с его головой. Что пришло им на смену? И чего собственно хочет он сам? Поквитаться через женщину с мужчиной? Намерение, которым вряд ли стоит гордиться. Или, наоборот, защитить, чтобы доказать Бернару Вильневу, что существует путь взаимных уступок даже между врагами. Рено не успел ответить себе на свои же мысленные вопросы. Зато он успел отыскать в списке собственность д'Арсонов, имя Жерве было многозначительно и жирно подчеркнуто, и это послужило комиссару поводом для вопросов, на этот раз не мысленных. - Казненные жирондисты на каком-то особом счету у вашей комиссии, гражданин Кадье?
Симон Кадье: - Это вы о чем? – удивился Симон. – А-аа, об д'Арсонах! Все куда банальнее. Один из потенциальных покупателей бывал у них когда-то еще до революции, и ему приглянулись дом и имение. Теперь, увидев все это в списках конфискованного, он… Только не говорите мне, что особняк сгорел, или местные власти умудрились устроить там музей революции, школу или конюшню. Мне будет необычайно огорчительно это услышать. Гражданин Кадье красноречиво пожал плечами. - Но даже в этом случае можно что-нибудь придумать. Сначала останки Мирабо вносят в Пантеон, потом вышвыривают вон… Все в мире так переменчиво. Вы меня понимаете, комиссар?
Альбер Рено: - Ни разу, - отрезал Рено. На коне, черт возьми, пока еще он, а не этот тип, который с изяществом опытного торгаша предлагает ему взятку за участие в каких-то сомнительных махинациях с собственностью республики. – Но не беспокойтесь, особняк в целости и сохранности. И разграблен не более, чем это обычно бывает, когда дом долго пустует. Однако я попрошу вас не усердствовать. Видите ли, гражданин Баррас ждет от меня переговоров с мятежниками и заключения перемирия. Одним из условий этого перемирия может стать необходимость возвращения ранее конфискованной собственности тем из «бывших», кто добровольно сложит оружие, или их родственникам. Тоже своего рода торги, гражданин Кадье. И ставки высоки.
Симон Кадье: Симон сжал губы. Комиссар похоже отказывается его понимать. Черт побери, это некстати. Неужели этому суровому типу неясно, что он потому и приехал в Бретань. Чтобы наложить лапу на имущество, которое, из-за этого никчемного перемирия, решено будет даром вернуть бывшим владельцам. Ведь то, что уже будет продано на момент заключения договора, не станет его частью. Или, наоборот, понял. И заботится о сохранности имений роялистов, с которыми воюет? Очень мило. - Гражданин депутат д'Арсон кончил свои дни на гильотине. Его жена, насколько мне известно, умерла в Консьержери. У них осталась единственная дочь. Неужели именно эта бедная сиротка возглавляет ваш мятеж? Голос Кадье сочился желчью. - Мне кажется, вы дуете на воду, гражданин Рено. Хотя когда-то обожглись на молоке. В глазах любого роялиста д'Арсоны были республиканцами, во время ваших переговоров с шуанами ни про них самих, ни про их собственность никто даже не вспомнит.
Альбер Рено: - Оставьте свои умозаключения при себе, гражданин Кадье, - поморщился Рено. Ощущение было такое, будто собеседник поймал его на чем-то постыдном. Хотя единственным желанием Альбера было не усложнять без нужды жизнь одинокой женщины, и без того непростую. Но желать людям добра, и правда, постыдно в наши дни. - И занимайтесь своими делами. А то я, чего доброго, решусь привлечь вас к грядущим переговорам. Как знатока текущего момента и психологии роялистов. «Или просто забуду выделить вам солдат в сопровождение, и тогда вы встретитесь с шуанами раньше, чем предполагаете». Однако низкопробная мстительность была не к лицу представителю революционной власти, а гражданин Кадье, как ни крути, соратник, и приехал исполнять поручение Комиссии, то есть государственной структуры, а не воровать столовое серебро в заброшенных особняках. Поэтому гражданин чрезвычайный уполномоченный призвал на помощь выдержку, и попрощался с гостем если и не до конца любезно, то по крайней мере не демонстрируя явную радость от его ухода. - Если вам понадобится помощь, обращайтесь. Или ко мне, или к гражданину Дюбуа. Это мэр Сен-Брие. Архивы, которые вас, может быть, заинтересуют, в основном в его распоряжении.
Симон Кадье: Симон Кадье прекрасно понял, что разговор окончен, и сейчас, в данный конкретный момент, не в его силах повернуть беседу в нужно ему русло. Что ж, в революции Кадье встречал разных людей, в конце концов, даже гражданин Робеспьер, заливший страну кровью, носил в народе прозвище «неподкупный». А гражданин чрезвычайный уполномоченный когда-то был ярым якобинцем. Отчего он не окончил свои дни вместе со своими вождями – отдельный вопрос, и ответ на него напрашивался сам собой. Комиссар Рено той же породы, что Баррас и Тальен, если он и предан кому-то или чему-то, то отнюдь не идеалам или долгу, а исключительно свей выгоде. Стоит только угадать, в чем гражданин усматривают свою выгоду, и дело сделано. Кажется, его не занимает возможность банального обогащения. Что ж, некоторые признают возможность власти, не подкрепленную финансами. Наверное комиссар как раз и таких… Продолжая рассуждать подобным образом, Кадье покинул комендатуру. И, избавив себя от необходимости искать особняк д’Арсонов в незнакомом городе самостоятельно, поймал извозчика. Сен-Брие был явно меньше Парижа (ничуть не удивительно, правда же), но и события грозных революционных лет потрепали столицу департамента куда меньше, чем другие, более неуступчивые и политически-активные города. Даже городской сбор, - неслыханное дело, - был открыт и туда, пусть и прижимаясь к стенам, проскальзывали прихожане. Жаль, что сейчас не термидор. Тогда можно было бы запросто отправить гражданина комиссара на гильотину за отсутствие должного революционного рвения в борьбе с пережитками прошлого. Но ныне иные времена… - Вот нужный вам дом, гражданин, - потрепанное ландо остановилась у знававшего лучшие времена, но все еще внушительного особняка. – Благодарю, любезный. Ждать меня не надо, - Симон легко спрыгнул на землю, расплатился, и отправился осматривать дом. Сначала снаружи. А затем и внутри. Дверь, к большому разочарованию незваного гостя, оказалась заперта. Проклятье, он совершенно не побеспокоился о ключах. Да и неизвестно, у кого они сейчас. Лезть в окно означало загубить сюртук, и Кадье решил не злоупотреблять подобного рода подвигами. Без всякой надежды постучав, он принялся озираться по сторонам в надежде дождаться патруля и обратиться к волонтерам за помощью. Вероятно, придется взламывать дверь.
Джудит д'Арсон: Наконец, когда беспокойные и недобрые события последних дней нехотя отступили, как уставший и налаявшийся до хрипоты пес, Джудит и Мари занялись обустройством дома. Вернее, только самой небольшой его части, а именно - гостиной. Сначала они старательно очистили ее, освободив от залежалого мусора - битых черепков, фарфоровых осколков, мелких обломков мебели. Протерли и вымыли все, до чего касались чужие злые руки. А потом со всего дома стали приносить сохранившиеся кусочки домашнего уюта. Нашлась уцелевшая ваза с нарисованными яркими канарейками, два бронзовых канделябра, на которых даже кое-где сохранились хрустальные капельки-подвески, изящные каминные часы, которые терпеливо держал в руках бронзовый ангел с кротким лицом, и хотя они давно остановились, Джудит уверенно поставила их на каминную полку. А потом, как в детстве, с удовольствием провела кончиками пaльцев по крутому изгибу райских крыльев. Круглый столик красного дерева, украшенный изящной резьбой пришелся тоже кстати. Мари даже отыскала обитую темным узорчатым бархатом подставку для ног и пристроила ее у камина, рядом с принесенными из библиотеки двумя креслами. Джудит осмотрелась - конечно, от былой роскоши не осталось даже и слабой тени, зато гостиная заметно посветлела лицом. - Мари, я поднимусь в библиотеку, получше посмотрю что там, - сказала Джудит служанке, рьяно натирающей бронзовый канделябр. Совершенно позабывшие о том, что с ними такое можно делать, хрустальные капли испуганно и плаксиво звякали в такт движениям работящей прислуги. Мари, оторвавшись от занятия, повернулась к молодой женщине. - А что там? Что и везде - разбросано и поломано, что не растащено гражданами, - ворчливо ответила она и уже громче добавила, - Холодно там, шаль возьмите, мадемуазель. Джудит послушно накинула теплую синюю шаль, которая мягко обхватила ее плечи и поднялась в библиотеку. По счастью, книги незваных гостей интересовали мало, а может те просто торопились, поэтому книжные шкафы были почти не тронуты. А вот с кабинетом, в котором Жерве д'Арсон хранил свои бумаги, не церемонились - одна дверца была оторвана вовсе, а содержимое ящичков безжалостно разбросано по полу. Отставив отломанную резную дверцу в сторону, Джудит начала поднимать ящички самых разных размеров и вставлять их в свои гнезда, заодно собирая и листы, сплошь испещренные отцовским почерком. Она нередко и с удовольствием помогала ему с бумагами, ловко сортируя их и раскладывая по своим отделениям. Еще в той, прошлой жизни, навсегда отсеченной опьяневшей от вкуса крови гильотиной. Джудит собрала все - письма, записки, документы и стала споро возвращать их на свои места. Осталась одна небольшая связка писем, перетянутая шелковой лентой. Письма матери, написанные мужу в те дни, когда он покидал их, нередко уезжая в Париж. Она позже почитает, сейчас и так слишком много теней из прошлого обступило ее, молчаливо и скорбно застыв рядом. Джудит подошла к окну. Декабрьская серость вязко прилипла к стеклу, пытаясь украдкой просочиться внутрь. Голубые глаза молодой женщины холодно встретили хмурое застеколье, затем она резко повернулась и вышла из библиотеки, не забыв захватить письма. Еще на ступеньках она услышала громкий стук в дверь. Внизу уже стояла Мари, молчаливо и тревожно всматриваясь в дверь, как в лицо нежданного ночного гонца, боясь услышать дурные вести. - Мари, открой, - Джудит поправила на плечах шаль и отвела выбившуюся прядь кудрявых волос, пока служанка справлялась с засовом, - Это, наверное, Ортанс. - Впрочем, она прекрасно помнила как стучит юная воспитанная девушка - аккуратно и спокойно. Этот стук был настойчив и требователен. Ортанс никогда так не стучала.
Симон Кадье: Дверь распахнулась в тот момент, когда Кадье совершенно этого не ожидал. Бездомные? Мародеры? Рука мужчины невольно взметнулась в предостерегающем жесте, и он запоздало пожалел о том, что заручился поддержкой гражданина комиссара в отношении охраны только на время своих загородных поездок. Беспокойство Симона, однако, оказалось беспочвенным и даже смешным, - на пороге стояла всего лишь женщина, по всей видимости, служанка. Есть в любой прислуге что-то этакое, узнаваемое. - Вы что же, живете тут, гражданка? – позволил себе удивление незваный гость. – По моим сведениям этот дом – государственная собственность. Кадье бросил заинтересованный взгляд через плечо Мари в полумрак прихожей. Так-так, еще одна женщина. Много моложе, что в любой ситуации приятное дополнение к происходящему. Если первая – «служанка», то кто вторая? Сходу не разглядеть. - Позвольте пройти, - не попросил, но распорядился он, вооруженный сразу несколькими мандатами, в том числе и тем, что подписал гражданин Рено. Пока никто не спрашивал Симона о документах, но это ведь пока. – Я произвожу опись имущества.
Джудит д'Арсон: Так скоро. Впрочем, Джудит уже поняла, что беды не умеют ходить прогулочным шагом, они бегают стремглав, стараясь обогнать друг друга, как непослушные взбалмошные дети. Только вчера вечером они обсуждали с Мари, что им делать, если придется уходить из дома, прикидывая, с чего начать хлопоты. Джудит полагала, что пока в этих краях неспокойно, покупатели найдутся не столь быстро. Впрочем, судя по всему, заинтересованные люди есть. Война войной, а торговля своим чередом. Господи, но так скоро... Джудит быстро и внимательно взглянула на оценщика. У него все выглядело дорогим - и бордовый сюртук, и прекрасного качества сорочка, даже шейный платок был повязан с показной небрежностью, говорящей о несомненной продуманности внешнего вида. Будто тщательность, с которой была подобрана одежда, старалась искупить явную леность природы, позволившую себе наспех и небрежно вылепить эти крупные черты лица. Джудит, стоящая в некотором отдалении от дверей и чуть прикрытая полупрозрачной серой тенью, едва заметно усмехнулась - оказывается, производить опись имущества в наше время весьма выгодное занятие. Как-то некстати ей вспомнились хищные животные, точнее, один их вид. Падальщики. Впрочем, она тут же устыдила себя за подобные мысли. Ни к чему изливать свою горечь на человека, пришедшего выполнять свои обязанности. Молодая женщина выступила в круг падающего из дверей света и ровно ответила. - Мое имя Джудит д'Арсон, я бывшая владелица этого дома. Нам позволено здесь жить, пока не найдется покупатель. - Впрочем, тут-же уточнила, - Разрешил комиссар Рено. - И, не отводя взгляда, поинтересовалась. - Вы позволите взглянуть на ваши документы, гражданин?
Симон Кадье: - А вы – на ваши, - парировал Симон, внезапно мысленно развеселившись. Так вот почему гражданин чрезвычайный уполномоченный проявил столь неожиданный интерес к судьбе этого особняка. Может, он и не печется обо всех роялистах, но об этой конкретной гражданке – безусловно. Раз «разрешил». Хотя двум женщинам для счастья хватило бы не большого съемного угла. Кадье был человеком, чуждым жалости. Он прекрасно представлял себе судьбу Джудит д’Арсон, благо, оценщик предусмотрительно навел справки на счет того, кто в принципе может претендовать на интересующее его имущество. Отец казнен, мать умерла в тюрьме, ну так и что с того. Многие женщины оказались в подобной ситуации, выкручиваются, как могут, но в основном одинаково. Симон вспомнил светских львиц нового, омытого кровью Парижа. Среди них в основном аристократки, как ни парадоксально. Простолюдинкам, даже хорошеньким, просто не привили в детстве должного лоска, поэтому блистать они не приучены. Среди любовниц гражданина Барраса, например, Кадье не смог припомнить ни одной дамы из бывшего третьего сословия. Так вот, говоря о любовницах, стоящая пред ним женщина еще достаточно молода и все еще очень хороша, поэтому коли она желает однажды снова жить в особняке, путь уже проторен ее более разумными товарками. Взгляд, которым гражданин Кадье измерил Джудит, стал таким же оценивающим, какие он обычно бросал на добротную мебель или старую дорогую картину. Вполне возможно, что покупатель будет не прочь оставить себе и этот предмет обстановки тоже. Он потянулся за своим мандатом, но не спешил отдать его в руки гражданки, ожидая, что и она сама документально подтвердит, что именно д’Арсон. А вдруг и правда самозванка, и он напрасно приценяется к тому, что и вовсе можно взять даром.
Джудит д'Арсон: Джудит была вынуждена признать, что в его словах был резон. Судя по тому, как он выглядит и самоуверенно держится, у него есть право на оценку дома. А у нее нет права даже находиться сейчас здесь, в стенах родового имения д'Арсонов. Если только не считать устного разрешения комиссара Рено. Джудит молча повернулась и направилась в свою комнату, теперь уже бывшую свою. По пути она невольно повела плечами, будто стряхивая с себя что-то приставшее. Взгляд какой у него неприятный - бесцеремонный и липкий. Впрочем, гражданин оценщик, видимо, уже привык разглядывать таким образом все, что попадается ему на глаза, словно примеряясь к покупке. Наверное, прежде чем съесть поданную теплую булочку, он прикинет, сколько такая булочка может стоить в другом департаменте, где в этом году случился неурожай зерна из-за засухи. Господи, о чем она думает. Ей нет никакого дела до скользких взглядов чужого человека. Оценит и уйдет. Впрочем, не стоит также думать о том, чтобы сделал с таким невежей ее отец, Жерве д'Арсон, будь он жив. Будь он жив ... Но его нет, а значит нужно рассчитывать только на себя. Вскоре Джудит снова стояла перед нежданным и неприятным гостем, развернув перед его лицом документ и не выпуская его из рук, удостоверяющим, что она Джудит д'Арсон, дочь Жерве д'Арсона и Аделаиды де Вердо-д'Арсон. Маленький подбородок ее вдруг затвердел, а глаза стали холодно-голубыми. В таких случаях Мари всегда вздыхала "на отца-то как похожа". - Здесь не получилось бы стать самозванкой, гражданин. Семью д'Арсонов помнят еще многие - начиная с отца Антуана и заканчивая молочницей Мартой. Разрешите все же взглянуть на ваш мандат. - Сухо заметила Джудит.
Симон Кадье: - Глядите, гражданка, - развернул свои полномочия Симон. Слова модой женщины и все ее поведение продолжали забавлять парижского оценщика, потому что на самом деле не было никого значения, что помнят священник и молочница. Новая власть уже наложила лапу на этот дом, и возвращение собственности прошлым владельцам возможно только под угрозой жизни. Разумеется, бесполезно этой высокомерной красотке угрожать лично гражданину Кадье. Скорее роялисты, обосновавшиеся в Бретани, угрожают всей республике. И республика, с огромной неохотой, готова пойти на уступки. Но пока республика не спешит, мы поторопимся… - Все в порядке? Все печати и подписи на месте? – с трудом сдержав ухмылку, поинтересовался гость. – А теперь позвольте все же пройти, на улице, знаете ли, зима… Отодвинув плечом Мари, - со старухой Симон и вовсе не намерен был церемониться, - он оказался в прихожей рядом сДжудит. - Раз вы бывшая хозяйка дома, тем лучше. Облегчите мне труд, покажите сами, что тут к чему. У Кадье не было особого желания вникать в перипетии прошлой жизни д’Арсонов, но то, что он не так давно рассказывал Рено, внезапно показалось Симону особенно двусмысленным. Ведь этот дом явно хочет приобрести кто-то из прошлых знакомых, может быть даже друзей бывшего депутата. Что ж, поделом покойнику, не стоило якшаться с сомнительными личностями, глядишь и монархия была бы цела, и голова на плечах, и дочери не пришлось бы побираться.
Джудит д'Арсон: Джудит и не сомневалась, что с мандатами, печатями и подписями у гражданина, как следовало из документов - Кадье, было все в порядке. Просто не хотелось сразу впускать его в свой дом, пусть даже бывший. Ни ладно скроенный сюртук, ни ловко повязанный шейный платок, ни яркая белизна рубашки не могли ни сгладить, ни скрыть, ни отбелить его сути - плебейства. Свобода, равенство и братство. Один эти слова придумал, другие написали их на фасаде мэрии Парижа, третьи проливают за них кровь - свою и чужую, чужую, конечно, охотнее, а граждане-кадье, пользуясь всеобщей занятостью, ловко извлекают материальную выгоду из одного, другого и третьего. И судя по внешнему виду - вполне в этом преуспевают и очень уверенно себя чувствуют, судя по манерам. Джудит коротко взглянула на покачнувшуюся от неожиданности Мари. Им нет никакого дела до пробелов в воспитании этого гражданина. Пусть идет и осматривает все, что ему нужно, тем более каждый его шаг заверен печатью, а каждый оценивающий взгляд одобрен мандатом с подписью. Им с Мари сейчас есть чем о чем подумать и чем заняться. Сначала нужно навестить отца Антуана - не подскажет ли он, у кого можно снять комнату на первое время. Обязательно посоветоваться с Ортанс и нанести визит мэру. Но сначала дождаться, когда их покинет гражданин оценщик, который оказался настолько слаб и немощен, что потребовал от Джудит помощи в его непосильном труде, причем встав так близко, что она щекой почувствовала его дыхание. Молодая женщина спокойно отошла в сторону и прохладно заметила. - Хозяйка я, действительно, бывшая, как вы верно заметили и, к сожалению, не могу оказать вам должного гостеприимства. Поверьте, мне очень жаль. Извольте осмотреть все сами.
Симон Кадье: - Отчего же? – удивился Кадье. – Вам все равно, что теперь станет с домом, некогда бывшим вашим? Вам даже не хочется знать, как проходит процедура торгов? Симону приходилось встречать «прошлых владельцев» и ранее, далеко не все они вели себя столь безучастно. Людям свойственно цепляться за то, что им дорого. Иногда даже вопреки здравому смыслу и пониманию того, что сражение проиграно еще до того, как начато. - К тому же мне весьма любопытно было бы узнать, где в этот доме ранее стояла ваша собственная статуя, - усмехнулся Кадье. Пожалуй, он переоценил дочь бывшего депутата, карьера дорогой куртизанки ей не по плечу, красавице не хватает жизнелюбия, того огня, что вызывает в мужчинах ответное горение. Но как случайное приключение… Что ж, может быть. В провинции нужно себя как-то развлекать. - Знаете, у меня уже есть покупатель на все это. - Симон уверенной поступью человека, «имеющего право», двинулся в глубину дома. Внутри многое обветшало и видно, что сюда тоже заглядывали мародеры, но в общем обстановка терпимая. Хорошая уборка, новая мебель. Быть может, новая хозяйка, прелестная и кокетливая. Жилищу не так уж много надо, чтобы вновь стать жилым. – Он попросил меня.. в качестве личного одолжения… высказать свое мнение на счет того, стоит ли затевать покупку этого особняка. Я подумал, вы могли бы дать мне… какой-нибудь дельный совет.
Джудит д'Арсон: Джудит медленно шла по гостиной, на ходу слушая оценщика. Глаза перебегали с одного знакомого предмета на другой, которые они только вчера собирали с Мари со всего дома. Старые кресла, столик, каминные часы. Все это тоже нужно отдать, до последней мелочи, в чужие равнодушные руки. Господи, и жить им пока негде. А гражданин Кадье все говорил про предстоящие торги как про решенное дело. Или нет? Она вдруг резко повернулась к нему. Совет? Ах, не ошибиться бы с ответом. Ведь можно попытаться хотя бы оттянуть торги и выиграть время. А там кто знает ... - Моя статуя? - Кокетливо и легко рассмеялась Джудит и подошла чуть ближе к мужчине, - Вы мне льстите, гражданин. Но если бы и была таковая, то она стояла бы, - Джудит чуть помедлила, будто раздумывая с ответом и плавно поправляя сползшую с плечей шаль. - Я думаю, в моей спальне. Не в библиотеке же ей стоять среди скучных книг, - Она чуть понизила голос, придав ему бархатистость. - Это было бы слишком фривольно. Взглянув смеющимися глазами на мужчину, Джудит легко скользнула к креслам у камина и показала на одно из них. - Прошу вас. На улице холодно и теплое вино будет весьма кстати. - Кивнула понятливой служанке и мягко опустилась в одно из кресел, - Извините, что заставили вас ждать в дверях, но вы понимаете - сейчас такие страшные времена. - Руки бывшей хозяйки дома плавно двигались, сопровождая каждое слово. - Женщине сейчас одной так непросто, вы же понимаете, - она чуть подалась вперед, испуганно всматриваясь в лицо мужчины чуть потемневшими глазами. Затем взяла бокал с вином у вернувшейся служанки и сделала небольшой глоток. - Ах, гражданин Калье, какой дельный совет может дать женщина, оказавшаяся в подобных обстоятельствах? - Она снова пригубила вино и щеки ее тронул нежный румянец. Она чуть приподняла бокал, держа его тонкими пальцами и откровенно полюбовалась вишневым густым цветом. И вдруг вскинула синие глаза, чуть подернувшиеся влагой. - Если покупатель прислушивается к вашему мнению, то что может повлиять на него? - Мягко спросила Джудит, с надеждой вглядываясь в лицо оценщика.
Симон Кадье: Всегда чрезвычайно занятно наблюдать быстрое и полное преображение человека. Именно это сейчас происходило с Джудит д’Арсон. И виной тому, как резонно предположил сам Кадье, а затем своим вопросом подтвердила и молодая женщина, были слова об уже существующем покупателе, претендующем на этот старый дом. Что ж, дочь бывшего депутата от природы не глупа, и, кажется, сходу уяснила тот смысл, что сам Симон вложил в свою обмолвку. «Ты совершено правильно все поняла, дорогуша, продадут твой дом, или нет, сейчас зависит от меня…» Даже если вся внезапно прорезавшаяся в гражданке живость и ее откровенное кокетство были игрой, такая игра Кадье была куда более по душе, чем недавнее высокомерие «бывшей» аристократки. С последним люди, вроде него, привыкли разбираться быстро и кардинально, голову на пику, труп на поругание. Любезность, пусть и вынужденная – совсем другое дело. С удовольствием устроившись в предложенном кресле, гость тоже взял бокал вина, принесенный служанкой. Та, в отличие от хозяйки, то ли не научилась еще так хорошо притворяться, то ли просто не поняла, зачем. Но служанка, как водится, не в счет. - Если мы говорим о мнении, то совершенно очевидно, что на него напрямую влияет ситуация в департаменте. Гражданин Рено сегодня весьма красноречиво живописал мне все трудности военного положения, опасную активность партизан и возможность того, что некоторым бывшим вернут их имущество в качестве жеста доброй воли, если будет подписано перемирие между правительством и инсургентами. Нет ничего скучнее разговоров о политике, но даже они делаются занимательны, когда за вами неотрывно следит полный надежды женский взгляд. - Я могу напугать своего покупателя, и он, вполне вероятно, решит не рисковать сбережениями, я могу, наоборот, сообщить ему, что все это восстание – пустяки, и тогда сделка будет немедленно совершена. Я могу просто «не спешить», ожидая обещанного гражданином Рено перемирия, и тогда ваш дом просто престанет быть объектом торгов, он, вероятно, вернется к вам бесплатно и на законном основании. Ваше здоровье, Джудит.
Джудит д'Арсон: Джудит сейчас даже не нужно было притворяться - приятное удивление было столь велико, что вполне могло сравниться с восторгом мореплавателей, сбившихся в жестокий шторм с курса и теперь после после изнуряющего ожидания увидевших, наконец, узкую полоску земли вдали и боящихся поверить в призрачную надежду. - Вы воистину добрый вестник, гражданин Кадье, - мягко всплеснула руками благодарная слушательница и вновь изящно поправила синюю шаль, так шедшую к ее глазам, которые теперь вполне могли соперничать с ней по яркости. - Мари, что ты стоишь, вина еще гражданину Кадье. - И когда служанка торопливо подхватила бокалы и ушла, Джудит виновато улыбнулась, - Она не слишком расторопна и приветлива, но зато надежна и умеет себя правильно вести. А это сейчас ценное качество, вы согласны со мной? Действительно, первая по настоящему отличная новость. Правительство готово к перемирию и компромиссу. Уже это хорошо само по себе, а возможность вернуть хоть часть имущества, а главное, дом - вполне весомый аргумент. Значит, в любом случае возможны переговоры, любопытно. Но об этом потом, а сейчас ... - Ах, я решительно не разбираюсь в политике и слышать больше про нее не желаю. От нее одни беды, - Джудит испуганно коснулась тонкими пальцами зарумянившихся от вина скул. Затем вновь тепло взглянула на гостя и предложила принесенное молчаливой Мари вино, - Есть куда более приятные темы для разговора, гражданин Кадье. - На лице Джудит теперь появился живейший нтерес, который она не забыла приправить налетом смущения, - В торговых делах мужчины разбираются куда лучше нас и все же, даже мне кажется, что рисковать сбережениями было бы опрометчиво, гражданин Кадье. Мне думается "не спешить" было бы самым разумным решением, - И молодая женщина неторопливо поднесла бокал к губам.
Симон Кадье: - Коммерция – всегда немного авантюра, гражданка, - покровительственно улыбнулся Симон. - Не спешить – значит, не проиграть. Но и не выиграть. Как только закончится война, цены на недвижимость вырастут. И пристойный дом, вроде этого, уже не удастся приобрести за бесценок. Видите, сделать верный выбор непросто. Иногда надо уметь рисковать, жертвовать… Вино было недурным, и на Кадье, так и не успевшего пока еще озадачиться обедом, быстро накатил кураж легкого подпития. Но одного бокала явно было недостаточно для того, чтобы гражданин потерял голову. Впрочем, как и двух. Природа наделила Симона крепким телосложением, и пьянел он медленно. Тем более от вина. А вот наглел – куда быстрее. А потому заметно подался вперед, пожирая свою собеседницу взглядом. - Здраво оценивать перспективы… Например сейчас я понимаю, что моя неспешность целиком и полностью будет зависеть от вас, Джудит. Я полагал управиться за несколько дней, - что мне делать в такой дыре, как Сен-Брие? Но, как оказалось… В провинции много интересного… И даже захватывающего… Кадье пододвинулся еще ближе, нагнулся, чтобы поставить недопитый бокал на столик. А освободившуюся руку мимоходом опустить на колено молодой женщины, надежно укрытое плотным ворохом юбок, непростительно простых и темных. С модой в Бретани как-то не сложилось. Но может у гражданки сохранились какие-то дореволюционные платья? Было бы недурно взглянуть на нее в чем-то более фривольном, чем эти полукрестьянские тряпки.
Джудит д'Арсон: Пока гражданин оценщик, весьма довольный своим умом и чужим вином, снисходительно преподавал Джудит азы коммерции, она не сводила с него внимательного синего взгляда и когда он поворачивался в ее сторону, охотно кивала головой. - Как вы разумно и просто говорите о таких важных вещах, - Джудит уважительно взглянула на мужчину, медленно повторяя слова, будто пробуя их на вкус, - Не спешить - это не проиграть, впрочем и не выиграть. И выбор бывает так трудно сделать, это несомненно. И торопиться не нужно, а то не сразу поймешь - где выиграть, где проиграть. И вдруг он так быстро подался вперед, что Джудит стоило немалых усилий не отпрянуть сразу от ставшего похотливым и жадным взгляда, откровенно оценивающим женское лицо. - Зависит от меня? - попыталась удивиться Джудит, растерянно улыбнувшись, - Право, я не совсем понимаю ... Дальше не понимать стало уже вовсе невозможно. Крупная мужская ладонь по хозяйски небрежно легла ей на колено. Скулы Джудит окрасил яркий румянец. Она подняла взгляд голубых глаз и вдруг ... - Ах, гражданин, простите мне мою неловкость, - Джудит вскочила с места, пытаясь отряхнуть платье, на которое по неосторожности уронила недопитый бокал, удивительным образом упавший именно на ладонь мужчины, так уверенно расположившуюся на ее платье.
Симон Кадье: - Пустое, Джудит, пустое, - усмехнулся Симон, совершенно не огорченный пролитым вином. Алые капли на пальцах чем-то напоминали кровь, и Кадье неторопливо вытер руку платком: на его руках уже и так достаточно крови, впрочем, как и остальных вершителей революции. Рефлектировать этот человек попросту не умел, а ситуация в целом выглядела замечательно. Он и сам не мог бы придумать для гражданки д’Арсон лучшего повода обновить наряд. - Если не заняться чисткой вашего платья немедленно, боюсь, оно будет погублено безвозвратно, - с видом знатока сообщил он трагически заметавшейся у камина Джудит. – Так что вашей служанке найдется работа на целый вечер. «И она не станет мешаться под ногами». Вам нужно немедленно переодеться, - посоветовал Симон, поднимаясь с кресла. – А я сгораю от нетерпения помочь вам в этом, - заключил он хрипло. Останавливая женскую пантомиму «о боже, я такая неловкая» одним властным движением. Все очень просто, одну руку на талию, вторую на плечо, и хватит уже сожалеть о платье. Будешь умницей, получишь дюжину новых.
Джудит д'Арсон: Напрасно было рассчитывать на возможность потянуть время, чтобы отсрочить продажу дома. С такими как Кадье невозможно играть в кокетство и слабость - такие эфемерные игры только подстегивают желание распоряжаться тем, что показалось вдруг доступным. Ему хочется использовать с выгодой все то, что понравилось взгляду и чем можно завладеть без особого риска - домом, землей, женщиной. И ждать он не намерен, во всяком случае сейчас. Джудит довелось испытать многое в своей, не слишком длинной, жизни, но с таким откровенным бесстыдством - впервые. Ничем не сдерживаемая похотливость была во всем - в усмешке, в появившейся хрипотце и в этих руках, без малейшего колебания расположившихся на ее талии и плече по праву властного хозяина. Сначала гнев начал назойливо стучать в висках, заставляя дыхание и сердце сбиваться с привычного ритма, а затем неудержимо стал растекаться по всему телу, добираясь до кончиков пальцев.Он обжигал, он настаивал, он требовал. Джудит резко толкнула мужчину в грудь, отчаянно пытаясь вырваться, а потом гнев уже сам поднял ее руку, точно угадав желание - ударить, на сколько хватит сил, по этому довольному и предвкушающему лицу.
Симон Кадье: Пощечиной можно остановить джентльмена, благородного человека. К этой категории мужчин Кадье никоим образом не относился. Сопротивление Джудит, мгновение назад казавшейся такой доступной, все понимающей и готовой к тому приятному торгу, когда женщина предлагает себя мужчине, а мужчина избавляет женщину от всех прочих житейских забот, взбесило Симона. Бог знает что он готов был сейчас сотворить с некстати непокорной гражданкой, но тихий возглас за спиной остановил Кадье. Служанка! Будь проклята эта старая кляча. Две женщины – это совсем не то, что одна женщина. Вторая может кинуться звать на помощь, или, что еще неприятнее, без всяких криков, упреков и угроз садануть ножом или крюком для чистки камина. Гражданин оценщик был не готов рисковать сейчас. Случай еще представится, он лично позаботится о том, чтобы случай еще представился. - Ты еще пожалеешь об этом, - прорычал Симон, чувствуя на губах неприятный привкус крови. «Бывшая» недотрога умудрилась разбить ему физиономию. – Вы обе… об этом пожалеете! Оттолкнув несостоявшуюся добычу и на ходу опрокинув столик, - решительно в этой битве полов больше всего пострадали бокалы, теперь и второму из них суждено было превратиться в смешанные с кровавым вином осколки, - незваный гость, не солоно хлебавши, бросился в прихожую. Оглушительным хлопком двери ознаменовав, что поле боя на этот раз осталось за женщинами.
Джудит д'Арсон: После грозы всегда становится как-то оглушительно тихо и только тугие дождевые капли, медленно стекающие по листьям, напоминают о только что сотрясающих небо гулких раскатах. Так и сейчас, на гостиную опустилось полное безмолвие и только хрустальные капли в бронзовых канделябрах плаксиво звякнули вслед громыхнувшей входной двери, но тут же, испугавшись своей смелости, поспешно смолкли. - Мари, - заметила Джудит, разглядывая свою порозовевшую и ставшую очень горячей ладонь, - Я совершенно не умею вести дела. - Верная служанка только вздохнула, а потом, молча переживая случившееся, они стали снова наводить порядок в частично порушенной гостиной. Впрочем, это отняло не так много времени и вскоре столик, как и кресла, стояли на своих местах, ангел, крепко державший остановившиеся часы, все так же кротко взирал с каминной полки, а канделябры равнодушно отсвечивали начищенной бронзой. Джудит подошла к каминной полке и взглянула на лежавший у самой стены небольшой нож, еще из отцовской коллекции, от которой, впрочем, мало что осталось, но этот чудом сохранившийся нож она хорошо помнила с детства. С узким, чуть изогнутым лезвием, служившим, видимо, парой к мечу, он матово поблескивал гладкой рукояткой из слоновой кости. Джудит провела ладонью по ее отполированной до блеска бежевой поверхности. Теплый, как всегда. Казалось, будто его только что сжимали чьи-то сильные пальцы. Молодая женщина отвела взгляд. - Мари, я наверх, переоденусь. Платье действительно испорчено, - заметила Джудит, разглядывая потемневший и влажный подол. Она переоденется, а потом будет думать, кому первому ей нанести визит - мэру или комиссару. Судя по тому, как обошелся с дверью гражданин оценщик и его обещанию о том, они пожалеют, надежды у нее почти нет ни в одном, ни в другом случае, но и сидеть она тоже не намерена. К тому же нужно было проверить любопытные сведения насчет готовности к компромиссу нынешнего правительства. Джудит поднялась к себе в комнату и открыла шкаф, придирчиво разглядывая платья, оставшиеся еще с прежних времен. В последнее время она привыкла носить вещи темных тонов из плотной ткани, став с некоторых пор весьма осторожной и не желая привлекать к себе излишнего внимания. Но раньше у нее, единственной дочери Жерве д'Арсона, таких невзрачных платьев не было. Голубые глаза задумчиво пробежали по своим нарядам из прошлой жизни. И остановились на одном - темно синем платье в стиле "англез", состоявшем из двух частей, верхняя из которых плотно облегала фигуру, оставляя открытым перед нижнего платья. А глубокое декольте она прикроет нагрудной косынкой. Джудит неожиданно увлеклась, подгоняя платье по фигуре - затягивая потуже шнуровку, расправляя тонкие кружева, выглядывающие из рукавов и красивыми складками располагая шелковый нагрудный платок. На некоторое время даже вдруг забылись беды, которые на правах закадычных подруг теперь частенько ее сопровождали. Все-таки иногда полезно одевать старые платья.
Джудит д'Арсон: Мари не узнавала свою хозяйку. Всегда обычно такая сдержанная, спокойная, вежливая мадмуазель носилась по дому, как заведенная с самого утра. Старая женщина не знала, что и думать. «Лучше уж бы поплакала», - причитала про себя верная служанка. События прошлого вечера не шли из головы доброй женщины. Ох, тяжко молодой девушке без крепкого мужского плеча. Ох, как несладко. То ли еще будет! Старушка перекрестилась, вспоминая масляный взгляд вчерашнего визитера. Эх, была б она помоложе, выставила бы молодчика взашей, но ныне кости скрипят, что твоя оглобля. Старуха с тяжелым вздохом бухнула чайник на огонь и принялась за обед. - Вот и молоко скисло, - огорченно пробурчала Мари. Все не Слава Богу! Молоки киснет. Мадмуазель ходит, будто вожжа ей под хвост попала. Глаза горят словно угли. Нездоровый такой блеск. Покачала головой Мари. Ох, выдать бы девочку замуж за доброго человека. Тогда бы такие, как вчерашний хлыщ за милю не подошли. Только где их взять – добрых-то? Один был – да все по лесам скачет. Все воюет - вояка. Мари нахмурила брови. Англичанин был. Славный такой. Шутки шутил, да какой из него прок-то? Старушка плюнула в сердцах. Одним словом англичанин, прости Господи. Кожура картошки тонюсенькой ленточкой проворно падала из-под ножа кухарки. Мари даже не смотрела на картофелину, перебирая возможных претендентов в своей старой седой голове. Вот еще есть комиссар Рено. Нож на мгновение застыл, а затем служанка заработала им с еще большим усердием. «Свят, свят, свят», - тут же одернула себя Мари и испуганно покосилась на мадмуазель Джудит, стремительно вошедшую в кухню. - Что тебе, голубка моя? Скоро обед будет. Кофе налить тебе? Молоко, правда, скисло. Джудит озабоченно прошлась по кухне, сложив руки на груди, словно и не слышала вопроса своей милой кухарки. На лице проступала прозрачная бледность, отчего синие глаза казались еще больше. Правда, в глазах этих светилась незнакомая Мари решительность. И еще что-то. Старая женщина не разобрала, но вид любимой мадемуазель ей совсем был не по душе. - Да поплачьте вы! – в сердцах воскликнула служанка, бросив нож. Картофелина бултыхнулась в таз, забрызгав белоснежный фартук Мари. - Поплакать? – молодая женщина словно очнулась от тяжких дум и кинула на кухарку изумленный взгляд. – Поплакать? Поплакать?! – когда Джудит повторила в третий раз, Мари поняла, что разбудила бурю. Слыханное ли дело? И это ее милая госпожа д‘Арсон? - Хватит! Дудки! Как же! – девушка решительно повязал передник, схватила нож, кочан капусты и принялась усердно орудовать ножом. Стало легче, но ненамного. - Да, чтоб мне сдохнуть, если еще хоть кто-нибудь, где-нибудь увидит меня в слезах. Ах, будь она неладна, болит! - она дернула правой рукой. Той самой, которая вчера залепила увесистую оплеуху гражданину Кадье. Джудит до сих пор чувствовала на ладони запах республиканской прыти. Капуста разлеталась по столу. Мадемуазель д‘Арсон пыталась себя успокоить, но из этого мало что получалось. Стоило ей вспомнить вчерашнюю сцену, как ее снова бросало в дрожь. Немаленькая уже. Джудит отлично понимала, что такие, как Кадье обид не прощают. Тем более от «бывших». Насмотрелась в Консьержери. Забудет нескоро. Джудит устало коснулась ладонью разгоряченного лба. - Господи, ну когда же это все кончится? – воскликнула она, разговаривая сама с собой. Нож стремительно истончал пухлый кочан. – Бьешься! Бьешься! Расточаешь улыбки! Вежливость! Доброжелательность! Пытаешься показать, что мне дела нет до всей этой! Всего этого! До Франции! До республики их! С кокардами! Ан нет! Понабежали, как тараканы! Одному - братец мой покоя не дает! Другой - под юбку лезет! Да, что ж им неймется всем! Хочется быть обычной слабой женщиной! Вышивать, пить чай и не думать, что случайная фраза может внезапно лишить меня удовольствия носить любимые воротнички! «Ох, Пресвятая Богородица! Ишь, как девку-то захолонуло! » - всплеснула руками испуганная старушка, наблюдая, как остервенело Джудит стучит ножом.
полная версия страницы